One more time... last time

– Вот так, значит… Трэвис стоял у окна, наблюдая за ночным небом. Дело шло к утру, но еще не светлело – по небу то и дело проносились тучи, фантом Амфитриты нырял в них и снова показывался на поверхности. День обещал быть пасмурным. Наира ожидала, что Трэвис взорвется от ее слов о необходимости и неизбежности расставания. Возмутится, выкажет обиду, обвинит в измене. Но ответом ей стало молчание. Прошли долгие пять минут, прежде чем он наконец заговорил. – Ты всё-таки смогла перешагнуть через Хавьера. Ну что ж, – он усмехнулся, – в самом деле, зачем так долго хранить в себе ошибки прошлого. – Ты всё сводишь к одной-единственной причине. Я понимаю, куда ты клонишь, но дело не в Кирилле. И он для меня совсем не то, чем был Хавьер. Трэвис рассмеялся. – Моя дорогая Наира, я никогда не претендовал на лавры бога любви. Олицетворять ее больше престало женщине. Но законы отношений я познал не меньше, чем ты. Мужчина охладевает, когда уже достаточно изучил женщину. Только потом он находит себе другую. Понятие о «разлучнице» я всегда считал дешевым оправданием. А вот женщина сначала встречает другого мужчину и только потом – охладевает к прежнему избраннику. – Выходит, раз ты всё еще не охладел ко мне, то меня так до конца и не изучил? – невольно вырвалось у Наиры. Напрасно. Ненужные слова, ненужный вопрос. Но инерция прошлого давала о себе знать. Упоминание об изменах кольнуло болью. Застарелой, но еще ощутимой. И, судя по улыбке, мелькнувшей на губах Трэвиса, он это понял. И сейчас зацепится за это. Так оно и случилось. – Да, Наира, ты продолжаешь оставаться для меня загадкой. Вот уже сколько веков. Ты смогла удивить меня сегодня, не стану отрицать. Именно поэтому наши отношения далеко не исчерпаны. Манипулятор, искусный манипулятор. Где-то лесть, где-то умение заинтриговать, увлечь, а где-то – и угроза. Угроза не жизни, но тому небольшому счастью, что еще оставалось у них. Оставалось ли? Для Трэвиса – возможно. Но не для Наиры. Уже не для нее. И важно, чтобы он понял, откуда исходит ее желание расстаться. Наира не могла передать ему всю ту гамму чувств, которую испытала сегодня. Она утратила это умение, как и многие другие дары Изначальных. А если бы и владела – не хотела бы задеть, ранить. Безразличие к человеку не равно безразличию к его боли. Но был другой способ. Не только способ – последняя проверка. Где-то в глубине души Наира еще продолжала тайно надеяться, что прежнего Трэвиса можно будет вернуть. Пусть не для нее – но для Беловодья. Она всё ему расскажет. Может, хоть что-то отзовется в этом стоящем у окна мужчине, который стал когда-то для нее воплощением самой любви? – Любой колодец когда-то высыхает, Трэвис, – произнесла наконец Хранительница. – Но что если наполнить его снова водой? – приподнял он бровь. – В конце концов, это мы решаем, нужен нам этот колодец или нет. – Да. Но смотря какой водой… – Наира помедлила, а потом добавила: – Помнишь, как мы впервые встретились? Помнишь, Трэвис? Храм Огня, последний век Изначальных? Ты не мог этого забыть!.. Она и сама помнила, но до сегодняшнего дня смутно, как старинную кинопленку – черно-белую, дергающуюся, шуршащую. Но этой ночью всё обрело краски, и Наира снова очутилась там… Северо-западный материк, весеннее Равноденствие. Знаковый день, закладывающий основу всего лета, которому еще только предстоит вступить в свои права. Маги знают, что это наиболее подходящее время для освящения Храма Огненной стихии. Солнце сейчас самое сильное, налитое энергией. Даже простые люди чувствуют в этот день присутствие Огня в природе, ощущают его мощь, его жар. Если в этот день провести обряд и привлечь потоки огненной стихии в будущий храм, то здесь родится новое Место Силы. Место, что будет служить века, тысячи лет напролет, напитывая заклинателей, давая благословение, пробуждая дремлющие в учениках силы… Прежде, чем будет создан фундамент материальный и в землю лягут первые камни, нужно заложить астральный. Важная и почетная миссия, обряд, прежде проводимый лишь Изначальными. Но вот уже второе десятилетие, как они дарят эту роль своим лучшим ученикам. Возможно, однажды Изначальным придется отправиться в дальнейшие странствия по мирам, тогда людям самим придется поддерживать гармонию и баланс сил, заложенный их учителями в физической и магической природе Беловодья. Беловодья – как называют его обычные жители. Магам известно истинное имя этого мира, но оно – сакрально и не произносимо всуе. Холм, где будет возведен Храм, если огненная стихия соблаговолит войти в это место, окружен людьми. Все они – маги, среди них – несколько учеников Изначальных. Они – хор, что будет вторить запевале, который стоит посреди холма, где ритуальным мечом вычерчена сложная фигура – знак ярного Огня, Огня весеннего, приходящего. Этому юноше немногим более двадцати лет, длинные кудрявые волосы собраны лентой, расшитой узорами, одет он в ритуальную рубаху до колен. Особым образом сотканная ткань, форма рукавов, ворота, подола, вышитые символы – всё не случайно, всё являет собой знаки Огня. Юноша, наверное, трудился над своей обрядовой одеждой не один месяц. На поясе – кушак, покрытый письменами, имеет глубинный смысл даже длина его концов. На ногах – длинные штаны из льна, чуть-чуть не достающие до щиколоток. Еще пара дюймов будет означать, что юноша прошел свои испытания, что теперь считается взрослым мужчиной. Ноги босы, ведь ему нужно чувствовать землю, ее дыхание, малейшие колебания. Отсутствующие борода и усы тоже говорят о том, что ему еще предстоит посвящение. И всё же именно сейчас, в пору расцвета юности, он наполнен той энергией, что и привлечет Огонь. Наира видит, что у него голубые глаза, но знает, что они должны вскоре стать красными. Это впоследствии будет считаться символом угрозы, а на деле же означало лишь погружение в особый транс, единение с Огнем… На ладонях юноши, которые он держит перед собой, загораются язычки пламени. И он начинает петь… петь древнюю песнь на сакральном языке Изначальных, на котором будут еще написаны немало заклинаний. Вторя его песне, огонь растет, ширится… вот он побежал вверх по рукам, вот заключил в объятия грудь. Но он не опаляет ни кожу, ни ткань, он, будто ореол, окутывает фигуру юноши, как змей повинуясь песне дудочника… Потому что юноша – на одной волне с огнем, он сейчас его брат, а брат брату не причинит вреда. Голос крепчает, становится сильнее, и, в такт ему, заклинатель начинает совершать медленные движения, точно исполняя какой-то танец. В нем каждая фигура – особое заклинание, которое Огонь тоже понимает. Юноша общается с ним через свою песню и танец, приглашает его, зовет, рассказывает о том, как он нужен людям. Это тоже своего рода язык, сложенный из разных, но тесно связанных друг с другом частей. Хор понемногу начинает подпевать. С двух концов звучат свирели, затем мотив подхватывает «барабан» – во всяком случае, земляне назвали бы его именно так. Два не особенно схожих между собой инструмента, которые особенно близки этой стихии, как струны арфы или колокол – Воздуху. Барабан отражает неистовство и ярость Огня, а свирель – его изящество. Музыканты играют, хор поет и кружится вокруг холма. А певец тем временем шаг за шагом обходит вычерченную в земле фигуру. Как пахарь бросает семена в бороздки, так и юноша скидывает с рук хлопья огня. Его песня теперь меняется. Стихия пришла на зов, стихия признала заклинателя братом. Теперь он наполняет ею это место, открывая новый Источник Силы. А песня – пожелание и наказ о том, какие всходы должны взойти. Так и сеющий хлеб всегда сопровождает свое действо напевом – не только веселия ради, но ради богатого урожая. Хоровод всё кружится, подпевая, а юноша обходит каждую черточку огромной фигуры на холме, а холм размером немалый. Но наконец закончен и этот этап, и всё прошло без сучка, без задоринки. Земля забрала огонь, и бороздки светятся теперь изнутри. Юноша неспешно спускается с холма, но, пройдя треть пути, снова поворачивается к нему лицом. Вокруг заклинателя уже нет огненного ореола, хотя глаза по-прежнему горят красным. Настает третий и самый важный этап. Взойдут ли семена Огня? Ответ нужно получить прямо сейчас. Юноша поет и постепенно поднимает руки вверх, над собой, точно хочет сотворить купол. Но делает это с натугой, будто некая сила тянет ладони вниз… На самом деле – он выводит огонь из земли, передает ему импульс для роста. Новая песнь сопровождает действо – отрывистая, энергичная. Умолкают свирели и звучит только «барабан», хор издает в такт ему выкрики. Раз… два… раз… два… и вот показывается из земли огненный фундамент. Вот из него появляются стены… алтарь… внутреннее убранство храма. Всё это соткано из пламени, и по мере того, как оно растет, чуть глуше звучит барабан… и снова слышится свирель… Песня становится мягче, отражая, как и инструменты, единство двух сторон Огня. И крышу храма, его купол, образуют изящные язычки пламени, что всегда наверху в любом костре. Они больше не растут, они пляшут, перетекая с места на место… Перед хором и юношей горит на фоне замершего в зените солнца огненный храм. То, каким он еще только будет, но каким уже является на глубинном уровне. Это – душа храма, и только позже ее облекут в каменную плоть. Обряд прошел успешно, Огонь откликнулся, вошел в холм и пронизал его насквозь. У Беловодья есть теперь новое Место Силы, откуда потом можно будет черпать энергию. Самая высокая нота, которую берет певец, хор и инструменты – в этот момент руки юноши вознесены над головой. На мгновенье вокруг него снова вспыхивает огненный ореол… а затем медленно гаснет, как и пылающий храм. Огонь блекнет, точно растворяясь в воздухе, и вскоре лишь слабый дым, повторяющий его очертания, напоминает о том, что здесь только что было. Но вот рассеивается и он, уходя в землю… и оставляя на ней крохотный красный уголек, который становится минуту спустя кристаллом пламенного агата. Но все чувствуют, что в холме ожила сила, ожил Огонь. А значит, строительство благословлено, и его можно начинать. Юноша справился со своей задачей, а пламенный агат – память о таинстве, подарок ему от Огня. Все расходятся праздновать. Этот день стоит отметить, а потому вскоре в Долине зашумит пир с яствами и будет дозволено отведать даже хмельного меда. Людям нужно отдохнуть после важного обряда, наполниться новыми силами взамен тех, что они отдали дорогому гостю – Огню. Люди проходят мимо, а Наира всё стоит и смотрит на юношу, что остался у подножия холма. Она видит, как его поздравляет покровитель-Изначальный, видит, какой радостью и гордостью озаряется его молодое, прекрасное лицо. Он не только прошел одно из важных испытаний – он начал свое служение. Служение Беловодью, людям. Всё то, ради чего Изначальные и растили себе помощников. Небесный Учитель растворяется в воздухе – его ждут еще многие дела, а со строительством храма люди теперь справятся и сами. Но юноша, кажется, так потрясен всем произошедшим, что не может сдвинуться с места. Стоит, замерев, не идет к другим, и всё смотрит на агат-уголек, что держит на ладони. Точно пытается всё осознать, осмыслить, привыкнуть к себе новому. И Наира тоже не в силах оторвать взгляд от юноши. Он так красив, словно всё еще озарен огненным пламенем, что пропустил через себя. Ей хочется быть ближе к нему, однако девушка понимает, что должна дать ему пространство и срок, чтобы побыть наедине с собой. Но в тот момент, когда она уже готова повернуться и уйти, он сам поднимает взгляд и останавливает его на ней. Улыбается… у него такая светлая улыбка, она точно отражается в его теперь уже снова голубых глазах. Эта улыбка – приглашение, и Наира принимает его, поднимаясь по склону. Звучат слова приветствия, но молодые люди не позволяют себе ни единого касания. Для прикосновения нужно особое разрешение. Но Наире довольно и этого, ведь даже через взгляд, просто находясь рядом, можно узнать друг о друг многое. И девушка чувствует, что тоже привлекла внимание юного заклинателя, что она ему по нраву. Он хочет находиться рядом с ней, и в том числе сейчас – в такой важный для него момент. И она выражает свое одобрение, восхищение, радость. Немного – словами, но в большей степени жестами, глазами, улыбкой. Когда они вместе идут к праздничным столам, их связь укрепляется. Юноша позволил разделить с ним счастье от пройденного испытания, а Наира подарила свою поддержку. Что ждет их дальше? Явно что-то особенное. Возможно – крепкая дружба. А возможно, чувствует Наира, и нечто большее… Так оно и случится. Трэвис, который тогда носил другое имя, и она станут встречаться всё чаще и чаще. Делиться знаниями, вместе проводить обряды. Через три месяца они позволят друг другу первое прикосновение – рука в руке, и Наира ощутит, что мир словно перевернулся вокруг нее. Она наконец познает то, чему учила наставница, носящая много имен, суть которых была одна… Агат-уголек Трэвис вставит в амулет, который будет помогать ему еще во многих обрядах. А потом подарит его Наире: в память о том дне, в благодарность о том, что помогла ему узнать, что есть любовь. Этот амулет и теперь с ней, да только он давно утратил свою силу. Надевая его, Наира чувствует лишь пустоту. Камень отреагировал намного раньше на то, как изменились ее с Трэвисом отношения. Стихии нельзя солгать так, как человеку. Но даже человеку нельзя лгать вечно. Вот и Наира поняла, прозрела. А Трэвис? Прозреет ли? Или тот юноша погас в нем так же, как и огонь в агате-угольке? – Ты помнишь, Трэвис? – снова спросила Наира, закончив свой рассказ. Слова, к сожалению, были бессильны передать те яркие образы, что возникали перед глазами. Передать, как звучали голоса, поющие ту далекую песню. Наира могла бы попытаться оживить эту сцену из прошлого перед Кириллом, этот язык он мог бы понять. Но Трэвис… как и все Хранители, как и сама Наира, они приучились пользоваться только словами – важной частью обмена знаниями. Но всего лишь – частью. Но, может, Трэвис и сам что-то вспомнил? Разве такое – можно забыть? – Как я закладывал огненный фундамент. Храм Огня, – он кивнул, но его лицо осталось равнодушным. – Как же, помню. А потом Ллейр вошел в Источник, погиб там, и волны перехлестнулись через горную гряду. Они затопили весь юго-восток материка, и Храм ушел под воду. У Наиры упало сердце. Почему он вспоминает именно об этом? Об утрате, но не об обретении? – Мы потом отвели воды океана назад. Мы очищали Храм… – Но Огонь больше не пришел в него, – Трэвис устремил на Наиру внимательный взгляд. – Место Силы было потеряно. Я, кажется, понял твою аналогию. Высохший колодец, исчерпанные отношения. Я прав? Наира покачала головой. Он ничего не понял. В нем не всколыхнулось воспоминание, не озарило его своим светом. А ведь это его первая ступенька в служении. Это первый день ее с ним любви… – Пойдем, Трэвис, – Наира стала подниматься с кушетки, но из-за внезапной слабости вынуждена была схватиться за ее край. – Куда это ты еще надумала идти? – нахмурился Трэвис. – Ты не в том состоянии, чтобы ходить куда-либо. Тебе нужно лечь и хорошенько отдохнуть. Все эти разговоры, воспоминания – очень не ко времени. – Трэвис! Как ты не можешь понять! Она же пытается. Пытается что-то пробудить в нем! Раздуть угли в его сердце, разжечь огонек. Это сейчас важнее ее состояния. – Тогда помоги мне ты! – Наира чуть помедлила, прежде чем подать ему руку. Но снова вспомнила того юношу и раскрыла ладонь навстречу мужчине, которым он стал. – Я ведь всё равно туда пойду, и лучше тебе помочь мне, чем мешать. Трэвис смотрел на нее секунды две-три, но Наире это показалось целым часом. Потом с усмешкой взял ее за руку и помог подняться, снова придержав за талию. – Хотел бы я знать, куда ты так рвешься. Надеюсь, не к Источнику снова? Неужели даже это он не может понять? Больно, обидно. – Это же так очевидно... было бы для нас с тобой. Когда-то, – с грустью произнесла Наира, вычерчивая в воздухе знак двери. Трэвис не ответил, но, аккуратно придерживая Хранительницу, завел ее в портал. Приятное тепло комнаты исчезло… и тут же на Наиру набросился резкий, колючий ветер, а в кожу впился холод. *** – Ну и зачем мы здесь? – Трэвис, как истинный джентельмен, снял свой сюртук и накинул на плечи Наире, которая почти сразу же начала дрожать. На вознесенном над Долиной холме было холодно, очень холодно. Не столько из-за температуры, сколько из-за пронизывающего ветра, который свободно разгуливал по ней. А еще из-за ощущения полного запустения, заброшенности. Пока Храм Огня пульсировал энергией, в Долине кипела жизнь. Были несколько поселков, в них работали артели кузнецов, гончаров, магов-огневиков – все те, кому была особенно нужна эта стихия. Когда Долину накрыли волны, погибло много жителей, их просто не успели вывезти вовремя, так стремительно всё произошло. Сколько Хранители ни очищали Долину, провожая потерянные души в загробный мир, казалось, бестелесные призраки до сих пор витают здесь. И завывают в ночи, как ветер, что раз за разом налетает, рвет за одежду, за волосы, будто жалуясь о чем-то. Храм долгое время был засыпан, превратившись в огромный курган, где покоился Огонь. Его расчищали, убирая принесенную морем землю. Но не смогли зажечь пламя вновь. Возможно, как раз потому, что Долину посетила смерть. Но, возможно, также потому, что были уже не чисты души тех, кто пытался разбудить Огонь? – Наира, ты сейчас совсем замерзнешь. Нам следует уйти… – послышался голос Трэвиса. – Нет, постой… – Что ты хочешь здесь отыскать? Здесь давно всё пусто и заброшено. Храм умер, как и Долина. Ты ищешь прошлое, которого нет. Наира отвернулась от ночной Долины, над которой печально светила Амфитрита, и вперила взгляд в старые, изрезанные ветрами и дождями ступени Храма. Бывшего Храма. Вот здесь когда-то стоял юноша Трэвис, бросая в землю огненные семена. Пел песню Огня и пробудил к жизни изваяние из пламени. Неужели всё действительно мертво? Мертво навсегда? Рука Наиры коснулась холодного, шершавого камня. Глаза закрылись, все чувства были напряжены до предела. Она хотела увидеть самую суть этого места, то, что осталось от него. Жив ли еще Огонь? Внезапно девушка ощутила, как камень стал чуть теплее под ее ладонью. Будто уголек, остывающий уголек. И Наира попробовала подуть на него – она подняла чуть вздрагивающие ладони вверх и, вызвав на них маленькие огоньки, протянула вперед, предлагая уснувшему Храму свой дар. Озябшие губы напели старинный мотив, что слышало когда-то это место – тогда, когда Хранители приходили после катастрофы и звали Огонь обратно. Наира спиной ощущала скептический взгляд Трэвиса. Но, во всяком случае, он не мешал. Свет ты ясный свет Солнца ярного, Ты приди-приголубь Землю-матушку. Ты согрей ее, прикоснись-обними, Поцелуй подари, ласку нежную… Посади ты в нее цветок огненный, Что уйдет в глубину, в недра зябкие, Отогреет их, жаром напоит. Что взрастет в вышину, к Отцу ясному, И подарит свет дому ладному, Дому ладному, дому хладному. Он зажжет очаг, свечи тонкие, Задрожит-оживет сердце в горнице, И скует кузнец два подсвечника, Чтобы дальше нести искры-семена, Чтобы бросить их в землю сызнова, Чтоб за веком век солнца луч золотой Целовал-миловал Землю-матушку… Хранители делали это десятки раз – но всегда ответом было молчание. Огоньки гасли, усопший храм отталкивал дар. Примет ли теперь? Огонечки на руках Наиры горели и горели, силы уходили, она чувствовала всё большую слабость. Ее взгляд, исполненный надежды, начал тускнеть… сильно, должно быть, была обижена стихия, раз не давала пробудить себя вот уже больше полутора тысяч лет… – Наира, это бесполезно. Неужели ты, ослабевшая, думаешь сделать то, что не получилось сделать у меня и Вигуса, хотя мы были исполнены сил? Ты сейчас просто доведешь себя до обморока, вот и всё. Он был прав, и еще недавно Наира согласилась бы с ним, что вновь пригласить сюда Огонь – почти так же невозможно, как и вернуть Эру Изначальных. Но сейчас… она будто видела перед глазами пылающий храм, и она хотела, чтобы хоть на краткое мгновение – он показался вновь. Наира не сразу поняла, что изменилось: то ли вначале сделалось теплее, то ли светлее – ведь вокруг всё еще была ночь. Но в следующее мгновение что-то пробрало ее от сердца до кончиков ногтей, точно она хлебнула душистого хмельного напитка – того, что варили во времена Изначальных. Дышалось легче, тело будто парило, исчез ветер, а вместе с ним – и холод. И не было больше ночи, вокруг стоял день, а солнце еще только приближалось к зениту. Кругом нее вновь струился, потрескивая, но не обжигая, чистый огонь, повторяя очертания Храма, в сердце которого она теперь стояла. Сквозь пламя были видны каменные плиты, но они были новенькие, не потрескавшиеся, будто только вчера привезенные из каменоломни. Огонь гудел, отвечая на ее призыв, и она, как когда-то давным-давно, смогла прочитать его послание. «Я всё еще здесь и… я жду». Вновь застонал ветер, вновь холод пробрался буквально под кожу, но Наира чувствовала себя, как ни странно, не слабее, но сильнее, чем была. Огонь откликнулся – и подарил ей свою силу. – Ты видел, Трэвис? Ты видел?! Огонь ждет нас… Ждет, что мы его вернем! Но ей ответил пустой взгляд синих, как море, глаз. Некогда любимых глаз. Красные отблески пробудившегося Огня не отразились в них. – Наира, ты видишь призраков. Вернее, ты видишь то, что хочешь увидеть. Мы уходим. Я не хочу, чтобы тебя постигла участь Расмуса. Он крепко взял ее за руку, но Наира жестом остановила его. – Я не схожу с ума. Более того, мне кажется, я наконец обретаю разум. Трэвис… я привела тебя сюда, чтобы ты попробовал почувствовать тот день, чтобы понял, какой водой я хочу наполнить колодец наших с тобой отношений. Но теперь понимаю, что для того, чтобы показать. Наша с тобой разница в том, что я вижу уснувший Огонь, а ты видишь – умерший. Я хочу его возродить, а ты – смирился и возвел новые храмы. Теперь ты понимаешь, почему нам с тобой больше не по пути? – Наира, – ответом ей было легкое покачивание головы. – Ты говоришь красивые слова, приводишь красивые аналогии. Но две вещи, о которых ты толкуешь, несопоставимы. Возможно, ценой больших усилий ты могла бы повернуть энергетические потоки так, чтобы они вновь пришли в это место. Ты могла бы возродить Храм. Сложно, нерационально, но осуществимо. Но вернуть Эру Изначальных не сможешь ни ты, ни твой любимый ученик Кирилл. Несмотря на твою память и опыт, несмотря на его знания. Сменились поколения – сотни поколений. Люди забыли и привыкли к другой реальности. Можешь говорить, что они потеряли чистоту, но это – данность. Они не поймут то, к чему ты их зовешь. – Есть же грезящие – те, что верят, как я. Они готовы помогать. – Часть сломается перед первыми же трудностями. Другая – прогнется под желания большинства. Мечтать легче, чем осуществлять. И твой мальчик тоже сломается. Даже Источник не даст стержень тому, кто его сам себе не выковал. – У нас у всех сломан стержень, – возразила Наира. – Нам всем придется выковать новый… – Не говори в общем, – улыбнулся Трэвис. – Я не ломал свой. Я его изогнул, чтобы звучать в такт с новыми временами и реалиями. То, что упорно не желаешь сделать ты. Люди – лишь первая проблема, Наира. А сам мир? Источники, их энергия? Они потеряли свою силу, Беловодье сильно ослаблено. Не так, как Земля, где магия почти полностью исчезла. Но сколько бы мы ни изменяли траекторию движения энергий, нам не возродить утерянную. Нам не вернуть тот день, который ты так настойчиво заставляешь меня вспоминать. Да, я его помню. Но воспоминание – бесполезно в настоящий момент. Лишь растревожит душу, а зачем? Трэвис всегда умел найти аргументы. В этом его превосходил разве что Вигус. И прежнюю Наиру, возможно, эти аргументы смутили бы. Но прикосновение к Источнику и пережитая борьба двух сил в душе не прошли даром. – Знаешь, что я сегодня наконец поняла? Чего не понимала всё это время? – произнесла Наира, окидывая взглядом озаренную слабым светом Амфитриты Долину. – Что Изначальные ушли не просто так. Они устроили нам последнее испытание. Когда-то они дали этому миру Силу, воспитали нас как учеников. И – оставили нас, предоставив нам выбор. Созидать дальше или растратить всё, что сотворили они. Созидать у нас не получилось, а вот растрачивать мы оказались умельцами. За эти тысячи лет мы успели несколько раз отравить Источник Познания, изуродовать природными катастрофами лик планеты, устроить войны, исчерпать силу Беловодья. Уничтожить многое из того, что сами же и создавали когда-то. Как этот Храм Огня. – Я наслушался всего этого от Расмуса, – слегка нетерпеливо проговорил Трэвис. – К чему ты ведешь разговор? Может быть, уже вернемся? – Нет, – Наира упрямо взглянула на него. – «Место, где будут брошены ветру слова», – помнишь эту строку из песнопения? Так пусть это место запомнит мои слова, мою клятву. Теперь мы, растратившие подаренные богатства, должны их возродить! Теперь мы, а не Изначальные, снова должны подарить миру гармонию! Оставленные родителями дети должны склеить и починить изломанные игрушки, смыть всю грязь со своего дома, очиститься сами… В этом смысл испытания Изначальных. – Позволить разрушить всё, что создали, чтобы потом воссоздать вновь? – Трэвис рассмеялся. – Не принижаешь ли ты их мудрость? – Раз мы не пошли путем созидания, нам остался лишь этот. Но всё должно вернуться на круги своя. Время циклично, Трэвис. Вот что я поняла, прикоснувшись к Источнику, в этом мудрость Изначальных, – она приблизилась к мужчине и посмотрела ему прямо в глаза. – И я не стану лисой именно потому, что правда Макиавелли верна лишь для того мира, что существует теперь. Для твоего мира, Трэвис. Но не для моего. Не для того, в котором я хочу жить и который хочу возродить. – Ты обречена на провал, – Трэвис спокойно встретил ее взгляд, убежденный в своей правоте. – Повторяю это, Наира. Ты лишь напрасно растратишь себя. Растратишь всё то, что в тебе осталось. Ты уже дважды едва не умерла из-за своих грез. Тогда, в лесу, и сегодня. Третий раз может стать последним. Последним, Наира. Быть может, он был прав, и она не справится. Но отступать Наира была не намерена. – По крайней мере, я не буду укорять себя за то, что не попыталась. По крайней мере, я погибну собой. Знаешь, Трэвис, – Наира отвела от него взгляд и снова бросила его на каменные плиты. – Ты так сильно хочешь, чтобы я стала частью твоего мира. Такой же, как и ты. Но самое печальное, что если это произойдет, ты первым же отвернешься от меня. Потому что соперники тебе не нужны, тебе нужны ведомые. А возлюбленные… во мне просто не останется уже того, что ты всё еще любишь – может, по памяти, а скорее… по привычке. Трэвис ответил не сразу, но Наира дала ему время. Как и тогда, много-много веков назад, ожидая его знака. Знака, который стал тогда первым и который теперь мог стать последним. – Ты всё-таки действительно изменилась после прикосновения к Источнику, – наконец произнес Трэвис. – Я не одобряю твой выбор, но принимаю его. И буду ждать, когда ты одумаешься и вернешься. Потому что, – и Наира почувствовала, что он ожидает, чтобы она посмотрела на него, – ты возвращаешься ко мне всегда. Настала пора уже ей выдержать пристальный взгляд его голубых глаз, когда-то пленивших ее. Пленивших, потому что в них отразилась целая вселенная. Сейчас в них плескался лишь собственный маленький мирок. Чужой ей мирок. – Когда-то всё бывает в последний раз, – сказала она, сбрасывая с плеч его сюртук и передавая ему. – Разве что уже ты вернешься ко мне. Вернешься сюда. И, открывая портал в свою комнату, Наира знала, что Трэвис понял, что означали ее слова. Как знала и то, что сейчас он не последует за ней. *** Но не знала Наира того, что Трэвис не покинул Долину сразу. Он еще какое-то время постоял на холме, задумчиво теребя в руках сюртук и глядя перед собой. Он не сказал Наире всего, умело скрыл, а она не почувствовала. Трэвис тоже ощущал, что Огонь не умер, что он откликнулся на попытку Хранительницы его пробудить. И слышал, что призыв стихии был обращен не только к ней, но и к нему… Глаза будто видели призраков – стоящего на плитах юношу в обрядовой одежде с чистыми, еще не замутненными голубыми глазами, в которых поблескивали красные искорки. Он ничего не говорил, никуда не звал, просто стоял – и смотрел. И Трэвис знал, что если сделать к нему хоть шаг – то в сердце отзовется то, что все эти века было запрятано глубоко внутри. Даже то, что, казалось, совсем умерло. Наира всему виной, конечно же, она. Это всегда она пробуждает в нем то, чему давно пора умолкнуть. А еще это место, место начала их любви. Оно заставило его зазвучать чуть по-иному, вот он и увидел то, что глаза должны давно перестать замечать. Хотелось ли сделать шаг вперед, хоть на миг почувствовать себя прежним? Трэвис солгал бы, если бы сказал «нет». Но он не видел в этом смысла. Прошлое ушло, ушло навсегда. Наира грезит, Наира выдает желаемое за действительное. Сейчас она обрела уверенность, чем несколько удивила его. Но его путь – вернее. Может, он не самый правильный, но самый рациональный в данных обстоятельствах. Трэвис лучше откажется от себя прошлого, чем откажется от того, чего добился за последние полторы тысячи лет. Ему лучше сейчас, в современном мире, чем в Эре Изначальных. Он нашел себя и будет за это бороться. Если потребуется – то и с Наирой. И его любовь – правильно Наира назвала ее привычкой – уж точно не станет ему помехой. Юноша перед ним впервые шевельнулся – и укоризненно покачал головой. Осуждал? А может, отговаривал от чего-то? Трэвис лишь усмехнулся себе самому: – Однажды, мальчик, ты поймешь, что я прав. Однажды… Резко повернувшись, Трэвис открыл портал в столицу Беловодья и шагнул туда, больше не оборачиваясь назад.