look into your eyes with hope, Chuuya-kun.

      На улице уже давно стемнело. А на электронных часах Осаму красовались цифры — 18:53 Он пришел за несколько минут до закрытия, чтобы познакомиться с тем самым бариста, якобы случайно; ну встретил и встретил; ой вы так необычайно красивы, может сходим погуляем? Юноша даже подготовил план на оставшийся вечер. Вдобавок, он не только в голове выглядел идеально, но и осуществить его было очень просто! Ах, как вдохновение прет после встречи с этой красавицей. Пусть Дазай и видел облик девушки размыто, однако в своей голове представлял её наилучшим образом. Стеклянная дверь брынчит, и порог переступает лакированная обувь. — Дазай-сан? Что вы здесь делаете? В тот же миг самоубийцу будто отшвырнуло смущением почти на метр. Он слегка замялся и позже выпрямился. — О, Акутагава-кун, я как раз ожидал тебя. Хотел отметить твой хорошо сданный тест, — Осаму хитро улыбается и отводит взгляд, сжимая свои кулаки. — Дазай-сан, я прекрасно вижу, когда вы врете. Эх, Осаму неловко вздыхает и смотрит на Акутагаву своим пронзительным, слегка даже детским взглядом. Да тут и скрывать нечего. Рюноске же можно все рассказать! — Понимаешь, Рюноске-кун…кое-что может быть выше правды — Осаму поднимает взгляд на кофейню, где уже выключен свет и не видно ни одной души, и горечь где-то внутри парня берет своё, — может отойдем куда-нибудь, а? — Я на такси до дома сейчас. Сестре нездоровится, мне надо ехать. — Ох, тогда давай поедем вместе, за мой счет, раз уж на то пошло. — Дазай-сан…не будьте столь благотворительны, когда-нибудь вас это точно доведет. Поедем за мои деньги, все равно там за человека не прибавится ни копейки (упс, пардон, йены)… — Ладно, твоя взяла, Рюноске-кун, заодно расскажешь, как там поживает Гин. Машина приехала за считанные минуты. Оба мужчины сели в автомобиль и первые минуты две сидели в полной тишине. — Знаешь, — внезапно прерывает данную атмосферу Осаму, смотря на своего друга, — я ждал вашего бариста. Ту красивую, ну просто неотразимую девушку с такими огненно-рыжими кудрями…жаль, глаза не успел рассмотреть, но когда я подходил, я почувствовал на себе её холодный взгляд и… — Семпай, — вдруг перебивает его Рюноске. — Да? — с улыбкой переспрашивает его самоубийца, вновь взглянув на друга. — Не хочу вас расстраивать, но наш бариста — мужчина. Это во-первых. Во вторых, он просто эмоционально непробиваем и, как вы уже заметили, смотрит на всех с холодом. Мне очень жаль, что я убил в вас чувство прекрасного и все ваши мечты насчет фальшивого образа изумительной девушки. Простите, — под конец тот склоняет голову вниз и заканчивает предложение весьма печально, видимо, сочувствуя. Осаму часто моргает и сглатывает уже собравшуюся от беспокойства слюну и неловко улыбается. Что? Как? Почему? Ясно не было… — Мужчина говоришь… — неожиданно тот огонек в глазах Дазая померк, но ненадолго, юноша вздыхает и продолжает, — это не проблема, — тот разводит руками, — Я, конечно, подозревал, что тот в кого я влюбился с первого взгляда, окажется мужчиной, но-о… до последнего надеялся. Что ж, как я люблю говорить, главное в человеке находится внутри, в его душе, а в закрытой личности раскрыть её весьма сложно, но так же возможно! — он чуть встрепенулся, а затем продолжил, — так что, пожалуйста, не отворачивайся от меня. Ну подумаешь признался, что и в мужика могу влюбиться, ну и что?       Дазай выглядел явно растерянно, но не меньше, чем сам Акутагава. Тут ему сначала откровенничают по поводу его коллеги, потом он вынужден признаться другу, что коллега вовсе не женщина, а вполне такой красивый парень, а теперь вынужден выслушивать как прямо сейчас его семпай устраивает перед ним чертов каминг-аут. Не день, а сказка просто. — Дазай-сан, не стоит нервничать, я понимаю вас и ни в коем случае не отвернусь, — Акутагава говорит спокойно, не смотря своему семпаю в глаза, лишь перебирает пальцы и немного волнуется, — вы же от меня не отвернетесь, если я вам скажу, что сам влюбился в мужчину, точнее, в юношу?.. Этот день. Просто. Блять. Ахуенный. В хорошем смысле, конечно же!!!       Осаму просто не верит его словам, он как дурачок улыбается и смотрит в износившуюся обивку дивана под ним. На душе чертовки хорошо. — Рюно-о-оске-кун, я обескуражен твоими словами, — на этом месте он актерски вдыхает и издает звуки, подобающие звукам умиления, — но как и ты в случае со мной ни за что не отвернусь, но только, если ты расскажешь про своего парня всё-всё-всё! Ну, точнее, самое важное… И еще немного про бариста, времени у нас полно, мы ж в пробке, — он улыбнулся.       Жалко водителя, ведь ему, бедняге, проработавшему весь день, слушать эти гейские бредни этой молодежи совсем не хочется. Эх, ну что поделаешь.       Дазай внимательно слушал своего друга, кое-где поддакивал и под конец дал парочку советов этой прекрасной паре. Мальчишка, которого ему описал Рюноске, был очень мил, добродушен и любвиобилен. В общем, Осаму был очень рад, что его ученику достался такой замечательный сюрприз от судьбы матушки. Настало время правды насчет бариста… — Я знаком с Накараха-саном не так давно, но, — начинает Рюноске, слегка задумавшись, — у меня сложилось впечатление, что он и впрямь невероятно закрытый человек. Он не любит, а скорее боится чужих прикосновений… у него нет такой искры в глазах, как у вас, Дазай-сан. Еще могу добавить, что, вероятно, он курит, так как в его пальто я заметил пачку дешевых сигарет. Редко улыбается, правильнее будет сказать, что просто на автомате натягивает улыбку, — Акутагава выдохнул, — честно говоря, мне его очень жалко… я прямо-таки ощущаю, что с ним что-то не так. Вы называете это чутьем, так? — М-м-м, да… — выдает тот тихо, — честно говоря, я понимаю тебя, испытываю те же чувства сочувствия. Мне бы составить его психологический портрет, да познакомиться поближе не мешало бы, — он вздохнул, — но может он выставляет себя на показ именно таким? Кто ж знает, что у него на уме. — Не знаю, но, надеюсь, с ним все будет в порядке. Впервые Рюноске надеется на что-то…это что ж такое-то происходит? Подменил его парень или что? Хм, судя по невероятному описанию, да. — Давай не о грустном. А давай, например, о твоей сестре. Как она поживает? Давно её не видел, — Осаму улыбается и смотрит на своего друга, пытаясь вызвать ту же эмоцию, что, в общем, получается.       Пока Дазай слушает рассказ о милой сестренке Рюноске, тот просто умиляется её победам, грустит с её проигрышей, но в который раз уверяет юношу, что верит в нее всегда, как и в её брата и очень хочет встретится с ней, когда она выздоровеет. Незаметно, пробка рассосалась и машина через некоторое время прибыла на место назначения. — Забыл сказать, — выходя из машины, быстро проговаривает Акутагава, — насколько я знаю, Накахара-сан любит камелии. И спасибо вам за милую беседу. — И тебе с-спасибо большое, — неловко улыбаясь, отвечает Осаму, — и еще! Не забывай передавать своей сестренке большой привет от меня, ладно? Спасибо, Рюноске-кун! Спишемся попозже, ладно? — выкрикивает ему самоубийца через окно машины, махая на прощание, а позже, когда тот пропадает из виду, влезает в автомобиль обратно и называет водителю адрес.

***

      На пороге собственной квартиры Дазай оказывается ближе к девяти вечера. Он тихо разувается, снимает с себя верхнюю одежду, регулирует в коридоре свет на минимум, а затем в дверном проеме гостиной замечает пару аметистовых глаз. — Где ты был? — холодно спрашивает сосед. — Я…ну…э… — Осаму привык заставать его вот так внезапно, но сейчас он то и дело отводит взгляд, стараясь не смотреть в глаза этому страшному-престрашному парню, и поджимает губы, — сначала друга провожал до дома, потом в магазин заскочил… — И не выскочил, — Достоевский вздыхает, кладя указательный и большой палец на переносицу, начиная потирать её, — ты не отвечал ни на мои сообщения, ни на мои звонки, хоть бы, блять, предупредил что ли, что ходишь по магазинам, чтобы купить… -он прерывается, чтобы рассмотреть содержимое пакета, чо держит в руках Дазай и в связи с неудачной попыткой, подходит ближе, замечая усталый вид соседа, — что это у тебя? — Камелия, Фёдор, она самая. И перестань ворчать, я еле её откопал и устал пизде-е-ец как, не хочу прямо сейчас ругаться с тобой и портить свое ультра хорошее настроение… — Осаму надевает тапочки, осторожно берет пакет с цветком в руки и смотрит на своего соседа, — и прости, что не отвечал, телефон сел, зараза такая, а зарядку я не взял. Заставил тебя поволноваться, ну прошу прощения, могу ли я, провинившийся Дазай Осаму, как-то загладить свою вину?.. И его сосед тотчас улыбается. — Гора немытой посуды твоя, не забывай, провинившийся, — последнее слово Фёдор специально исковеркал, чтобы заставить своего соседа ахнуть и обидится. Тот заботливо погладил по головке шатена и сделал шаг назад. — Дост, сегодня среда, твоя очередь, так нечестно! — но юноша не успевает прокричать, как соседушка тут же скрывается за дверями ванной. Вот же! Во время злого отмывания никчемных тарелок, Фёдор соизволил прийти и заговорить с Осаму. — Так почему же у тебя хорошее настроение, а, Осаму? — Достоевский улыбается как довольный кот, объевшийся сметаны, и смотрит на своего соседа исподтишка. Дазай, несмотря на сложившуюся ситуацию, по-детски хмурится. — Да так, это не интересно, — он дерзит, высказывая ка-а-аждое слово омерзительным голосом. — Все равно рассказывай, — язвит Фёдор, продолжая данную «семейную идиллию», а в ответ Осаму разворачивается и зажмурившись показывает Достоевскому язык, мол, фиг тебе. Двадцать два года, а тут детский сад, штаны на лямках, прекрасно. Просто ахуеть, не встать. — Влюбился я, — спустя время выдает парень, — и, не поверишь, в мужчину. В красивого при чём! — он подымает свободную руку вверх, указывая пальцем куда-то, словно жестикулируя он хочет показать, что точно не врет. — Че-е-его.? — растерянно спрашивает Фёдор. — Не чегокай, сам же знаешь, что от меня можно ожидать чего угодно, — Осаму закрывает кран, вытирает руки о махровое полотенце и поворачивается к своему соседу, — есть хочу. А ты вообще, не смотри на меня так! Друзья же на то и друзья, что должны принимать друг-друга, не так ли? Сам же мне это в голову вбивал на первом курсе, а сейчас чего? — во время своего короткого монолога Дазай глупо жестикулирует, кажется, пугая своего соседа ещё больше. — Дазай, я совсем не про это, просто я…я рад за тебя, просто ты так неожиданно об этом возразил. У меня в стране не принята нетрадиционная ориентация, а ты так об этом кричишь, будто не боишься последствий. Я который год с тобой живу, но до сих пор удивляюсь этому довольно глупому факту, честно. — Правда что ли? Ну, спасибо… — он усмехнулся. — Ох, еда, если что в холодильнике, прости, что не ответил ранее, — Достоевский рассматривает соседа, улыбаясь тому в ответ. Его действительно удивляла эта неожиданная ситуация. — Да ничего, Дост, спасибо, — Осаму улыбается, глядя на одинокую камелию в горшке, стоящую на подоконнике.       Во время трапезы, Дазай рассказывал Фёдору о том самом бариста; как он его нашел; как стеснялся подойти; как нелепо задержал дыхание, как девчонка перед ним; и много о чем другом. Единственное, что знал о нём Осаму была фамилия, примерная внешность и примерное поведение. — Это твой Накахара? — Достоевский протягивает телефон с социальной страничкой парня. Самоубийца нажимает на аватар и невольно улыбается. — Они голубые, его глаза, голубые…такие красивые…в реальности, наверное, они более очаровательные… — его довольная улыбка расплылась на лице, а глаза заблестели ещё ярче. — Знаешь, кто еще голубее, а, Осаму? Ты, - в этот момент он указывает на своего приятеля и улыбается. Лицо Дазая заливается алой краской и тот, еле сдерживая смех, отворачивается. — Да, ты прав, Федь, ещё как прав.