look into your eyes with hope, Chuuya-kun.

Осаму прикрывает глаза, легко перебирая пальцы по клавишам старого пианино. У него был слух и любовь к музыкальным инструментам, в этом деле он определенно был мастером. Сейчас по всей видимости был вечер и своей игрой, в тусклой комнате с плохой звукоизоляцией в начале можно было услышать пинки в стену, чтобы тот прекратил свои удивительные пьесы на ночь, но со временем… Со временем, у его соседа, видимо, появился вкус к музыке. Либо же Осаму просто научился лучше играть, пускай инструмент слегка «расстроен» или… его соседа и вовсе не стало. Дазай совершенно не знает, что происходит вне комнаты. Мори Огай, ох этот блядский монстр, приходит строго по расписанию, вкалывает ему какую-то дрянь, от которой неимеверно, блять, болит в груди, от чего Осаму часто стонет, от боли, сворачиваясь клубочком, прижимая к себе руки, а через время, уже привыкнув, уже не ощущая боли, полностью исполняет приказы своего босса, глядя пустыми глазами в пол. Чудовище. Да, именно такое он мог дать себе определение, в который раз оказываясь в комнате в пятнах крови, в попытках обороны против него. Дазаю было чертовски больно, понимать, что наверняка из-за него пострадал кто-то еще. А пострадал ли заслуженно или просто так, он и знать не знал. Он просто…был дизориентирован. Не знал, что сделать, как это прекратить. Он надеялся, что тот высокий мужчина по-настоящему ему поможет, вытаскивая с самого дня трущоб, но никак не станет его накачивать невесть чем и мучать, оставляя его одного со своими мыслями. Если ты кого-то убил — ты это не забудешь. А с каждым новом убийством, тебе будет становиться все хуже и хуже и хуже. Здесь кормили, пожалуй, обычно. Своебразно и, слава богам, хотя бы вкусно. Разместили бедного Осаму в комнате, большей похожей на комнату в отеле на день другой: большая двухместная кровать, тумбы, даже библиотека. Со светом, правда, беда та еще, но это ничуть не мешало Дазаю самостоятельно изучать все то, что он может вычесть из книг. И еще этот…сосед. Порой, чтобы справиться с проблемой — нужно кому-то высказаться. Но кому же высказываться Осаму? Вот именно, что никому. Тому ужасному человеку, что привел его сюда? Нет, он воспримет это как за симптомы постравматического синдрома и отправит спать этого маленького убийцу, погладив по головке. Этот человек иногда подолгу сидел возле Дазая и рассказывал ему много чего, юноша же молчал, не зная, что сказать. Мужчина смахивал на доктора, ведь он постоянно носил длинный белый медицинский халат, рассказывал про что-то, что возможно было связано с медициной и как поступать Осаму, если с ним что-то случиться, а его не будет подле. А может своему соседу? Был ли это вообще сосед? А может это был ремонт за стенкой, откуда ему знать? И все-таки, в один день он и узнал. Руки мальчишки в крови, в который раз, но на этот раз — в своей. Осаму себя чувствовал просто ужасно, надеясь, что именно так он себе и поможет. Что таким образом он и закончит свои страдания. Порезы неглубокие, но они нанесены в разных местах и особо острым, старым и прогнившим до основания гвоздем, что значительно увеличит шанс сепсиса (о котором Осаму узнал из книжек, о спасибо библиотеке) и он же увеличит шанс смерти, если уж этот доктор не прискочит раньше обычного. Осаму все точно сплел. Сплел все так, чтобы ему хватило времени, чтобы пострадать от невыносимой боли, но в конце концов умереть. Но… Ему помешали, причем помешали очень даже нагло. Опять стук, затем второй, а далее тихий возглас, доносящийся, кажется, из вентиляции, снизу под кроватью. — Ты спишь? Как смог проанализировать Дазай, голос мальчика примерно его возраста. Представить его вот он уже не смог, тот уже еле еле был в сознании и подобравшись ближе к кровати, забравшись под нее, он тихо произнес: — Не сплю, но скоро… усну. Наверное, сквозь стены можно было ощутить, радость и счастье от этого внезапного нового собеседника. — Тоже болеешь? — вдруг спрашивает тот так мягко…удивительно, что этот человек будет последним, которого Осаму услышит. — А? М-мгм, — отвечает тот слегка запаздало, переварачиваясь на другой бок. Осаму уже чувствует, как ему становится плохо, поэтому медленно, как только может, стаскивает большое и теплое одеяло с кровати и укрывается им. — Я вообще, — снова начал парень, — не думал, что помимо меня здесь кто-то есть. Ну, не считая Мори-сана, — он чуть помолчал, поразмышлял и вдруг спросил, — А тебя как зовут? С тех пор, как шатен находился в этом ужасном месте, он позабыл о своей жизни всё, вероятно, и имя тоже. Но вспомнить для нового и последнего знакомства уж пришлось. — Осаму… — выдает тот спустя почти минуту. Он дизориентирован, из-за головной, неутолимой боли, пред глазами все расплывается и ему становится невероятно холодно, даже под большим и теплым одеялом. Он перестарался, — Осаму… — повторяет тот, чуть более уверено и громче, но получается, увы, так себе. — Тебе нехорошо? — взволнованно спрашивает тот. И ему не отвечают. Минута прошла, две. Все такая же тишина. И сейчас, мальчишка идет по пути своего любопытства, открывая вентиляционный люк и пробираясь к своему соседу, все также надеясь, что с ним все хорошо. Ох…но как бы не так. Мальчик сквозь вентиляционные щели видит, как кто-то перед ней и лежит, не издавая ни звука. Он поджал губы и с легкостью открыл крышку, отложив ее в сторону, выбирается в чужую комнату, выстраивая свой последующий план событий. Этот мальчик, что перед ним, явно жив, но находится в критическом состоянии. Его лоб безумно горячий, о руках…стоит, в общем, промолчать. Единственным верным выходом остается только одна вещь. Мальчишка, имея при себе совсем уж не много сил, кое-как оттаскивает Осаму из-под кровати и кладет его на неё же. Сделать сам он уже ничего не сможет, а вот Мори, мать его, Огай — да. Между ним и этим мальчиком особенные доверительные связи, благодаря которым он сможет спасти своего соседа, Осаму, в которого, по всей видимости, влюбился лишь взглянув. Он поджал губы и кое-как мысленно распрощавшись, уходит к себе и звонит мужчине, прося его о весьма нелепой услуге. Но, вероятно, тот посылает очередного слугу, только бы ему не мешали с его то горой дел. Но как бы ситуация не складывалась плачевно, дорогой чайный сервиз был с громким треском уронен, а за этим душераздирающим грохотом любимого сервиза мальчика последовал и крик. Черт. Ну, он хотя бы справился. А как он это понял? Легко. — Спасибо тебе, — слегка печально доносится с другой стороны вентиляционной шахты спустя какое то время, — кстати, — вдруг возразил подросток, — я так и не узнал твое имя, — уже более оптимистично и явно с улыбкой произносит тот. Ответа не стоило ожидать долго, ведь примерно через секунд десять доносится такое же счастливое «Чуя».

***

Ресницы шатена легонько дрожат и тот неспеша открывает глаза. Он явно находится не в больнице, судя о тому, что стены уже не то чтобы окрашены в другой цвет, в отличии от больницы здесь довольно неплохие и красочные обои. Место знакомое, судя по ощущениям внутри. Ах, точно… Он же согласился на условия Огая Мори взамен на лечение его дорогого Накахары. Чуя… Где он? Дазай вздрагивает, тут же привстав со своей койки. Он надежно прикреплен трубками для капельницы и может же их спокойно оторвать, отправившись на поиски, даже не смотря на то, сколько он в итоге потеряет крови. Да, и впрямь, решение опрометчиво, но наиболее рационально, в его то случае. Однако, только он успел приподняться, как чужая теплая рука коснулась его плеча. — Тише-тише, шпала, — Осаму оборачивается на голос и не верит своим глазам. Перед ним Чуя, улыбается в добром здравии. Дазай невольно улыбнулся в ответ. — Чи-и-иби, — довольно протянул тот, подарив Накахаре очередные объятья, — а ты мне снился. Со временем, я по тебе так и не успею соскучится, — он отстраняется и улыбается шире. Чуя взволнованно смотрит в ответ, но затем разделяет эти приятные положительные эмоции вместе с Осаму и вновь улыбается в ответ. — Ты вспомнил… — тихо отвечает тот. — Не все! — вдруг капризно возражает шатен, — только наше знакомство, комнату без окон и…мои запачканные руки. О! — решил внезапно сменить тему Дазай, — так я как понимаю ты болел ещё в юности? Бедный-бедный малыш Чу… — Это вовсе никой не острый лейкоз, — произнес тот, улыбнувшись. Дазай вздрогнул. — Как это…не лейкоз? — Осаму быстро проморгался, удивленно смотря на Накахару. — Препараты, что вкалывал нам Мори, оказывали на меня тот же эффект, что оказывал рак крови на болеющих. Как он это понял, он назвал препарат «Муляж» и создал антидот, чтобы держать мое здоровье в рамках разумного, всё также пользуясь мной, — сказал тот и отстранился от шатена, пройдя пару шагов назад, — и сейчас, принимая их я могу вернуться в форму лишь через полгода, — Чуя вздохнул. — Боже, боже! — воскликнул тот, — это же замечательно, Чуя, ты скоро наконец будешь… — Это не замечательно, Дазай! — окликнул тот его, — ты согласился на его условия, согласился страдать от его рук, лишь ради того, чтобы я жил?! В комнате повисло молчание. Дазай, опустив голову, жалостно усмехнулся, поджимая губы. — Знаешь что, Чуя, — он снова поднял взгляд на Накахару, — Я люблю тебя настолько, что готов горы свернуть. Сделать все, чтобы ты был…счастлив. Здоров. И главное, невредим. — Осаму, идиот, да как же ты.! как же ты не понимаешь всей ситуации… — переборов истерику, ответил Чуя, — этот препарат: он либо убьет тебя, либо превратит в безэмоционального монстра. Другого выхода нет. — Выход всегда есть, — отвечает шатен, — не волнуйся за меня, Чуя, я буду в полном порядке. Обещаю тебе. — Я… — неуверенно начал тот, — да черт с тобой! — он подходит ближе и сковывает Осаму в теплых любимых объятьях. Тот в ответ лишь рассмеялся, проговаривая что-то в духе «Ой, раздавишь же, дорогой!..» Как мелкую букашку… Дазай, возвращается в комнату, выделенную для него, Кеки и Чуи и медленно проходит к кровати, присаживаясь на ее край. Мори снова воспользовался им. И Осаму, наконец вспомнил: каково это, возвращаться с полными крови руками. На другом краю кровати, Чуя недовольно мычит и поворачивается к Дазаю, хочет что-то сказать, но его перебивают. — Чуя, — тихо произносит Осаму, чуть повернувшись к любимому, — пообещай мне, что убьешь меня, если я посмею навредить тебе или Кёке. Прошу тебя, — на его лице улыбка, а в глазах полное безнадежное сожаление. — Я обещаю, — взяв Дазая за ладонь и мягко поглаживая по его фалангам, отвечает тот, — обещаю… Но они оба не исполняют свои обещания. Такие вот они…особенные.

***

Выстрел. Следующий. А за ним пронзительный хохот и слова: «О, как же это очаровательно…» Осаму не чувствует почвы под ногами, чувствует только чужой страх, как в жилах течет кровь и прекрасное холодное и мертвое чувство где-то внутри. Прошло уже три месяца спустя злосчастного соглашения с дьяволом. Этот препарат дал свои плоды, безупречно справляясь с каждой предоставленной миссией. Но без прибыли не бывает убытков. С каждым новом разом Дазай менялся, становясь холоднее и труднодоступнее. Он старался быть таким, каким был всегда ради Чуи, но что-то в один момент явно пошло не так. Его пощечина, удар по грудной клетке и укоризненный, всегда правый, взгляд. Об этом ему рассказал Накахара, когда Осаму в очередной раз пожаловался на его нездоровый кашель. А тот видимо совсем не помнит. Иногда складывается ощущение, что Осаму двулик: одна его сторона невинна и добра, а другая же холодна и беспощадна. Одна не может помочь другой вспомнить о себе и наконец начать сотрудничать вместе. Такие моменты «сотрудничества» можно назвать одними из самых редких, удивительных. Дазай держит руку на чьей-то мягкой шее, сжимает ее и что-то говорит. Но сам не слышит что. Он пытается открыть глаза и понять, что же все-таки происходит. Старается. И выходит. Он душит Накахару, прижав того к стене. В этот момент он осознает, кто перед ним и мгновенно ослабевает хватку, отстраняясь, со страхом смотря на свои руки. Чуя пытается отдышаться, кашляет. И этот кашель громко звенит в ушах Осаму и продолжает это делать, даже если тот их плотно закроет. Он, охваченный ужасом, не сразу понимает, что спустя время он находится в чужих теплых пробудительных объятьях. Но сам не решается обнять в ответ. Горячие струйки слез стекают по щекам, опаляя их. Осаму держит руки рядом с Накахарой, но не может и прикоснуться к нему. Он бориться с самим собой, чтобы не допустить ошибок. — Я люблю тебя, Осаму, слышишь?! — от этих громких и в то же время приглушенных слов тот тут же вздрагивает, утыкаясь Накахаре в плечо, — я буду любить тебя, даже если ты вонзишь мне нож в спину! Потому что это сделаешь уже не ты, а твой уродливый муляж! — тот кричит, срываясь, чтобы донести до глупого шатена всю суть, однако. Кажется, все в пустую. — Отпусти меня, Чуя, — тихо произносит тот, — прошу тебя. Отпусти. Накахара повинуется, отпуская и отстраняясь от парня. Тот встает на ноги и уже в планах обернуться, заранее упрямо твердит: — Я больше не наврежу ни тебе, ни Кёке. Вы будете жить спокойно. Прошу, забудь обо мне на время. Мой план еще не осуществился. Чуя молча вздрогнул, но перечить не стал. Грохот больших дверей глухо отзывается в сердце и Накахара падает на колени, прижимая рот рукой, чтобы не закричать от боли. Он не может его забыть, ведь он каждую секунду думает только о нем именно с того самого момента. Чертов Дазай…

***

— Я прошу у вас, Мори-сан, поселить Накахару и Изуми отдельно от этого места. Я представляю для них большую угрозу и хочу это предотвратить, во избежании худших последствий. — Я понял тебя, — Мори улыбается, смотря на подчиненного со стороны. Он делает все, только чтобы не причинить боли своему дорогому Чуе и Кёке. Чтобы они жили в счастии и в комфорте. Огай обязательно оформит такие условия для двоих особенных гостей, но… — я выполню твое пожелание лишь при одном условии. — Слушаю, босс.