Королевский променад

      В ночь они вышли на вылазку. Тириан взял на себя руководство, и Глозель, хотя король этого ждал, не стал возражать. Они добрались до Хлева и увидели часового, тот был один, залегли у подножия холма; Глозель заметил, что Тириан планирует подняться, и сунул его лицом в траву, а сам, выпрямившись во весь рост, быстро направился к часовому. Тириан, до крови закусив губу от волнения, наблюдал за тем, с каким ужасом часовой уставился на татуировки и кольцо, как упал на колени, а потом, пригибаясь, повел господина туда, где был привязан единорог. Алмаз воспротивится, вдруг понял Тириан. Он не узнает, не поймет… Часовой резко повесил голову и медленно осел на землю. Глозель вытер о его одежду свой нож и, что-то сказав единорогу, вскочил на него верхом и пригнулся к холке, набросил на рог черный платок — в такой темени мало кто поймет, что всадник едет не на лошади.       Генерал спешился у подножия холма, и Тириан выскочил из кустов, обнял единорога за шею. — Где Джил? — резко спросил Глозель, оглядев их. Сьюзен и Юстэс переглянулись в ужасе, и вдруг сразу же почудился бой барабанов. Глозель выругался и собрался уже было идти обратно, как Джил, сверкая улыбкой, появилась рядом с ними, ведя за собой непонятного зверя.       Увидев фальшивого Аслана, когда они отошли подальше в безопасное место, не удержалась от смешка даже Сьюзен. Глозель проворчал что-то вроде: «Тупой, но хотя бы честно признает», и снова улегся — Тириан знал, это тархистанская привычка: воин не бездельничает, воин готовится и отдыхает перед битвой. — Там гномы и тархистанский конвой, — напомнил Юстэс. — Надо их спасти. — Не надо, — отозвался Глозель. — Не знаю, как вас учили истории, но мне-то рассказывали, что при захвате Нарнии многие гномы считали, что лояльностью купят себе место в новом государстве людей, — он оскалился. — У них есть дурная черта, ни во что не ставить других и хранить верность лишь себе подобным, а когда так поступают по отношению к ним, почему-то удивляются. — Это нарнийские гномы и мои подданные, — Сьюзен поджала губы. — И мы освободим их и поможем. — Не расстраивайся только, — Глозель со вздохом поднялся на ноги. — И то, что я предупреждал, я скажу прямо сейчас.       Тириан бросился в атаку на тархистанцев тогда, когда фактор неожиданности уже был потерян за разговорами, демонстрацией несчастного осла в львиной шкуре и пафосной речью о Тисроке, так и не завоевавшем Нарнию. Глозель тяжело вздохнул: как объяснить юному королю, что не все войны ведутся с мечом в руках? Он с минуту смотрел, как Юстэс управляется с оружием, поморщился и выхватил пистолет; несколько выстрелов — и все было кончено. — Гномы, вы свободны! — воскликнул Тириан воодушевленно. — Завтра я поведу вас освобождать всю остальную Нарнию. Троекратное ура в честь Аслана!       То, что последовало за этим, было поистине ужасно неловко и страшно. Несколько гномов попытались отползти от своих спасителей в стрехе не меньшем, чем перед тархистанцами, другие угрюмо заворчали, но большинство ничего не сказало. — Вы не поняли? — нетерпеливо сказала Джил. — Что с вами случилось, гномы? Разве вы не слышали, что сказал король? Все кончилось. Обезьян больше не правит вами. Все могут вернуться назад к обычной жизни, разве вы не рады?       После минутной паузы один гном с черными волосами и бородой сказал: — А вы сами-то кто будете, мисс? — Я — Джил, — ответила она. — Та самая Джил, которая освободила короля Рилиана от чар, а это Юстэс, мы вместе с ним сделали это. Теперь, когда прошли сотни лет, мы снова вернулись из другого мира. Аслан послал нас.       Гномы с ухмылками переглянулись, насмешливо, но не весело. — Ну, — сказал черноволосый гном. — Не знаю, как вы, парни, думаете, но мне кажется, что я наслушался об Аслане на всю жизнь вперед. — Это правда, правда, — проворчали гномы. — Это все надувательство, проклятое надувательство. К тому же с вами тархистанец, — они посмотрели на Глозеля, который ухмыльнулся так, что несколько гномов попятились. — Что вы имеете в виду? — спросил Тириан, побледнев так, как не бледнел и в сражениях. Он думал, что все будет прекрасно, но все было как в дурном сне. — Ты должно быть думаешь, что у нас настолько мозгов нет, если мы позволим обмануть себя дважды, — сказал гном. — Нам больше не нужны эти истории об Аслане, понимаешь! Посмотри на него! Это просто дурак с длинными ушами! — Клянусь небом, вы сведете меня с ума, — сказал Тириан. — Кто из нас говорит, что это — Аслан? Это обезьянья подделка, можете вы понять? — А ты подсунешь нам подделку получше? — сказал тот же черноволосый гном. — Нет, благодарю покорно, мы уже сглупили однажды и не собираемся повторяться. — Я вас не дурачу, — сказал Тириан сердито. — Я служу настоящему Аслану. — А где он? Кто он? Покажи его нам! — закричали гномы. — Вы думаете, я держу его в кармане? — сказал Тириан. — Кто я, чтобы показывать вам Аслана по своему желанию? Он не ручной лев.       Когда эти слова вырвались, он понял, что сделал неправильный ход, и немедленно об этом пожалел. Гномы принялись глумливо напевать на все лады: «Не ручной лев, не ручной лев»; Глозель смотрел на него в упор, но от повторения слов, что он же предупреждал, удерживался. Гномы отказывались верить в то, что Аслан прислал помощников из другого мира, даже не поблагодарили за спасение, обвинив их напоследок, что те хотели их использовать. Проехались и по Джил, и по Юстэсу, не говоря уж о Тириане, в сторону Сьюзен и Глозеля косились, но не рисковали — видели, что тот убивает, просто вытянув руку в сторону врага, и считали его тархистанским колдуном, помогающим нарнийцам за Сьюзен. Лишь один гном по имени Поджин присоединился к ним позднее, уйдя от своих, но все подумали, а Глозель сказал вслух, что один гном ничего не изменит. Сам он исчез ненадолго, а вернулся с окровавленными руками, перекатывая в ладонях свои собственные пули, и объяснил, что подобное оружие лучше держать в тайне. Джил живо представила себе, как он вырезает из трупов пули, и ее немедленно стошнило, Юстэс держался, хоть и позеленел, а Тириан удивлялся спокойствию, с которым королева Сьюзен лила воду на руки тельмарина. — Истинно древняя королева, — с удовольствием сказал гном, присев рядом с Тирианом. — Когда Аслан умер на каменном столе, она и ее сестра сидели рядом с ним всю ночь. Королева Сьюзен сражалась в битвах и против Колдуньи, и против царевича Рабадаша и тархистанцев, и против тельмарского войска. — Как она могла выйти замуж за врага, пусть и поверженного? — проговорил Тириан. — Люси рассказывала, — к нему повернулся Юстэс. — В нашем мире он герой войны, к тому же он… отсюда, то есть, он понимает. Да и по отношению к Сью он самый настоящий каблук. — Каблук? — удивился Тириан. — Ну да. У него вроде как нет короля, нет богов, но Сьюзен — его королева, которой он поклоняется. Так что надо еще трижды подумать, прежде чем объявить его служителем Таш, а то Сьюзен найдет бедняжку и выцарапает ей глаза за то, что отбирает Глозеля, — он усмехнулся. — Они такие… то есть, я люблю Сьюзен, но когда они вместе, они невыносимы оба еще больше, чем по отдельности. Даже жалко… — Что жалко? — прицепилась Джил, придя в себя. — Ну… у Каспиана и Сьюзен когда-то была любовь, они даже поцеловались после того, как он стал королем, — пояснил Юстэс, которому рассказывал по секрету Эдмунд. — Но она сразу вернулась в наш мир, а он остался и еще несколько лет не мог никого полюбить. И в результате не смог жениться на человеке, такое она на него произвела впечатление, только на звезде. — Ого! — Джил с горящими глазами проследила за тем, как Глозель и Сьюзен возвращаются и садятся к костру. — Не вздумай им сказать, — предупредил Юстэс безнадежно. Джил неопределенно пожала плечами и в следующей же ссоре ляпнула, что Глозель — муж королевы только потому, что нет Каспиана, и вообще, ты знал, что она с ним целовалась? Глозель расхохотался и сказал, что он спал с женой Мираза, то есть, с тельмарской королевой и теткой Каспиана, потому если они встретятся, вызвать короля на поединок он не сможет, потому что насолил ему сильнее. Сьюзен презрительно фыркнула. — Это было много сотен лет тому назад, — напомнил генерал, поглядывая на нее. — Память об этом стерлась. — Но ты что-то вспомнил, — притворно нахмурилась Сьюзен. Юстэс мучительно закатил глаза, потом с тоской посмотрел на краснеющего Тириана. — Что вспомнил? — О жене Мираза! — О ком? Не понимаю. Мираза помню. У него была жена? Я помню и знаю только тебя.       Сьюзен откинула голову Глозелю на плечо, протянув ладони к огню, тот молча оттянул себя за ворот, показывая, что может дать ей куртку. Сьюзен поморщилась, выражая несогласие, и, поймав взгляд мужа, на миг прикрыла глаза и снова вопросительно посмотрела на него. Тот мотнул головой. — Они общаются без слов? — едва слышно изумленно спросил Тириан. — Ага. Бесит, правда? — Юстэс подумал и накинул на плечи Джил плащ. — Почему тебя испугался часовой? — спросил Тириан в голос, обратившись к Глозелю, тот повернулся в его сторону: — Это символ священного огня, — он провел пальцем по странному узору, начинающемуся на запястье и идущему узкой линией до локтя. — Любому тархистанцу он говорит, что я был опален на алтаре, то есть, принес в жертву свою кровь, на что решаются немногие. Я имею право обращаться к Таш без посредничества жрецов и заслужил это великой болью, — он усмехнулся. — Самое смешное, что я в нее тогда не верил. — А теперь веришь? — Джил подняла брови. — Если есть Аслан, почему бы не существовать и Таш, — пожал плечами Глозель и повернул руку, показывая вытатуированную птичью голову. — Само изображение Таш и знак священного города, семиконечная звезда и схема дельты — я имею возможность породниться по крови с Тисроком, — он оглядел побледневшие лица и усмехнулся. — Что только не сделают влиятельные матери, чтобы я не забрал в свое войско их сыновей. — Я не знал, что их татуировки столько значат, — сокрушенно сказал Тириан, понимая, что мог бы и раньше разглядеть воинов в торговцах, прояви от больше любопытства и сознательности. — Все имеет значение, — пожал плечами Глозель. — А хоть что-то, связанное с Нарнией, у тебя есть? — ревниво спросила Джил. — Да, — ответил генерал и посмотрел на Сьюзен, улегшуюся к нему на колени, потом снял на минуту обручальное кольцо: под ним был вытатуирован цветок, похожий на лилию, таких не росло нигде, кроме скал на Одиноких островах.       Юстэс вздохнул и поежился. Ему приходилось гостить у Сьюзен в Америке, где он и познакомился с Глозелем. Эдмунд посвятил его в детали биографии будущего родственника, и Юстэс никак не мог поверить в то, что тот мало того, что попал из Нарнии в этот мир и остался, так еще и был врагом Каспиана, ставшего Юстэсу настоящим другом. Пытался его убить! Сражался против него в бою! Питер с ним возмутительно хорошо ладил, чем раздражал Эдмунда и самого Юстэса, Люси искренне старалась вести себя так, словно ее все устраивает, но Глозель видел родственников своей жены насквозь и, кажется, искренне наслаждался всеобщей ненавистью. В качестве друга ему хватало и Питера.       Юстэс объявил ему войну после того, как Глозель, послушав рассказы о путешествии на «Покорителе зари», презрительно фыркнул и принялся красочно расписывать громадные галеры с сотнями гребцов — естественно, рабов — а также рассказывать свое мнение о короле, решившем оставить свою страну и отправиться в путешествие. Тархистан что, внезапно исчез с карты? Великаны вымерли? Может, все были счастливы видеть Каспиана на престоле? — Каспиан — великий король! — бледнея от гнева, выкрикнул Юстэс. — Его любит весь его народ! — Не бывает королей, которых любит весь народ, — припечатал Глозель. — Дело короля — обеспечить свою власть, а как сделать это, катаясь на корабликах? Зря я его жалел и редко брал на казни, надо было заставлять его смотреть на тех, кто желает смерти королю. — Ну, он же видел тебя, — усмехнулся Эдмунд. — Его милость по отношению ко мне — непростительная для государя ошибка, — Глозель сидел на диване, положив руку на колено Сьюзен, которая делала вид, что орут и ругаются вовсе не при ней, ее это все не касается. — А если бы я остался в Нарнии? Каспиан, насколько я его знаю, заставил бы меня присягнуть, отправил бы на покой или, если победа не вытрясла из него все мозги, сделал главой пограничной стражи или посланником в Ташбаане. Но судя по тому, что он отправился в путешествие, он попытался бы заставить меня жить мирной жизнью, а когда вернулся в Нарнию, на троне сидел бы другой узурпатор. Впрочем, я тоже совершил бы ошибку и оставил его в живых…       Юстэс тогда решил раз и навсегда, что муж двоюродной сестры ему не нравится; как хорошо, что они все живут в Америке!       Радовался он недолго — Пэвенси перебрались назад в Англию, и Глозель словно ему назло продал свой дом и купил новый недалеко от школы, где учились Юстэс и Джил. Родители Юстэса были очарованы Сьюзен, по их мнению, единственной разумной из всех этих Пэвенси, потому в каждом письме настаивали на том, чтобы Юстэс сходил на чай к милой кузине и передал ей то-то и то-то. Глозель его посещениям искренне радовался, используя любую возможность, чтобы поиздеваться; однажды Юстэс малодушно позвал с собой Джил — та уже знала о Нарнии, и ей хотелось познакомиться с самой легендарной королевой Сьюзен, но Глозель и на нее произвел негативное впечатление. — Отвратительный тип, — заявила Джил, когда они с Юстэсом покинули дом его родственников. Юстэс радостно закивал. — Но Сьюзен очень красивая, настоящая королева. И относится к нему тоже… красиво.       Юстэс поморщился, покосившись на нее, но не стал уточнять, хотя и сам ощущал какое-то необъяснимое тянущее чувство, когда смотрел на них. Сьюзен и Глозель общались взглядами, едва уловимыми жестами, говорили о непонятных вещах, о пиратах и старинных кораблях, а кабинет в их доме напоминал рабочее место какого-то профессора: куча старинных рукописей и писем со всего мира — они были настолько на своей волне, что даже среди друзей Нарнии казались несколько чуждыми. Раздражало то, как они касались друг друга мимоходом, обмениваясь взглядами — было такое же неприятное ощущение, как бывает, когда при вас кто-то говорит на незнакомом иностранном языке, причем поглядывая на вас, что дает понять: говорят именно о вас, но не понятно, что именно.       Но вряд ли что-то хорошее.       Теперь Глозель и Сьюзен, несмотря на возраст, сумели оказаться в Нарнии. Когда перед домом профессора остановился «Мерседес» со знакомыми номерами, Юстэс и Джил хором застонали, понимая, что теперь часа три проведут в компании не только мистера Керка и тети Полли. Автомобиль Глозеля был больше обычных, в него легко помещалось шесть человек; залезая на заднее сиденье, Юстэс заметил, что из рюкзака, что лежит у Сьюзен в ногах, торчит рукоять меча — и понадеялся, что Глозель даст оружие ему с собой. Как бы не так — теперь приходится ходить по лесам в компании тельмарина. — Чем так нестерпимо воняет? — вдруг сказала Сьюзен, всегда нервно относившаяся к запахам, и подняла голову. — Мертвая плоть, — сразу определил Глозель. — Но не пойму, что за животное.       Он вскочил на ноги, схватил пистолет, меч и скользнул в тень башни. Сьюзен торопливо подтолкнула Джил к двери, завела Юстэса туда же и захлопнула, а сама потянула Тириана к нише, похожей на ту, в которой спрятался Глозель. Гном Поджин, единорог Алмаз и игравший Аслана осел отбежали за башню.       Сначала ничего не происходило, только запах становился все сильнее, потом на краю поляны возник высокий силуэт, похожий на человеческий, но у него было четыре руки и птичья голова. Пришелец казался гораздо выше обычного человека. — Меня призвали сюда, здесь мой раб, — прокаркало существо, остановившись перед башней; трава увядала вокруг него. — Где он? Приди ко мне. — Я в тебя не верю, — раздался голос Глозеля; Юстэс и Джил приникли к щелям в деревянной двери. Видно им было немного, но достаточно: перед существом стоял Глозель, напряженный, в любую секунду готовый бежать. — И я тебя не звал. У меня нет богов. Иди и мсти тем, кто звал тебя без веры — вон туда, на север. Могу тебе имена перечислить, а я никогда тебе не молился, Таш. — Ты отмечен мною, раб. — Нет, я отмечен Тисроком, а эти знаки — символ власти над легионом Ташбаана, — Глозель сжимал пистолет, хотя вряд ли пули подействуют на такое существо, как Таш, но с оружием ему было спокойнее. — Я не оскорблял тебя молитвой без веры, я не взывал к тебе ни в трезвости, ни в беспамятстве. — Он не раб, — внезапно вышла из своего укрытия Сьюзен, глаза ее полыхали гневом. — И тем более не твой, — добавила она уничижительно. — Ты отвратительный демон, и у тебя нет власти ни надо мной, ни над ним. Твои рабы на севере, по молитвам их узнаешь их.       Тириан хотел выйти вслед за ней, но ноги одеревенели. Сьюзен же не высказывала ни толики страха, в отличие от Глозеля, она даже не готовилась бежать.       Таш внезапно разразилась хриплым хохотом, одной рукой обхватив голову, другой — показывая на Глозеля, нижней парой схватившись за живот. — Ты не веришь в меня! — птичья голова повернулась так, чтобы глаз смотрел прямо на Глозеля. — Но я перед тобой. — Я знаю, — отозвался Глозель. — Но вера не имеет к знанию отношения. У меня нет богов и королей. — Лишь королева, — Таш наклонила голову резко, по-птичьи, глаза ее на миг подернулись пленкой. — Я одарю тебя за храбрость. Тебя ждет великолепная смерть, человек без веры. Ты вознесешься высоко и не упадешь, обернешься в пурпур, и золото сверкнет на твоей груди. — Стало быть, я умру королем, — усмехнулся Глозель. — Благодарю за щедрость, проявленную за мою правду. Долг закрыт. — Долг… — повторила Таш. — Ты тархистанец не по крови, человек без веры, — она повернулась к Сьюзен. — Ты переживешь его ненадолго и последуешь за ним. — Отрадно слышать, — отозвалась Сьюзен. — Мой муж умрет во славе, и я вместе с ним. О нас сложат прекрасную песнь.       Таш исчезла, и Юстэс с Джил вывалились из башни прямо под ноги Тириану, тот подхватил их, потом повернулся к Сьюзен и Глозелю. Глозель стоял на коленях возле башни, схватившись рукой за выступ, руки у него тряслись. Тириан его вполне понимал, сам чувствовал себя не лучше. Сьюзен с тем же спокойствием, с каким смывала кровь, методично расстегнула на нем камзол, давая дышать легче, и поднесла к губам флягу с водой. — Мы начнем путь, когда ты сможешь, — тихо сказала она. — И если эта тварь еще раз потянет к тебе свои руки, я ей их отрежу, будь она хоть тысячу раз богиней.