***
Гиена чертыхнулась, когда от неосторожного движения крышка кастрюли звонко ударилась о край раковины, руша и без того хрупкую пирамиду стаканов и грязных тарелок. Фыркнула, подцепляя виновницу шума и положила рядом на столешницу. Выключила газ и перемешала содержимое кастрюльки, придирчиво оглядывая получившийся ужин. Повела носом, оценивая запах, и удовлетворённо кивнула. Открыла дверцы настенного шкафчика, с грехом пополам находя две чистые тарелки. Пока она их доставала, крутящийся под ногами Мудди Дуу настойчиво ткнулся носом в бедро, требуя внимания и своей доли еды. Не рассчитал силу и поджал хвост, когда хозяйка опасно покачнулась, едва не рухнув на пол. Невинно заскулил на её испепеляющий взгляд и высунул язык, принимая самый ангельский вид из всех возможных. Рыжая фыркнула, несильно пихнув зверя коленом в отместку. Пританцовывая, принялась раскладывать ужин по тарелкам, то ли мыча себе под нос, то ли лениво подпевая песне в голове: — Устрой дестрой, порядок — это отстой… Усмехнулась от слабенькой актуальности слов и чуть было не разгромленной кухни из-за её общего с собакой рукожопства. Закусила губу, ненадолго замерев, но продолжая кивать головой в такт. Когда-то потолком всех её мечтаний было просто попасть на концерт Нойза, чтобы орать во всю глотку любимые песни, а на тех, что особенно рвут душу, включать фонарик телефона и поднимать его высоко-высоко над головой, лелея глупую фантазию, что те люди со сцены заметят именно её свет. Даже если никакого фонарика на телефоне не было, а денег с трудом хватало, чтобы оплатить счета за воду. Гиена затрясла головой, рассыпая колючие рыжие пряди, и вернула крышку обратно на кастрюльку как раз в тот момент, когда в ванной затихли всплески. На несколько минут в квартире стало так тихо, что собственные мысли показались самым громким звуком, даже громче сопения пса под столом. Гиена расфокусированным взглядом обвела пространство вокруг, сжимая пальцами края столешницы до болезненного напряжения. Дозированно выпустила воздух сквозь сжатые зубы («выдыхай скорей…») и с пугающей серьёзностью почувствовала, как собственные виски слишком давят, лёгкие горят, а душе в оболочке тела действительно тесно, она просится наружу вместе с воздухом, прямо как завещал в своих строчках певец. В последние дни её накрывало чертовски не вовремя и справляться с этим каждый раз получалось из ряда вон плохо. Это что-то посттравматическое. Что-то с того света. Мудди Дуу осторожно ткнул лапой ей в ногу, цепляясь когтями за одну из множества дырок. Голос со стороны двери раздался дребезжащей гитарной струной, резанув по слуху: — Гиен?.. Рыжая повернула голову, встрепенулась, приходя в себя, и с готовностью подхватила тарелки с макаронами. Улыбнулась, быстро накрывая на стол и вопросительно вскинула брови, когда Алиса осталась стоять на месте, перебирая влажные волосы, от которых на домашней футболке оставались мокрые разводы. У рыжей жить на два дома давно вошло в привычку: сразу ехать к себе далеко и тоскливо, а лишние пару часов с Рыбкиной в её квартире убивали совершенно ненужные пару часов одиночества. Плюс время на дорогу и на вечернюю прогулку с Мудди Дуу — оставаться один на один со своими мыслями было почти некогда. — Мне кажется или живот уже виден? — поджала губы Алиса, натягивая ткань футболки и придирчиво оглядывая себя. — Тебе кажется, — фыркнула рыжая, раскидывая рядом с тарелками столовые приборы. Кивнула, предлагая подруге сесть, пожала плечами и добавила, — Ну, хошь, голой сфоткайся и потом с зеркалом сверяйся. Только смотри, чтобы эти фотки опера твои не увидели, а то будет у мальчиков сексуальная травма на всю жизнь и стояк на одну женщину. У всех троих. Капитан прыснула. Почесала лоб пса, положившего ей на колени морду, и вилкой подцепила пару макаронин, оценивающе оглядывая кусочки мяса на них. В животе от голода заурчало. Сидевшая напротив Гиена уже вовсю уплетала ужин, шикнув на Мудди Дуу, когда тот, облизываясь, попытался дотянуться до алисиной тарелки. Рыбкина начала шутку, но прикусила язык на половине, понимая, что только что собственными руками вырыла себе могилу: — Тогда Измайлову пошлю, он всё равно уже всё вид… Гиена вскинула голову, когда подруга осеклась, и нехорошо сузила глаза. Отложила вилку и сцепила руки в замок, принимая самый серьёзный и деловой вид. До неизбежного вопроса оставались считанные секунды, задушенные вдохи и слишком громкие удары сердца в глотке. Алиса чувствовала. Вопреки ожиданиям, подруга начала издалека, спрашивая медленно и тягуче, разрезая миллиметр за миллиметром вместо того, чтобы ударить сразу наотмашь: — Ты была у него сегодня… — Была, — подтвердила ведьма, кивнув, и гиперфиксированно уставилась в собственную тарелку, считая макароны. — И вы разговаривали… — Разговаривали, — снова кивок и вялое перемешивание содержимого с противным скрипом зубчиков из нержавейки о керамическое дно. — А ты ему рассказала о том, о чём обещала мне утром? — Нет. Свистящий выдох говорил сам за себя. Гиена провела языком по клыкам, щёлкнула о нёбо, и до хруста выгнула в противоположную сторону всё ещё сцепленные пальцы. В этом молчании было больше слов, чем во всех криках. В тяжёлом дыхании — больше хрипов, чем в передавленном чужой хваткой горле. Алиса готова была рассыпаться в пыль, когда вместо лёгкого и короткого «почему?» прозвучало длинное и сложное: — Что помешало на этот раз? В тоне подруги было ржавое внутривенное разочарование и внутриклеточный холод. Рыбкину передёрнуло. Мозг лихорадочно подбирал тысячу оправданий, реакцией на которые был бы непременный огненный взрыв и ярость взбешённого зверя, уж Гиена бы на это не скупилась, всю себя бы отдала злому потоку и разъярённому вою, ей такие всплески даже в семнадцать было не сдержать, что уж говорить теперь, спустя ни много ни мало лет десять… Условно. Из возможных вариантов ведьма выбрала самый простой, не зная, что из всего крутящегося в голове нужно говорить именно сейчас, — правду: — Я испугалась. Такое заявление Гиене крыть было нечем. От растерянности она опустила плечи, приосанившись на стуле и вытянувшись до комичности. Сглотнула, сдирающе почесала шрамы на шее, и открыла рот, чтобы что-то сказать, но нужные слова разлетелись стайкой воробьёв, а ненужные были бы здесь совершенно точно ни к чему. Мудди Дуу внимательно переводил взгляд с одной девушки на другую, не решаясь сейчас даже вилять хвостом, стуча им об пол в таком густом молчании. Алиса опустила голову сильнее, словно во всём этом виновата только она одна, и продолжила: — Я хотела. Я даже почти собралась, но… Ты не знаешь этого, там, в подвале, пока вы не пришли… Мы целовались. А он сегодня извинялся за это, потому что мы вроде как всё выяснили и, ну, претензий друг к другу не имеем. Меня это прям из колеи выбило, я, блять, разревелась, когда вышла от него. Не могла там больше находиться. Противно. Рыбкина говорила что-то ещё. Уже почти бессвязное, наполовину глупое, втайне надеясь, что Гиена не станет её расспрашивать про похищение, ведь она до сих пор этого не сделала, а капитан была уверена — рыжая перероет весь город до новых веток метро, лишь бы найти тех, кто причинил ей, Алисе, вред; Гиена не глупая, она понимает, что те два обмудка не более чем пешки. Она эту схему знала лучше, чем кто бы то ни было ещё. Сейчас она смотрела на неё чересчур ранимо для своего выстроенного образа, слишком открыто — откровенность в ответ на откровенность. Так они и сидели: двое (с половиной, считая собаку) на маленькой кухне в предоставленной детдомом квартире на одном из углов Москвы, с обнажёнными тайнами и остывшими макаронами в тарелках. Романтика, чтоб её. — Так, ладно, — прервала поток слов и неозвученных секретов Гиена. Её следующую реплику опередила сама ведьма, подняв полные решимости глаза: — Я скажу Грише, когда его выпишут. Рыжая медленно вдумчиво кивнула и отвела взгляд. Пёс неуверенно тявкнул, взяв на пару тонов выше своего привычного голоса. Они все здесь понимали, что такой настрой — попытка доказать самой себе, что «не слабая», что «всё сможет». Алиса почесала кончик носа и шмыгнула, поубавив свой пыл. Поджала губы и насупилась, возвращая внимание к своему ужину. Гиена зацепилась за этот спасательный круг и подхватила вилку, указывая ей на ведьму: — Всё, договорились. Не дуйся. Ешь макароны лучше, я заебалась сегодня в Шестёрочке нормальную тушёнку искать. Они тихо рассмеялись, синхронно накалывая на вилки побольше мяса. Напряжение немного рассосалось, позволяя свободно дышать. Мудди Дуу лёг на пол у них в ногах и протяжно зевнул, вытягиваясь. Гиена фыркнула, когда рыжая прядь спала на глаза и защекотала нос. Алиса отчаянно цеплялась за это хрупкое перемирие и всеми силами старалась игнорировать чёрную тучу всё сгущающегося и сгущающегося пиздеца. Почему-то не замечать слона в комнате было гораздо проще, чем наконец-то открыть глаза и решить всё, перестав накручивать проблемы слой за слоем. Она скажет Грише. Обязательно. Может быть…~~~
— Да как же ты прикручиваешься, тварь… Измайлов ругается полушутливо-полусерьёзно, сидит на полу комнаты в сумеречно-холодном свете и сосредоточенно вертит шестигранный ключ между двумя деталями в попытке их соединить. Нихрена не получается. Гиена тоже здесь: лениво валяется рядом, на ещё одном исчадье Ада из ИКЕИ — белом мягком ковре с высоким ворсом — и даёт советы, которые сейчас больше раздражают, чем помогают. Потягивается с удивительной кошачьей грацией, тянется пальцами к помятым бумажным листкам и урчит, уже наполовину уснув: — Тут инструкция есть. Демон беззлобно бросает: — Заткнись. И наконец-то прикручивает последнюю часть. Довольно осматривает свою работу и поднимает счастливый взгляд на появившуюся в проходе фигуру. Алиса протискивается с трудом — живот мешает и неизбежно задевает все косяки и углы, чем заставляет паниковать будущего папу и устало усмехаться будущую маму и их общую подругу. Складывает руки под грудью, что сейчас доставляет весьма ощутимый дискомфорт (о чём жалеет будущая мама и совершенно не жалеет будущий папа), и вскидывает брови, переводя взгляд с детской кроватки на довольного Гришу и обратно. — Вот, собрал. Он произносит с такой гордостью, что, кажется, ничто не способно разрушить этот миг ликования. Ничто, кроме Гиены. Рыжая с очередным потягиванием соскребает себя с до жути уютного сейчас пола и ползками подбирается ближе. Зеркалит позу демона, складывая ноги в неполный поломанный лотос, наклоняет голову то к одному, то к другому плечу, поочерёдно открывает стороны шеи — на удивление, чистые, без каких-либо отметин — и неопределённо хмыкает. Тянется к колыбельке и указательным пальцем изящно касается её, чуть смещая с изначальной позиции. Конструкция из белого дерева складывается как карточный Люксембург от аэродинамической волны. С грохотом, звоном и подозрительном треском. Возмущению Рыбкиной нет предела: — Измайлов! Тот не желает оставаться крайним и оперативно перекладывает ответственность: — Гиена! Рыжая всё ещё в прострации, но силы находит удивительно быстро на своё привычное: — Что? Алиса выдыхает, обнимая себя за живот, и хмурится на подскочившего к ней демона, но, впрочем, позволяет ему тоже положить ладонь, чувствуя их ребёнка. На шум с опозданием прибегает Мудди Дуу — почему-то с седой мордой и откровенно измотанным видом. Непонимающе вздёргивает криво купированными ушами и раскрывает пасть для вопросительного гавка, но в итоге многозначительно поджимает чёрные губы. Гиене на полу без компании быстро становится грустно и скучно — даже её пёс оказывается Иудой и не разделяет удовольствия поваляться на ковре — она встаёт, оглушительно хрустя коленями, но не так оглушительно, как рухнувшая кроватка. Хлопает себя по бёдрам, подтягивает грязновато-белую футболку — кажется, она впервые без своей кожанки с дурацкой нашивкой на спине — и нарочито бодро заявляет, изгибая спину до ещё одного хруста суставов: — Вот так мы дружно и бессмысленно скоротали время! Этот камень — в огород демона, точно. Рыжая с их общей бесовской искоркой хихикает и делает широкий шаг к слипшейся парочке. Специально с силой хлопает Измайлова по плечу и «успокаивает» со всем своим неистребимым оптимизмом: — Лан, не ссы, завтра вместе соберём. Он на такое только угрюмо кивает, неохотно признавая своё поражение в идее самому собрать кроватку для ребёнка. Гиена демонстративно протискивается между ними, старательно огибая препятствие в виде алисиного живота, и уходит вглубь квартиры, почёсывая себя между лопаток и сливаясь с темнотой. Её пёс быстро проводит языком по ребру ладони ведьмы и прыгает следом за хозяйкой, растворяясь. Рыбкиной кажется, что глаза у него полностью белые, без намёка на зрачок и радужку… Она остаётся с Гришей наедине и мир вокруг мутнеет, растекаясь каплями, закручиваясь в неразборчивый поток и постепенно исчезая. Демон смотрит на неё, в неё, и его ясные голубые глаза чернеют вместе со склерой. Он шипит по-змеиному, втискивая её в дверной косяк, втискивая в себя. И неожиданно между ними нет никаких преград в виде округлившегося донельзя живота, выстроенных принципов и одежды. Целоваться теперь можно взахлёб, переливаясь друг в друга со вздохами, со стонами. Опора в виде двери исчезает, как исчезает и комната, и детская кроватка и грёбанный белый ковёр из ИКЕИ с высоким ворсом. Их крутит во тьме торнадо и от этого хочется выблевать все внутренности вместе с остатками крови, но получается только выкашлять очередной «ах!» в чужие губы. Демон уже не человек. Демон уже даже не демон. Он сгусток чего-то чёрного, вязкого, опасного, душащего и утягивающего за собой. Его голос звучит ей, его слова собираются по буквам для неё, но Алису это пугает сильнее кружения внутри собственного кошмара: — Я люблю тебя… Это звучит выстрелом. Ведьма чувствует на своих ладонях кровь, она толчками выбрасывается из тела, откуда-то снизу, совсем недвусмысленно, совсем страшно. Она захлёбывается. Она тонет.~~~
Рыбкина из сна в реальность буквально выбросилась, подскакивая и жадно хватая жаркий и душный воздух. Испуганно огляделась, комкая плед в пальцах. За окном была глубокая ночь и непривычная для её района тишина. Глухая и немая. Дикая. Гиена и Мудди Дуу уехали, наверное, часа четыре назад — Алиса легла спать почти сразу же, как только закрыла за ними дверь. Темнота в комнате, квартире, давила безжалостным прессом. Капитан перегнулась через подлокотник дивана и щёлкнула выключателем на торшере, привычно дёрнув за ножку, чтобы дурацкая лампочка загорелась, прогоняя мёртвые жуткие тени. Села, подобрала под себя ноги и обняла колени, слабо раскачиваясь из стороны в сторону и прислушиваясь к своим ощущениям. Было жарко. Через открытую форточку в комнатку забегал слабый ветер, тут же испаряясь. Хотелось содрать с себя одежду, кожу, мышцы, слить кровь, вынуть органы, просушить кости и избавиться от липкого ощущения полусна, выдёргивая из себя дрожащую от страха душу вместе с нитками, бросить её прямиком в духоту настоящего мира… Ведьма замотала головой, прогоняя столь бредовые мысли. Ограничилась одеждой. Ненадолго встала, стянула футболку и штаны, оставляя их бесформенным комком на полу. Подошла к окну, открывая его сильнее, и вернулась в кровать, на этот раз даже не укрываясь пледом. Повернулась на бок, уткнувшись носом в спинку, и зажмурилась. Поняла, что ей было не просто жарко… Выругалась вполголоса и одной рукой сжала грудь, выдыхая от облегчения сквозь зубы. Вторая ладонь сама собой поползла вниз, оглаживая там, где хотелось больше всего. Капитан накрыла себя между ног поверх белья, с силой прижимая горячую влажную плоть почти до кости, а потом нырнула под тёмно-серую резинку, не сдержав короткого стона от резкой вспышки удовольствия. Двигала пальцами в рваном ритме, лаская прерывисто, глухо билась лбом об обивку дивана, ловя обрывки воспоминаний, сна, собственных ощущений. Жмурилась до разноцветных бензиновых луж под веками, задерживала дыхание до головокружения, чувствуя, что ещё немного и она или задохнётся, или вспыхнет — в комнате было жарче, чем в Пекле. А демон, по чьей вине это всё происходило, собирался по крупицам в образ, от которого немело всё тело и кончики пальцев покалывало. Алиса сильнее уткнулась лбом в диванную спинку, закусила до видимых следов нижнюю губу, заскулила, задвигала пальцами ещё более интенсивно, желая получить разрядку прямо в эту секунду, чтобы успокоить дрожь и наконец-то ещё раз попробовать заснуть. Мысли сводили с ума, рвались наружу и выливались в глупую мантру, в одно имя, что в ночи и тишине комнаты звучало оглушающе откровенно: — Гриша… Гриша… Гриша…***
— Забавно… свидание в постели, но к сожалению сексом оно не закончится. Гриша с полуулыбкой перевёл взгляд на свой бокал с шампанским, отдалённо ещё слыша звон соприкоснувшихся стёкол. Алёна под боком поёрзала, удобнее устраиваясь и делясь своим теплом. Делясь покоем. Игриво протянула, поведя обнажённым плечиком: — Ну-у, Гриш, здесь дело-то в воображении… Он довольно замычал на такой ответ, на аристократичную колкость, и потянулся за поцелуем. Касаясь губ девушки, громко дыша, словно не теряя надежду, что свидание в постели закончится именно сексом. Дурацкие грузные серёжки Алёны неприятно ударялись о его кожу, раздражая, мешая, сбивая с толку. Когда поцелуй неожиданно прервался, майор непонимающе нахмурился: — Чё такое? — Подожди, — прошептала Алёна, отстраняясь. Села на постели, отставила в сторону бокал, совершенно не обращая внимания на то, как Измайлов сокращался рядом, морщась от боли и хрипя в попытках принять вертикальное положение. Задумчиво уставилась перед собой, невнятно залепетав: — Такое… чувство… — Какое? — Ну, слишком хорошо всё как-то. Что-то должно произойти. Демон с трудом удержал себя, чтобы не закатить глаза. Вот если всё хорошо, то почему обязательно надо думать о том, что должно быть плохо? Почему нельзя просто наслаждаться?! Хрупкое равновесие разлетелось вдребезги от неосторожных слов и внутри, за грудной клеткой, опять заворочалось нехорошее предчувствие, прокручивая вместе с внутренностями события прошлых дней. Алёна, хлопая густыми ресницами, вдруг предположила ещё более ангельским голоском: — Гриш, может я этот… как он… экстрасенс? «Ты ж не Рыбкина» — едва не сорвалось с языка. И пока Измайлов лихорадочно соображал, при чём же здесь вообще Рыбкина, как она умудрилась влезть в его мысли даже в это мгновение и почему разум упрямо цепляется за её образ, нагло отвлекая, он ляпнул первую попавшуюся дурацкую шутку: — Ты экстра-секс, Алёнка! На её неуверенный смех он лишь натянул улыбку, касаясь чужой щеки сначала кончиками пальцев, а потом и всей ладонью. Потянул на себя, снова целуя, и сваливая все опасения своей девушки на игристое вино. Шаткий мир постепенно восстанавливался… …если бы эту идиллию не прервал грохот открывшейся двери. — Та-а-ак! — ввалился в палату разъярённый Володя. Бросил спортивную сумку на стоящий рядом стул и забурлил, — Т-ты… Падла ты недобитая! Демон на это эффектное появление только и мог, что беззвучно хватать ртом воздух и шокировано таращить глаза. Это было внезапно. Яковлев тем временем продолжал, успевая из вежливости чинно поздороваться с Алёной и набираясь сил для новой истерики: — Здравствуйте, мадемуазель, извините. — Во-Володя, а ты к-ка-как здесь оказался, почему ты вообще..? Измайлов подтянул себя на руках, продолжая складывать междометия, не в силах сформулировать более-менее адекватный вопрос. Знакомый голос из глубины коридора был неожиданным настолько же, насколько и ожидаемым: — Гриш, прости, я пыталась его остановить… Рыбкина прошагала следом за полковником, явно не испытывая особой вины, что не сумела сдержать последнего. Развязно притормозила, наткнувшись на умилительную картину охреневающей парочки и протянула, чуть подавшись назад и растянув губы в ненатуральной улыбке: — Во-оу, у вас тут… романти́к! — Д-да, у нас тут романти́к, — в тон ей повторил демон, окончательно усаживаясь на кровати. — Хуентик! — взревел Яковлев, краснея от злости ещё больше. Именно на этих словах в коридоре мелькнула ещё одна знакомая фигура. Гиена проскользила носками ботинок по полу и вписалась аккурат в дверной косяк, притягивая к себе мимолётные взгляды ещё более шокированных Гриши и Алёны. Выругалась вполголоса, когда жидкость в тёмной пивной бутылке заплескалась, отчасти попадая на её красную футболку с уже знакомой надписью: «BAZINGA!». Осторожно пристроилась за ведьмой, внимательно слушая крики Володи о том, что Измайлов-тварь-паскуда засадил его в СИЗО. То, что рыжая материализовывалась каждый раз практически из воздуха, майора уже не удивляло. Он даже поймал себя на мысли, что был бы в большем шоке, если бы она не появилась. А так… все в сборе. Гиена отсалютовала ему бутылкой в знак приветствия и, дождавшись ответного кивка, приложилась к узкому горлышку, опрокидывая в себя сразу большой глоток. Её чёрная собака едва не процокала по коридору мимо, в последний момент заходя в эпицентр истерики полковника Яковлева. — Ну, всё ж сработало, Володь, — пожал плечами Измайлов. Для пущей уверенности обратился к капитану, — Сработало же, Рыбкина? — Сработало, — подтвердила она, кивая и продолжая смотреть в сторону кровати странным и незнакомым взглядом. Пока Володю накрывало очередной волной негодования и он на повышенных тонах объяснял, что демон поставил на кон «его дупло», Мудди Дуу непонимающе оглядел всех присутствующих, бочком обходя орущего мужчину и продвигаясь к кровати. Виляя хвостом, ткнулся лбом в колено Гриши, получая свою порцию поглаживаний, от которых охренел даже сам парень. Алёна попыталась тоже протянуть ладошку, но красноречивого собачьего «зырка» в её сторону было достаточно, чтобы она испуганно подобралась на матрасе. Неодобрительно фыркнув, пёс развернулся и засеменил обратно к хозяйке. Потёрся боком о голень Алисы, что сейчас прикладывала пальцы ко лбу, не в силах терпеть льющийся из начальника словесный маразм, но продолжая ржать с отдельных фраз. Сел рядом с Гиеной и с опаской выглянул в коридор, проверяя, не идёт ли кто ещё. Собак в больницу до сих пор не пускали, хотя наличие оной сейчас — меньшая из всех невероятных вещей. Яковлев тем временем переключился на Алёну, доказывая ей, с какой же всё-таки паскудой она встречается: — Я боялся стать пропеллером! — Это как — пропеллером?.. От невинного тона девушки Гриша со звучным хлопком опустил себе ладонь на лоб, прекрасно зная, какое объяснение последует через секунду. И действительно: от наглядно продемонстрированного Володей «пропеллера» Смирнова закрыла лицо ладошками, засмеявшись, но чересчур плохо скрывая в этом смехе визг отвращения. Гиена позади всех стоящих отреагировала более спокойно: просто выпила ещё. Протянула было бутылку Рыбкиной, но когда та с охотой попыталась ухватиться, отпрянула и шикнула, точно вспомнив что-то. На непонимающий и обиженный взгляд многозначительно вскинула брови, наклонив голову. Измайлов заметил это и на мгновение нахмурился — больше времени не дала засобиравшаяся Алёнка: — Гриш, можно я пойду?.. — Не-не, не вздумай! — запротестовал он, хватая её повыше локтя. Намекая на Володю, добавил, то ли всерьёз, то ли шутя, — Он меня убьёт! Когда Яковлева прорвало по поводу музыкального клипа, что влетел на верхушки всех чартов с лёгкой руки Ники и Ника, рыжая наклонилась к Алисе, что-то вполголоса спросив. Та ей ответила, но что именно — демон разобрать не смог. Девочки тихо рассмеялись, почти одинаково, поразительно повторяя мимику друг друга. Майор пересёкся взглядами с Гиеной и как-то сам собой повторил её весёлую улыбку, относясь к происходящему ещё менее серьёзно, чем до этого. На Алису он старался не смотреть. Мудди Дуу сливался с тенями и выглядел сейчас как кусок живой тьмы, что тоже мешало его хоть сколько-нибудь различить. Володя всё никак не мог успокоиться. Сокрушался, активно жестикулируя: — У вас чё, здесь филиал Ада на Земле, что ли?! — Да! — тут же поддакнула Гиена неопределённо указав в сторону полковника бутылкой. Тот нашёл ответ поразительно быстро: — ПИЗДА! От столь эмоционального крика рыжая стушевалась, широко уставившись на мужчину. Не сводя взгляда, глотнула ещё пива, и погладила пса между ушей свободной ладонью, успокаивая. Кашлянула в сгиб локтя и продолжила с интересом слушать концерт рожающего бегемота-мученика-Володи. Похоже, Рыбкина выцепила её где-то по пути или, может быть, именно рыжая привезла их сюда. Если Яковлев после «освобождения» не добежал до больнички на своих двоих, чтобы раздать майору пиздюлей собственноручно, конечно же… — Шутка?! Хороша шутка! Давай я щас песенку придумаю, что ты, например, демон, носферату ебаный! — Ну, давай, — прыснул Гриша. — Я с удовольствием её послушаю, Володь. Вместе будем петь её! Володя уже исчерпал весь свой запас проклятий и теперь просто давился воздухом. В тишине палаты, нарушаемой лишь тяжёлым пыхтением, раздалось намеренно замогильным голосом: — Ничего на свете лучше не-е-ту… Чем нечисти бродить по белу све-е-ту. Гиена протянула это непривычно низко и гулко — в горлышко бутылки. Не придумав рифму дальше, засмеялась. Её поддержала Рыбкина, зажмурившись и помотав головой из стороны в сторону. Мудди Дуу гавкнул и ударил лапой по полу в знак поддержки. Даже Измайлов не смог сдержаться и прыснул. Алёна рядом неуютно поёжилась, покрывшись гусиной кожей от какофонии смеха. Володя задохнулся ещё больше, потеряно вскидывая руки. — Алис, всё, уводи, — отмахнулся майор, уже устав от этого спектакля одного негодующего актёра. Пока ведьма за плечо пыталась оттащить Яковлева в коридор, он продолжал бурчать, возмущаясь. Проходя мимо Гиены, запричитал, что «ну ты же, рыженькая, нравилась мне, ты же нормальная была, хорошая, а выходит, что тоже… из этих». Она проводила мужчину заинтересованным взглядом, пока он гордой походкой не вышел в коридор со спортивной сумкой наперевес. Гриша не удержался от комментария напоследок: — Володь, ты на физрука какого-то похож! — Пошёл нахуй! Мудди Дуу засеменил следом и цокот его когтей о напольную плитку заглушил звонкий смех Рыбкиной после удачной измайловской шутки. Гиена тряхнула головой, переводя взгляд на парочку и тоже потеснилась к выходу, всё ещё улыбаясь. Кивнула демону и произнесла с возбуждённо-радостным блеском в глазах: — А у вас тут пиздец весело, мне нравится! — Добро пожаловать в Ад, — фыркнул Гриша, тоже посмеиваясь. — Кстати! Барби. Гиена позвала уже за порогом ухватившись за дверной косяк и почему-то зная, что девушка отреагирует. Заглянула обратно, наклонила голову к плечу, озорно сбив рыжие пряди в одну сторону и смотря сквозь них. Подождала, пока Алёна обратит на неё внимание, тягуче отхлебнула ещё пива и полупьяно отчеканила, словно само собой разумеющееся: — Серьги — дерьмо собачье. Смирнова раскрыла рот от возмущения, через секунду показательно скрестив руки на груди, и обиженно потупила взгляд. Выглядело это пиздец как карикатурно. Гриша только поджал губы, слабо кивнув, — крыть было решительно нечем, против правды ведь не попрёшь… Рыжая пожелала ему скорейшего выздоровления и, ещё раз отсалютовав бутылкой, скрылась, неплотно прикрывая за собой дверь до того, как Алёна стала бы выговаривать, что Измайлов не вступился за неё. Уже не хотелось ни обниматься, ни целоваться, ни чего-то большего. Слабые надежды на продолжение вечера даже после столь фееричного визита Володи таяли на глазах. Весь романти́к-настрой был безвозвратно порушен. Спасибо Гиене. Но если со стороны Алёны благодарность звучала бы с сарказмом, то со стороны демона — наверное, искренне…***
Выпустив на улицу Володю, всё ещё бормочущего себе под нос всякие гадости о нечисти, Алиса с облегчением вздохнула, наблюдая, как он попрыгунчиком скатывается с больничного крыльца. Выскочивший следом Мудди Дуу проворно перепрыгнул сразу несколько ступенек, вдоволь разминая лапы. Перепуганная медсестричка всё-таки удостоила его недовольно-возмущённым цоком, на что пёс перевернул ведро с грязными бахилами, отстаивая свою честь. Рыбкина устало улыбнулась и медленно зашагала следом за своими горе-спутниками, спешившими к красному пикапу. Сумасшедший денёк. Дверь за спиной хлопнула после не слишком нежного пинка ногой. Гиена вывалилась последней, притворяясь более пьяной, чем являлась на самом деле. Покачиваясь, начала спускаться, но где-то на середине плюнула, и запрыгнула на металлические перила, съезжая вниз. Не глядя кинула бутылку в урну и на всю улицу заголосила: — На заре-е-е… голоса зову-ут меня-я-я! Нелепо хихикнула, вновь отмечая актуальность музыкальной композиции. Играя на публику, делая вид, что хмеля внутри не одна бутылка, а один ящик, можно было хотя бы фантомно скрыться от реальности и её доставучих нудных фальцетов и душных призраков прошлого. Хуже только то, что утром отвечать придётся в двойном размере. Рыжая поравнялась с Алисой, заграбастав её за плечо, хорошенько встряхнула и звонко чмокнула в самое ухо. Пока ведьма, шипя, тёрла пострадавшее место плечом, восстанавливая слух, обогнула её и махнула Володе: — Спокойно, всё под контролем, я поведу! — Но ты же нетрезвая, — будучи уже у машины, бросил он ей, недоверчиво оглядывая шатающуюся фигуру. — Это неважно, — мотнула головой девушка, тут же сдувая непослушные волосы с глаз. Приосанилась и гордо добавила, — Главное, что я не пьяная! Яковлев со знанием дела кивнул на такое умозаключение, а держащийся чуть поодаль от него Мудди Дуу зевнул, недовольно клацнув зубами. Такая постановка от хозяйки ему не нравилась, как и весь алкоголь в принципе. Володя покосился на зверя, не скрывая своего интереса и, кажется, находя в нём единственную отдушину после пережитого стресса. Когда пикап «булькнул», оповещая о снятии с сигнализации, они синхронно вздрогнули под смешок находящейся всё ещё достаточно далеко Гиены. Рыбкина проследила, как подруга потрясла ключами в ладони, после убирая их в карман своей кожанки, дурацкая нашивка на спине которой сейчас только напрягала и, казалось, смотрела в самую душу. Грёбанный бульдогоподобный монстр. Володя вместе с псом забрались в машину, захлопнув за собой дверь так, что лампочки в уличных фонарях затряслись. Гиена зарычала. Ведьма до сих пор видела её со спины, но была уверена — зарычала. Шагнула навстречу. Сжала ладони в кулаки, пытаясь таким образом удержать призрачную решимость. Она сегодня увидела достаточно для окончательного решения. До окончательного изменения на всё противоположное, обратное, полярное. И продолжала видеть сейчас — обрывками недавнего прошлого. Почти так же ясно, как и то, что пьяное состояние рыжей — фальшь, фанера, обёртка, обман и не более. Окликнула, застывая от того, как инородно прозвучал её голос: — Гиена! Она обернулась, готовая со вдоха на выдох фыркнуть своё неизменное «что?». Покачиваясь, чуть наклонилась вперёд, а её глаза продолжали сверкать озорным блеском, перескакивая с одного цвета радужки на другой. Улыбнулась плутовато и непонятно-счастливо, смотря на неё и сквозь неё. Алиса сглотнула горчащую слюну и ровно произнесла, перекрывая кислород и в одну секунду убивая надежды, улыбки, частичку себя и гиенью пьяную неестественность на парковке платной больницы одного из углов никогда не спящей Москвы: — Я буду делать аборт.