***
Кларк может убить её. Она даже не хотела этой чертовой работы. На самом деле, она даже сказала ей «нет». Дважды. У неё на это была тысяча причин и одна из них была в том, что она лично знала Лексу. Единственная причина, по которой она сказала «да» на третий раз, была из-за Рейвен Рейес, её старой соседки по комнате и одной из нынешних управляющих партнеров по связям с общественностью Королевской семьи. Рейвен не могла найти никого, кто был бы способен (или желал) взять Лексу на себя. Она была в очень «грустном» — затруднительном положении и умоляла. И умоляла, и умоляла еще немного. А когда мольбы не подействовали, сказала, что заплатит ей вдвое больше обычной ставки и пообещала, что больше никогда в жизни ни о чём не попросит. Ни одного концерта, ни десяти пенсов, чтобы купить жвачку. Ничего больше. НИКОГДА. И Кларк сказала «да». Как дура. Она уже больше года не работала в рекламе (на этой должности, в этой стране), и теперь ей снова пришлось привыкать получать зарплату за то, что обычно делали её подчиненные, — другие (те самые её подчиненные) Рейвен не устроили. Считай, сама себя понизила в должности, но для укрепления позиций её молодой компании на рынке и создания репутации — лучший вариант. Конечно, если она справится с несносной девчонкой! Она делает эту работу уже три недели, и Кларк хочет быть уверена, что Принцесса никогда больше не будет смотреть на неё своими зелёными глазами. Как будто она могла бы флиртовать с Кларк, как с остальными своими пассиями. Как будто она могла делать с ней то же, что со всеми остальными, как будто всё, что нужно, — это немного флирта и закушенной губы с накрученным на палец локоном волос, чтобы Кларк оказалась в её постели (снова). Думает, что только потому, что она оооочень хороша собой, она может получить всё, что захочет. Нет. Не в случае с Гриффин. Не хочу хвастаться, но Кларк Гриффин — настоящая красавица — она сама так говорит. У неё красивые глаза, красивые волосы, красивая фигура. Она имеет превосходный кредитный рейтинг, является руководителем на своей работе, и, самое главное, она всего добилась сама. Так что нахуй Принцессу Александру и все её титулы. Из-за неё ей пришлось чуть ли не признаться в неимоверной любви к этому гребаному придурку Тому Холланду. И это точно не предел, потому что кто-то в настоящее время пытается флиртовать с женатым репортёром рядом с его женой, которая готова убить Принцессу в прямом эфире. Жаль этикет не позволяет. Правда, жаль. — А вы не скажете, Принцесса Александра, что выполнение некоторых обязанностей, касаемых внешней политики, для вашего брата затруднительно? — спрашивает репортёр. Лекса ухмыляется, как будто точно знает, что делает. Потому что, конечно, она знает — Гриффин её подготовила. Четыре часа её жизни! Кларк едва сдерживается, чтобы не закатить глаза. Принцесса всё это время стояла, прислонившись к трибуне, но каким-то образом она продвинулась ещё дальше вперед, да так, что её грудь теперь почти лежит на той самой трибуне, чтобы сказать: — О, я бы сказала, что это очень тяжело, миссис Лавин. Я, однозначно, не справилась бы. А он рожден для управления этой страной — для него внешняя политика проще, чем Вам сделать утренний чай. Появились несколько вспышек камер, запечатлевшие самодовольную ухмылку Принцессы с различных ракурсов. — Да, — говорит Кларк, заставляя себя легко улыбнуться. — Принцесса Александра была очень обеспокоена тем, чтобы всё было идеально, поскольку королева Анна начинает готовить Принца Уильяма занять трон. Она хочет быть лучшим советником для своего брата, каким только сможет стать. Следующий вопрос. Кларк демонстративно игнорирует мужа репортёра и как раз собирается позвать прилежно выглядящего парня в задней части группы (у них всегда есть такие сладкие, острые вопросы, и Кларк ищет кого-то, кто будет задавать им конкретные вопросы о некоторых изменениях политики на этот раз), но её прерывает самый возмутительно-невыносимый… — Ну да! Мистер Лавин! — зовет его Принцесса Александра. — Задай свой вопрос? — Она приторно улыбается мужчине. — Благодарю вас, Принцесса Александра. — Мистер Лавин стискивает зубы и пытается заставить себя выглядеть вежливым. У него было не так много практики в этом, как у Кларк. — А что бы вы сказали своим подданным, которые читают в газетах обо всех скандалах вокруг вас, которые говорят, что вы… — Кларк уже подзывает охрану, чтобы вывести репортёра, но он хорошо знает правила — …любвеобильны с мужчинами? Принцесса прижимает руку к груди, выглядит растерянной и наивно-обиженной, надувая губы и хлопая густыми ресницами. — Мистер Лавин, я должна сказать, что это пустые сплетни. «Слава Богу, блядь», — думает Кларк. Но тут улыбка Принцессы становится ещё более дьявольской, и она снова наклоняется вперед, опираясь на трибуну и демонстрируя соблазнительный вырез на груди. — Я предпочитаю быть любвеобильной не только с мужчинами. Повышенные голоса и новые вспышки фотоаппаратов. Кларк сохраняет самообладание, за исключением сжатого кулака, который она засунула в карман брюк. Она спокойно улыбается и говорит в микрофон: — Личная жизнь Принцессы Александры — я должна напомнить вам, не является целью этой пресс-конференции — она непредубеждённо относится к политическим изменениям, которые должны быть внесены в Конституцию нашей страны. Может быть, вы могли бы задать вопрос об одном из этих изменений? Снова крики, снова вспышки, снова игнорирование Кларк. Она ожидала этого от прессы, но это не действует ей на нервы, как слова Принцессы, которая даже не смотрит на Кларк — потому что именно это она не должна была говорить. Она наклоняется на локтях вперед и мило улыбается перед камерами. И, так или иначе, Кларк может поставить свой бизнес на кон, что, по крайней мере, половина из них будет положительно относиться к прямому флирту Принцессы и её признанию сегодня, как они всегда делают. Красивых, молодых и дерзких — любит пресса. Вероятно, назовут её откровенной или полной отваги для признания, индивидуальной, уникальной. Но Кларк наняли не для этого, так что это еще один неудачный выход «на люди» в этом месяце. Они уходят вместе с прессой, обе улыбаются, но ни одна улыбка не является естественной. Когда они пересекают рамки дверей пресс-центра, Принцесса Александра, наконец, смотрит на неё и позволяет себе расслабиться и не выглядеть так провокационно-вызывающе. — Я думаю, все прошло хорошо, не так ли? — спрашивает Принцесса. — Думаешь? — спрашивает Кларк. И ей почти сходит с рук этот намёк на сарказм, но, конечно же, он не остается незамеченным. — Ого, неужели я наконец задела тебя за живое? — спрашивает она. — Ты бьёшь мимо, впрочем, как всегда, мои болевые точки совсем не там, Ваше Высочество, — ни с меньшим сарказмом произносит Кларк. Это уже вошло в привычку — огрызаться и пытаться задеть друг друга. Принцесса осторожно делает шаг вперед, так что между ними остается всего полшага. — О, только не надо мне лгать, — она обвивает руками шею Кларк, скрещивает запястья за её головой так, что их лица оказываются друг напротив друга — глаза в глаза. Кларк многозначительно смотрит куда-то вдаль, через плечо Принцессы. — Я думала, ты будешь со мной честна, любимая, — выдыхает она в губы. Кларк удается не закатывать глаза. Ну, может только чуть-чуть. — Пожалуйста, убери свои руки от моего тела. — Она видит, как поблескивают глаза Принцессы, и снова сопротивляется этому желанию, которое она все время пытается возродить. — Мои руки не касаются твоего тела. — Она еще больше наклоняется к Кларк и понижает голос почти до шепота. — Поверь мне, ты бы не попросила меня убрать их, если бы они были в тебе. Кларк наконец-то смотрит ей в глаза и натянуто улыбается. — И поверь мне, если ты не отступишь через пять секунд, я дам тебе такую пощечину, что тебе придётся научиться ходить задом наперед, потому что твоя голова будет постоянно повёрнута к твоей заднице. — Хм, — говорит Принцесса, как будто обдумывая это. — Мне всегда хотелось своими глазами увидеть, как выглядит моя задница, — а потом она отстраняется. — Я знаю, как она восхитительно смотрится в зеркале. Скажи мне, стоит ли она того? Тогда Кларк действительно закатывает глаза. Черт, три недели тренировок прошли даром — она не сдержалась. — Через час у тебя будет ещё одна конференция. Я написала заметки и, пожалуйста, на этот раз прочти их все. Я знаю, что Вы, — выделяет она, — можете, так как Вы решили повторить точь-в-точь то, что я писала ранее, не говорить. Принцесса расплывается в довольной улыбке, которую можно описать только как самую глупую улыбку на свете, и фыркает, отвечая: — Но ведь им это понравилось, не так ли? Думаю, даже на тебя произвело впечатление. — То, что ты признаешь свою гетеросексуальность, ещё не делает тебя примером для твоих подданных. — Нет, но то, что я лесбиянка, точно привлечёт внимание. — Кларк с трудом удерживается, чтобы не дать ей пинка или в челюсть, и не сказать, чтобы она никогда больше не произносила этого на камеру или кому-то, кто может опорочить ещё больше — чем уже есть — Королевскую семью. — Час. Мне нужно следить за тобой до тех пор, или ты появишься вовремя? Принцесса медленно моргает, глядя на неё, и провокация возвращается. — Я думаю, мне нужна сиделка. Возможно, кто-то, кто может отшлёпать меня, если я была непослушной сегодня? Кларк изучает свои туфли и старается не показывать, как сильно ей хочется закрыть лицо руками и закричать. — Хотя идея поколотить тебя звучит привлекательно, это был риторический вопрос, потому что у меня есть неотложное дело, которое нужно решить до начала конференции. Она делает шаг в сторону, чтобы обойти Принцессу, но путь ей преграждает Её Высочество, всё ещё ухмыляющаяся, как Чеширский кот. — А что, если я пригрожу вернуться и поцеловать мистера Лавина? Прямо на глазах у всех. Может быть, ваше дело всё ещё достаточно срочное, чтобы не пытаться остановить меня? Кларк действительно смеётся над этим одним громким заявлением, что-что, а блеф, она чувствует за милю. — Пожалуйста, во что бы то ни стало, вернись туда. Если Вы это сделаете, миссис Лавин выдерет все твои волосы, и это доставит мне огромную радость. Она снова пытается обойти её, но Принцесса вновь встает у неё на пути. — Может быть, тогда я миссис Лавин поцелую, — говорит она, облизывая губы. — Я люблю девушек. Принцесса многозначительно смотрит на неё, как будто это что-то значит. И что-то меняется между ними. Принцесса расчёсывает длинными пальцами свои длинные кудри, ожидая реакции Кларк, но будь она проклята, если даст ей хоть один шанс сблизиться с ней. — Поцелуй эту ревнивую дуру. Фотографы уже ушли, чтобы подготовиться к другой конференции, так что любой, кто хочет, чтобы это было в газете, должен будет следить за тобой, а таких глупцов нет, пока я твоя тень. Кларк смотрит на неё и поднимает брови, как бы говоря: «твой ход». Принцесса кусает себя за щёку изнутри, отступает в сторону и даёт ей пройти без лишней суеты.***
Вернувшись в свою комнату, Кларк наконец-то издаёт негромкий крик, просто чтобы выбросить её из головы. Сегодня у неё ещё две пресс-конференции, а потом она долго будет принимать душ в полной тишине. Ни щелчков фотоаппаратов, ни раздражающих голосов в её голове. Одна тихая ночь перед большим вечером вне дома. Завтра она встречается с одной из своих подруг, которая постоянно работает здесь, в Лондоне, чтобы выпустить пар. И надеется найти кого-нибудь, с кем можно было бы переспать. Прошло слишком много времени с тех пор, как она получала разрядку не от мастурбации. Некоторое освобождение было бы очень вовремя. Устало упав на кровать, Кларк звонит Октавии, чтобы подтвердить, что они договорились на завтрашний вечер, и выяснить, где с ней встретиться. Это не значит, что она планирует улизнуть из дворца (она взрослый гребаный человек и та, кому платят за то, чтобы она занималась общественным имиджем Принцессы, а не была её хранителем), но если она не будет осторожна в своем уходе, то может привлечь общественность, а это не нужно. Они вместе с Октавией решают не спать всю ночь — хорошо известный клуб в этом районе, который работает до пяти утра, специализируется на Дэнси-техно битах и имеет фирменный напиток под названием «убийственный поцелуй Космо», который точно такой же, как обычный Космо, но вы платите за него на двадцать евро больше, и бармен целует вас в щеку, когда подает его. Или, иногда, Кларк целует его сама и уже не в щеку. Час пролетает слишком быстро, и Кларк стонет, прежде чем спуститься в пресс-центр. Она видит, что Принцесса стоит, глядя на свой мобильный телефон, улыбаясь. Она видит, что Кларк входит в комнату, и поэтому кладет свой телефон в карман, и её глаза загораются при взгляде на девушку. — Что заставило тебя так сиять? — спрашивает Кларк, подходя к ней. — О чем ты? — удивляется Принцесса. Она не выглядит обиженной. Такой, когда пресса или её мать делают ей замечание. Это будто игра — вот только для Лексы, не для Кларк. С другой стороны, она не выглядит обиженной, как обычно, когда Кларк обвиняет её в чем-то, что она сделала, хотя она прекрасно понимает, что Кларк имеет ввиду игнорирование её просьб о скрытности её личной жизни. — Ты знаешь, о чем я, — говорит Кларк, на мгновение широко раскрыв глаза и дважды кивая. Принцесса только пожимает плечами, как будто ей все равно. — Поскольку никто не обращал на меня внимания, я позвала проститутку и попросила её удовлетворить меня. Наверное, это просто сияние после оргазма. Не волнуйся, она подписала бумагу о неразглашении. Кларк на секунду делает гримасу отвращения, но потом вспоминает, что нужно сохранять самообладание. Это её работа. — Хорошо, надеюсь, это означает, что твое сексуальное влечение берет столь необходимый перерыв, пока мы обсуждаем с прессой изменения в политике. ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ? ПОЛИТИКА! ИЗМЕНИТЬ! Принцесса усмехается. — Мое сексуальное влечение никогда не прерывается, мне достаточно взглянуть на тебя, чтобы вновь загореться. — Ладно, хорошо знать, что ты все еще ТЫ, но твои уши работают? — Простите, о чем мы? — спрашивает Принцесса, выглядя слишком похотливо, чтобы быть искренней. — Уши? В теле есть и другие отверстия. Это будет увлекательно… — Повторяю: ИЗМЕНЕНИЕ ПОЛИТИКИ. — Политика меняется, политика меняется, — повторяет Принцесса, постукивая пальцем по губам, словно размышляя. — Ах да, я помню, почему все время об этом забываю! Потому что это так скучно. — Скучно и фундаментально, как и всякая политика. Вы уже должны были это знать, Ваше Высочество. — Мне бы тоже следовало знать, каково сейчас быть у тебя во рту, и все же… Это почти застает её врасплох. Она забывает, какой пошлой — не то, чтобы это не нравилось, больше неуместно, — может быть Принцесса. Как небрежно она может говорить вещи, которые заставили бы Кларк покраснеть или дать пощечину мужчине (и не только), учитывая другой набор обстоятельств. Но Кларк здесь уже несколько недель, и она привыкла к этой грубости, даже если с каждым днем она становится все хуже. Кларк натянуто улыбается и говорит: — Продолжай в том же духе, и ты узнаешь, что происходит внутри центральной больницы еще до конца дня. Хотя, может, ты очнёшься через месяц или вообще не придёшь в себя, что обрадует не только меня, но и твою семью! А потом она протягивает руку в знак того, что Принцесса должна пройти в комнату для прессы. Больно. На секунду Кларк жалеет, что сказала это. Но это лишь секунда, прежде чем Лекса смотрит на неё вновь и переводит взгляд на дверь. Принцесса на мгновение закрывает глаза, а потом с мягкой ухмылкой, обводя взглядом все лицо Кларк, покорно поворачивается и входит в комнату. Справедливости ради, Лекса действительно поднимает вопрос об изменении политики. Очень жаль, что говорит она это в связи с предложением изменить политику в университетах, которые говорят, что профессора не могут быть в отношениях со студентами. Камеры были включены с того момента, как вошли дипломаты, но теперь, когда они сидят, есть над чем работать — их взаимодействие не так дружелюбно, как хотелось бы. Продюсер или ассистенты, управляющие настройкой всех пяти камер, чтобы они могли сосредоточиться на отдельных лицах и широкой съемке всего стола, тоже замечают отстраненность Александры. Они говорят о разложенном перед ними блюде, о том, какой завтрак они предпочитают, а кто любит или не выносит топленые сливки (хотя, кто об этом вообще думает???). Они держат Александру легкими вопросами в течение десяти минут, прежде чем пресса переходит к королевским обычаям и традициям, затем приходят к вопросам о коронации. — Очевидно, что это не стандартно, — начинает один из представителей прессы. — Почему вы решили уйти в отставку, Ваше Величество? Королева Анна кивает и задумчиво делает глоток чая. — Я люблю править этой страной, — говорит Королева. — Я люблю свой народ и могла бы это делать до самой смерти, и даже после, если бы была возможность. Но я начала править совсем молодой, всего в девятнадцать лет, сразу после смерти отца. Во многих отношениях я не была готова к ответственности и должна была играть в догонялки в течение многих лет, чтобы узнать, как я могу эффективно управлять. — Королева замолчала. Это молчание длилось достаточно, чтобы последовал сведущий вопрос. — Вы были очень эффективным лидером, — говорит дипломат, ободряюще улыбаясь ей. — Но пока вы занимались нашей страной, не упустили ли Вы дочь? — Спасибо, вы слишком добры, — говорит Королева с вежливой улыбкой. — Я правлю уже сорок три года, и я дорожу своим временем, но я верю, что пришло время для новой руки, чтобы поднять нас, как страну. Мы готовили Уильяма целых пять лет, и я не сомневаюсь, что он сможет дать больше нашему народу, чем я когда-либо. Александра же, как в Греции — защитница людей — смелая, страстная, сильная. — Королева замолкает, делая глоток своего чая, но никто не смеет перебить эту тишину. — Может, я была плохой матерью, но не Вам об этом судить, потому что они идеальные брат и сестра, которые любят и поддерживают друг друга. Кларк кивает, но она шокирована. Она точно этого не писала. Она не готова к этому ответу — ответ на этот вопрос был совершенно другой. Она никогда не скажет Королеве, что недовольна, но ответ был другой! Может это семейное? Кларк подсознательно постукивает рукой по ручке своего кресла. — Что вы имеете ввиду? — спрашивает дипломат не без злобы. Более настойчиво, пытаясь вытащить ответ. Королева поворачивается, чтобы посмотреть на Уильяма, и её глаза морщатся, когда она улыбается. — Мой сын — самый добрый человек, которого я когда-либо знала. Все его решения принимаются с обдуманно и осторожностью после того, как он выслушает как можно больше точек зрения. Он умён и очень любит наш народ. Он будет руководить вместе с нашим кабинетом министров и делать то, что лучше и правильно. А Александра поможет ему видеть все стороны этого мира, а не только ту, которая привычна и приемлема. Парень, задавший вопрос, кивает и улыбается Принцессе и Уильяму, которые сидят рядом, и, возможно, держатся за руки под столом, где никто не видит. — Ваша матушка говорит вам самые добрые слова, Ваше Высочество! — говорит другой дипломат. — Вы чувствуете себя достаточно уверенными, чтобы взять власть в свои руки всего через пару недель? — Да, я долго к этому готовился, — говорит Принц. — Я работаю над этим уже много лет, и ничто не приносит мне большего удовлетворения, чем понимание, что я могу сделать жизнь своего народа лучше. — Александра — ваш главный движущий фактор — тоже удовлетворение? — спрашивает дипломат, слегка иронизируя, судя по тону его голоса. Он явно передергивает и готовиться к очередной серии «неудобных» вопросов. Кларк немного ошарашена. Они уже меньше чем через тридцать минут после начала часового интервью пришли к «опасным» вопросам. И у нее, кстати, медленный розовый румянец, который тянется к верхушкам ее щек. Похоже, она делает глоток чая, чтобы успокоиться. — Мое желание помогать людям всегда было моей мотивацией, — говорит Принцесса, ставя чашку на стол и аккуратно складывая руки на коленях. — Но я солгу, если скажу, что это не приносит мне радости. Кларк выдыхает и кивает сама себе. Отлично сработано. На протяжении всего разговора Принцесса вела себя довольно тихо. В последний раз она сказала, что её любимая традиция — воскресное жаркое. Кларк не смотрит на неё, стараясь подмечать перемены в диалоге, но в какой-то момент обнаруживает, что Принцесса смотрит на неё с несколько удивленным выражением лица. Когда они встречаются взглядами, Принцесса несколько раз моргает, а затем ухмыляется. Она подносит ложку, покрытую кремом, ко рту, и как котенок слизывает с нее кусочек, не отрывая взгляда. Кларк чувствует, как у неё слегка горят уши. Гнев разливается по её шее, когда она смотрит на женщин за своим столом и операторов вокруг них, чтобы увидеть, обращают ли они на неё внимание. А когда Кларк возвращает взгляд назад, Принцесса выглядит так, будто она настроилась на то, о чем дипломат спрашивает Принца Уильяма. Кларк фыркает, заработав смущенный взгляд одного из продюсеров. — И, Принцесса Александра, — говорит одна из репортеров с чуть более сильным акцентом. Она слегка наклоняется над столом, чтобы коснуться пальцами ткани на руке Принцессы. — Вы согласны с позицией вашего брата, когда речь заходит о контроле над оружием? Костия. Конечно, если вы спите с членом Королевской семьи, у Вас обязательно будет доступ к воскресному завтраку. Костия Эванс. Она не местная, как Кларк, но то, с какой регулярностью они с Лексой попадают на местные полосы газет, не оставляет вопросов об их отношениях. Вот черт, думает Кларк. Кларк так долго писала записки для её вопросов об изменении климата, что совсем не учла, что Лексе могут задать вопрос про вооружение. Но они обсуждали этот вопрос всего несколько раз, и Кларк нервно впивается ногтями в свои ладони. В конце концов, она всегда сможет вырезать эту часть, если она скажет что-нибудь глупое, но все же — этот прямой эфир смотрит достаточно народу. — Всецело согласна с тем, что нам нужны более строгие правила в отношении любого продаваемого оружия. И не только в нашей стране, но и по всему миру, — говорит Принцесса Александра, серьезно кивая репортеру. Кларк должна отметить, что игривые огоньки в её глазах разгораются, а руку от девушки она так не убрала. — Как сказал Уильям, наш долг — сделать так, чтобы люди чувствовали себя в безопасности в своих домах, в школах, на работе, в обществе, а это означает, что люди владеют знаниями, а не полуавтоматикой. Королева Анна уже много лет привыкла к тому, что за ней наблюдают во время подобных интервью, поэтому она смотрит и кивает, как будто именно этого она и ожидала от неё, но Принц Уильям немного менее подготовлен. Все его лицо светится, когда он улыбается сестре. Она выглядит более чем гордой. Кларк тоже не может сдержать легкой улыбки. Что ж, это был отличный ответ. Не идеально, конечно, но далеко не самое худшее, что могла выдать Лекса. Наверняка, Эванс заранее сообщила ей о своих вопросах. Хотя, главное результат. — Очень хорошо сказано, Ваше Высочество. Возвращаясь к вашим мыслям о сохранении безопасности людей, есть ли у вас общее мнение с братом по поводу ГМО и пестицидов, используемых в нашей пищевой промышленности? Принцесса Лекса слегка смеется. — У нас с братом во многих вопросах единое мнение, Кос, но я уверена, что ВЫ достаточно осведомлены, что Уильям много работал с местными фермерами в последние пару лет. Он может сам рассказать о проведенной работе. Ни к чему слышать это от третьего лица. Принц Уильям открывает рот, чтобы что-то сказать, но репортерша решительно обрывает его, все еще не сводя глаз с Принцессы. — Я знаю, что ты большой сторонник местных производителей натуральных продуктов, — говорит Костия, снова похлопывая Принцессу Александру по руке, позволяя прикосновению слегка задержаться на краю стола, подальше от любопытных глаз камеры. Кларк замечает, что Принц Уильям чуть приподнимает голову и делает легкие вдохи и выдохи, не переставая улыбаться. Глаза Принцессы Александры скользят вниз на прикосновение девушки-репортера, но лишь на полсекунды, прежде чем она снова встречается с ней взглядом. — Вас никогда не видят в ресторанах. В клубах, барах, на дискотеках — да. Но не в ресторанах или кафе. Есть ли такое заведение, где вы бываете? Принцесса Александра наклоняется вперед, её глаза блестят. — На северной стороне есть прелестная маленькая кафешка, всего на двадцать мест, — говорит она. — Очень темно, в основном освещено старомодными лампами и свечами. — Это звучит так романтично, — говорит девушка, медленно моргая и застенчиво улыбаясь. Принцесса еще немного наклоняется вперед. — Это очень теплое и хорошее место. Там тебя никто особо не беспокоит. На самом деле ты можешь делать все, что захочешь. Быть, кем хочешь. Её глаза на мгновение останавливаются на Кларк. Так коротко, что она даже не уверена, что это произошло. Девушка-репортер тоже наклоняется вперед. — Ты когда-нибудь берешь кого-нибудь с собой в это место? Принцесса улыбается и слегка облизывает губы. — Только если этот кто-то очень особенный. О, гребаный Христос! Похоже, что они в трех секундах от того, чтобы растерзать друг друга на столе. Глаза королевы Анны сразу же устремляются на Кларк, и Кларк, откровенно говоря, хотела бы очень громко стонать от своего разочарования. Вместо этого она снова слегка пыхтит. На этот раз никто не реагирует. Главная пиар-команда здесь не потому, что Королева и Принц не знают, как себя вести во время интервью, а именно из-за Лексы. Ну неужели она не может потерпеть час и не испортить все. Продюсер выглядит очень довольным этим материалом, поэтому они просто наблюдают за взаимодействием этих двух. Как раз вовремя она замечает, что в дверь заглядывает шеф-повар Густус, и Кларк диким жестом приглашает его войти. Он выглядит удивленным, но довольным, когда входит внутрь. Кларк продолжает кивать, жестом приглашая его подойти к столу. Так он и делает, и спрашивает всех, как они наслаждаются завтраком. Принцесса прерывает зрительный контакт, улыбается шеф-повару и с полминуты хвалит его за мини-пироги с заварным кремом, над которыми он трудился все утро. Разговор возвращается в нужное русло, когда шеф-повар уходит. Дипломаты погружаются в несколько политических вопросов, которые Кларк ожидала, и, слава Богу, девушка-репортер больше не задает Принцессе никаких прямых вопросов. Интервью заканчивается на воодушевляющей ноте от Принца Уильяма о том, чтобы собраться вместе и поговорить о важных вопросах, когда мы можем, так как важно постоянно вести эти дискуссии с новообретенными знаниями и перспективой. Королева Анна поблагодарила всех за потраченное время, быстро попрощавшись с Принцем и чересчур дружелюбно с Принцессой Александрой. Лекса же разговаривает с одним из официантов, указывая на булочки, но говорит слишком тихо, чтобы Кларк могла расслышать, о чем идет речь. Когда Официант уходит, Костия подходит прямо к ней и наклоняется чуть ближе, чем хотелось бы Кларк. Она быстро шагает к ним, прежде чем они успевают начать планировать какое-либо рандеву или что-то еще, что сделает работу Кларк в двадцать раз сложнее. У неё нет на это времени. — Ваше Высочество, — говорит она. Репортер не поворачивается, чтобы посмотреть на неё, пока Принцесса не делает этого, и тогда она с натянутой улыбкой смотрит на неё. — Нам нужно подготовиться еще к одному собеседованию. Собеседования не будет, но Принцесса не должна этого знать. — Долг зовет, — говорит она, печально улыбаясь. — Я могла бы получить некоторые дополнительные разъяснения по поводу этой беседы, Ваше Высочество, — застенчиво говорит девушка, снова глядя на Принцессу, очевидно решив, что она решительно проигнорирует Кларк. И это нормально, Кларк не возражает. Ложь. Возражает еще как. Какой же это будет кошмар! Для пиарщика, не для Кларк лично! — Может быть, я позвоню тебе позднее? — Не надо, — говорит Кларк. Она не оборачивается, просто продолжает смотреть на Принцессу, но Лекса пристально смотрит на Костию. — Дождитесь коронации, ПОЖАЛУЙСТА. — Вы можете связаться со мной, если вам нужно что-то прояснить, и я буду счастлива продолжить беседу. — Она протягивает ей свою ладонь и ждет, когда Костия пожмет её. Девушка улыбается ей той же улыбкой, что и в телевизоре, и осторожно прикасается к девушке. — Спасибо, — говорит она и выходит из комнаты вслед за последним оператором. А потом они остались вдвоем. — Тебе жарко, когда ты ревнуешь, — говорит Принцесса, ухмыляясь Кларк. Кларк медленно поднимает голову и недоверчиво смотрит на неё. — Господи, не могли бы вы в течение пяти минут не пытаться флиртовать со всем, что движется? Кларк поворачивается на каблуках, чтобы уйти от Принцессы и этого разговора, но это бесполезно, потому что Принцесса просто продолжает следовать за ней. — Тебе нравится, когда тебя дразнят, не так ли? Подожди, пока тебе станет невыносимо тяжело. Пока ты больше не сможешь сдерживаться. — Прекрати, — говорит Кларк, поворачиваясь к ней лицом. Глаза Принцессы сверкают, и она стоит слишком близко, как всегда, словно никогда и не слышала о личном пространстве. Или, может быть, решила, что она слишком высоко стоит во всей этой иерархии для соблюдения личного пространства Кларк. Личное пространство, нет, это что-то для нормальных людей с границами. — Я знаю, что тебе нравится, при мне тебе не нужно притворяться, — говорит Принцесса, подходя еще ближе к ней. Кларк разочарованно фыркает и отворачивается от неё, иначе она врежет ей прямо в нос. Нападение на королевскую особу, вероятно, не лучший ход. — Еще тринадцать дней, — вместо этого говорит Кларк, потирая виски. — Осталось всего тринадцать дней. Кларк чувствует, как тепло тела Принцессы разливается всего в нескольких сантиметрах от неё. Она хихикает, глубоко в горле, как будто это исходит из самого сердца. — Я давно хотела спросить, — говорит она, понизив голос и придвинувшись чуть ближе к Кларк. — Какова наша стратегия после коронации? Это еще интервью? Опять пресс-конференции? Может быть, ты выйдешь со мной посмотреть на людей? Думаю, нам будет очень весело пойти в паб или еще куда-нибудь, не так ли? — Ваше высочество, вы можете ходить по всем пабам, какие только пожелаете, если это одобрит ваша служба безопасности. — Да, но там будет намного лучше, если ты будешь отчитывать меня за флирт с барменом или с барменшей. Кларк качает головой и подносит руку ко лбу. Она чувствует, что головная боль теперь невыносимо сильная. — Я запишу тебе голосовое сообщение, и ты сможешь прослушать его, когда будешь там. Это будет то же самое, за исключением того, что я, на самом деле, не буду видеть, как ты игнорируешь все мои советы и предложения. — Ой, да ладно тебе, — говорит Принцесса Александра, придвигаясь к Кларк так, что её грудь прижимается к её плечу. — Я куплю тебе один из тех фруктовых напитков, которые ты любишь, и ты сможешь говорить мне гадости. Я знаю, как тебе это нравится. — Через тринадцать дней Вы можете заплатить кому-нибудь еще, чтобы он говорил Вам гадости, Ваше Высочество, я думаю, что для этого есть даже отдельные люди, где-нибудь. — Она усмехается. — Я уверена, что пресса будет в восторге от этого. Это уже не будет моей проблемой. Думаю, что у них есть кто-то другой, кто прилетит из Нью-Йорка, чтобы… помочь тебе не скатиться окончательно. — Я лучше заплачу за тебя, чтобы ты… подожди, что? — Она отстраняется, отодвигается на некоторое расстояние между ними. — Что ты имеешь в виду? Кларк закатывает глаза. Опять. Нет, её тренировки точно не помогли. — Я не уверена, кто это, если ты об этом спрашиваешь. Сомневаюсь, что Королева скажет тебе, даже если спросишь. Я уверена, что они не хотят, чтобы ты знала его личность. — Ты уезжаешь после коронации? Кларк оборачивается, чтобы посмотреть на неё, сдвинув брови и готовая высмеять её разочарованное лицо, но взгляд, которым она её одаривает, просто заставляет Кларк вздохнуть. — Да, я уже несколько недель веду обратный отсчет. — Я… Я не знала, что это обратный отсчет до твоего отъезда, — говорит она в смятении. — Я думала, что это был, ну не знаю, конец первой фазы. — Первая фаза? — спрашивает Кларк. — Какого хрена, мы что, попали в какую-то антиутопическую фантастику? Мой обратный отсчет — это когда я, наконец, смогу убраться отсюда нахуй и никогда больше тебя не видеть. Понятно? Кларк понимает, что только что она перешла черту, повысила голос и не сдержалась. Но работа с Лексой была для неё настоящим испытанием — это не оправдание. Нет, это именно оно. Но, похоже что Принцессу это совсем не волнует. Её густые брови нахмурены, а руки скрещены на груди. — А куда ты после этого пойдешь? Кларк пожимает плечами. — Вернусь домой. В моей фирме, вероятно, будет достаточно другой работы. Чтобы там ни было — после тебя это будет отпуском. Принцесса, кажется, немного расслабилась от этого. Кларк сама не знает почему. Она просто закатывает глаза и выходит из комнаты. — Завтра никаких интервью или пресс-конференций, — бросает она через плечо, — а у меня сегодня выходной. Не беспокойте меня. Она пережила еще один день. И официально осталось меньше двух недель, прежде чем она сможет покинуть эту Богом забытую работу. Тринадцать, думает она. Еще тринадцать дней.