Камешки

Четвёртое июня тысяча девятьсот девяносто девятого года.

Двадцать семь дней до выпускного.

      Под правильным углом камешки отскакивали от глади Чёрного озера не менее десяти раз, прежде чем упокоиться на глубине. Драко наблюдал, как они отпружинивали от воды, словно та была твёрдой материей. В неестественно ярком лунном свете их полёт выглядел куда более завораживающим, нежели днём, когда солнце слепило глаза, мешая насладиться траекторией движения. По правде говоря, Малфой уже потерял счёт часам, которые провёл здесь в течение последнего месяца.       Было начало июня. До выпускного бала старшекурсников, вернувшихся в послевоенный год в Хогвартс, осталось ровно двадцать семь дней.       Ещё один гладкий камешек разрезал ночную тишину мягкими ударами о воду и отправился на дно. Как и сотни других до него. Как и сотни тех, которые будут после.       Она подошла почти бесшумно и, не проронив ни слова, села неподалёку. Просто опустилась на песок, что не успел до конца остыть от июньского полуденного солнца, и стала смотреть на озёрную гладь.       Как назло, у него дрогнула рука, и камень сразу устремился на глубину, не позволяя Драко восхититься его чудесным отблеском в лунном сиянии.       Он чертыхнулся, точно зная, что вряд ли сумеет теперь сосредоточиться, и присоединился к ней на песке. Упёр локти в расставленные колени и сцепил пальцы замком. От бесконечных мыслей, которые Малфой прокручивал изо дня в день в своей голове, как заезженную пластинку, плавился мозг.       — Мы должны покончить со всем этим, — слава богам, голосу удалось не дрогнуть. Иначе бы всё полетело к чёртовой матери раньше времени.       Гермиона не шелохнулась в ответ. Прошли долгие секунды, тянущиеся, как безвкусная жвачка, прежде чем она удостоила его красноречивым:       — Мм.       Драко прочистил горло.       — До выпуска осталось меньше месяца, так что…       Она усмехнулась и перебила его:       — Ты правда считаешь нужным со мною объясняться? — Грейнджер повернула к нему голову, пронзая его блеском выразительных карих глаз.       Считал ли Драко нужным прояснить их ситуацию? Похоже на то. Ведь за последний месяц проигрывал у себя в голове предстоящий разговор десятки раз. Выстраивал все эти мысленные — или, как теперь выяснилось, бессмысленные — диалоги в полной уверенности, что ей, как и любой девушке, захочется разобраться в причинно-следственных связях.       Что ж, видимо, он глубоко заблуждался. Впрочем, как и всегда, когда дело касалось Гермионы Грейнджер.       — Прекрасно, если тебе не требуется ничего объяснять. Просто гора с плеч, — Малфой изогнул уголок губ в улыбке, скрывая за ней внутреннюю дезориентацию.       Несколько мгновений обмена напряжёнными взглядами, и Драко, как ни в чём не бывало, отвернулся. Словно ему действительно не было до этого дела. В точности как и ей.       Шум волн скользил по берегу. Прохладный ночной ветер трепал волосы и остужал разгорячённые щёки, которые по обыкновению вспыхнули в присутствии этой ведьмы.       Малфой с завидной регулярностью краснел перед ней. По самым разным причинам. Раздражение. Возбуждение. Гнев. Какие бы эмоции не переполняли его, на скулах предательски проступали розовые пятна.       Смущение тоже было в их числе. Драко узнал об этом, когда однажды в порыве чувств Гермиона прошептала, что румянец ему к лицу. Он был уверен, что покраснел до корней волос от этого обескураживающего откровения и с помощью поцелуя заставил её заткнуться. В тот момент ему ещё не приходилось думать о том, каким образом они собираются расхлёбывать заваренную ими кашу.       Малфой попытался переключиться на что-нибудь, что помогло бы ему поумерить пыл, и сосредоточился на внешнем виде Грейнджер. На бордовом джемпере. На джинсовой юбке чуть выше колена. На отчаянно вьющихся волосах, которые разметались по плечам и спине. За учебный год длина её кудрей достигла лопаток.       Не счесть, сколько раз Малфой зарывался пальцами в эти волосы. Сколько раз срывал с них резинку. Сколько раз в порыве необъяснимого влечения бормотал, чтобы Грейнджер никогда больше их не собирала. Сегодня же, когда это было ему на руку меньше всего, волосы Гермионы были свободны от заколок.       Естественно, в тот день, когда он решил расставить все точки над «i», она позабыла о существовании грёбаных резинок. Драко не знал, чего хочет сильнее — зарычать от злости или заскулить от досады.       Через двадцать семь дней они получат аттестаты и пойдут каждый своей дорогой. Грейнджер зашагает навстречу перспективам лучшей выпускницы Хогвартса, а он… попытается реализовать себя в чём-то, где не будет иметь значения его метка.       Малфой уже некоторое время всерьёз задумывался над тем, что ему придётся подыскать себе занятие в магловском мире. Ведь там никто не знает о Пожирателях смерти. А его померкший череп со змеёй на левом предплечье примут за безрассудную татуировку, сделанную в юные годы.       Хотя его безрассудства не ограничились одной лишь меткой на предплечье.       Гермиона Грейнджер.       То, что продлилось до этого момента, началось в особенно ненастный день ноября. Шла их третья неделя работы над совместным проектом по Древним рунам, который профессор Бабблинг поручила им в целях дальнейшего представления на научной конференции среди магических школ. За это время они разработали чёткий план работы и трижды в неделю встречались в библиотеке, тихо-мирно работая каждый над своей частью.       Но Грейнджер не была бы собой, если бы не постаралась взять всё под свой контроль. Поэтому в один из вечеров она любезно сообщила Драко о неверном употреблении руны Манназ.        Малфой не сомневался в корректности вверенной ему части, но всё равно обратился к «Толкованию древних рун» для перепроверки. Убедившись в отсутствии ошибки, он вежливо сообщил об этом всезнающей ведьме. Однако, к его удивлению, Грейнджер принялась с ним спорить. Да с таким жаром, что Драко на мгновение даже растерялся. Ведь в их вынужденном общении каждый придерживался нейтралитета. Который в том числе выражался в отсутствии повышенных интонаций.       В общем, в тот вечер истинная натура Грейнджер вырвалась наружу, и Малфой не заметил, как ввязался в словесную перепалку, желая поставить мисс я-всегда-права на место. Ему было принципиально оставить последнее слово за собой, а Гермиона выглядела такой до чёртиков разгорячённой, что он сам не понял, как его губы оказались на её губах, а руки запутались в кудрях, вернув библиотеке надлежащую тишину. Тишину, в которой утонул стонообразный звук её возмущения.       Камень шлёпнулся об озёрную толщу с громким всплеском и растворился в чёрной воде.       Драко перевёл взгляд на Гермиону, которая уже потянулась за следующим, чтобы так же безжалостно похоронить его на дне. Неразумная ведьма просто бросала их в воду, предавая неминуемой участи.       — Ты трогаешь мои камни, — произнёс он, когда шестой из них по счёту поглотил озёрный мрак. — Я собрал их для себя.       Она обернулась к нему, изогнув бровь в недоумении.       — Жалеешь камни, которые нашёл на берегу, чтобы так же утопить их?       Он приподнял брови в ответном вызове.       — Да, я топлю их в воде, но делаю это красиво. Чувствуешь разницу?       Звук искреннего смеха пронзил его тело, подобно арбалетной стреле.       — Это нелепо. Они в любом случае оказываются на дне.       Он засмотрелся на подрагивающие от негодования пушистые ресницы.       — Чёрт возьми, Драко Малфой, ты пожалел для меня горстку камней. Ты жадина.       Да, я жадина. И мне нужны эти камни. Мне нужно как-то справляться со всем этим дерьмом, в котором я варюсь последние несколько лет, не зная, есть ли у этого предел.       — Собери свои камни и делай с ними всё, что захочешь, — он прикусил щёку изнутри, сдерживая рвущуюся наружу усмешку.       Было прекрасно дразнить её. Лучшее занятие на свете.       Малфой пододвинул кучу плоских камней к себе.       Сначала Гермиона возмущённо засопела, а затем выхватила один из нескольких десятков камней и самым варварским образом швырнула его в воду, явно ожидая последующей за этой выходкой реакции. Невыносимая бунтарка.       Выкручивая свои актерские способности на максимум, Драко не позволил предательской улыбке выдать его. Вместо этого он обернулся к девушке, бросая ей предупреждающий взгляд:       — Грейнджер. Я попросил.       Она слегка сузила глаза и, не прерывая зрительного контакта, потянулась за очередной «жертвой».       Малфой перехватил изящное запястье, прежде чем Гермиона успела предрешить судьбу ещё одного ни в чём неповинного камешка.       Жидкое тепло заструилось по венам, отдаваясь привычной пульсацией в кончиках пальцев. Необъяснимого рода магия, которая неизменно пробуждалась в Драко, когда он прикасался к ней.       — Не смей, — предостерегающе прошептал, склоняясь ближе к её лицу.       Если бы он ещё немного подался вперёд, то непременно ощутил бы тёплое дыхание на своей щеке.       Нежный аромат женского шампуня уже вторгся в его личные границы, и в сознании тут же вспыхнул предупреждающий сигнал. Ему стоило отодвинуться. Ей стоило отодвинуться. Одному из них стоило проявить благоразумие. Однако никто этого не сделал.       — Ты невыносим, — наконец, тихо изрекла она.       Малфой сильнее сдавил тонкую косточку и криво усмехнулся.       — О да. Кому, как не тебе, об этом знать, правда?       Выражение лица Грейнджер дрогнуло. Она опустила ресницы, переводя взгляд на место соприкосновения их рук.       Теперь уже Драко не позволил себе отпрянуть. Это было бы слишком глупо. Но, без сомнения, считалось фатальной ошибкой, которую он допустил.       Гермиона повела кистью, разворачивая руку так, чтобы появилась возможность дотянуться до его запястья. Кончики пальцев осторожно погладили голубоватые вены, проступающие сквозь бледную кожу.       Малфой наблюдал за её тактильным исследованием и прислушивался к реакции собственного организма. В местах соприкосновения рождалось приятное покалывание, оставляющее Драко с чётким пониманием того, что он будет скучать по этому ощущению.       Он выпустил хрупкое запястье, позволив девичьим пальцам с необыкновенной невесомостью скользнуть до сгиба его локтя и обратно. Рукава белой рубашки на нём были закатаны, и каждый затронутый дюйм кожи отзывался россыпью мурашек по телу.       Внутри Грейнджер была заключена целая бездна нежности, которой она не боялась делиться. Даже с ним. Хотя, казалось бы, зачем дарить её человеку, с которым у тебя не слишком замысловатая интрижка? Не целесообразнее ли обойтись без прелюдий и всех этих маленьких моментов близости? Порой гораздо более интимных, нежели секс.       И если для Гермионы такие проявления были вполне естественными, то для Драко — нет. Одной из его вредных привычек было прятать чувства глубоко внутри. Так, чтобы до них почти невозможно было добраться.       В минуты слабости, когда дверца его сердца приоткрывалась, виной всему было возбуждение или полное отчаяние. В случае с Грейнджер допускался лишь первый вариант. Хотя на протяжении долгих шести месяцев ей представилось достаточно случаев повидать и отголоски второго.       А сейчас Малфой, не в силах оторвать взгляда, пялился на то, как она водит кончиками пальцев по его руке, и чувствовал себя беспомощным. Ему следовало запретить ей это делать, но он не мог. Или честнее будет — не хотел? Каждая клеточка внутри него умоляла, чтобы этот контакт никогда не прерывался.       Пусть чёртов выпускной никогда не наступит. Они просто разобьют палатку на берегу Чёрного озера и навечно останутся жить здесь. Вдвоём. Драко продолжит быть тем, у кого есть право быть с ней, спать с ней и время от времени дразнить. Ему не придётся отказываться от всего вышеперечисленного только потому, что до грёбаного выпускного осталось двадцать семь дней, и нужно положить конец этой интрижке.       Мантия была у него под рукой. Едва Гермиона отстранилась, Малфою потребовалось лишь несколько секунд, чтобы расстелить одеяние на песке. Ещё несколько, чтобы опрокинуть туда Грейнджер и нависнуть над ней, удерживая вес на локтях.       — Двадцать семь дней, — прохрипел он. — Сегодня моя последняя возможность прикоснуться к тебе. Больше я себе этого не позволю.       Его серые глаза блуждали по лицу Гермионы, стараясь расшифровать отражающиеся в нём эмоции. Что творилось у неё в голове? Какие ощущения рождались в ней в моменты их близости? Будет ли она хотя бы иногда вспоминать о прошедшем полугодии, как о времени, когда в её чрезвычайно загруженном учебном графике была случайная строка Драко Малфой?       Грейнджер не ответила. Лишь слегка поёрзала на чёрной ткани, подстраиваясь под его тело, и опустила взгляд на губы.       Он изогнул уголок рта, польщённый её желанием перейти сразу к делу.       Надо же. Драко полагал, что столкнётся с женской истерикой, обидой, гневом — да с чем угодно, а в итоге ему даже не пришлось объясняться. Что, конечно, совсем неудивительно. Всё было предельно ясно. Заранее предрешено.       Секс между ними был просто сексом. Он ничего не значил. Обыкновенное человеческое взаимодействие, порождённое обоюдным желанием ненадолго сбежать от реальности. Прекрасный способ снять стресс и получить кратковременную разрядку.       Гермиона обняла его за шею, задевая кончики волос у затылка. По телу разлилась нега предвкушения вместе с нахлынувшим на Малфоя элементарным осознанием: он будет скучать по этому. Скучать по ней.       По удивительной кудрявой ведьме, чьё присутствие вдохнуло в его жизнь немного ярких красок, о существовании которых он уже почти позабыл. По невероятной девушке, которую должен был теперь отпустить.       У Драко создалось впечатление, будто все его внутренности скрутило в тугой узел. От паршивых ощущений локти подогнулись, и он оказался ещё ближе к Грейнджер. К счастью, она продолжала удерживать взгляд на его губах и упустила из виду промелькнувшую панику в глазах Малфоя.       Всё то время, что он морально готовился к моменту, когда придётся положить конец их маленькой интрижке, Драко уверял себя, что в последнюю ночь будет с ней отстранённым. Настолько, насколько это вообще возможно, принимая во внимание степень происходящего. Просто очередной раз, который не имеет совершенно никакого значения для него. А для неё и подавно.       Однако долбаные тоскливые мысли в сговоре с сердцем, которое удвоило скорость ударов от осознания, что завтра ничего этого не будет, казалось, собирались разрушить все его планы до основания, делая этот раз значимым.       Значимым. Ради Салазара, это даже звучало по-идиотски. Наивысшая степень отбитого на всю голову романтичного придурка, которым он никогда не был. Только не с ней.       Малфой придерживался единственной здравой мысли ровно мгновение. Пока тонкие пальцы не зарылись глубже в его волосы, растрепав пряди так, словно у неё было на это право.       Драко наклонился к лицу Гермионы, закрыл глаза и прислонился к ней лбом.       Он собирался послать все внутренние установки к чертям и пойти на поводу у чувств. Пусть Грейнджер считает это своим личным достижением — приручение Драко Малфоя, который вместо того, чтобы просто быстренько потрахаться напоследок, позволил себе потеряться в ней в их последнюю ночь. В конце концов, ведь именно это они в друг друге и искали — временное забвение?       Горячий колеблющийся выдох обжёг его лицо, послужив спусковым крючком, чтобы Драко нашёл её рот и прикусил верхнюю губу.      Проклятье. Она ела зелёные яблоки. Его любимые яблоки. Вкус, который он обожал с самого детства, но ни разу не ощущал его на ней. Кажется, Вселенная сегодня просто решила хорошенько посмеяться над ним.       — Значит, яблоки? — сам не зная зачем, прошептал он.       — Луна принесла мне несколько.       — Ты не была на ужине? — разумеется, Малфой спросил это только ради приличия, а не потому, что и впрямь был озабочен регулярностью её приёмов пищи. Сам он тоже пропустил вечернюю трапезу.       — Разве тебе есть до этого дело?       О, конечно. Это абсолютно точно не должно было его волновать. Личные границы — дело святое. Драко мог полгода трахаться с ней, стерев тем самым физические барьеры, но не имел ни малейшего права забираться к ней в душу.       Он усмехнулся, прежде чем провёл верхней губой по её нижней. Руки Гермионы притянули его ближе, и она резко выдохнула, укореняя в нем новую ассоциацию с ней. Зелёные яблоки. Как будто других ассоциативных рядов было недостаточно.       Малфой медлил, вкушая момент близости между ними. Сейчас он был как никогда уверен, что за шесть месяцев не насытился этой возможностью. Можно даже сказать, привилегией: целоваться с ней, чувствовать тепло её тела и покалывание собственной кожи в ответ на её прикосновения, соединяться с ней дыханием, фактически обладать ею в некоторые отрезки своего существования. Он совершенно точно в должной мере не оценил этот шанс: пусть временно, но быть с ней.       Оглядываясь назад, Драко мог точно сказать, что Грейнджер всегда оказывалась рядом, когда было необходимо. В моменты, когда переживания о прошлом, настоящем и будущем засасывали его в свою воронку, Гермиона неизменно вытягивала его из пугающей прострации и возвращала в реальность. Она была спасением. Тем самым мостиком, который позволял ему перебраться с берега безысходности и пугающей неизвестности на противоположную сторону. Терпимую. Сносную.      По какой-то непостижимой причине Грейнджер из раза в раз спасала его. Но что она приобретала взамен? Разрядку? Усмирение бушующих гормонов? Удовлетворение от того, что его взращенные семейными устоями принципы держаться от неё подальше рухнули, как карточный домик?       Что заставляло Гермиону каждый раз возвращаться к нему?        Она отказалась от должности старосты школы, но за ней остался титул Золотой девочки, Героини войны. У неё явно не было проблем с тем, чтобы найти себе напарника по постели в лице более подходящего кандидата. Или даже завязать нормальные отношения со всеми вытекающими. Но каждый раз по неизвестной причине она выбирала Драко. Снова и снова.       Он знал, что у неё нет кого-то ещё. Грейнджер не принадлежала к тем девочкам, которые позволяют себе спать с несколькими партнёрами одновременно. Как ни смешно, в этом плане Малфой тоже оставался ей верен. Не то чтобы выстраивалась целая очередь из желающих коротать ночи с несостоявшимся Пожирателем, но многие девчонки с лёгкостью бы закрыли на это глаза.       Только Драко всегда возвращался к Золотой девочке. Ведь, несмотря на все дерьмовые установки в его голове, измена считалась чем-то, что он по-настоящему презирал. И пусть их регулярный секс не стоял наравне с полноценными отношениями, чувство собственного достоинства Малфоя оставалось при нём хотя бы в таком подобии верности.       Бёдра Гермионы соприкоснулись с его пахом, и Драко осознал, что на некоторое время выпал из реальности. Сморгнув пелену наваждения, он взглянул в большие карие глаза с прожилками цвета солнца и сглотнул. Она неспешно перебирала его волосы всё то время, пока они смотрели друг на друга.       Малфой наклонился и потёрся носом о её висок. Сладковатые нотки окутали лёгкие. Ненавязчивый аромат, который разгонял всякую тьму с тех пор, как изо дня в день стал мелькать в зоне его обоняния.       — Я сказал, что мы должны покончить со всем этим, — выдохнул он. — Поэтому сегодня наша последняя ночь.       На долю секунды ему показалось, что её объятия стали крепче. Хотя, вероятно, то была лишь игра его воображения. Просто принятие желаемого за действительное.       — Как скажешь, Драко, — прошептала она, задевая его подбородок губами.       Драко.       По тому, как просто и мелодично звучало его имя из её уст, он тоже будет скучать.       Перекатившись на спину, Малфой притянул Гермиону к себе и прижался губами к её рту.       Она ответила на поцелуй со странной смесью нежности и неуверенности. Словно впервые пробовала его поцелуи на вкус. Или как если бы хотела запомнить их навсегда. Мысль была более чем абсурдной и, наверное, оттого такой возбуждающей.       Тонкие пальцы пробежались по его груди в надежде за что-нибудь зацепиться. Во время спонтанного поцелуя в библиотеке это была мантия, сейчас — рубашка. А Драко ничего не оставалось, кроме как падать в этот проклятый поцелуй, как в бездну, без всякой надежды на спасение.       Его руки запутались в шелковистых локонах. Он кусал до боли знакомые губы, и беспокойные мысли покидали голову. Так просто, но так неправильно.       Грейнджер потёрлась об его пах, и Драко зашипел сквозь зубы от растущей эрекции.       Он не собирался спешить. Только не сегодня. Не в их последнюю ночь. Малфой не хотел прощаться так скоро, точно зная, что как только всё закончится, она уйдет. Гермиона не останется с ним — разбитым, опустошённым и уязвимым. Он решил расставить всё по местам. Так какого драккла ей задерживаться?       Это интрижка. Школьный роман, в котором следующих глав попросту не существует. А те, что были написаны, подошли к своему логическому финалу.       Расставание неизбежно. Как только Драко поцелует её в последний раз, а из-под пальцев исчезнет жар тела и гладкость кожи, они разбегутся. В точности так, как делали это на протяжении долгих месяцев.       Малфой углубил поцелуй, столкнув их языки. Вынув руку из шоколадных кудрей, он надавил ладонью на поясницу Гермионы, отчего она слегка прогнулась и оказалась прижатой вплотную к его телу. Очередные импульсы желания заискрились в нём.       Никогда прежде Драко так остро не желал раствориться в моменте. Распасться на атомы и больше никогда не возвращаться в реальность.       В его руках была Грейнджер. Даже сам факт близости с ней сводил Малфоя с ума. Не говоря уже о тех ощущениях, которые порождали учащённый стук её сердца или тяжёлое дыхание на лице.       Больше ничего такого не случится. Это в последний раз.       Последний.       Подушечкой большого пальца Малфой чертил на отзывчивом теле неизвестные миру руны. Выведя очередной замысловатый символ, он прикусил нижнюю губу Гермионы и прервал поцелуй.       Они встретились глазами. Попытка совладать с неровным дыханием была обречена на провал. Драко скользнул рукой к девичьему лицу и проследил контуры знакомых ему черт. До неправильности знакомых.       Расширенные зрачки почти перекрыли радужку, оставив лишь каре-золотистый ободок. Это было одним из его любимых моментов — смотреть, до чего он способен довести её. Даже если сам выглядел не более вразумительно: скулы отчаянно жгло, сердце отбивало одному ему известный ритм, а по организму циркулировало чистое желание.       Хотел бы Малфой знать, отражает ли её состояние хотя бы десятую долю того, что чувствует рядом с ней он. И будет ли она скучать по таким вот минутам, когда все границы между ними стёрты.       Конечно, его размышления остались неозвученной горечью на кончике языка. Как и слова о том, что отпустить её — самое худшее из всех решений на свете. Ведь если бы он признался ей в этом… это было бы ещё более худшим решением. Он не мог переступить черту выпуска из Хогвартса с ложной надеждой, словно что-то возможно между ними дальше.       Грейнджер собиралась поступать в университет, а Драко планировал своё будущее в магловском мире. Она оставалась в волшебной среде, в то время как ему предстояло окунуться во вселенную, где магия была просто вымыслом. Сказкой. Плодом чьей-то больной богатой фантазии. Такой вот ироничный поворот. Особенно если брать во внимание происхождение Малфоя, которым он некогда так сильно гордился, и которое теперь не имело никакого значения.       У них нет будущего, и это ясно как белый день.       Драко сел, одной рукой опираясь на землю, дабы удержаться в вертикальном положении, а второй обхватил Гермиону за талию, когда она устроилась на его бёдрах. Он уткнулся носом в пылающую щёку, чувствуя, как приходящее в норму дыхание щекочет ему лицо.       Едва пальцы Грейнджер снова очутились в его волосах, Малфой стал спускаться к её шее. Заменил кончик носа губами и принялся оставлять на коже поцелуи. Нежное прикосновение, лёгкий укус, успокаивающее движение языка. И опять по кругу. Любимый способ доводить самую правильную ученицу до исступления. Личный рай и ад Драко Малфоя.       Если бы он только знал, как сложно будет примириться с тем, что придётся отпустить Грейнджер, то никогда бы не позволил себе её поцеловать. Ни в порыве ссоры, ни в порыве отчаяния, ни при каких бы то ни было других обстоятельствах. Потому что намного проще вообще не знать каково это, чем жить с воспоминаниями об их поцелуях.     Пах уже болезненно тянуло. Драко впился пальцами в ягодицу Гермионы, привлекая её для наиболее тесного контакта. Отчаянное биение пульса в венке, которую он посасывал, отдавалось мучительным удовольствием на языке. Свободной рукой Грейнджер вцепилась в расстёгнутый воротник его рубашки, не позволяя отстраниться ни на дюйм.       — Драко…       Он с новым азартом припал к трепещущей жилке, лаская ту языком.       Гермиона стала покачивать бёдрами, и рваный выдох выскользнул из него сам собой. Малфой уронил лоб ей на плечо. Чёртова ведьма уничтожала всю его выдержку. Разве кому-то настолько умному дозволялось быть в равной степени соблазнительной?       — Блядь, Грейнджер.       Драко нащупал край её джемпера и пробрался под него. Пальцы скользнули вверх по рёбрам и сжали правую грудь в тонком лифчике. Шумный выдох опалил его ухо.        Отодвинув кружевной материал в сторону, он провёл большим пальцем по соску, отчего тот покрылся мурашками и затвердел. Малфой невольно воскресил в памяти тёмно-коричневую ареолу, которую целовал и кусал бесчисленное количество раз.       Гермиона немного отпрянула и потянулась к пуговицам на его штанах, задевая эрекцию костяшками пальцев.       — Так лучше? — нежные пальцы легли поверх члена, слегка сжимая тот сквозь ткань боксеров.       — Спрашиваешь, — пробормотал он, захватывая её рот поцелуем.       Она скинула балетки, и Малфой забрался рукой к ней под юбку, прижимая пальцы к влажным трусикам. Медленно поглаживая её до тех пор, пока изо рта Гермионы не вырвался сдавленный стон.       И тогда голова Драко пошла кругом. Всегда, когда она издавала звуки, подобные этому, всё его существо задыхалось от желания впитать в себя эти вздохи. Он жаждал поглотить каждый стон, каждый маленький всхлип, любое откровение, вызванное его ласками. Как же, чёрт побери, ему хотелось переживать такие мгновения снова и снова. А не… в последний раз.       Драко отстранился и открыл глаза, блуждая взглядом по распалённому страстью девичьему лицу. Залитая румянцем, со «съеденной» радужкой глаз, с тяжёлым дыханием из приоткрытых губ, такая, очевидно, возбуждённая. Желающая и желанная. Он бы никогда не отпустил её, если бы имел на это право. Если бы по-настоящему встречался с ней.       Сердце предательски зашлось в груди, когда к нему пришло медленное понимание того, что кто-то другой увидит Гермиону в таком состоянии. Сможет довести до такого состояния. И все эти вдохи-выдохи будут принадлежать иному человеку. Не ему.       — Не знаю, каким бы был этот год без тебя, Грейнджер.       — Малфой…       — Не говори ничего.       Ему не требовалось, чтобы она отвечала на его завуалированное признание. Это только добавило бы сложностей. Но ей стоило знать, что благодаря ей он пережил этот непростой год.       Восьмой курс. Год, в котором у него была интрижка с Золотой девочкой. Год, который он ни под каким предлогом не согласился бы вычеркнуть из своей памяти, несмотря на все его противоречия.       — Давай просто сделаем это и… всё, — дурацкая горечь скопилась в горле, мешая сглотнуть.       Драко не собирался становиться откровеннее, чем уже был. Это размыло бы и без того призрачные границы.       В глубине карих глаз промелькнуло нечто, что он не сумел прочесть. Тень сожаления? Или то была просто игра лунного света? Как бы то ни было, Гермиона моргнула, и всё исчезло. Рассеянно кивнув, она закусила губу с внутренней стороны.       — Просто сделаем и… всё, — шёпот был практически бесцветным и оттого вдвое болезненным.       На секунду Малфою показалось, что он заметил влажный блеск в её глазах. Однако уже в следующее мгновение Грейнджер опустила ресницы и потянулась к его боксерам, высвобождая член. Мягко обхватив ствол, она нежно скользнула подушечкой большого пальца по головке, размазывая предэякулят. Драко невольно дёрнулся ей навстречу.       — Я хочу тебя, — прошептал он. — Мне нужно… я не продержусь долго, если ты продолжишь в том же духе.       Гермиона убрала руку и, приподнявшись над его бёдрами, отвела ткань трусиков в сторону. Жар её тела охватил чувствительную головку, а вслед за ней и половину длины. Малфой опёрся на обе руки, втягивая воздух сквозь зубы и испытывая значительное помутнение рассудка от того, как плотно её внутренние мышцы обволакивают его.       Грейнджер же не проронила ни звука. Лишь закрыла глаза, прикусила нижнюю губу и на некоторое время замерла. Трепет тёмных ресниц беспокойной тенью ложился на девичьи щёки. Затем она сжала плечи Драко и начала двигаться. В таком до боли знакомом ритме, который заставил его зажмуриться от сожаления, что он не может навсегда потеряться в ней.       Бриз, гуляющий над Чёрным озером, незримыми ладонями взлохмачивал волосы и обжигал обнажённые участки тела. Драко с самого начала горел от этой запретной близости с ней, но сегодня ему казалось, что он буквально сгорал. Превращался в пепел, который странствующий ветер в считанные секунды мог бы развеять над мрачной водой, тем самым не оставив от него и следа.       Гермиона судорожно вздохнула и остановилась, положив руку к нему на затылок. Несколько секунд хаотичного дыхания, и Малфой осторожно снял Грейнджер со своих бёдер. Перекатился на бок и привлёк её к себе вплотную. Она прильнула спиной к его груди, и непослушные кудри защекотали лицо. Он отвел её волосы в сторону, чтобы открыть доступ к шее. Член упёрся прямо в изгиб над упругой задницей.       Драко поцеловал Гермиону под ухом и услышал, как она всхлипнула. Мелкая дрожь пробила её тело.       — Грейнджер? Всё в порядке?       — Всё как всегда, Драко, — он бы, возможно, даже не услышал еле слышного шёпота, если бы ветер вдруг не стих, заставляя мир вокруг них замереть. — Всё… замечательно.       — Ты же не…       — Просто давай закончим то, что начали, ладно?       Малфой нахмурился и провёл кончиками пальцев по её плечу. Он достаточно хорошо изучил её тело, чтобы заметить, как оно было сейчас напряжено.       — Ты скована. Это… — неразумная мысль закралась ему в голову: — …как-то связано с моим решением?       Если бы она только сказала «да». Возможно, они смогли бы поговорить и всё исправить. Хотя бы попытаться понять друг друга и себя заодно.       Однако Грейнджер лишь повела рукой, то ли желая избавиться от его пальцев, то ли стремясь расслабиться.       — У меня был тяжёлый год, Драко. Вот и всё.       Вот и всё.       Ужасное бессилие вросло корнями в его сердце.       — Мой год был лучше, потому что в нём была ты, — прошептал он ей в ухо, цепляя мочку губами.       Она заслуживала хотя бы крошечное признание. Тысячи признаний, на самом деле. Но выдавать их теперь, когда Малфой уже всё решил за них двоих, было бы не намного разумнее, чем бросать спасательный круг утопленнику.       — Пожалуйста, Драко…       Он чертыхнулся, всерьёз задумываясь над тем, чтобы наплевать на всё и остановиться. Однако стоило ему на пару дюймов отпрянуть, как Гермиона, поёрзав, прижалась к нему вплотную.       — Не надо. Не отстраняйся. Прошу.       Он сумел бы всё прекратить, если бы она не просила его об обратном. У него хватило бы силы духа остановиться, если бы эта ночь не была последней.       Драко подстроился под её тело и, положив левую руку на низ девичьего живота, плавным движением проник внутрь. Член окутало тесным жаром, и Малфой выждал немного, прежде чем начать фрикции.       Уткнувшись носом в растрёпанные локоны, он впитывал в лёгкие аромат свойственной для них сладости. Интересно, чем он пахнет для Грейнджер? И насколько ей это нравится? Вообще, можно ли спать с человеком, чей запах в должной степени не притягивает тебя?      Дыхание Гермионы стало прерывистым. Она подтянула согнутую в колене ногу к себе, и Драко глубже вонзился в её тело.       Из-за спирали возбуждения в пояснице из его рта вырвался хриплый стон. Он наклонил голову и стал прокладывать дорожку невесомых поцелуев у неё под ухом, пока его рука обводила округлости бёдер, кружила по животу и стискивала ягодицы. Малфой провёл кончиками пальцев по девичьей икре до края гольфов, заставив дыхание Грейнджер окончательно сбиться.       Она подалась назад к нему в надежде стать ещё ближе, но ближе уже было некуда. Он припал ртом к её челюсти и отдёрнул вверх джемпер, обнажая одну из грудей и сминая её в своей руке.       Сердце Грейнджер билось прямо под пальцами. Быстро. Громко. Почти оглушающе. Драко пропустил сосок сквозь пальцы, и горячая рука Гермионы легла поверх его.       — Грейнджер, — отрываясь от её кожи, он попытался заглянуть ей в глаза, но трепещущие веки были закрыты. Ресницы подрагивали, а из губ вылетали ритмичные выдохи с каждым новым толчком.       Всё было как всегда, но Малфоя не покидало ощущение, будто что-то не так. Словно он упускает из виду что-то до боли очевидное. Лежащее на самой поверхности и одновременно с этим такое недосягаемое.       Едва Драко сбавил темп, желая во что бы то ни стало докопаться до истины, она сразу же потёрлась задницей об его пах, выражая недовольство промедлением. Он возобновил фрикции. Однако не успокоился:       — Грейнджер, что происходит?        Это было плохой идеей — взять Гермиону в позе, скрывающей от него большую часть её эмоций. Особенно сегодня. Возможно, контакт глаза в глаза дал бы ему ответы на множащиеся в сознании вопросы.       — Ничего, — она обняла рукой своё колено, давая понять о нежелании разговаривать.       Драко до боли впился в губу зубами, сдерживая стон, когда вонзился до основания. Он знал, что ничего от неё не добьётся, если она не захочет быть с ним откровенной. Поэтому, намереваясь выбить из головы навязчивые мысли, крадущие у него минуты душевного забытья, он просто начал жёстко вколачиваться в неё.       Обычно в такие моменты она шептала его имя. Или стонала. Но всё, чего ему удалось добился сейчас — это тяжёлого дыхания и искусанных губ, без того припухших от поцелуев.       Всё происходящее сегодня было не таким. Неправильным. Однако, вопреки законам здравого смысла, Малфой лишь интенсивнее двигал бёдрами, чувствуя, как пружина в области поясницы сжимается сильнее.       Губы снова прильнули к измученной ласками шее, оставляя на ней влажные прикосновения. Он нарочно прикусил нежную кожу сильнее обычного, чтобы позже Гермиона обнаружила на ней небольшой след. Последнее напоминание.       Блядь.       Его сердце разрывалось на части одновременно с тем, как подступала разрядка. Это были абсолютно контрастные ощущения, которые не могли сосуществовать вместе, но каким-то удивительным образом сосуществовали.       Драко не прекращал целовать её и трогать везде, куда мог дотянуться. Пальцы скользнули к клитору и надавили на него, когда он нашел её губы своим ртом. Долгий вибрирующий стон, изданный ею, взорвался фейерверками в глубине лёгких.       Наконец-то.       Подушечкой большого пальца Драко кружил по возбуждённой плоти. Дрожь и напряжение в теле Грейнджер нарастали, приближая его собственный оргазм. Очень скоро Гермиона завела руку назад, впиваясь пальцами в его бедро. Знак, что она подошла к краю.       Хаотичность движений заставила Малфоя оторваться от её губ.       — Драко…       Шёпот собственного имени, которое наконец-то вылетело из её уст, заставил его потерять связь с реальностью, существующей за пределами этого берега. Сейчас были только они и больше ничего. Никого.       Только серебрящиеся точки под закрытыми веками. Полустоны, которые она больше не сдерживала. Скольжение чёртовой мантии от беспорядочных толчков.       — Давай, Грейнджер… Пожалуйста, — выдохнул ей в ухо, едва ли ощущая, как полумесяцы ногтей почти до крови впились в кожу его бедра, стоило волне удовольствия пронзить её тело и заставить судорожно сжаться.       Всего несколько возвратно-поступательных движений, и он растворился в вихре оргазмической неги вслед за ней. Теряясь в импульсах наслаждения, Драко уткнулся носом в её волосы.       В этот момент не было ничего, что беспокоило бы его. Любые мысли и страхи испарились, а перед глазами плавилось серебро.       Но такое состояние никогда не было долгим. Не могло быть. Каждый раз он неизменно возвращался к реальности. Реальности, которая в этот вечер нравилась ему куда меньше, чем в любой другой из дней.       Малфой поцеловал её под ухом, прекрасно зная, как чувствительно это место. Губы нежно сомкнулись на коже, оставляя невидимый отпечаток всего того, что он хотел бы сказать ей в их последнюю ночь.       — Спасибо, — прошептал он, каждой клеточкой утопая в том неизменно потрясающем аромате, который был присущ только ей.       Гермиона, застывшая сразу, как только последняя судорога прошлась по её телу, убрала руку с его бедра.       — Всего лишь секс, помнишь? Он ничего не значит, — обесцвеченным голосом подвела она черту под их последней ночью.       Искривив губы в усмешке, Малфой вышел из неё и потянул за край джемпера, скрывая обнажённую грудь. Воистину вдохновляющий провал — с помощью одного искреннего слова создать впечатление, будто он благодарит её за секс. Потрясающе.       Всего лишь сексом это было в первый раз. Или два. Потом же их непозволительное времяпрепровождение стало привычкой, постепенно переросшей в… чёрт-те что. Ни в одном языке мира не было подходящего слова, чтобы описать столь неординарную взаимопомощь.       Драко пробормотал серию заклинаний, приводящих их обоих в порядок, и откинулся на спину. Приподняв таз, он натянул трусы и брюки.       Грейнджер, ещё несколько секунд остававшаяся без движения, села и подрагивающими пальцами поправила перекрученную юбку и гольфы.       Малфой тоже занял полувертикальное положение, устроившись на противоположном конце мантии, и теперь краем глаза наблюдал за ней. По его виску раздражающе медленно ползла капелька пота, а скулы отчаянно жгло.       Внутри разрасталось опустошение. И злость.       Надев балетки, Гермиона поднялась на ноги и нетвёрдо ступила на песок. От собственного отчаяния, необъяснимой обиды и бессилия Драко сделал последнюю — необычайно жалкую — попытку вывести её на честность:       — Знаешь, Грейнджер… Я никогда не мечтал о том, чтобы наши перепихи стали для тебя чем-то ценным. Просто мы оба нуждались в этом. В любом способе, который помог бы нам пережить этот год.       Эти резкие слова, за которые он всей душой себя ненавидел, прилетели ей прямо в спину. Но она даже не обернулась. Лишь на мгновение напряжённо замерла перед ответом.       — Что ж… Замечательно. Рада, что у нас не возникло проблем с пониманием. Каждый знал, чего хотел и получил это, — каждое слово как удар под дых.       — Точно. Никаких проблем с пониманием. Каждый получил то, что хотел. Ни больше, ни меньше.       — Прекрасно.       — Просто восхитительно, — он схватил камень из оставшейся некогда большой горстки и пульнул его в воду. Тот громко ударился о лунную поверхность и пошёл на дно. Вместе с последней надеждой на то, что Гермиона опровергнет всё сказанное ранее.       А что он, собственно говоря, думал? Что она сжалится над ним и наконец-то даст понять, что не просто так всё это время приходила к нему? Что их интрижка была если не чем-то большим, то хотя бы… просто чем-то?       Драко запихнул свои глупые чувства и надежды туда, где их никто не найдет. На самую глубину своего сердца.       — Проводить тебя до замка?       Она по-прежнему стояла к нему спиной. Натянутая как струна. Словно не задыхалась десять минут назад, до онемения впиваясь пальцами ему в бедро.       — Не стоит. Я знаю дорогу.       Уголок его рта дрогнул в горькой насмешке.       Она повернулась и растрёпанные кудри хлестнули её по щекам. Лунный свет озарил бледную кожу, и Малфой заметил, как что-то прозрачное блеснуло на ней. Однако в следующую секунду волосы скрыли её прекрасный профиль от его испытующего взгляда.       Она же не могла… Грейнджер бы не стала плакать из-за него, верно?       Драко мог бы запросто догнать её. Остановить. Сказать ей, что полный кретин, признаться, что на протяжении всех этих месяцев она была его спасением, а не просто случайной связью. Он мог сделать всё это, но вместо этого сидел и смотрел, как её фигура удаляется, в конце концов исчезая в кромешной тьме.       Каждый человек в тот или иной момент своей жизни принимает неправильные решения, которые кажутся разумными, но идут против воли сердца. Позволить Гермионе уйти было одним из таких решений. И кто был виноват в этом, кроме самого Малфоя?