Первое июля тысяча девятьсот девяносто девятого года.
Выпускной.
С утра и до вечера весь Хогвартс стоял на ушах. Даже не верилось, что чуть больше года назад это место было эпицентром военных действий. Возможно, именно потому что стены замка, учителя и ученики хорошо помнили ужас того времени, руководство школы приложило все усилия, чтобы сегодня Хогвартс предстал перед каждым тем самым волшебным местом, в которое они, будучи первокурсниками, поступили восемь лет назад. Потолок Большого зала превратился в подобие магловского киноэкрана, целый день крутящего кинохронику прошедших лет, начиная от прибытия Хогвартс-экспресса в Хогсмид в далёком тысяча девятьсот девяносто первом году и заканчивая сегодняшним вручением аттестатов. А к вечеру, когда начался традиционный Выпускной бал, трансляция сменилась таким звёздным небом, которое никто из них никогда не видел в своей жизни. И вряд ли когда-нибудь увидит. Звёзды то и дело образовывали необыкновенные созвездия, складываясь в имена нынешних выпускников и сияя словно неоновые вывески на чернильном небе. Впервые взглянув на зачарованный потолок, Драко усмехнулся про себя, отмечая, как далеки друг от друга их с Грейнджер созвездия. Даже на этом чёртовом небесном полотне им не суждено было находиться рядом друг с другом. В последний раз отметив, как задорно подмигивают инициалы ГГ, Малфой отвёл взгляд и осушил до дна кубок с пуншем. Ему не требовалось искать её глазами в толпе, чтобы воскресить в памяти образ того, какой неотразимой она была. Платье Гермионы было светлым и винтажным. Практически все части тела были скрыты, за исключением шеи. Грейнджер собрала волосы в объёмный пучок над затылком, демонстрируя изящный шейный изгиб и молочную кожу. Несколько прядей обрамляли девичье лицо, придавая образу лёгкости, воздушности и как будто бы… беззаботности. Она была очаровательна, женственна и невинна. Весь день провела в компании Лонгботтома, Джиневры, Лавгуд и других друзей. Драко даже не надеялся, что она посмотрит в его сторону, поскольку после их прощальной ночи они ни разу не разговаривали. Малфой убеждал себя, что всё правильно. И то, что он забывает запах её волос, удивительную отзывчивость губ и больше не испытывает никакого покалывания под подушечками пальцев, лишь доказывает, будто так оно и должно быть. Их тайная взаимовыручка подошла к концу, и теперь они пойдут каждый своей дорогой. Той, которую оба заслужили.***
День был жарким, и к вечеру ни воздух, ни песок у Чёрного озера не успели толком остыть. Драко сел на землю прямо в тёмно-синих брюках, ни капли не заботясь о сохранности их презентабельного вида. Солнце лениво клонилось к горизонту, окрашивая воду в мягкий розоватый оттенок. У озера было тихо. Безмолвие разряжал лишь шум мерно набегающих на берег волн и шуршащая листва на раскидистом буке за спиной. Малфой впервые свободно вздохнул, оказавшись вдали от всеобщего веселья, к которому он не ощущал себя причастным. Хотя уменьшенная версия аттестата и покоилась сейчас во внутреннем кармане пиджака. Не в золотой обложке, как у Грейнджер, но в серебряной. Что тоже было достойно, хоть и бесполезно. В магловском мире он разве что сможет использовать его как подставку для кружки с чаем. Драко пропустил песок через пальцы, наблюдая, как песчинки золотятся в лучах уходящего солнца. Завтра Хогвартс-экспресс в последний раз доставит его на платформу 9¾. Малфою придётся вернуться в поместье, но он даже не думает задерживаться там надолго. Какой вообще смысл в огромном родовом особняке, если он никому не нужен? Нарцисса провела весь последний год на небольшой семейной вилле в Италии. Отцу в ближайшие два года светил лишь курорт в виде гостеприимных стен Азкабана. А Драко даже под страхом смерти не собирался оставаться в ужасном месте, некогда именуемом домом. Мэнор требовал капитальной реконструкции, и Малфой ни морально, ни материально не был готов к восстановлению этого архитектурного памятника, вобравшего в себя тонны тёмной магии и мрачных воспоминаний. Самые крупные счета в их семье принадлежали Люциусу, и они были заморожены до времени его освобождения. Накопления Нарциссы позволяли ей безбедно существовать ещё несколько лет. У Драко тоже был счёт в Гринготтсе, которым он имел право распоряжаться по наступлении совершеннолетия. В сравнении с мерками остальных активов состояние было небольшим, но имеющихся галлеонов должно было хватить на аренду дома и создание собственного дела. Чем Малфой и собирался заняться в ближайшем будущем. Драко скинул пиджак и ослабил галстук-бабочку. Весь день он чувствовал себя неприятно стеснённым и, избавившись от лишних слоёв одежды, ощутил себя на порядок лучше. Закатав рукава до локтей, Малфой поднялся на ноги и пошёл к берегу, чтобы набрать камней. Ведь сегодня его последняя возможность насладиться их беспечным полётом по глади Чёрного озера. Это было странное ощущение. Словно в его распоряжении остался один-единственный день детства, перед тем как ему предстоит в одночасье повзрослеть. И вместо того, чтобы беззаботно собирать на берегу камешки и швырять их в воду, Драко придётся заниматься скучной рутиной, в которую обычно окунаются все без исключения взрослые люди по наступлении определённого отрезка времени. Хотел ли Малфой взрослеть? Честно говоря, в какие-то моменты он уже чувствовал такую заёбанность от всего на свете, что ощущал себя древним стариком, которому впору было только лечь и умереть. Но поскольку двадцать шесть дней назад ему исполнилось лишь девятнадцать, оставалось только смириться с неминуемой участью взросления. Прекратить эту тупиковую интрижку с Грейнджер накануне собственного дня рождения было сознательным решением. Вступить в свой так называемый новый год в одиночку, дабы не утянуть Гермиону в очередной сомнительный период взаимного спасения. К тому же ей пришлось бы поздравлять его, а это не входило в список основополагающих, составляющих их непонятные отношения. Когда камни оттянули карманы брюк, Малфой вернулся на место и высыпал их на песок. Что ж, теперь у него есть занятие на остаток выпускного вечера. В Большой зал он возвращаться не собирался. Танцы, сокурсники и куча сладостей совсем его не прельщали. Как ни странно, Грейнджер стала ему самым близким человеком на восьмом году обучения. И если он больше не нужен ей, значит, не нужен никому. Драко подхватил камень, чтобы пустить по воде «блинчики». Тот отпрыгнул от поверхности пять раз и нырнул в воду. Следующий захоронился на раз быстрее. Третий отскочил лишь дважды, а потом Малфой поймал себя на том, что просто бесцельно швыряет камни в озеро, подобно тому, как делала это Гермиона за двадцать семь дней до выпускного. Он скучал по ней. Так чертовски скучал по Грейнджер. И не знал, что нужно сделать, чтобы заглушить то чувство пугающего одиночества, навстречу которому он нёсся со скоростью Хогвартс-экспресса. Казалось, из пространства выкачали весь кислород, а его оставили задыхаться, и было только вопросом времени, когда он упадёт замертво от кислородного голодания. Драко чувствовал, как дрожат руки, чёткость зрения пропала, сменяясь расплывчатыми очертаниями воды, в которую он с небывалым остервенением отправлял камни, один за другим. Он взъерошил волосы, с отчаянием запуская в них пальцы, сорвал с шеи грёбаную бабочку, которая душила его, а потом просто плюхнулся задницей на берег и закрыл лицо руками. Ладони мгновенно стали влажными, губы пропитались солью, в ботинки набрался песок, а внутри Малфоя разверзлась такая бездна опустошения и собственной никчемности, что он и вправду захотел задохнуться и умереть на берегу этого чёртового озера, возле которого провёл столько таких же бессмысленных часов своего существования. И это было только начало. Как вообще можно чувствовать себя таким одиноким в таком большом мире? И почему даже среди сотни людей можно ощущать себя несчастным, желая, чтобы рядом был кто-то один-единственный, но очень конкретный? И когда этим человеком стала Грейнджер? И в какой грёбаный, мать его, момент он решил, что им следует завязать с… чем бы то не было, что происходило между ними? Как, чёрт возьми, они вообще дошли до того, что впутались во всё это? Пусть он был полным идиотом, позволившим себе привязаться к Гермионе, но ведь Грейнджер-то была умницей. Золотой ученицей. Значит, должна была оказаться более здравомыслящей, чем он. Ей стоило покончить с этим раньше. А лучше вообще не ввязываться в нечто подобное. И уж тем более не позволять происходящему принять масштабы катастрофы. Их миры существовали в параллели, и во Вселенной явно произошел какой-то пространственный сдвиг, если они пересеклись. Руки Драко были в песке, соли и влаге. Он размазывал эту смесь отчаяния по лицу, невзирая на то, как будет выглядеть. Потому что всё равно никто не придёт. Ни один здравомыслящий человек не потащится к озеру в разгар выпускного вечера. Разве что в полночь все выйдут на улицу смотреть праздничный фейерверк. Однако никому и в голову не придёт наблюдать его отсюда. Плечи вздрогнули в последний раз, и Малфой сделал глубокий вдох, стараясь прийти в себя. Паника отступила, оставляя за собой лишь опустошение. Последние закатные лучи скрылись за горизонтом, и озеро окутали сумерки. Остатки влаги на щеках высушил тёплый ветер. И словно ничего не было. Драко взял камень и бесцельно швырнул его в воду. Тот громко ударился об озёрную гладь и ушёл на дно. Дыхание постепенно выровнялось, зрение прояснилось, но клубок безысходности остался в грудной клетке, подобно свернувшейся там калачиком змее. Малфой никогда не был один. У него всегда была семья. Друзья. Но ни Тео, ни Блейз, ни Панси не вернулись на дополнительный курс обучения. Поэтому восьмой год в Хогвартсе, являющийся предписанием Визенгамота по решению судебного разбирательства от двадцать девятого июля тысяча девятьсот девяносто восьмого года, оставил Драко практически наедине с собой. И он нашёл себе компанию в лице Грейнджер. Возможно, ей тоже было одиноко. Она единственная из заветной троицы продолжила обучение. Но у неё была Джиневра, Лавгуд, Лонгботтом. Какого драккла она связалась с Драко, для него оставалось загадкой. Если ей просто необходимо было с кем-то трахаться, любой из выпускников подошёл бы Гермионе куда больше него. У неё явно не существовало проблемы, чтобы найти подходящего кандидата. Малфой уронил голову на руки и закрыл глаза. Ветер щекотал волосы на загривке. Плеск волн ласкал слух, и Драко почти погрузился в какое-то забытьё. Просто вдыхал без пяти минут ночной летний воздух и думал о том, что завтра у него даже этого не будет. Ни Хогвартса, ни озера, ни дурацких камешков, ни прогретого солнцем песка. И Грейнджер будет где-то намного дальше, чем в гриффиндорской башне, Большом зале или школьной библиотеке. Он даже не узнает, в какой университет она поступит, или в какой части магловского Лондона живут её родители. Если повезёт, он будет узнавать все новости о её блестящем будущем из «Ежедневного пророка». Она получит блестящее высшее образование, построит блестящую карьеру, создаст семью с каким-нибудь блестяще подходящим, достойным человеком, а Малфой просто навсегда забудет сладкий аромат её шампуня, вкус тёплых губ и потеряет всякое ощущение того, что возможность запросто прикасаться к ней некогда была до боли реальной. И тогда он ещё раз напомнит себе о том, что однажды сам добровольно отказался от этого. От неё. Драко не услышал приближающихся шагов. Скорее внутренним чутьём ощутил, что больше здесь не один. Он поднял голову как раз тогда, когда Гермиона сбросила туфли и села рядом. В необыкновенно красивом винтажном платье, зарывая голые ступни в неостывший песок. Взглянув на горстку камней у левой руки, она взяла один и сделала тщетную попытку пустить по воде «блинчики». Грейнджер попыталась примериться и рассчитать угол, но камень при первом же соприкосновении с поверхностью устремился на дно. Она повторила попытку с ещё более сосредоточенным видом, однако результат оказался тем же. — Никто не пускает «блинчики» сидя, — усмехнулся Малфой. — Есть особая техника. Гермиона задумчиво закусила губу и несколько секунд созерцала озёрную гладь, прежде чем повернула голову к нему. Завитков, разметавшихся по обеим сторонам от её лица, стало куда больше, чем во время получения аттестатов. Вероятно, никаким заклинаниям не под силу было удерживать столь своенравные волосы слишком долго. К тому же она наверняка много танцевала этим вечером. Драко сглотнул, выдерживая внимание сосредоточенных карих глаз. Сердце болезненно толкнулось в грудную клетку, когда она подняла руку и, приблизив её к его лицу, мягко провела большим пальцем по щеке. Тепло ладони и нежность прикосновения заставили Малфоя резко почувствовать обезвоживание. Горло сковала катастрофическая сухость. Грейнджер ещё раз провела от уголка его губ до скулы и в своё оправдание проговорила: — У тебя песок на щеке. Горячее дыхание с фруктовыми нотками — по всей видимости, от пунша — поцеловало его лицо. Драко молил богов, чтобы Гермиона не заметила остальных следов его безмолвной истерики. И желательно румянца, который стал жечь собственные скулы. — А у тебя в песке всё твое прекрасное платье, — прошептал он, не сводя взгляда с лица Грейнджер. Она мягко улыбнулась, и тепло её руки покинуло его кожу. — Остался только фейерверк. Больше можно не беспокоиться о наряде. Малфой чувствовал фантомное прикосновение ладони к своей щеке, когда Гермиона отвернулась и пошевелила большими пальцами ног в песке. — Насколько мне известно, праздник длится до самого рассвета. Музыка, танцы, выпивка и десерты. — Я вдоволь насладилась всем вышеперечисленным. Мои ноги гудят от каблуков, и меня тошнит при одной мысли о пирожных, — насмешливо проговорила она и потёрла уставшие ступни. Тишину, воцарившуюся между ними, нарушали внешние звуки. И от этого было легче, ибо гнетущий купол безмолвия раздавил бы сейчас Драко. Он уставился на воду и нарушил молчание, слегка хрипло проговорив: — Поздравляю с золотым аттестатом, Грейнджер. Ты его заслужила. Ответ был пропитан самой искренней улыбкой: — Как и ты заслужил серебряный. И тогда Малфой позволил себе задаться вопросом: смотрела ли на него Гермиона, когда МакГонагалл вручала ему заветный документ? Аплодировала ли вместе со всеми? Провожала ли его взглядом так же, как он провожал её, пока она с яркой улыбкой возвращалась к группе гриффиндорцев? Жаль, что Драко уже никогда этого не узнает, поскольку намеренно не смотрел по сторонам, желая как можно скорее слиться с толпой и избежать нежелательного внимания. — Чем займёшься после школы? Она разговаривала так, словно ничего не было между ними. Будто они являлись просто выпускниками и хорошими приятелями, для которых обсудить дальнейшие планы — обычное дело. — Загляну в поместье, соберу вещи, арендую дом где-нибудь в Лондоне и попробую открыть книжный. — Мм. — А ты? — Меня уже приняли в Университет высшей магии на юге Франции. А сегодня утром поступило предложение о стажировке в Министерстве, — она пожала плечами. — Надо время, чтобы всё обдумать. Драко усмехнулся. Судя по всему, газетные статьи, посвящённые успехам Грейнджер, намного ближе, чем кажется. Он не нашёлся с ответом, и Гермионе, похоже, стало неловко от сказанного. — Почему ты так рано покинул бал? Уголок его губ изогнулся. Потому что такие праздники созданы для того, чтобы разделить свою радость с друзьями? Сокурсниками? Потому что они не предназначены для человека, который почти весь год держался особняком за редкими исключениями? Потому что хуже осознания собственного одиночества только то, что тебе приходится наблюдать за весельем тех, у кого есть компания на этот вечер? — Мне было скучно, — соврал он. — Ты мог бы присоединиться к нам, — выпалила она, прежде чем прикусила язык. Малфой скривил губы. — К тебе, Уизли и Лонгботтому? Хочешь, чтобы твои друзья прокляли меня в мой выпускной? — насмешливо выдал он. — Нет, большое спасибо. — Они бы не сделали ничего подобного, — Гермиона рассеянно заправила за ухо одну из волнистых прядей. — Ты просто мог провести время с нами. Совсем необязательно держаться особняком. Значит, она всё-таки следила за ним. — Я не хотел проводить время с вами, Грейнджер, — и я не хотел портить своим присутствием вечер твоим друзьям. И тебе. — Со мной. Драко не сразу поверил, что она действительно это произнесла. Медленно повернув к ней голову, он уставился на неё с долей изумления, однако она тотчас опустила ресницы и занялась раскладыванием камешков на песке. Да с такой чрезвычайной увлечённостью, словно в их реорганизации крылся смысл всего живого на Земле. — С тобой, — он был уверен, что лишь подумал об этом, но, как оказалось, пробормотал вслух. Руки Гермионы замерли. Некоторое время она не отрывала взгляд от песка, а потом подняла глаза на него. В ярком свете Большого зала или же при слабой иллюминации над берегом Чёрного озера она была красива. Так дьявольски хороша, что у Малфоя перехватывало дыхание. С момента их последней близости прошло меньше месяца, однако ему казалось, будто прошла целая вечность. Она была всё той же Грейнджер, но вместе с тем… другой. Не той, к которой он мог бы запросто прикоснуться. Чьи губы посмел бы захватить в поцелуе, выбивающем почву из-под ног и воздух из лёгких. Будто те полгода, что они с необъяснимой вседозволенностью изучали тела друг друга, происходили не с ними, а с совершенно другими версиями Драко и Гермионы. В одной из параллельных вселенных, где возможно всё. Даже невозможное. Она первой подалась вперёд, наклоняясь к нему. Кровь в висках застучала с двойной силой, и Малфой заставил себя заговорить, пока не стало слишком поздно: — Грейнджер, — она замерла в нескольких дюймах от его лица, так что он уже чувствовал в её дыхании аромат фруктов, — мы, кажется, выяснили, что наше странное маленькое приключение подошло к концу. Не делай того, чего не хочешь продолжать. Гермиона облизала губы, вынуждая Драко тяжело сглотнуть. Ей или ему следовало отодвинуться. Однако никто этого не делал. Как раньше. Как и всегда. — Ты не хочешь, — хрипло выдавила она. — Просто секс, верно? — в голосе отчётливо слышалось напряжение. — Тебе просто приносило удовлетворение то, что ты трахаешь кого-то вроде меня, так? — Грейнджер, — в горле образовался ком. Она отодвинулась и быстро-быстро заморгала, опуская взгляд на платье. Нервно разгладив тонкую ажурную ткань, Гермиона усмехнулась и покачала головой. — Не знаю, на что вообще я рассчитывала, — тихо проговорила она и стала подниматься на ноги. Малфой почувствовал, как пульс внезапно подскочил и теперь отдавался в глотке, вызывая очередной приступ паники. Грейнджер собиралась уйти. Она пришла к нему, несмотря на все те слова, которые ей пришлось выслушать в прошлый раз. Несмотря на то что всё это время считала, будто нужна ему лишь для того, чтобы потешить его эго. Несмотря на то, каким невнимательным и бестактным придурком он на самом деле был. Она пришла. И Драко не простит себе, если так запросто и с такими убеждениями отпустит её снова. Он скучал по ней. Так необъяснимо по ней скучал, но не мог признаться в этом даже себе самому, не говоря уже о Гермионе. Только он станет корить себя всю оставшуюся вечность, если хотя бы не попытается остановить её сейчас. Малфой подорвался с места и, схватив тонкое запястье, развернул девушку к себе. Туфли, которые она держала за тонкие ремешки, выпали из рук. Карие блестящие глаза устремились на Драко, но он не продумал план действий, поэтому просто стоял и тяжело дышал, глядя ей в лицо. Она не плакала. Хотя совершенно точно собиралась это сделать, если бы он позволил ей уйти. Чтобы Грейнджер плакала из-за него. Мерлин, сама мысль об этом была так абсурдна. Малфой ослабил давление на запястье и скользнул вниз по её руке, переплетая с ней пальцы. Маленькая ладонь была прохладной в сравнении с его разгорячённой рукой. Он опустил взгляд и осторожно погладил тыльную сторону большим пальцем. Кожа была идеально нежной и точь-в-точь такой на ощупь, какой он её помнил. Какой он не хотел её забывать. — У меня и в мыслях не было унизить тебя происходящим, — пробормотал он. — Знаю, в первый раз я действовал на эмоциях, практически заткнув тебя поцелуем в библиотеке, однако я не хотел… — Драко шумно вздохнул. — Не хотел, чтобы ты думала обо мне превратно на протяжении всего остального времени, — он провёл пальцами по её костяшкам. — Мне жаль. Мне безмерно жаль, Гермиона. Она вздрогнула от того, что он впервые назвал её по имени, в то время как сам Малфой впервые попробовал его на вкус. Гермиона. Необыкновенно романтичное созвучие. Сейчас, когда она стояла перед ним здесь, босая, в винтажном платье, Драко не мог придумать имени, которое подошло бы ей больше, чем это. И он определённо многое потеряет, если никогда не произнесёт его вновь. — Ты не должна чувствовать себя использованной. Потому что это не так, — ему в очередной раз пришлось сглотнуть, поскольку он ступал на зыбкий путь откровений. — В какой-то момент я… я стал ждать наших встреч. Стал ждать тебя и того ощущения, которое рождалось только рядом с тобой. Его взгляд был прикован к крупным жемчужным бусинам на манжете платья, потому что Малфой не осмеливался посмотреть ей в глаза. Если бы он это сделал, то растерял бы нужные слова и всю свою храбрость. — У меня никогда не было серьёзных отношений, и я не уверен, что знаю, как ощущается влюблённость, но я чувствовал себя живым рядом с тобой. И это придавало восьмому курсу какой-то смысл. Донельзя умная и очаровательная девушка, пусть на какие-то часы, была со мной, удерживая на плаву, смеялась над моими, хоть и не всегда удачными, шутками и даже хотела меня. Наедине с тобой всё казалось… нормальным. Словно не было ужаса прошлых лет и предстоящей неизвестности. Драко замолчал, а после поднял голову, отыскивая в себе смелость посмотреть на неё. Глаза Грейнджер были широко распахнуты и по-прежнему блестели. Она была прекрасна, и Малфой ощутил накрывающую с головой благодарность за то, что сейчас просто видит её перед собой и сжимает узкую ладонь в своей. Это был лучший подарок на выпускной. Он сделал шаг к ней и уткнулся лицом в изгиб её плеча. Тепло кожи и тонкий аромат, исходящий от неё и от одежды, подтолкнули его к дальнейшим словам: — Я так сильно по тебе скучал. По твоему запаху, нежности кожи, по волосам, — он поддел кончиком носа один из локонов. — По тому, что ты заставляешь меня чувствовать. — Поэтому ты всё закончил? — едва слышно спросила она. Драко замер. Он мог назвать ей с десяток причин, почему им стоило всё закончить. — Я не думаю, что подобному продолжению есть место в твоей жизни, — прошептал он и отпустил её руку, отступая назад. Только сейчас Малфой сообразил, что, вероятно, выглядит ужасно: с всклокоченными волосами и вздёрнутым воротом рубашки с расстёгнутыми верхними пуговицами. Он зачесал назад растрёпанные пряди, пытаясь придать им более опрятный вид. — Что бы ты ни выбрала — учёбу во Франции или работу в Министерстве, в твоей новой жизни нет места для меня. — В моей новой жизни? — тихо переспросила она. Драко не ответил. Не было смысла повторять дважды. Он занял уже привычное место на песке и уставился на рябое отражение убывающей луны в воде. Ему будет не хватать берега Чёрного озера. Золотистого песка. Бледного диска луны. Тёплого ветра. Шелеста старого бука. Дурацкого времяпрепровождения за игрой в камешки. Ощущения, что он сможет сюда вернуться в любой момент, когда потребуется. И как же, чёрт возьми, ему будет недоставать еле слышных шагов Гермионы, из раза в раз подкрадывающейся к нему здесь и вопиюще нарушающей его