Семнадцатое августа две тысячи четырнадцатого года.
Встреча выпускников.
Это было настоящее сумасшествие — вновь окунуться в суматоху Хогвартса спустя пятнадцать лет после окончания школы. Слишком много воспоминаний, слишком много знакомых людей — их повзрослевших версий, да и просто… слишком. Всё это. Весь день в воздухе парило. С неба как будто украли все краски, оставив лишь молочную пелену, единственным ярким пятном на которой было солнце. Точнее, его блёклая копия, заслонённая небесной однотонностью настолько, что на него даже можно было взглянуть невооружённым глазом. Природа словно нависла в немой угрозе: скоро быть дождю, и только вопрос времени, когда он обрушится на головы выпускникам тысяча девятьсот девяносто девятого года, решившим наведаться в родную альма-матер. Драко периодически накладывал охлаждающие чары, чтобы комфортно ощущать себя в простой белой рубашке и тёмно-серых брюках. К вечеру дышать стало почти невозможно. Расплывчатый намёк на солнечный диск давно исчез, а небо заволокло предгрозовой мглой. Пусть внешне замок оставался тем самым Хогвартсом, который Драко когда-то знал, на самом деле он был другим. Его наполняли новые люди, чужие воспоминания, из-за чего, казалось, даже воздух переменился. Наверное, так ощущалась тоска по его собственным годам, проведённым здесь. Даже если некоторые из них отмечены клеймом «ужасающие». Малфой нарочно проигнорировал новшество — скамейку под старым буком и спустился к берегу Чёрного озера. Достал из кармана рубашки шёлковый платок и с помощью волшебной палочки трансфигурировал его в покрывало. Сбросив обувь и носки, Драко оставил их на песке и подошёл к воде. Бродил туда-обратно вдоль кромки берега и смотрел на тяжёлые грозовые облака, строя мысленные прогнозы, когда немая угроза неба претворится в реальность. Вдалеке послышались рокочущие поползновения грома. Малфой поднял первый попавшийся под босые ноги камень и, примерившись, отправил его в путешествие по воде. Тот отскочил четырнадцать раз и затонул. Приличный результат для человека, который почти не практиковался в этом занятии. Не оттого, что потерял к нему интерес, а потому что магия пускания камешков по воде ощущалась только на территории Хогвартса. Возможно, Скорпиус, не так давно благодаря ему освоивший азы этого развлечения, однажды тоже сумеет прочувствовать всё его волшебство, когда отправится в школу. Драко сжал челюсти и наполнил лёгкие предгрозовым воздухом. Вернее, теми немногими крупицами кислорода, которые в нём присутствовали. Если честно, уже хотелось, чтобы гром и молнии обрушились на землю, и, может быть, дышать стало бы на порядок легче. Малфой не хотел больше возвращаться в Большой зал. По правде говоря, он вообще не был уверен, должен ли приходить. И есть ли в этом смысл. Однако после одной бессонной ночи и тонны раздумий Драко всё же принял решение в пользу встречи выпускников. В конце концов, он ничего не терял. Разве что мог обрасти дополнительной тысячей тоскливых мыслей, но вряд ли это сокрушило бы его сильнее всех тех обстоятельств, которые вот уже на протяжении нескольких лет давили на него своей непомерной тяжестью. Очередной плоский камень рассёк водную гладь, иссиня-чёрную от грозового неба. Следом отправился ещё один. И ещё. Когда несколько десятков камешков нашли свой приют на глубине, пришла она. К тому времени стало почти так же темно, как ночью, настолько затянуло тучами небо. — Так и знала, что найду тебя здесь. Он обернулся. Сердце пропустило удар, а затем застучало вдвое быстрее. Гермиона выглядела так, словно мчалась сюда на всех парах. По крайней мере, Драко, уже почти потерявший всякую надежду застать её в стенах Хогвартса, очень хотел в это верить. На ней было лёгкое шифоновое платье цвета солнца. Той самой краски, которой катастрофически не хватало этому дню. В одной руке Грейнджер держала предусмотрительно снятые босоножки, а другой теребила золотую подвеску на шее. Длинные вьющиеся волосы разметались по плечам, пребывая в лёгком — на самом деле сильнейшем — беспорядке. Как если бы вспомнили о своей истинной природе и вернулись на первые курсы Хогвартса, отказываясь подчиняться своей хозяйке. — Прости, — она заметила его взгляд и переступила с ноги на ногу, нервно приглаживая пряди. — Я не знала, попаду ли сюда до того, как все разойдутся. У Рона сборы в Ирландии, а мои родители боятся магических способов перемещения как огня. До последнего было неизвестно, сумеют ли они починить машину и приехать, чтобы присмотреть за Розой и Хьюго. Малфой усмехнулся. — Ты не обязана передо мной отчитываться, — прохладно отозвался он и, подхватив очередной камень, отвернулся от неё. «Она пришла. Пришла», — единственная мысль, которая билась птицей, загнанной в клетку его сознания. Грейнджер боялась прийти и не отыскать его здесь. Она искала встречи с ним. Красивый самообман, не так ли? — Я думала, ты… мы… Ладно, — тихо проговорила она, и Драко услышал звук отдаляющихся шагов. Он резко обернулся, боясь обнаружить её направляющейся по дороге к замку. Однако, к его счастью, она всего лишь бросила босоножки на песок и устроилась на покрывале. Отвернувшись обратно к воде, Малфой закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Ему нужно было собраться и не быть таким уж придурком. Это ведь не так сложно, верно? Они часто переписывались друг с другом с тех пор, как у Драко началась чёрная полоса в жизни. Внезапная кончина отца. Увядающая на глазах от сокрушительной потери мать. Смерть Астории. Общение с Гермионой стало якорем, который удерживал его на плаву, не позволяя потеряться в шторме бесконечной скорби. Как Нарцисса находила своё утешение в Скорпиусе, так Малфой отыскал свой причал в тех письмах, которые они с Грейнджер отправляли друг другу. Последнее послание от неё он получил в преддверии дня выпускников. Оно содержало всего одну фразу: «До встречи в Хогвартсе?» Драко не ответил. Написал десятки ответов и сжёг, так и не отослав ни единой записки с филином. А когда сегодня явился сюда и не увидел Гермиону среди однокурсников, сразу начал убеждать себя в том, что она не придёт. Да, Грейнджер написала ему. Но кто сказал, что она не пересмотрела свои планы, раз уж ему не хватило мужества удостоить её ответом. А ему его действительно не хватило. Малфой открыл глаза и, в последний раз окинув взглядом небо, которое намеревалось сравняться по цвету с водой, пошёл прочь от берега. Гермиона, поджав ноги под себя, сидела на покрывале и разглаживала несуществующие складки на платье. Она не подняла глаз, когда Драко расположился рядом. Некоторое время понаблюдав, как её пальцы нервно скользят по шифону, он наконец сказал: — Прекрати. Я рад тебя видеть. Грейнджер замерла. Подняла на него настороженный взгляд, и Малфой изогнул уголок губ в улыбке. Примирительной. Она несколько секунд испытующе смотрела на него, прежде чем улыбнуться в ответ. Количество мимических морщинок в уголках карих глаз увеличилось, но в остальном Гермиона осталась такой же прекрасной, как и пятнадцать лет назад. Только стала более женственной, и черты лица немного вытянулись, что лишь умножило её неповторимое очарование. Она больше не была похожа на девочку, преобразившись в привлекательную женщину и мать. Годы и материнство сказались на ней наилучшим образом. — Прости, но даже через двадцать лет я не смогу привыкнуть к тому, что холод в твоём голосе равен дружелюбному приветствию. Он насмешливо хмыкнул, глядя на то, как её волосы треплет ветер. Грейнджер снова попыталась их пригладить. — Ничего не говори, — пробормотала она, норовя пальцами прочесать спутанные пряди. — Они были уложены. Просто Роза решила, что лучший вариант скоротать время в ожидании бабушки и дедушки — это опробовать на мне новые виды причесок, а Хьюго великодушно согласился ей ассистировать. Именно поэтому я выгляжу так, словно меня пытали. Что было не такой уж и неправдой, учитывая, как сильно у меня теперь болят корни волос, — она поморщилась и помассировала кожу головы. Драко не сдержал более широкой улыбки. Настолько редкой, что, казалось, даже лицевые мышцы от неё отвыкли. — Ты выглядишь превосходно, — признался он. — Прекрасней всех, кого я встретил сегодня здесь. Румянец тронул её скулы, и она отвела глаза. — То же самое я могу сказать про тебя. Он усмехнулся. — Сомнительный комплимент, поскольку я единственный человек, которого ты успела увидеть на этом празднике жизни. Гермиона цокнула языком и покачала головой. — Вовсе нет. По пути сюда я заглянула в Большой зал, надеясь отыскать тебя там. — И как, успешно? — прикусывая щёку, чтобы не рассмеяться, поинтересовался он. Грейнджер закатила глаза и толкнула его в бок. Вопреки демонстративному возмущению, в карих радужках сверкали смешливые искорки. — Ни одного статного белокурого аристократа, с которым я бы хотела провести вечер, в стенах замка не оказалось. Пришлось продолжить поиски. Благо ещё со времён учёбы мне известно, где водятся столь редкие экземпляры. Малфой рассмеялся, к своей неожиданности осознавая, что Гермиона — второй человек на Земле после Скорпиуса, способный пробудить в нём положительные эмоции. Эмоции, чья мощь была сопоставима лишь с силой, присущей природным катаклизмам. — Ты говоришь так, словно я чёртова рыбка, — он лучезарно улыбнулся ей из-под чёлки, на мгновение ощущая себя почти юным и не заёбанным не слишком благосклонной реальностью. — Всё верно. Ты рыбка, которая попала в мои сети, — без задней мысли произнесла она и запоздало потупила взгляд, подловив себя на чём-то вроде отсылки к их прошлому. Две потерявшиеся на хогвартских просторах рыбки, которых волей случая прибило друг к другу. Грейнджер была слишком смущена, чтобы Драко мог принять её последние слова за флирт. К тому же для легкомысленных заигрываний она была связана узами слишком стабильного брака. «Образцовый», — так писала о нём пресса. Ведь чета Уизли ни разу не была замечена в скандалах. Уж точно не на публике. Они всегда появлялись на мероприятиях рука об руку и на колдографиях выглядели как воплощение счастливого супружеского союза. Идиллия. Кажется, этим словом пестрила едва ли не каждая статья, затрагивающая их личную жизнь, в «Ежедневном пророке». С каким бы трудом Малфою ни далось это признание, но Гермиона, кажется, сумела связать свою жизнь с подходящим для себя человеком. Человеком, которого сочла достойным. Общественность, коей стало известно об отношениях Рональда Уизли и Гермионы Грейнджер через полтора года после выпуска последней из Хогвартса, встала на уши, узнав, что герой и героиня войны сошлись. Несколько лет спустя они поженились, а через год после свадьбы у них родилась дочь. Ещё через два — сын. Личные и карьерные успехи Грейнджер (Драко никогда не называл её Уизли) являлись лишь подтверждением того, ради чего Малфою стоило однажды отступить. Ей не нужен был обременяющий груз в виде несостоявшегося Пожирателя смерти, чьё клеймо могло на корню зарубить стремление этой женщины однажды подобраться необычайно близко к должности Министра магии. — Прости. Я лишь подразумевала то, что нашла тебя здесь. — Брось. Когда-то я и впрямь попался в твои сети, — ответил он с насмешкой. — Мы оба в них попались, — от слов Гермионы уголки губ Драко медленно опустились. Вряд ли кто-нибудь из них, собираясь сюда сегодня, планировал затрагивать события далёкого тысяча девятьсот девяносто девятого года. И всё-таки они ненароком пришли к этой запретной теме. Иногда воспоминания всплывали в сознании Малфоя, подобно старой киноплёнке. Размытые и нечёткие, они словно показывались через призму толстого стекла. Однако теперь, когда Драко с Гермионой снова — вместе — оказались на берегу Чёрного озера, он понял, что может воскресить отдельные кадры в деталях. — Прости, — в очередной раз пробормотала она и нахмурилась. На несколько мгновений волнистые пряди почти скрыли женский профиль от Малфоя, и он поймал себя на тёплом покалывании в кончиках пальцев. Воскреснувшем спустя годы желании дотронуться до непослушных локонов. Как когда-то прежде. В конце далёкого XX века. Он сжал руку в кулак и отвёл взгляд. — Как… как Скорпиус? Драко не знал, был ли рад перемене темы или скорее разочарован. — В порядке. Нарцисса находит в нём своё утешение. Хотя, стоит признать, у неё уже не столько сил и энергии, сколько требуется для воспитания и обеспечения досуга восьмилетнего ребёнка, — губы против воли поджались. — А как… ваши с ним отношения? Уголок рта Малфоя дёрнулся. Когда не стало Астории, Скорпиус замкнулся в себе и теперь, спустя почти полтора года, заново начинал ему открываться. В его разбившемся на осколки доверии к отцу наметился прогресс, но лишь совсем крошечный, невзирая на все приложенные Драко усилия. — Уже лучше, — сдержанно поделился он и, немного помолчав, добавил: — Впрочем, меня всё ещё преследует ощущение, словно он думает, что я тоже оставлю его. Как… как Стори. Малфой проглотил ком в горле. За короткий промежуток времени он потерял отца, жену и теперь больше всего беспокоился о том, что никогда заново не сумеет сблизиться с сыном. В тот день, когда Астории не стало, Скорпиус бился в истерике несколько часов кряду, пока слёзы не истощили его настолько, что он, чудом уложенный Нарциссой в постель, не провалился в беспокойный сон. Но Драко вряд ли когда-нибудь забудет слова, которые сын выкрикнул в порыве бессильной детской ярости. Слова, чей вес будет лежать на плечах Малфоя непомерным грузом до конца жизни. «Ты не спас её! Почему ты не спас мою маму, папа? Ты же волшебник! У тебя есть магия! Если бы я умел обращаться с волшебной палочкой, я бы… я…» Драко не сумел объяснить ему, что смерть сильнее магии. И что от её разрушительной силы не существует заклинания. Всё, что Малфой действительно мог сделать, пока проклятие медленно, но верно убивало Асторию, так это быть рядом с ней. До последнего дня поддерживать её жизнеспособность и дарить то самое отношение, которого она, будучи прекрасной женой для него и матерью для Скорпиуса, по-настоящему заслуживала. Да, их отношения не начались с головокружительной любви, а с брачной договорённости, часто практикуемой чистокровными семьями, но они оба сделали всё возможное, чтобы их союз стал дружественно-романтическим. — Мне жаль, Драко, — тихо отозвалась Гермиона. Она подняла на него глаза, и он столкнулся с бесконечной печалью в них. Как мать двоих детей, Грейнджер могла его понять, и Малфой находил утешение в том, что может разделить свои переживания с кем-то, кроме собственной матери. — Всё обязательно наладится. Со временем. Вот увидишь. По глади Чёрного озера пробежала сильная рябь, а по тыльной стороне его ладони — тёплые пальцы Гермионы. На мгновение она позволила себе положить свою руку поверх его. Жест утешения, не более, но он побудил Драко по-настоящему взять Грейнджер за руку. Вернуть себе ощущение нежности её кожи. Такое забытое и одновременно с тем до боли знакомое. Гермиона вздохнула чуть громче обычного, когда их пальцы переплелись, а влажные ладони примкнули друг к другу. Малфой невольно погладил большой палец её левой руки, наслаждаясь почти позабытым чувством близости с женщиной. За последние полтора года никто не прикасался к нему. Наверное, поэтому представившаяся возможность просто подержаться с кем-то за руки показалась ему сейчас маленьким волшебством. Наблюдая за их переплетёнными кистями, Драко перевернул их — так, чтобы её оказалась сверху, и оттопырил свой мизинец и безымянный палец, рассматривая тонкое изящное колечко из белого золота. Обручальное кольцо Грейнджер. Тот самый сигнал, который громче слов кричал о том, что его тактильная вольность неприемлема. — Уизли меня убьёт, — усмехнулся он, намереваясь отнять руку, но Гермиона удержала её в своей. — Не убьёт, — тихо откликнулась она. По небу прокатился предупреждающий раскат грома. Вспышки надвигающейся грозы становились всё ближе. Из-за тьмы, поглотившей небо, вечер почти напоминал ночь. Ночь их выпускного. Только теперь вместо фейерверков они наблюдали за узорами молний. Тяжесть взгляда Малфоя коснулась её лица, но она не подняла глаз, продолжая смотреть на их соприкасающиеся руки. — Мы с Роном разводимся. Озон в воздухе сгустился, а всё вокруг, кроме шелеста бука позади них, стихло. Сердце Драко сбилось с ритма. — О, — единственный звук, который ему удалось издать в ответ. Это было новостью. Нет, новостью. Дождавшись, когда ему удастся уложить эту мысль в своей голове, он осторожно начал: — Должен ли я… — Посочувствовать и утешить меня? — со слабой улыбкой спросила она, бросая на него взгляд украдкой. — Нет. Если только ты действительно не сожалеешь о нашем расставании. Раз Грейнджер находила в себе силы улыбаться, значит, всё было не так уж плохо. По крайней мере, не так, как могло бы быть. Возможно, они расставались полюбовно. — Заявление подано, и остались только формальности. Скоро я снова стану Грейнджер, — ещё одна улыбка заиграла у неё на губах. — Хотя не то чтобы тебя сильно заботило, что в последние годы я была Уизли, верно? Он улыбнулся в ответ, вспоминая о письмах, которые адресовал ей, неизменно подписывая её девичьей фамилией. По груди поползло необъяснимое тепло. Запретное и совершенно неправильное. — Для меня ты всегда была Грейнджер. И останешься ею до конца дней. — Даже если снова выйду замуж? — слегка вздёрнув подбородок, поинтересовалась она. Тепло в сердце Малфоя застыло и в мгновение ока испарилось. От шелеста старого бука и дуновения ветра по спине побежали мурашки. — У тебя есть кто-то на примете? — негромко спросил он, допуская, что отсутствие у неё печали объясняется её новым увлечением. Кем-то, с кем она захочет провести оставшуюся часть жизни. Не то чтобы это было его дело. Разве что, будучи её другом по переписке, он имел право на некоторые подробности. Ведь так? Гермиона на миг крепче сжала его ладонь. Хотелось верить, что не в качестве утешения. — Нет, я не расстаюсь с Роном из-за того, что у меня головокружительный роман с кем-то другим, если ты об этом, — в усмешке вскинула уголок рта она. — Просто… ну, мы давно к этому шли. Это обоюдное решение. — Мм, — сдержанно промычал он, сохраняя внешнее спокойствие. Даже если пока у неё никого не было, это ничего, ничего, ничего не значило. Ему не следовало испытывать радостные чувства по поводу того, что скоро безымянный палец её левой руки окажется свободным. Как и её сердце. Это было не по-дружески. — Что насчёт тебя? — не глядя на него и перебирая пальцами кулон на шее, после долгой паузы спросила она. — Ты одинок последние полтора года. Тебе не хочется… снова сблизиться с кем-то? Её взгляд скользнул по его лицу, и она облизала губы. В ней самым очаровательным образом боролись любопытство и нервозность. Драко не осуждал её за проявленный интерес. Поскольку, в отличие от случайных знакомых, которые не переставали тревожиться и регулярно справляться о дальнейшей судьбе его личной жизни, эта женщина была одной из немногих, кем не руководила праздность. Она была единственной, кто был с ним в самые мрачные периоды. Поэтому, как никто другой, заслуживала знать. — На самом деле я одинок уже гораздо больше, чем полтора года, Грейнджер, — вымученно усмехнулся он, устремляя взгляд в колени. А затем, после недолгого молчания, перевёл его на беспокойные волны. Те находили на берег с угрожающим всплеском, и от этого звука что-то внутри Драко болезненно сжималось. — Последние восемь месяцев жизни сознание Астории было недостаточно ясным. Лишь кратковременные вспышки прежней женщины, которую я когда-то знал. Наверное, это было тяжелее всего — мириться с тем, что кто-то очень близкий теряет разум. Теряет себя. Всего себя. Медленно и незаметно угасает для всего мира, но скоротечно и мучительно для тех, кому был дорог. Ведь в конечном итоге семья — единственный маяк, который освещает путь каждого человека. Первая капля дождя упала на щёку, и Драко смахнул её ребром ладони, обращаясь взглядом к небесной мгле. Гром пророкотал прямо над головой. — Я не готов пройти через что-то подобное во второй раз, но и не хочу остаться один. — Горькая усмешка предвестила следующую фразу: — Одиночество поэтично только в литературе и почти никогда в жизни. Крупные капли зачастили, прибивая прибрежный песок. Малфой стал подниматься на ноги, увлекая Гермиону за собой. — Нам стоит уйти, если ты не хочешь промокнуть. Грейнджер неуклюже встала и встретилась с ним взглядом. Их лица оказались совсем рядом. Один из коротких завитков упал ей на глаза, и она постаралась откинуть его, но тот зацепился за ресницу. Поэтому Драко помог ей. Повинуясь внутреннему порыву, он приблизил руку к её лицу, выжидая некоторое время на случай, если Гермиона отпрянет. Когда этого не произошло, его пальцы подцепили упрямый локон, бережно отводя тот в сторону. На мгновение прикрыв глаза, она снова их распахнула. — Спасибо. Во влажном климате они неподвластны даже мне. Рука Малфоя задержалась возле кудрей, и он поправил ещё одну прядь, хотя в том не было никакой надобности. — У тебя поистине удивительные волосы, Грейнджер, — признался он, окрылённой неожиданной близостью с нею. — Как так вышло, что ни одному из твоих детей они не достались? Она улыбнулась, подставляя лицо усилившемуся дождю и прикрывая глаза на несколько мгновений. Капли скользили по гладкой коже, расслабленным губам и шее с ярко очерченными ключицами. Гермиона слегка приоткрыла рот и слизнула кончиком языка дождевую воду. Медленная улыбка расцвела на её губах. — Мой кудрявый ген проиграл в этой битве скучной прямой структуре, — она вернула взгляд к нему, слегка пожимая плечами. — Роза постоянно ноет, что хочет себе такие же, даже не представляя, какие сложности поджидали бы её на этом волнисто-тернистом пути. Они одновременно усмехнулись. — Кто знает, если однажды я решусь на третьего, возможно, ему повезёт заполучить в генетической лотерее мои кудри. Ведь было бы совершенно несправедливо, если бы этот своенравный род прервался на мне. Драко втянул в лёгкие раскалённый грозою воздух. Рубашка начала липнуть к телу. И он старался сконцентрироваться на этом ощущении, а не на информации о том, что ведьма перед ним не исключает возможности родить третьего ребёнка. Как и всё остальное, это не должно было пробуждать в нём никаких глубинных эмоций, приправленных призрачными иллюзиями возможного будущего. Общего будущего. — Ты говоришь о своих волосах так, словно у них есть собственные стремления и чаяния. Гермиона хмыкнула. — Судя по тому, что они живут своей жизнью, невзирая на все мои старания усмирить их сложный характер, так и есть. Малфой не понял, когда успел переместить руку ей на затылок, и теперь поглаживал влажную от дождевой воды шею большим пальцем. От Грейнджер веяло сладкой выпечкой и тонкими цветочными нотами. Слишком цепляющее сочетание для рассудка Драко. — Если бы у моего ребёнка были такие волосы, я бы, вероятно, сошёл с ума. — От счастья, я полагаю? — Гермиона быстро-быстро заморгала от воды, попавшей ей в глаза. Он нерешительно подался вперёд и соприкоснулся с нею лбами. — От ужаса, — наглая ложь. Даже если кудрявые волосы были в равной степени даром и проклятием, они были прекрасны. — Ай! Рассерженная неделикатным заявлением женщина ущипнула его за бок. Сильно. — Как ты смеешь врать мне прямо в глаза? — возмутилась она, задевая теплом своих губ его подбородок и ёжась от громкого раската грома. — Я не вру, — очередная ложь с тенью весёлой усмешки. Грейнджер покачала головой, неуверенно обнимая его за бока. Что-то позабытое вспыхнуло в месте солнечного сплетения. Трепет? Тепло? Трепещущее тепло? Как же чертовски давно к нему не прикасались женские руки. И несмотря на то сколько лет Малфой не испытывал на себе прикосновений этих рук, он их не забыл. — Ты всё так же невыносим. — А ты всё так же любишь быть истиной в последней инстанции. Он выдохнул короткий смешок, и они замерли в объятиях друг друга. Воздух по-прежнему оставался тяжёлым, и его вес стал лишь ощутимее, когда между ними воцарилось молчание. Холодная вода забиралась Драко за шиворот, но он не мог найти в себе силы отправиться в укрытие или хотя бы наложить на них водоотталкивающие чары. Волосы Гермионы напрочь промокли, а платье прилипло к коже, однако она тоже не делала попыток отстраниться. Это было… странно. Они оба это чувствовали. Их некогда интрижка была всего лишь призраком прошлого. Слишком много последующих событий разделяло двух потерявшихся школьников и нынешних мужчину и женщину, застывших на берегу волнующегося озера под проливным дождём. Но тем не менее они оказались здесь. Вдвоём. В некоторой степени опять-таки сбившиеся с курса. С курса собственной жизни. Грейнджер вздохнула и закрыла глаза, прижимаясь лбом к его подбородку. Губы Малфоя невольно коснулись линии роста её волос. Это не было поцелуем. Лишь нечаянным прикосновением, от которого пульс Драко подскочил. Он крепче прижал Гермиону к себе, подушечками больших пальцев рисуя круги на её лопатках. Ливень начал стихать, и тьма непогоды стала расступаться. Совсем скоро должен был быть закат и, если свинцовые облака рассеются, можно будет увидеть солнце. Или хотя бы его прощальный отблеск перед тем, как мир окунётся в ночь. Как же Малфою не хотелось, чтобы этот вечер заканчивался так скоро. Не теперь, когда спустя многочисленные месяцы возобновлённого через переписку общения, он увидел Грейнджер снова. — Ты до нитки промокла, — пробормотал он, когда падающая с неба вода сократилась до нескольких рассеянных капель, а шифоновая ткань на женском теле стала практически второй кожей от вобранной в себя влаги. — Я хотела промокнуть, — прошептала она в его отяжелевшую от воды рубашку. — Иногда полезно попасть под дождь, чтобы после понаблюдать, как рассеивается мгла, и жизнь возвращается в прежнее русло. — Боюсь, что твои волосы вряд ли вернутся в прежнее русло, — усмехнулся Драко, перебирая пальцами влажные кончики кудрей. Стекающие по ним капли щекотали тыльную сторону его ладоней. Грейнджер подняла голову: тушь потекла и смазалась, отчего тёмные глаза с янтарными вкраплениями сделались ещё больше и выразительнее. Малфой вспомнил, как когда-то тонул в них, и только прожилки цвета солнца служили ему маяком. — Боже, просто признайся, что неравнодушен к моим кудрям. — Неравнодушен? К чему-то, что выглядит так, словно желает удушить меня? — несмотря на ироничную окраску слов, губы и глаза предательски выдавали веселье. — Ради всего святого, прекрати меня щипать! — Тогда перестань отрицать, что они тебе нравятся. — Они мне не нра… Чёрт, Грейнджер! Я ведь даже недоговорил, — его бок изрядно саднило от мстительных пальцев вошедшей во вкус ведьмы. — Они мне не нравятся. Я ими покорен, — пауза и выжидательный вид женщины понудили его к дальнейшему откровению: — Всецело. Она вскинула бровь. Право слово, этой ведьме удавалось вытягивать из него признания не хуже сыворотки правды. — И всегда был. Я, чёрт возьми, всегда к ним неровно дышал, — выложил как на духу он. — Так-то лучше, — с самодовольной ухмылкой и потёкшим макияжем эта женщина делалась идеальным воплощением амазонки. Подобно незримой леске, между ними снова натянулась пауза, и Гермиона с некоторыми колебаниями отступила. Робкие розово-золотистые лучи, пробивающиеся из-за туч, коснулись её волос. Но Драко не мог радоваться проясняющейся погоде в полной мере, когда из его рук исчезло тепло её тела. — Прости. Не успел Малфой понять, за что она извиняется, как Грейнджер отвернулась и, задрав платье у бедра, вынула из кобуры волшебную палочку. Драко сглотнул от невольно брошенного взгляда на стройные ноги и очерченные благодаря промокшей ткани изгибы фигуры. Гермиона применила несколько видов чар, чтобы привести себя в порядок, а заодно обдала тёплой вибрацией своей магии и его. В мгновение ока от сырости на коже не осталось и следа. — Спасибо. Улыбка заиграла у неё на губах. В приглушённых лучах закатного солнца кожа Грейнджер окрасилась золотом. «Золотая девочка с золотой кожей», — подумал про себя Малфой и усмехнулся. — Что тебя развеселило? — она подошла ближе, глядя на него снизу вверх. Не желая признаваться ей в глупых размышлениях, он указал на свою область под глазами: — Ты немного… панда. Звонкий девичий смех пронёсся над водой, растворяясь где-то далеко за горизонтом. Драко был уверен, что позабыл красоту этого звука, пока не услышал его снова. — Панды довольно милые, — хитро прищурилась она. Его губы расползлись в улыбке. — Снова набиваешься на комплименты? — Возможно. Он цокнул языком в лёгком осуждении, всем своим видом выражая что-то совершенно противоположное. После недолгой игры в гляделки Гермиона опустила ресницы и, взмахнув палочкой, в два счёта убрала подтёки туши. — Хочешь пойти в замок и выпить чего-нибудь? — предложила она, выглядя не слишком воодушевлённой собственной затеей. — Думаю, у меня есть идея получше, — Драко достал волшебную палочку. — Акцио два пунша! Грейнджер одарила его взглядом, полным облегчения. Она наблюдала за ним, пока он накладывал высушивающие чары на плед, островок земли под ним и пострадавшие от сырости босоножки Гермионы. Они вновь бок о бок устроились на шёлковом покрывале как раз тогда, когда к ним подплыли два золотых фужера и зависли в воздухе. — Мне показалось, что вернуться в Большой зал — последнее, чего тебе хочется, — Малфой взял свой напиток. — Связано ли это с твоим новым назначением в Министерстве? Она издала страдальческий стон. — Пожалуйста, ничего не говори. Я ужасно сожалею, что наш с Роном дом не защищён чарами ненаносимости, как, например, особняк на Гриммо. Чёртовы репортеры дежурят возле нас круглые сутки с тех пор, как стало известно о моей новой должности. — Их можно понять, — края фужера сверкнули в предпоследних лучах уходящего солнца, — мадам заместитель Министра. Драко спрятал улыбку, делая вид, что поправляет воротник рубашки. Но маленькая мстительная ведьма не купилась на его трюк и всё равно ущипнула его за бок, отчего он едва не расплескал пунш на брюки. Грейнджер бросила нервный взгляд за спину, словно одно упоминание о её новой должности могло призвать сюда кучу назойливой прессы. — Я думал, этот пост — то, к чему ты стремилась всю свою сознательную жизнь, — уже тише, но по-прежнему с играющей на губах ухмылкой сказал он. — Да, но я не была готова к такому ажиотажу. Ей-богу, я ведь не заняла кресло Министра. — Пока, — вставил свои пять кнатов Драко. — Ты невыносим! — Кто бы мог подумать, что мадам заместитель Министра будет отлынивать от бала на берегу Чёрного озера, находя лучшей компанией своего печально известного школьного неприятеля? Любой корреспондент «Пророка» отдал бы все свои галлеоны за то, чтобы заполучить в свою копилку статей такую сенсацию. Гермиона метнула в него взглядом Аваду, но буквально через пару секунд её глаза стремительно потеплели. Малфой и не заметил, как залюбовался случившейся переменой. Они уже давным-давно вышли из подросткового возраста и много лет не являлись неприятелями. Течение времени размыло все ярлыки. И всё же… какой-то частью души Драко чувствовал себя прежним рядом с ней. Своей лучшей версией, которая только-только начинала формироваться после всех тёмных лет, пришедшихся на пору его юношества. Сейчас, оглядываясь назад, он как никогда осознавал, насколько то время было переломным. В послевоенный год в Хогвартсе Малфой балансировал на грани двух миров: света и тьмы. Он мог погрязнуть во мраке из-за ошибок прошлого или ухватиться за робкое мерцание внутри себя. То самое, которое никогда не позволяло ему стать тем человеком, которого из него пытались сделать. Пусть внутренний свет восемнадцатилетнего Драко не мог озарить и нескольких дюймов пространства, но он был. Всё время таился в нём, заслонённый сотнями неправильных — чужих — мыслей, десятками неверных решений. Гермиона просто была единственной, кто помимо Нарциссы разглядела эту рябь сияния в нём. И кто помогла этому свету не угаснуть. — Твоя печально известная компания — то, ради чего я здесь. У меня было множество причин, чтобы избежать этого вечера, и лишь одна — чтобы сюда прийти. Он мог сказать ей то же самое, но вместо этого просто улыбнулся, запоминая искристость карих глаз в теперь уже точно прощальном отблеске солнца, и соприкоснулся с нею кубками. — Тогда за встречу? — За встречу. Они сделали несколько неторопливых глотков. Цитрусовые ноты играли на языке Малфоя, пока он смаковал вкус пунша и этот момент. Солнце скрылось за горизонтом, и берег окутала мягкая сумеречная мгла. Спустя столько лет молчать с Грейнджер, сидя вдвоём у озера, было как никогда комфортно. Словно не существовало ничего более правильного и нормального. Как если бы последних пятнадцати лет не было и в помине. Её глаза туманно поблёскивали, когда она обернулась к нему. Вероятно, дело было в пунше. — Я рада, что ты здесь. Наверняка прозвучит глупо, но мне казалось жизненно важным застать тебя сегодня здесь, в Хогвартсе. Гермиона повела плечами и перевела взгляд на светлячков, снующих над берегом. Драко улыбнулся, думая о том, что кто-то такой важный, как заместитель Министра, станет тревожиться по поводу его неявки. — Ты знаешь, что такие комплименты раздувают моё и без того большое эго. Грейнджер взглянула на него со смесью веселья и нежности. Сердце Малфоя ускорило свой бег. Пожалуй, ему срочно нужно будет обратиться в Мунго из-за перебоев с пульсом. Возможно, у него внезапно обнаружится аритмия, тахикардия или что-то в этом духе. Он постарался заглушить пуншем навязчивую мысль о том, что врач здесь бессилен, а заодно напомнил себе, что они оба пришли сюда как друзья по переписке. Ни больше ни меньше. Ведь так? — Мне недоставало твоей иронии, — призналась она. Лёгкий ветерок всколыхнул вьющиеся волосы, и Драко ощутил их щекочущее прикосновение к своей шее. Нежное, как перышко и неуловимое, как сам ветер. По спине побежали мурашки, и Малфой не мог не признаться себе, насколько ему был приятен этот мимолётный контакт. Над водой и всей территорией школы нежданно-негаданно вспыхнули тысячи парящих свечей, отчего карие глаза сделались ещё более глубокими и сияющими. Чарующими. Завораживающими. Грейнджер казалась чем-то иллюзорным и в то же время до боли реальным. Видением из прошлого и вместе с тем чем-то совершенно новым и неизведанным. Тем, перед чем он не в силах был устоять. Она сделала глоток, и он не мог оторвать взгляда от дёрнувшегося горла. Едва уловимого скольжения кончика языка по губам, собравшего капли напитка. От того, как она отвела от лица локон, прикасаясь подушечками пальцев к шее. Драко знал, что не должен так открыто рассматривать её, но не мог ничего с собой поделать, оправдываясь выпитым на две трети содержимым фужера. А в лёгком головокружении винил слишком большое скопление озона в воздухе после прошедшей грозы. В некоторой заторможенности до него дошло, что теперь они оба смотрят друг на друга. Прошло несколько долгих секунд, после чего Гермиона подалась к нему. Прикрыла глаза, на выдохе размыкая губы, когда он, мысленно проклиная себя, прохрипел: — Я не могу. Она замерла, и вместо поцелуя лишь разочарованный выдох с отголоском цитрусового пунша коснулся его рта. Малфой впервые за долгое время ощутил сладкий спазм в животе. — Ты… ты всё ещё чужая жена, а я… Мы не можем. Между их лицами по-прежнему оставалось около полудюйма. Грейнджер, казалось, не в силах была шелохнуться, но выдавила из себя горькое: — Не можем. Сумасшедший коктейль из аромата её кожи, цветов и пьянящего напитка заставил Драко тихо ненавидеть себя за такую небывалую силу воли. Гермиона глубоко втянула кислород и, сконфузившись, отстранилась. Каждый разделяющий их дюйм пропитался удушающей неловкостью и упущенной возможностью. Грёбаными рамками приличия. Восемнадцатилетний Драко никогда бы не повёл себя таким неподобающе джентльменским образом. — Прости. Всему виной эти чёртовы свечи, пунш и… твой одеколон. Ты пахнешь так же, как и пятнадцать лет назад. Наверное, поэтому я… — не найдя слов, Гермиона занялась опустошением кубка, стараясь заглушить катастрофическое смущение. — Чёрт… Извини. Напиток в фужере иссяк, и она просто крутила сосуд в руках, глядя в пустую чашу. Грейнджер корила себя за их общее притяжение, по всей видимости, думая о том, что была инициатором чего-то неприемлемого для тех, кем они были. Кем они не были. Откуда ей было знать, скольких усилий ему стоило удержаться? Скольких усилий стоило в очередной раз не напортачить и не поддаться неукротимому желанию вновь узнать, каково это — целоваться с ней теперь. Спустя столько лет. — Тебе нравится? — хрипло проговорил Малфой. — Мой одеколон? Он не возвращался к этой парфюмерной композиции почти пятнадцать лет. Со времени окончания школы и до сегодняшнего дня. Рука сама потянулась к давно забытому флакону, который, благодаря наложенным чарам, был до сих пор пригоден к использованию. — Да, но это… совсем не важно. Не теперь, когда точка между нами была поставлена много лет назад. Утекло много воды, а наша переписка… Я не должна была думать, будто она что-то значит, — её губы дрогнули, и она их поджала. — Просто мы возобновили общение в непростые для нас обоих периоды, и я… Я… Закрыв лицо руками, Гермиона покачала головой. Как если бы хотела отогнать от себя охватившее её наваждение. И наблюдая её в этой уязвлённой позе, Драко испытал острую потребность к ней прикоснуться. К струящимся по спине шоколадным кудрям, отливающим золотом в сиянии свечей. К верху обнажённой спины. Грейнджер прерывисто вздохнула, когда он дотронулся до её плеча и отвёл за спину мягкие локоны. Спустя несколько секунд и глубокий вдох Гермиона отняла руки от лица. — Прости, — усмехнулась она. — Я чуть было не подтолкнула нас к непоправимой ошибке. Ты ведь сюда не за новой интрижкой пришёл, верно? Она отвела взгляд и, утопив ножку фужера в песке, уже тише добавила: — Да и я… тоже. Тоже. Нет, Драко абсолютно точно не хотел никаких интрижек. И он не хотел неопределённости, которая уже однажды была между ними. Но, возможно, он хотел чего-то другого. Чего-то… большего. — Вообще-то я не собиралась склонять тебя ни к чему такому, просто… — Она по-прежнему избегала пересечения взглядов. — Просто тебе не стоило смотреть на меня так, как обычно смотрят на женщину, которую хотят поцеловать, — Гермиона резко выдохнула, избавившись от оков терзающей её мысли. Драко улыбнулся знакомой прямолинейности, которая осталась при ней, несмотря на годы, проведённые в Министерстве. Вдоволь насладившись женским профилем, он коснулся пылающей румянцем щеки, возвращая к себе внимание Грейнджер. Она могла быть сколь угодно решительной, но поволока влажного блеска в глазах делала её самой обыкновенной женщиной. — Даже если я действительно хочу тебя поцеловать? — сохраняя зрительный контакт, спросил он. Гермиона застыла, изумлённая его открытым заявлением. Если честность — то, чего она хотела, то Малфой не собирался отказывать ей в этом. Ведь кто знает, представится ли ему ещё когда-нибудь такая возможность. — Даже если пришёл сюда только из-за тебя и на протяжении всей нашей встречи ищу повод, чтобы увидеть тебя снова? Губы Грейнджер дрогнули, а затем она порывисто прильнула к нему, обнимая за шею. Зарылась лицом в его рубашку и всхлипнула с почти болезненным облегчением. — Год… целый год я не знала, как предложить тебе увидеться. Насколько это уместно и вообще… Его руки бережно обернулись вокруг её хрупкой фигуры, а подбородок упёрся в кудрявую макушку. — Ты не ответил на моё последнее письмо, и я решила, что у тебя больше нет потребности в нашей переписке, — она впилась пальцами в его лопатки, словно предполагала, что он способен исчезнуть. — Боялась, что ты снова хочешь оборвать все связи, как уже сделал однажды. Сердце Малфоя пронзил заслуженный укол. Он сглотнул и провёл рукой по её волосам. — Боялась, что во второй раз терять тебя будет так же больно, как в первый. Последнее слово растворилось гулким эхом в ночной тиши. Казалось, что за пределами небольшого песчаного островка, который они занимали, внешние звуки перестали существовать. Драко лишь слышал, как колотится его сердце, хорошо помнящее их последний поцелуй, который они разделили в тамбуре Хогвартс-экспресса, задерживаясь там самыми последними перед выходом на платформу 9¾. Помнящее клочок бумаги с её домашним адресом, который она умудрилась незаметно сунуть ему в карман пиджака, и куда он так ни разу не написал. И уж точно не забывшее об украденном ею из того же пиджака камешке, который он оставил себе как последнее напоминание о восьмом годе обучения. Хранила ли она его до сих пор? Или выбросила в тот момент, когда поняла, что всё действительно кончено между ними? Он скользнул пальцами Гермионе под волосы, поглаживая верхние позвонки и мимолётно задевая тонкую золотую цепочку. — Я не мог поступить иначе, — прохрипел он. — Не тогда, когда не знал, чего ожидать от завтрашнего дня, не говоря уже о дальнейших перспективах. Гермиона некоторое время молчала, а потом подняла голову, чтобы взглянуть на него. Глубокий шоколад глаз казался сосредоточенным. — Знаешь, иногда полезно позволять себе жить настоящим. Не зацикливаться на прошлом и не заглядывать в будущее. Ведь, в конце концов, только это в нашем распоряжении и есть. Настоящее. Он долго смотрел ей в лицо, стараясь найти в нём ответ на не дающий ему покоя вопрос, прежде чем произнёс его вслух: — Ты бы хотела, чтобы я был частью твоего настоящего? — Да, — ответ сорвался с её языка так просто и легко, словно это являлось самой очевидной вещью на свете. Она затеребила цепочку на шее, и Малфой опустил взгляд на кулон. Самый простой. Что-то вроде капли, но более округлое. Приплюснутый овал с небольшой неровностью посередине, напоминающей трещину или разряд молнии. Не слишком изящный и далёкий от обыкновенного совершенства ювелирных украшений. Вряд ли хотя бы один человек разглядел его, выделив среди массы идеальных подвесок. Пальцы Грейнджер накрыли кулон, скрывая его от глаз Драко. Девичьи щёки внезапно заалели. Такой стремительный румянец обычно расцветал на щеках людей, когда им вдруг становилось чрезвычайно жарко или… стыдно. Не похоже, чтобы Гермиону одолевало первое. Ладони Малфоя мгновенно увлажнились. Он сглотнул и отвёл её руку в сторону, позволяя себе ещё раз вглядеться в несовершенное изделие, располагающееся точно между выступающих ключиц. То казалось ему смутно знакомым и незнакомым одновременно. Драко поддел украшение пальцами, ощущая прохладу его внешней стороны и теплоту внутренней. Той, что была нагрета её кожей. Не прошло и нескольких секунд, как кулон замерцал. Постепенно его охватило интенсивное серебряное свечение, которое медленно угасало по мере того, как он трансформировался в камень. Обычный простой камень, который Гермиона стащила у него во время их прощального поцелуя и, по всей видимости, зачаровала его в подвеску. Что ж… Это было мега талантливо, учитывая тот факт, что полная трансфигурация обычных материалов в драгоценные металлы не представлялась возможной. Можно было только создать очень качественную видимость, что у Гермионы и получилось сделать. Стоило ему перевести взгляд с камня, обретшего свой истинный облик, на неё, как Грейнджер поспешно отвела глаза. Женские подрагивающие пальцы потянулись к шее и сняли цепочку. Ей понадобилось около минуты, чтобы обратить оставшиеся заклинания и позволить камню остаться в его ладони. Когда дело было сделано, Гермиона прочистила горло и провела ладонью по волосам, глядя куда угодно: на отражение луны в озере, тусклые звёзды в небе, только не на Малфоя. — Ты… — Украла его. Знаю. — Нет, ты… — он прокрутил в пальцах плоский камень со знакомой зигзагообразной отметиной, — сохранила его. Гермиона повернула к нему голову, и он увидел в её глазах застывшие слёзы. — Конечно, я сохранила его, Драко. Иначе для чего, по-твоему, он был украден? — она усмехнулась и смахнула блестящую капельку с ресниц. — Я носила его целый год после выпускного и снова вернулась к нему, с тех пор как мы стали переписываться. Ты, кажется, сказал, что ищешь повод, чтобы увидеть меня снова? Вот он. В твоих руках. Повод. Шанс. Предлог. В его руках. Обычный камешек с Чёрного озера, который хранился у неё столько времени и весь последний год висел на её груди. Малфой сжал расколдованную подвеску в ладони вместе с тем, как в сознании бегущей строкой пронеслись слова из её июльского письма: «Хьюго на днях увидел, как незнакомый мальчик пускает по воде камешки, и теперь без умолку твердит о том, что хочет этому научиться. Конечно, у него есть дополнительный стимул в виде Тедди и Джеймса, которые постоянно дразнят его тем, что ему ещё не скоро купят волшебную палочку. Видимо, поэтому он решил, что в камешках, прыгающих по воде, есть своя магия. И, знаешь, я не могу с ним не согласиться…» Грейнджер тогда не попросила его научить Хьюго, а Драко сам ей не предложил. Он ведь не знал — даже не надеялся, — что Гермиона тоже может искать встречи с ним. Что они оба могут ходить вокруг да около, как два нерешительных школьника, которыми давным-давно не были. Малфой заправил несколько кудрявых прядок ей за ухо и, окунаясь в глаза оттенка горячего шоколада, шёпотом поинтересовался: — Хьюго всё ещё хочет научиться игре в камешки? — Да, и я… — она облизала губы. — Я пообещала ему, что поговорю сегодня с одним своим знакомым в Хогвартсе, который, возможно, сможет его научить. Если согласится, конечно. Грейнджер затаила дыхание. Словно после всех откровений этого вечера он сумел бы ей отказать. Драко усмехнулся и прижался к её лбу. — Думаю, у твоего знакомого нет ни малейшего повода для отказа. Гермиона не сдержала улыбки, и цитрусовые ноты снова защекотали ноздри Малфоя. Этот вечер стал бы самым прекрасным за последние годы, если бы он украл у Грейнджер хотя бы один поцелуй. — Зато поводов для согласия хоть отбавляй. Драко положил руку ей на щёку, поглаживая её большим пальцем. Гермиона судорожно вздохнула и закрыла глаза. Малфой последовал её примеру, смежив веки. Так всё ощущалось куда острее: еле слышный шелест бука за спиной, тихо набегающие на берег волны, шум её дыхания. — В следующую пятницу я стану официально разведена. Губы Драко провели почти невесомую линию от изгиба её челюсти к скуле. — Получается, в следующую пятницу я смогу тебя поцеловать? Предстоящая неделя обещала быть убийственно долгой. Грейнджер царапнула ноготками его затылок, отчего по спине побежали мурашки. — Если сумеешь отвлечь внимание Хьюго. Он не в меру любознательный и с трудом может усидеть на месте. Они соприкоснулись носами. — Мм, думаю, я мог бы взять с собой Скорпиуса. Он уже умеет пускать блинчики, хотя и делает это с попеременным успехом. Есть шанс, что игра в камешки их объединит. И отвлечёт. Малфой ощутил улыбку на губах Гермионы. — Было бы здорово, если бы Скорпиус составил Хьюго компанию. Он становится более целеустремлённым, когда в нём пробуждается дух соперничества. Мальчишки, знаешь ли… Драко улыбнулся в ответ. Он последний раз помассировал подушечкой большого пальца местечко над её ключицей и силой воли отстранился. — Значит, в пятницу? В пятницу ты снова станешь Грейнджер? — Так и есть, — она расправила подол платья, а после украдкой взглянула на него, прежде чем обратиться взглядом к воде. — Тогда как насчёт того, чтобы встретиться неподалёку от Уилтшира? Я полагаю, что мадам заместителю Министра в день развода вряд ли пойдёт на пользу прогулка по многолюдным местам вроде Гайд-Парка, — он усмехнулся, крутя в пальцах нагретый от долгого держания в руке камешек. — Живописные окрестности Уилтшира отлично подойдут. Хьюго никогда не был в тех краях. — Значит, договорились? — Малфой протянул ей камень, который некогда был её искусно трансфигурированным кулоном. Гермиона кивнула, прикусывая губу. Несколько мгновений она колебалась, чтобы забрать то, что на протяжении последних пятнадцати лет принадлежало ей. То, что она сохранила. Их кончики пальцев соприкоснулись, но Грейнджер не спешила отнимать руку. — Возможно, ты хотел бы оставить его себе? С полуулыбкой Драко покачал головой. — Нет. Он твой. Но в моём кармане брюк есть ещё несколько камешков на случай, если тебе не хватает украшений. Гермиона не сдержала смеха. Тепло её пальцев покинуло его ладонь вместе с гладким камешком. С помощью десятка магических формул и такого же количества взмахов волшебной палочкой она вернула его к виду позолоченного кулона. А затем, перекинув волосы на одно плечо, спросила: — Поможешь? Драко принял из её рук цепочку и, дождавшись, когда она повернётся к нему спиной, соединил застёжку. Костяшки пальцев задели выступающие позвонки. Они оба явно медлили, растягивая этот маленький момент близости между ними. В конце концов Гермиона тихо его поблагодарила. Они вновь расположились рядом друг с другом и просидели какое-то время в тишине, прежде чем Грейнджер прервала молчание: — Знаешь, думаю, было бы неплохо убедиться, что за столько лет ты не растерял все свои навыки игры в камешки. Может быть, запустишь для меня парочку? Бровь Малфоя взметнулась вверх в вызове: — Хочешь посмотреть, как я пускаю по воде блинчики? Гермиона пожала плечами самым невинным образом. Драко усмехнулся и рывком поднялся с песка. Он подал руку Грейнджер, помогая ей подняться и шёпотом опаляя ухо: — Так ты разглядишь наверняка, что я так же хорош в этом деле, как прежде. Малфой не мог упустить из виду румянец, поползший по её шее, и то, как она подавила улыбку. Они встали плечом к плечу в центре берега, а затем он отступил от неё на шаг влево, чтобы примериться и отправить маленький камень в большое путешествие по присмиревшей озёрной глади, в отражении которой сияло множество свечей и один-единственный бледный полумесяц. Камень отскакивал от поверхности Чёрного озера с необычайной прытью, оставляя за собой круги, пока Малфой бесконтрольно улыбался, поражаясь тому, что спустя столько лет ему пригодилось простое умение бросать камешки в воду. Умение, которое стало хорошим поводом, чтобы увидеть Гермиону вновь. Никто из них не мог знать, что ждёт их впереди, но Драко поймал себя на мысли, что впервые не хочет заглядывать в будущее и пытаться разгадать хитросплетения человеческих судеб. Поскольку, как правильно заметила Грейнджер, иногда полезно позволить жизни идти своим чередом. Не оборачиваться назад, не страшиться того, что ожидает впереди, а быть здесь и сейчас. Дышать полной грудью. Ловить момент. Пускать по воде камешке. Ведь как ни старайся всё спланировать и предусмотреть, жизнь всегда найдёт, чем удивить. И у кого, как ни у неё, припасены такие сюжетные повороты и сценарии, на которые ни одно из мудрых — и, что уж там, по большей части не очень мудрых — человеческих решений повлиять не в силах.