30 опавших лепестков

Если герой соврал соулмейту, на теле появляется рана-синяк. Она исчезает, только если герой раскаялся и соулмейт его простил. Форма Акацуки – черно-красный плащ по щиколотки, с длинными рукавами, свободный, не сковывающий движения. Хорошая, удобная одежда. Скроет все, что нужно, и даже больше. Итачи носит ее, практически не снимая, и из всех людей разве что его напарник знает, что там, под слоем плотной ткани. А там – лилово-алые цветы на бледной коже, целый сад цветов. За прошедшие годы их становилось больше, а вот меньше – никогда. Итачи стоит под холодным душем, задумчиво разглядывает свой живот. Здесь самое большое скопление незаживающих ран, к постоянной боли от которых он давно уже привык. Впрочем, спина, плечи, руки, даже бедра тоже не лишены этих меток. Он думает, что, наверное, мог бы вспомнить значение каждой. Это "Не беспокойся, все в порядке", "Давай как-нибудь потом, хорошо?", "Я лишь хотел проверить свои силы" – повторенные много, много раз. Ложь противоестественна, она ранит и того, кто говорит, и того, кто слушает; только вот одни раны врезаются в плоть, а другие – в душу. Суровое и справедливое разделение. Но Итачи, если бы мог, забрал всю боль себе. В конце концов, это его обязанность старшего брата, опытного шиноби, гения, понимающего больше других. Это его... выбор? Да. Выбор. Он давно уже погряз во лжи и не собирается ничего менять. Так будет правильнее. *** Воздух вокруг них напитан чакрой, и кажется, словно он вот-вот затрещит от этой безумной концентрации энергии. Взгляд – глаза в глаза, но в них видна только мощь знаменитого шарингана. Не зеркало души, а готовность проливать кровь. Итачи медленно, размеренно дышит, чтобы не сорваться в очередной приступ. Его ложь надежно спрятана под упертой, почти отчаянной решимостью и черным балахоном. Он знает, что ждал этой самой минуты, сулящей избавление, знает, что должно произойти дальше – знает почти все. Его глаза видят сквозь время и обстоятельства, но не сквозь тонкую рубашку. И когда Саске делает шаг вперед, говорит: – Я пришел тебя убить. На его груди, прямо над сердцем, мучительно расцветает большая кровавая рана.