холодные руки

— Если бы взглядом можно было поджечь, эта несчастная книжка уже пылала бы, — смеющийся голос мамы раздается неожиданно под самым ухом. Феликс провожает ее удаляющуюся спину долгим взглядом. Он осознает, что раздраженно смотрит в одну точку уже слишком долго, чтобы это можно было оправдать чтением, но вся излишне драматически сложившаяся ситуация его и впрямь порядком бесит. В основном, конечно, тот факт, что главной проблемой, как ни крути, получается он сам. Когда он был помладше, то прочитал где-то, что если резко захлопнуть книгу в твердой обложке, можно сымитировать звук выстрела, чем частенько пользовались в кинематографе. К сожалению, мягкая обложка маминой книжки только деликатно шелестит, а отсутствие возможности выместить на ней раздражение сердит еще больше. Феликс взял ее почитать в надежде отвлечься и не сидеть все два с половиной часа до встречи, будто на иголках, но наивная история любви между дерзкой главной героиней и надменным лордом, внезапно оказавшимся еще и драконом, выглядит как-то подозрительно намекающей. — Вот посмотрел бы я, как ты отреагировала, если б он на твоих глазах людей жрал, миледи Алисса, — издевательски бубнит он, и все-таки отбрасывает томик в сторону. За чужими романтическими перипетиями следить не получается, потому что в мысли постоянно возвращается одно непозволительное симпатичное лицо и начинает там мельтешить, отталкиваясь от стенок черепа, будто значок DVD на экране телевизора. — Мам! Ма-ам! — зовет он, надеясь перекричать шум воды на кухне. — Ну чего ты орешь? — отзывается она, и Феликс слышит, как она перекрывает кран и неторопливо возвращается в комнату. В одной руке у нее мокрый нож, на который он подозрительно косится. — Это ты картошку чистила, или решила меня прирезать? — Ответ зависит от того, зачем ты тут орал, — отбривает его мама. — Сто раз говорила, если что-то надо — приходи сам, а не вопи из комнаты. Чего случилось? — Ма-ам, — ноет тут же снова переключившийся в драматическое русло Феликс, — как понять, что с человеком получатся отношения? Мама пару секунд на подозрительно на него смотрит и пожимает плечами. — Ты у меня решил советов по отношениям спрашивать? Ничего, что я за твоего отца замуж вышла, похоже на действия эксперта? Феликс тут же сникает. — Ну, я надеялся, что после развода ты преисполнилась в своем познании. Нет? — Может и преисполнилась, — вздыхает мама, — но ты же мне никогда ничего не рассказываешь, откуда же мне знать, с кем у тебя отношения получатся, мой скрытный сын? Она делает пару шагов вперед и Феликс тыкается ей лбом в живот, чувствуя на волосах поглаживания, и только печально вздыхает в ответ. — Отношения, конечно, всегда подразумевают под собой какую-то работу, — негромко говорит мама какое-то время спустя, — но если чувствуешь, что перерабатываешь, то возможно место действительно не твое. Не стоит верить тем, кто говорит, что постоянно должно быть сложно. Все таки люди в отношениях не квантовую физику изучают. Просто сам для себя оцени, стоит ли человек напряжения, который ты сейчас, допустим, испытываешь, и если да — то вперед. — А если я все оценю и решу, что нет? — тихонько спрашивает Феликс. Его мысли в чуть ли не большем раздрае, чем до этого, но что-то потихоньку все же начинает вырисовываться в траектории лица по черепной коробке. — Тогда пригласи на свидание Чанбина и прекрати маяться дурью. Я тебе давно говорю, что он очень хороший мальчик! Кто нам обои помогал клеить? А сумки кто нес, когда я от бабушки закрутки привозила? А? Вот то-то и оно! — женщина назидательно грозит ему пальцем и удаляется от кухни, не обращая внимание на возмущенное «Ну мам!», несущееся ей вслед. *** Это все, если честно, очень неловко. Феликс уже жутко издергался, устав сам от себя и от происходящего тоже, а Хёнджин в целом за последние несколько лет привык скорее к принципу «сначала бить, потом говорить», поэтому они просто шли красивой, но не особо эффективно коммуницирующей парочкой сквозь красиво подсвеченные гирляндами сумерки вечернего парка. — Интересно, можно ли считать попытку выяснения отношений после первого свидания — вторым? — говорит Феликс, устав от напряженной тишины, разбавленной лишь шумом редких машин, проезжающих по трассе неподалеку, или еще более редких прохожих. Это могло сойти за шутку, если бы его тон не был суховатым, будто шуршащие под ногами листья. — Интересно, а можно ли считать свидание вообще состоявшимся, если кое-кто сбежал с него, как Золушка? — слова Хёнджина едкие, хотя тон почти приветливый, как у добропорядочного соседа, обсуждающего новости в свежей газете. Феликс дергается, будто споткнувшись, и вздыхает. — Не усугубляй, пожалуйста, — просит он негромко. — Я в целом без понятия, что делать с этой ситуацией и чувствую себя очень хреново. Ты, наверное, тоже, поэтому давай просто постараемся друг-другу ничего не откусить, пока гуляем. — Если бы я хотел видеть тебя откушенным, я бы просто оставил тебя Лили на съедение, — бурчит в ответ Хёнджин, и тут же осекается, вспомнив, с кем его не далее, чем накануне застали на «свидании». Феликс смотрит на него, как на идиота, но ничего не говорит, только особо ревностно подпинывает осколок красного кирпича, попавшийся на дороге. Камешек летит по асфальту, оставив за собой прерывистый след цвета ржавчины. Они идут молча еще немного, пока вечерние сумерки не начинают сгущаться, забирая из воздуха тепло. — Что ты хотел тогда сказать? — все-таки пробует Феликс заново. — Когда догнал нас на улице? — Что ты не так все понял. Лили настолько меня достала, что я согласился с ней встретиться, и то потому, что она снова угрожала, что будет тебя искать. Мне не хотелось с ней тусить, но рисковать тобой тоже не было ни малейшего желания. Ты уже заметил, какая она… — Ёбнутая? — любезно дополняет Феликс. — Не то слово. Такую девушку сложно потерять и невозможно забыть. Я когда вылетел из дома твоего, если честно, сначала вообще не думал ни о чем, а потом уже осознал, что раз уж даже ты от нее гнал, меня легко могли пришить и не чихнуть в процессе. Стремно было, жесть. Хёнджин виновато смотрит в сторону, и как будто даже ёжится. — Надо было догнать тебя и хотя бы проводить. До меня самого не сразу дошло, мудацкий ход получился. — Ну, мы поссорились. — И я все еще не очень хотел бы видеть тебя нанизанным на шампур, хоть ты, временами, та еще курица! — в сердцах повышает он голос и тут же досадливо морщится от собственной вспышки. Феликс, хоть и вздрагивает немного, напуганным не выглядит, только качает головой. — Вот что, — говорит он решительно. — Вся эта тема с обсуждением чувств пока ни в какие хорошие места нас не приводит, поэтому предлагаю вернуться к основам. Не обращая внимания на недоуменно приподнятую бровь на чужом красивом лице, Феликс лезет в карман за наушниками и начинает их усердно распутывать. Хёнджин задумчиво хмыкает в ответ, но на его губах появляется легкая улыбка. — Знаешь, как бывает семейная терапия? У нас, получается, музыкальная? — Что-то вроде «я тебя породил, мне и разбираться», наверное, — отвечают ему. Хёнджин снова издает неопределенное «мм-хмм», и неожиданно подцепляет освободившийся штекер наушников чтобы подрубить их к своему телефону. — С вашего позволения, сегодня в эфире диджей Хван, — кланяется он псевдогалантно. — Интересная группа. Вайб, такой, знаешь… Вроде никакой, но в то же время, очень даже и какой, если ты меня понимаешь? Хёнджин приподнимает уголок губ в невеселой ухмылке. — Они хороши, когда одиноко, и хочется, чтобы рядом было что-то… как-то? Но не напрягало. Не давило, как большая часть окружающего мира почему-то любит делать. Небольшая пауза снова тянется, давая обоим возможность переварить разговор. Он идет тяжело с самого начала, будто суховатый фастфуд, но они, кажется, справляются. По крайней мере, обоим хочется так думать. — Тебе часто бывает одиноко? Хёнджин искоса смотрит на Феликса, и ямочка от ухмылки на одной щеке становится глубже. — А сам как думаешь? — Как показывает практика, что бы я о тебе ни думал, обычно оказывается не совсем верным, — дёргает плечом Феликс. — Возможно мне стоит вообще с этим делом завязывать для улучшения качества жизни. — Нет, — мгновенно отзывается Хёнджин. Потом молчит секунду, мотает головой и повторяет: — Точно нет. Ты разве не помнишь, что я тебе сказал при знакомстве? Я обычно не общаюсь с курицами. Они сами не замечают, как доходят до небольшой кофейни в центе парка, и Феликс дёргает Хёнджина за рукав, в молчаливой просьбе притормозить. — М-м? Ты кофе хочешь? — Какао, я кофе не очень люблю. Зайдем? В кофейне Хёнджин с легкой улыбкой слушает, как Феликс перечисляет, что конкретно он хочет в своем какао (маршмеллоу, кокосовое молоко, тертый шоколад, карамельный сироп и, возможно, силу земли), а сам коротко просит «просто черный, пожалуйста», и расплачивается, не дожидаясь, пока Феликс даже вытащит карту из кошелька. — Я пока слушал твой заказ, ощутил, как поднимается сахар в крови, — иронично хмыкает он, когда они выходят из подсвеченного разноцветными гирляндами домика и двигаются дальше, окружённые сумерками. — Неужели тебе вкусно? — А что из перечисленного тебе кажется невкусным? — почти даже оскорбленно спрашивает Феликс. — Хочешь, попробуй? — предлагает он, и сует свой высокий стакан с шоколадной пенкой Хёнджину прямо под нос. Тот только фыркает и пальцем отодвигает подношение. — Сам-то понял, что сказал? Феликс моментально тушуется под насмешливым взглядом. — Но кофе-то ты взял… Кстати, зачем? — Я могу пить только воду, что логично, и черный кофе без каких-либо добавок, потому-что… Не знаю почему, если честно. Но от него не тошнит, наоборот даже немного заглушает голод. Феликс выглядит искренне озадаченным открывшимися перспективами, и Хёнджин почти видит, как в его голове вращаются шестерёнки в попытке сложить зеленое с холодным, а логику сверхъестественного — с человеческой. — Не заморачивайся слишком сильно, — спокойно советует Хёнджин. Его стаканчик с кофе переезжает в левую руку. Правая же обхватывает небольшую ладошку Феликса — крепко и уверенно, хотя сам Хёнджин почему-то внимательно рассматривает бетонные плитки замощенной парковой дорожки. — Даже алгебраические уравнения советуют упрощать, чтобы прийти к решению. — Думаешь, смогу в итоге найти, где там у тебя икс? — У меня игрек, — шутит Хёнджин в ответ и тупо хихикает сам над собой. Феликс только вздыхает. — Как-то у нас плохо получается в серьёзные разговоры, если честно. — Только если это не философские рассуждения про смысл всего сущего под песни Касты, — спешит уточнить Хёнджин. — В этом тебе нет равных. — Издеваешься надо мной, да? — Немножко. Обижаешься? — Не обижаюсь, — отвечает Феликс и крепче сжимает его ладонь. — Спасибо, что не забил на меня. Неожиданную смену темы встречает недолгое молчание. Хёнджин выглядит задумчивым, будто подбирая слова. Невнимательный взгляд обегает лавочку, на секунду задерживается на пожелтевших деревьях, а потом фокусируется на лице Феликса, напряжённо ждущего ответа. — Я думал об этом, на самом деле, — признается он. — Пока вечером сидел, да и вообще когда мы только познакомились, потому что ты хоть и ничего не говорил, я не верил, что все может быть так просто. Не знал, стоит ли вообще что-то начинать с человеком. В итоге не был уверен до последнего, особенно после того, как ты сбежал. Хёнджин на мгновение задирает голову, бесцельно разглядывая беззвездное небо, а потом опускает подбородок вздыхает. — Но что тогда… — начинает Феликс, но ему не позволяют закончить вопрос. — Я, вообще-то, очень ценю одиночество. Не люблю социальный передоз, мне такое сложно дается. Но сегодня, когда сидел с Лили, я наконец очень четко осознал, что каждый раз, когда мы с тобой прощаемся, я чувствую не облегчение, а сожаление, что ты не можешь остаться. Почему-то так получилось только с тобой, наркотики в тебе что ли? — Личный сорт героина, — только и может выдавить из себя покрасневший до ушей Феликс. Хёнджин смеется в голос и тянет его в объятия.