.onion

— И ты на него повёлся? — прищурив один глаз, спросил Крис. — Да, я на него повёлся, иначе случилось то же, что и с Винни, — помещаю сигарету между губ и чиркаю зажигалкой. — Ты действительно думаешь, что здесь есть связь? — вопрос повис в воздухе, потому что понимаю, что нахожусь на пределе и готов вылить виски ему в лицо и поджечь окурком. Увидев моё напряжение, Крис решил не давить и, положив руку мне на плечо, подбадривающе шепнул о том, что всё будет хорошо и не стоит воспринимать всё в штыки. Очень обнадёживает, спасибо. Дурак ты, Олсон, лучше бы промолчал или придумал какую-нибудь абсурдную историю, но всё-таки выбрал нарушить правило. Молодец, что уж тут. На день я останусь один, ведь у моего соседа возникли проблемы дома. Собрав рюкзак, он обнял меня и быстро пропал из моего взора, буквально слетев со ступенек. Закрываю двери на ключ и возвращаюсь на кухню, где открываю бутылку виски, тут же залпом опустошив тару, обжигая концентрацией спирта горло и желудок. Иногда я задумываюсь о том, правильно ли проживаю свою жизнь; пересматриваю прошлые события, как старую хронику; высматриваю ошибки и корю себя за них. Моментами представляя, как бы было замечательно, если бы я больше уделял внимания Джейми, был более чутким к Крису, да даже меньше ссорился с матерью, с которой мы всегда прощаемся крупным скандалом по приезду домой. Когда на улице уже достаточно стемнело, аккуратными движениями открываю гриппер и вытряхиваю порошок на тетрадь по дипломному проектированию. От абсурдности хотелось истерически смеяться на всю квартиру, но я помню, что порошок легко вздымается от любого потока воздуха. Ножом делаю из горки наркотика линию, но останавливаюсь, смачиваю палец слюной, аккуратно макаю и пробую на вкус. Отвратительно горький. Из-за него невольно морщусь и запиваю виски, бутылка кажется слишком легкой, того и глядишь — уже полупустая. Сочетание ангельской пыли, алкоголя и одиночества — страйк из опасностей для жизни, но это не имеет ни малейшего значения. Лучше умереть сейчас от неверного решения, чем в руках у черт его знает кого. Сворачиваю кусок бумаги в трубочку и, приставив к носу, вдыхаю. Порошок обжигает дыхательные пути, огонь мгновенно распространяется по телу. Нервно чешу нос, дабы унять это чувство и облокачиваюсь на подоконник в ожидании. Я снова делаю это, как делал четыре года назад, понимание повторения старых ошибок заставляет тупо уткнуть туманный взгляд в потолок. Будто оказываюсь в прошлом, но уже абсолютно один. Не сменяя позы, из-за которой у меня уже затекли лопатки, закуриваю, делая длинную затяжку. С помощью PCP можно попасть в невидные простому глазу миры. В голову начинают плестись мысли и проходить медленными снимками, будто слайд-шоу, кое я так и не намереваюсь посмотреть наяву. Постепенно пальцы становятся невесомо прохладными, столь знакомое чувство, ради которого принимал каждый раз, ровно до попадания в больницу с отравлением. Сигарета выпадает из рук, катясь к плинтусу, мне плевать, так как комната начала обретать новые, более яркие краски. Постеленная на стол кухонная плёнка с овощами и фруктами начала играть кислотными цветами, от которых возник зуд в глазах, а обои с кирпичным рисунком, между которыми просачивались лианы и зелёные листья, начала оживать. Я могу потрогать зелёные, пробивающиеся к жизни листы. Вхожу в свою тёмную комнату, где не включен свет, и лучи, доносящиеся из кухни, исчезают. Кромешная тьма, комната удлиняется, я это чувствую, вокруг появляются танцующие люди, в их руках бутылки элитного сорта виски «Бурбон». Они кладут друг другу в рот миниатюрные таблетки, на потолке играют разноцветные огни, но звук чувствуется, будто в вакууме, смесь голосов и клубных ремиксов. Тошнота, крутящаяся быстрым штормом внутри меня и вулканом доносящаяся кверху, обхватываю рот ладонью, когда тот начал наполняться съеденным завтраком, но не успеваю добежать до унитаза, да и ладонь не выдерживает давления, вымазывая пол. Срыв горла, похожий на пульсацию и грязная в коричневатой жидкости ладонь, плевать на это. Сползаю на кафель, который обдаёт меня холодом, как ледяная вода, ноги кажутся неподъёмными, ползу в коридор, который абсолютно мне не знаком. Нахожу силы встать, но двери преграждают мой путь в комнату, от чего врезаюсь в них, но те оказываются настолько мягкими, что это доставляет удовольствие. Вытираю ладонь о стену, оставляя неоновый отпечаток. Удивительно, что после нескольких минут двери стали стеной, но такой же мягкой, как плед, которого нет на моей кровати. К моим ушам доносится музыка, кажущаяся мне абсолютно незнакомой, а ноги, тем не менее, хотят в пляс. Я снова вместе с кучей людей, которые вальяжно двигают телом под музыку. Телом, которое им бесконтрольно, а я — один из них. Только теперь нет вакуума, но зрение хаотично бегает, как камера с датчиком движения. Трясу головой, вызывая новый приступ тошноты, но в этот раз остаюсь тут. Снова неизменная пустая комната из светлого шкафа, кровати и пустого стола, сижу на подоконнике, облокотившись на стекло, смотря на свои едва видимые синие радужки глаз. Кажется, что изображение и вовсе отстаёт от меня, будто смотрю не я, а на меня. Рука, которой я упираюсь на подоконник, соскальзывает. Вот уже я лечу вниз, в непроглядную тьму. Спиной приземляясь на мягкую постель, где когда-то спала Ребекка. Встаю, наблюдаю, как Генри готовит надлежащие орудия убийства. Начинаю истерично смеяться, проникая в мою голову громкими цимбалами. «Прошлое», — так он сказал. На кухне одиноко стоит недопитая бутылка виски, которую я резким движением хватаю и, не выжидая, поглощаю. Напиток кажется приторно сладким, от чего я тут же отбрасываю его в сторону, бутылка шумно разбивается в осколки. От повышенной громкости звуков начинает плыть мозг, в прямом смысле этого слова, а из носа вытекала тёмная жидкость, казалось, уже слишком долго. Пленка продолжает играть кислотными цветами, желание избавиться от этого берёт верх, хватаю края и сбрасываю её на пол вместе со всем, что лежало сверху. Шум сильно режет уши, цвета становятся то холодными, то слишком теплыми, в момент пропадают вовсе, тело обмякает, распластавшись на полу. Светлое помещение, белые стены и даже пол, но в углу стоит яркий коричневый стол, с каждым морганием картина дополняется новыми деталями, появляется обнажённая девушка, связанная на стуле и мужчина в белых перчатках, который держит длинные строительные гвозди в руках. Я уже знаю, что будет, потому что видел это раньше. Как вдруг в моих руках насквозь проткнуты эти самые гвозди, но я ничего не чувствую: ни боли, ни страха, лишь потемнение в глазах. Снова оказываюсь у себя на кровати: вижу маленьких жучков, которые лезут мне под кожу, что могу видеть маленькие бугорки, хаотично бегающие, но никаких соответствующих чувств отвращения и боли не появляется. Хлопаю ладонями по выступающим частям, но те просто перебираются в другое место, намереваясь добраться до лица. Теперь чувство страха поглотило меня: хватаю шариковую ручку со стола, линейку и хочу убрать их из-под кожи, но из-за слабости в ногах снова оступаюсь и падаю. Я будто нахожусь в бесчувственной невесомости, где сильнейшая сила притяжения, что процесс падения становится чересчур медленным, а само приземление резкое, от чего глаза едва не покидают тело. Бесконечная тёмная ночь, изменившая моё сознание, отправив в прошлое, дав снова испытать эти чувства, ради которых я возвращался вновь и вновь, но затем перестал. Не смотря на то, что скрытый мир не исследован мною полностью, скручиваюсь клубком в комнате, которая неподвластно мне пульсирует и движется, вызывая чувство дискомфорта, будто я — ярый аэрофоб, находящийся в зоне турбулентности. Но я не могу собраться и надеть чёртову маску, дабы не задохнуться…