***
- Ты навсегда останешься один, - какой-то неестественно нечеловеческий тембр голоса с отголосками тиранского эха взбудоражил кровь в жилах вплоть до побледнения цвета кожи. Российская империя стоял где-то... Непонятно где. Он просто спокойно витал в несуществующей чёрной материи, без земли, без неба, без пола, без потолка, без стен, без какой-то либо твёрдой поверхности. Какая-то странная оболочка, на ощупь словно резиновое липкое желе или тягучая жидкость мягче воды, но весьма упругая и невесомая. Та фраза, что он услышал буквально из ниоткуда заставила его резко вздрогнуть и обомлеть от страха, что зыбучим песком оледенел в жилах. - Нет, это не так... - ответил он, также в никуда. - Ты всегда будешь один, - промолвив тот же кошмарный голос, искривившись в своей интонации, и превратился в настолько страшный и чуждый для обычного слуха смертных, что Россию внезапно свело болючей судорогой, которая расплющила его кости в тонкие лепёшки. Вот он. Его страх. Быть одиноким. Одиночество. Даже само слово доносит чудовищно-неприятные воспоминания и заставляет встрепенуться плечами. Мозг, активно чувствуя какую-то опасность, подал сигналы во все конечности мужчины и стал звенить в колокол эмоциональной чаши. Из-за этого, русского накрыла бешеная паника. Он чувствует, что опасность есть, она где-то здесь, неподалёку, но где конкретно - неизвестно, это и пугает. Он ничего не видит. И ничего не чувствует. Как физически, так и морально. Ничего. Полнейшая пустота и беспросветная тьма окутала его навсегда, как замкнутое пространство в закрытом гробу. - Нет! - ещё раз выкрикнул он сорвавшимся голосом, начиная садиться куда-то вниз, подминая под себя колени и склоняя голову к ним, закрывая виски руками в качестве защитного механизма. Он ведь слышит этот злосчастный голос. Голос какого-то монстра. Какого-то до невозможности кровожадного, обжорливого, противного, мерзкого, жестокого монстра, откуда-то не из мира сего. - Быть тебе навеки одиноким. - Нет! - выкрикнул он в неизведанное пространство, начиная биться в панике, что осушила горло и грубо сжимает грудную клетку, пытаясь задушить и убить. - Быть тебе навеки одиноким, с самим собой. - Ты - монстр! Ты - источник моего несчастья! Хватит уже! Остановись! - не зная зачем, вскрикнул РИ от злобы. С одной стороны, он прекрасно признаёт своё поражение моральным принципам и трусливую натуру, но с другой стороны, он не хочет подчиняться этому голосу, который уже долгое время одаривает ему нездоровые ночи, диктует ему какие-то правила, установки и тыкает пальцем. Это происходит уже на протяжении нескольких лет. И этого хватит. Он уже устал. Он морально истощён от этих тупых вещих снов. Хватит падать на колени и показывать свою слабость. - Я монстр? Я источник твоего несчастья? Мне надо остановиться? - голосу придалась удивлённо-изумлённая эмоциональная окраска. Такие местоимения, как "я" и "мне" наиболее вопросительно выделялись в предложении. Неожиданно, вся чёрная непроглядная материя исчезла, и Россия вдруг очутился в... своём кабинете? А именно - перед зеркалом, что стоит у стены. В пространстве хрустальной красивой глади он увидел себя. Своё отражение. Обычное отражение. - Вот монстр, - внезапно произнёс загадочный голос. И вдруг показалось, как будто бы гладь зеркала стала ещё чётче и прозрачнее, будто кто-то невидимый протёр поверхность тряпочкой. Он и есть монстр. Он и есть сам себе источник всех своих проблем.***
Утро не принесло совсем никаких радужных эмоций и чувств. Ну а какая тут может быть радость или наслаждение днями, когда чуть ли не полмира вот-вот всполошит бесчеловечная кровопролитная война, которая скоро сотрёт с лица Земли целую страну? Казахское ханство и Казахстан находятся в плену у России. После раннеописанного события, когда последний, объявив первым об их проигрыше, поджёг их юрту в знак охваты власти, гордой победы и перелома такой гибкой силы духа, уже не может появиться никакой улыбки и вовсе. Армии нет совсем. Даже двух батыров не осталось, все они ослаблены и взяты в пучинный плен бездонного поражения. Неужели, теперь придётся лишь смириться с проигрышем и проживать свои сухие бессмысленные дни "недееспособной страны"? Ладно, это не так уж и страшно, но что будет с народом? С обычными людьми? Получается, это они будут переживать на себе и пропускать через себя весь этот грубый колониальный гнёт и жёсткую дискриминацию по национальности? Будут страдать и горбатиться где-нибудь на пашне? Станут рабами? Оказывается-то, ведь рассвет не вечный - после него следует закат с непроглядной теменью ночи. И лето тоже не единственное время года - после него наступает депрессивная тусклая осень с проливными дождями и надрывающейся грозой. Вот только, после ночи наступает следующий рассвет, а после осени - чудесная весна и вновь жаркое лето. Интересно, будет ли у неё такой переход? Плен сейчас... не такой уж и плен. Их заперли не в какой-нибудь каменной сырой темнице, а в очень приличной комнате с мягкой постелью, столом, чистым зеркалом и большим широким окном, сквозь которое проникали солнечные лучи. Как будто их насильно затащили в гости. Может быть, это ненадолго? Между прочим, да, это так. Российская империя сделал это на время, не собирается дарить двум этим ненавистным странам целую комнату. У него на них обоих есть ещё очень хищные и сладкие планы. Им, как в прошлый раз, скучно уж точно не будет, веселье и оживлённая суматоха гарантированы... К счастью, но Казахстан теперь не такой уж маленький и капризный, как в прошлые разы. Не плачет, не хнычет, не истерит, не задаёт тысячи вопросов в минуту. И поэтому сейчас он вместе со своей мамой сидит на краю кровати спокойно, заинтересованно сосредоточившись на том, как равномерно дрожат пальцы рук взволнованной матери, и как намертво вбился её взгляд в рандомную точку в полу. Умывая своё уставшее лицо холодной водой, РИ решил провести сегодняшний день по-особенному. Он созвал своих верных помощников и летописцев, кто верно служил ему и помогал в олицетворении плана колонизации на шумный пир, который захотел устроить прямо сейчас, после завтрака. А почему бы и нет? На улице прекрасная весна, более - день весеннего равноденствия, добрый и совсем ненужный никому, праздник Наурыз. Чем это не идеальное время для того, чтобы скромно отпраздновать свою победу? Очень тёплая погода, яркие лучи только проснувшегося солнца медным ручьём выливаются на землю и согревают воздух приятными парами нежных цветов. Можно вынести стол на улицу и кушать прямо там, но не во дворе, а чуть подальше. "Идеальное" решение - нести стол с пятого этажа дворца чуть ли не в лес на руках! Как же смешно и комично это выглядит со стороны, но почему бы и нет? Щедрая выпивка и самые вкусные блюда занесены в список. Он очень сильно устал за все эти года своих усердных стараний и приложенных усилий и поэтому решил сделать сегодняшний день ленивым выходным, а с завтра продолжить свои военные действия и движения вглубь Азии дальше. Это уже не стоит никаких трудов, это легко, но богато похвалить себя и сил однозначно нужно набраться. А уж потом и заняться своими пленными, как положено. - Господин, я здесь, по Вашему приказу, - врезался в бурный поток мыслей мужской голос сразу, как только Россия вышел из ванной комнаты с полотенцем на плече. Прямо возле двери стоял Джунгария, прямолинейным взглядом просверливая выражение лица своего хозяина. Хозяина своей судьбы. - Молодец, что пришёл, - злорадостно улыбнулся русский. Монгол спокойно прикрыл глаза. Выражение его лица очень умиротворённое, расслабленное, с одной стороны даже какое-то доброе. Но это всего лишь внешняя обёртка. Красивая. Подарочная. Но какой же сюрприз скрывается в этой коробке?.. - Итак, ты меня понял, да? Я отберу её сына, приведу его в самый разгар праздника за стол, и ты в этот момент тоже обязан присутствовать. Я... - Понял, господин. - Не перебивай меня, я ещё не закончил! - гаркнул русский своим доминирующим властным голосом, от которого у джунгара мурашки забегали по телу; и он прикусил язык, причём буквально. - То-то же. Я подам тебе сигнал. Весь день будешь находиться со мной, только так, чтобы тебя никто не узнал, ясно? - Абсолютно точно, господин. - Капюшон надень, - монархист потянулся рукой и самолично натянул капюшон на голову мужчины, закрыв чуть ли не половину его лица.***
Спустя несколько часов... Несмотря на далёкие расстояния от самого особняка и места пирования, до Казахского ханства так или иначе доходила какая-то оживлённая атмосфера праздника. Она сейчас стоит прямо у окна и с огромной высоты, чувствуя себя пленной принцессой, закованной в поднебесной башне и охраняемой страшным драконом, ожидая прихода какого-то там сказочного принца на белом коне. Стоит, обняв себя за локти и смотрит вниз, ясно видя то, как происходит торжество. Если честно, сама она не догадывается о поводе этого странного праздника да и, ей это не нужно. И наоборот, очень даже хорошо, что не знает, иначе это озарение оскорбит её полностью и окончательно добьёт и без того разбитое сердце. Казахстан, ловя для себя знаки и воспринимая информацию сквозь горячие атомы напряжения в воздухе, начал греть свои руки, потирая друг о друга ладони и дуя на них, будто сидит в ночном лесу, осенью, у костра. Между прочим, эту привычку казашка у него заметила ещё давно. Он так всегда делает, когда о чём-то волнуется, переживает, или беспокойства прочными цепями стянули желудок, доводя до тошноты. Был бы он маленьким, он бы заваливал свою "обезвоженную" мать расспросами, как не в себя, но хвала небесам, он повзрослел и поумнел. Но всё же, эта таинственная тишина с каждой минутой становится настолько накалённой и кусачей, что усидеть на одном месте в принципе невозможно. Жуткое давление с сумасшедшей силой сдавливает тело со всех сторон, и спрятаться от этого невозможно никуда. - Анашым? (мамочка?) - чуть ли не прошептал он осипшим голосом. Сильный мальчик, терпит. - Не болып жатыр? (что происходит?) - Ештеңе болған жоқ, балапаным, (ничего не случилось, цыплёнок) - женщина сквозь силу натянула на себя искусственную улыбку, но быстро бегающие зрачки и сбившееся дыхание её выдали. - Бәрі жақсы болады... (всё будет хорошо...) - Ал егер... Болмайды? (а если... Не будет?) Услышав это, ханша резко повернулась и уставилась на своего сына возмущёнными глазами, будто желая ему ответить что-то строгое, как вдруг, они оба услышали звук открытия щеколды у двери, и взглянули в ту сторону, сразу же замолкнув и затаив дыхание. Дверь открылась, и в комнату зашёл какой-то непонятный мужчина. На вид вроде не дворовый пьяница и не заборный хулиган, а приличный и вежливый мужчина с высоким статусом и благим чином. Взор его был задумчивым, лицо хладнокровным, а в руках какие-то бумаги. - Прошу... Казахстан, покинуть помещение, - озадаченно нахмурился человек, чуть не заговорившись в имени страны, а после этого поднял свои глаза в ожидании выполнения приказа. Казах встал на ноги, соскочив с постели. - В каком смысле? - удивившись, суровым тоном переспросила казашка, подойдя к своему ребёнку сзади и положив ему руки на плечи, тем самым, языком тела отвечая, что никуда и никому не отдаст своего мальчика. - Господин приглашает маленького мальчика на праздник. - На какой праздник? Он никуда не пойдёт. - Извините, а... - Тыныш! (тихо!) - грубо пригрозила кочевница своему наследнику, когда тот только что хотел заговорить по-русски, и к тому же, с незнакомцем. - Господин хочет видеть маленького мальчика на празднике, - не став выдерживать эту упрямость более, мужчина даже подошёл ближе, желая решительно схватить мальчишку за руку и отвести вниз самолично. - Перехочет! - она отошла вместе с Казахстаном назад, тем самым, обломав того в своих намерениях. - Я его никуда не отдам. Я что, не знаю вашего господина что ли? - Я всего лишь выполняю приказ, сударыня. - Заткнись ты, а!? Если вы забираете его, то я пойду вместе со своим ребёнком! Я его не брошу! - Простите, но господин дал чёткий указ, доставить мальчика живым и невредимым. Он не собирается ему никак вредить, поверьте нам. - Не поверю! Я не отдам вам своего сына! - В данный момент вы нарушаете одно из главнейших правил кодекса. - Какое же, мне интересно?! - Вы, находясь в подчинённом положении и являясь колонией в политическом спектре, не имеете права перечить властвующей над вами метраполии и обязаны исполнять все его приказы, вне зависимости от их резкости и контраста. На это, ханша приуспокоила свой ярый пыл в груди, тяжко вздохнув и обречённо закрыв глаза в отчаянии. Вот она - её слабость на все оставшиеся дни её жизни. Ей попросту нельзя ослушаться, иначе это считается зверским преступлением с её стороны. - Анашым? Мені туралы уайымдама. Мен бәрін түсінемін... (мамочка? Не переживай обо мне. Я всё понимаю...) - младший казах нежно взял руку своей мамы, крепко сжав её в своих пальцах и задрав голову, посмотрел наверх. От этого прикосновения у женщины всё внутри всколошилось и затрепыхалось от дрожащего волнения, что раскалённым буром сверлило шахты в земле, то есть, в плоти бьющегося сердца. Ответом послужила нервная улыбка, что едва не переросла в нервный истеричный смех. Как же сложно. Почему нельзя просто всё отменить? Почему нельзя остановить эту "игру на выживание"? - Нет... Я не хочу его отпускать... - всё ж таки решила азиатская девушка использовать свой самый-самый последний шанс. Голос её предательски дрогнул и прозвучал так, будто она вот-вот заплачет жалобным протяжным плачем. Что-то было похожее на скулящую мольбу. - Извините, но вы нарушаете закон. Вы не имеете права. Вы, теоретически, никто... - Но ведь это мой сын... Это же ещё ребёнок... - жар беспокойств и страданий поднялся до температуры кипения. Под грудной клеткой заселилось такое сосущее чувство, будто какой-то убийца-кровопийца хочет лишить её организм питательных веществ. - Извините, вы не имеете права. - Анам? (мама?) В глазницах оставалось очень мало места, а солёная жидкость всё накапливалась и накапливалась, вытесняя из набитого пространства капли слёз, и те текли вниз по лицу. Принимая в учёт все факторы, даже самые ужаснейшие, например, такие, как вероятность того, что эта встреча может стать их последней, с сильной горечью в душе, женщина присела на колени перед казахом. - Періштем менің... Күшті бол. Күрес. (ангелок мой... Оставайся сильным. Борись) - Мен сені сүйемін, анам! (я люблю тебя, мама!) - процитировав эту глубокую фразу очень душещипательным голосом, Казахстан "накинулся" на свою маму и заключил её в свои цепкие и трогательные объятия. Совсем не думая, кочевница поступила также, одаривая малыша крепкими-крепкими, сильными-сильными объятиями, желая насладиться каждой секундочкой этого мощного момента и вложить в эту минуту все свои самые светлые материнские чувства. - Извините, господин велел не задерживаться. Ну вот и, настал самый раздирающий момент во всей их жизни - им пришлось разлучиться друг с другом. Прискорбная тревога вместе с бедственными проливами печального уныния разбились о скалу на миллионы пенных капелек холодной воды, словно волнующееся море, что бунтовало под грудью с изуверской силой. - Я смогу, - на идеальном русском тихонечко прошептал казах, держа взрослого мужчину за руку и скрываясь за дверью, напоследок окинул свою родительницу обнадёживающим взором. - Іске сәт... (удачи...) - прошептала потухшая страна в угнетённую бездну молчания, на что ответом послужил лишь громкий хлопок двери. Беспокойство за благополучие своего ребёнка сиреневыми присосками вцепилось в нутро, как клейкие щупальца осьминога или какие-то подводные паразиты, от которых стремительно хочется избавиться.***
Изначально, этот пир планировался быть скромными, тихими и культурными посиделками, на котором бы обсуждалась исключительно политика и успехи, но к сожалению, спустя эти несколько часов милый праздник превратился в самое настоящее пьянство. Люди совсем распустились и теперь, забив на все государственные дела, веселились на всю катушку, будто бы отмечали очередной какой-то праздник. Хорошо то, что Россия не пил. Он сейчас абсолютно трезвый. Да, как это не удивительно, не изумительно и не ошеломляюще - но сам царь земель русских не пригубил даже ни капли! Чудеснейшее явление, не так ли? Но это ему также надо, для намерений. У него на сегодня тоже есть очень важные планы, которые нужно обязательно контролировать и выполнять, иначе его пьяное состояние может привести к каламбуру и абсурду. А те мужчины... Да ладно, пускай пляшут под балалайку, танцуют, поют, пьют, гуляют, веселятся. Зато, хоть меньше подозрений и внимания будет. В данную минуту, краем глаза прослеживая за протекающим праздником, империалист сидел за столом напротив своего союзника в сегодняшний день. - Ты меня понял? - задал Россия риторический, последний вопрос Джунгарии. - Её отпрыска привели сюда уже добрых полчаса назад, этого достаточно. Сиди, стой, лежи, ползи - делай что хочешь, только не привлекая внимания, ясно? Я сам подам тебе сигнал, когда нужно будет действовать. Просто возьми и убей его, понятно? - Абсолютно понятно, господин, только у меня нет ружья... - Вот и замечательно, что нет! Я тебе что, разрешу его вот таким вот громким путём убить что ли, чтобы все услышали?! Балда ты окаянная! Вон там вот, - мужчина указал рукой к густому лесу, за которым прячется открытая глухая местность. - Сделай с ним всё, что хочешь, но желательно быстро. Придуши, избей, хоть с оврага сбрось - всё, что твоей садистской душеньке угодно, вот только быстро и не привлекая внимания. А за это... Только монгол уже хотел было морально приступить к выполнению своей задачи, пронырливыми взглядами исследуя болотную кипиш шумной суматохи в поисках маленького Казахстана, как последняя фраза русского заставила его насторожиться. РИ коварно ухмыльнулся, когда увидел ещё большую заинтересованность своего сотрудника в этой задаче, решая подсластить вкус победы и придать предложению более аппетитную окраску. - За это я вручу тебе миллион, который ты можешь потратить хоть куда. Услышав это, у Джунгарского ханства буквально челюсть отвисла от такого щедрого подарка. - Да... О, да, я полностью согласен и я всё сделаю именно так, как оно и требуется! Я обещаю, господин, я не подведу Вас, я клянусь Вам! - всполошился от безумного ликования джунгар, из-за чего его капюшон случайно отлетел и раскрыл его настоящую сущность. - Капюшоном прикройся, - империалист снова сделал это самолично. Ненависть у русского к Казахстану не утихала, а наоборот, возрастала, увеличивалась и вносила хаос в его душу с каждым днём всё мощнее и мощнее. От этой мелкой пиявки так и хотелось избавиться раз, и навсегда, чтобы мокрого места не осталось. Уже даже кулаки чешутся, зудятся, так и хочется прибить его. К слову, но на это желание есть не только личные причины, но ещё и вполне себе обоснованные - зачем колонии нужен наследник? Он запомнит сейчас всё, что происходит с его мамой, вырастет, захочет заново обосновать своё государство, восстановить свою политику, дать отпор завоевателям, продолжить дела своей матери или возможно, даже отомстить! А кому это надо? Никому, поэтому казаху уже самая пора прекращать свою скучную неинтересную жизнь. Пускай даже ребёнком. Уже пора. Но делать это самостоятельно, марать свои руки и пачкать себя чужой кровью не очень-то и хочется. Зачем брать грех на себя? Ведь его можно убить чужими руками, те ми же, которые также ненавидят эту маленькую молодую душу... Казахское ханство уже порядком тридцать минут не отходила от окна, сверху наблюдая за происходящим внизу пиром, что было видно очень плохо и размыто; томно вздыхала, отходила от него и расслабленно восставив руки на пояс, бездумно ходила по комнате, смотря только вниз и пытаясь сложить в своей голове какую-то картину; вновь возвращалась к окну и смотрела вниз; опять скиталась по маленькой душной комнате, как кит по бездонным океанам. Всё веселье, вся шумиха, вся оживлённость переместилась сейчас вниз, туда, где пир. Лишь она одна заточена в башне. Единственная, кто осталась в особняке, в загробной тишине и гложащем молчании. Чувствует себя ребёнком, который заболел и оставшись дома с постельным режимом и лекарствами, наблюдает за тем, как вся его семья и все его друзья счастливо проводят время во дворе, играют и смеются. Наверное, всё же зря она отпустила Казахстана к этому монстру в клетку. Надо было протестовать и стоять на своём. Ну или хотя бы пойти вместе с ним, навязчиво напроситься. Откуда она знает, что сейчас с ним происходит? Вернут ли его ей в целости и сохранности? Становилось душно и жарко в этом адовом помещении. Мало кислорода с каждой минутой. Что-то душило её в горле, а живот сводило тошнотой. - Нет, нет, я так больше не могу... - уже в сотый раз прошептала она сама себе, осторожно сев на подоконник, лихорадочно ломая себе пальцы. Она за это время себе уже все пальцы переломала так, что наверное уже стёрла кости в кровь. Всё. У неё лопнуло терпение. Она конечно понимает, что она не имеет право ослушаться своего... Ну, уже господина и хозяина судьбы, но она же сейчас старается спасти не свою жизнь... Ребёнок ведь ему ничего плохого не сделал, да?.. - Нет, я должна уговорить его... - с этими словами она отворила дверь и не оглядываясь по сторонам, поспешила к лестнице, но вдруг, её кто-то задержал. Это была охрана, что вылезла отсюда буквально из ниоткуда. - Не велено выпускать вас. Немедленно зайдите в помещение. - Что? Почему? - возразила казашка, отойдя на пару шагов назад. Два здоровых мужика в военной форме загородили ей лестницу. - Господин велел не пускать вас. Зайдите обратно в комнату, он скоро к вам подойдёт. - Но... Но мне самой надо к нему! Срочно! - Вы сейчас нарушаете... - Да слышала я, всё, уже захожу, поняла! - всплеснув руками, будучи уже не в силах задерживать этот передоз вредоносных эмоций в груди, она развернулась и послушно зашла в комнату, оказавшись снова взаперти. Нет. Ну уж нет. Так дело дальше не пойдёт. Она не собирается сдаваться. Так делать больше нельзя. Здесь идёт дело жизни и смерти её сына, а он всего лишь ребёнок! И к тому же, единственный человек на свете, к которому она способна ощущать хоть какие-то нежные и тёплые чувства, и которого всё ещё может любить... Против охраны проскочить не получится. Но даже если она и сможет, то как же ей действовать на улице, если она всё равно будет в погонях? Её поймают. А этого ей не надо. Значит, надо искать другой вариант. Внимательнейшим образом порыскав каждый уголок своей комнаты, она в шкафу обнаружила какую-то верёвку... Нет, не верёвку, а толстый и прочный канат, вероятно походящий для строительства какого-то здания. Он весьма длинный. Но хватит ли его на такую высоту этажей до земли? А что, даже если и не хватит, то можно спуститься на этаж ниже, и оттуда вниз другим путём. Там ведь охраны нет, да? Отличная идея. Но вполне себе опасно, ведь если канат не выдержит, то можно упасть и запросто разбиться в плоскую лепёшку, переломав себе все кости и рёбра к чёрту. Что ж, значит, нужно быть осторожной. Джунгария стоит у ствола дерева, облокотившись о него спиной и от скуки подкидывает в воздухе свою монетку, после ловко ловля её снова. Пышная зеленеющая крона дерева создала на земле плоскую тень, отдающую прохладой дымной пелены. Временами он своими выдержанными очами поглядывал на Российскую империю, что сейчас сидел прямо рядом с Казахстаном и выдавливая из себя дружелюбный вид заботливого дяди, пытался угостить второго разными вкусностями со стола, чтобы вызвать доверие. Наличие сына у Казахского ханства джунгара не смущало ни капли. Первые волны недоумения и лёгкого немого шока были у него тогда, когда русский, только выкупив его из плена несколько лет назад, всё объяснил. А сейчас он этим не озадачен. И ему как-то плевать на судьбу этого мальчишки. Ну, сказали убить - он убьёт, ничего страшного, ему без особой разницы. Он всматривался в этого казаха и мысленно старался прикинуть в голове, чьи же ещё черты лица и национальностей, помимо своей матери, он в себе сочетает. Хотя, поразмыслив логически и критически, он немного, но догадывался о происхождении этого чуда-мальчика. Задумавшись ненароком, монгол увидел, как русский посмотрел на него очень многозначительным взглядом. Вот. Это сигнал. Секретный знак. Настал самый серьёзный и ответственный момент его важнейшей миссии. Он отлип от дерева, по-быстренькому спрятав монетку себе в карман. Казахстана у стола и близко не было. Не мог же он упустить момент? Сначала впав в негодование, но потом по жестам славянина догадавшись о его местоположении, Джунгария отыскал его. Вот он. Стоит, ищет что-то или кого-то. Или хочет сбежать. Нашёл. Натянув свой капюшон на голову сильнее, мужчина подошёл к мальчику. - Анаң іздейсің? (маму ищешь?) - спросил он на хромом казахском, опустившись перед ребёнком на колени. Второй едва вздрогнул и насторожился, вопросительно посмотря на незнакомого изучающим взглядом. Вроде, сейчас всё хорошо, ему дали вкусные сладкие угощения. И голос у этого мужчины добрый, спокойный. Может, он хороший? Может, он близкий друг её мамы? Особенно, если так интересуется их делами? - Ал... Иә, іздеймін, (ну... Да, ищу) - утвердительно ответил маленький кочевник, пожав плечами. - Ол қазір осында келеді. (она сейчас придёт сюда) - Не? Рас па? (что? Правда?) - от предвкушения и наивного доверия казах аж весь засветился алым бриллиантовым счастьем. - Әрине! (конечно!) Ну вот, точно, он же говорил! Всё точно будет хорошо! Сейчас сюда придёт его мама, и с ними всё будет замечательно! И нечего было волноваться! - Серуендеуге барайық? (пойдём на прогулку?) - вдруг неожиданно предложил Джунгария, частично окинув краем глаза сидящего русского, что внимательно наблюдал за всей этой ситуацией. - Не? Бірақ... Ол қазір келеді. Сіз өзіңіз айттыңыз... (что? Но... Она сейчас придёт. Вы же сами только что сказали...) - Жо-жоқ, әрине, ол келеді, бірақ сен оған сыйлық жасауға келеді ме? (нет-нет, конечно, она придёт, но ты хочешь сделать ей подарок?) - Сыйлық па?! (подарок?!) - от бьющегося разрыва ликования в груди воскликнул Казахстан, подпрыгнув на месте и сложив свои ручки вместе, как милый котёнок. - Барайық біз оған гүл шоғын жасаймыз? (пойдём сделаем ей букет из цветов?) - Иә! Мен өте қалаймын! (да! Я очень хочу!) - Келе ғой? (пойдём?) - мужчина встал на ноги и протянул маленькому мальчику раскрытую ладонь, получив в ответ тот же жест. Таким темпом, взявшись за руки, они и пошли куда-то за лес, спустя долгих пять минут выходя на открытую местность, очень пригодную для свершения преступления. - Қалай әдемі... (как красиво...) - ахнул от восхищённого изумления маленький ценитель природы. Его глазки приковались к ангельской красоте вокруг, которую невозможно обхватить руками и обнять. Это была такая местность, не очень большая и широкая, находящаяся вообще за лесом. Где-то вдалеке мелкой жёлтой точкой сиял торжественный пир приглушившимися криками и звонами стеклянных бокалов. Здесь очень свежий воздух, от которого веет пряными нотками недавно распустившихся весенних цветов и целебных мятных трав, пенка чьего-то ласкового запаха дрожала мягким солнечным излучением. Впереди, не так уж и далеко, но достаточно близко находился обрыв, внизу которого - овраг, и вся эта высокая комбинация словно составляла два этажа, как во дворце когда-то давно. Эта окрестность, на которой они вдвоём сейчас стоят, пестрит яркой зеленью и изобилует лучезарными букетами молодых росточков. Очень нежных, хрупких и чувствительных росточков, которые буквально вчера проснулись из-под тонкого, последнего слоя холодного тяжёлого снега, и на нераскрывшихся лепесточках которых остались весистые капли воды, что заставляют будущие цветы склонять свои головки к земле, держа их под печальным напряжением. Впереди, в самых далёких метрах отсюда этот поднебесный округ соединяется с обрывом равнинным перевалом, то есть спуском вниз. На этом месте следует быть чрезвычайно осторожным, не подходить к крошащемуся скалистому краю слишком близко, иначе велика вероятность упасть вниз. Кучевые облака порванной бараньей шерстью держатся на вышине сине-сапфирового неба, будто бы их туда приклеела трудолюбивая художница, украшая свою аппликацию. Поглощённый трепечущей ласточкой обмершего восхищения, Казахстан стоял впереди Джунгарии и мягко поражался этой природой. - Мә, ізде, (ну, ищи) - строго скомандовал джунгар, тихонько подкрадываясь к ребёнку сзади, и своей грубостью оторвав того от своих мыслей. - Бірақ әлі түстер жоқ, (но здесь нет цветов) - с небольшим унынием ответил мальчик, развернувшись назад, но неожиданно увидев мужчину слишком близко к себе, рефлекторно вздрогнул, испугавшись и нервно взглотнув. - Ізде, мен айттым. (ищи, я тебе сказал) - Бірақ... (но...) - Ізде! (ищи!) - искривился от ярости монгол, заставив ребёнка побелеть от страха... Осознав, что верёвки всё же недостаточно, Казахскому ханству не удалось сделать ничего, кроме как с целого этажа спрыгнуть вниз и упасть на землю, получив немалые травмы и телесные повреждения. Но не обращая на них внимания, она за недолгое время добежала до шумного праздника и уже десять минут тщательно и обеспокоенно искала своего сына среди толпы. Совсем забыв обо всех законах, требованиях и рисках, она даже начала расспрашивать об этом некоторых людей, буквально умоляя о помощи, но те лишь чесали в затылке и разводили руками в знак непонимания. Российская империя, как только отправил Джунгарское ханство на исполнение миссии, совсем уж было расслабился и в данный момент, не замечая никакого шума перед собой, что устроен сбежавшей пленной, спокойно попивал приторно-сладкое вино из сухофруктов, беззаботно качаясь на стуле и наслаждаясь тёплой погодой с закрытыми глазами, как толстый и довольный сытый кот. Всё его алое блаженное умиротворение испортил один слуга, что быстро подошёл к нему и передал срочную весть о том, что его, вроде бы пленная, спрашивает здесь всех о каком-то маленьком мальчике. Оповестил, так сказать. Услышав эти шокирующие слова, русский чуть не выплюнул всё содержимое во рту обратно в сосуд, поперхнувшись глотками. Жадно бегая глазами по всему образу впереди, РИ вдруг нашёл её. Она здесь?! Но почему охрана её не задержала? Выпустила? Или она там всех перебила? Или как она сбежала из своего временного плена? Что она здесь делает? Ищет своего сына? Но Джунгария ещё не вернулся со своего задания. Он ещё не успел, а она уже здесь... Ну уж нет, не найдёт она его, и больше никогда в жизни не сможет увидеть живым и здоровым. Не бывать этому. С этими непоколебимыми словами империалист поднялся со стола и решительной походкой направился к неугомонной женщине. - Простите, а вы не знаете... - Нет, никто не знает! - Россия резко перебил её перед тем, как та собиралась задать тот же самый вопрос очередному встречному, поставив ладони в молитвенном жесте. - Какого чёрта ты снова меня ослушалась?! - Отстань от меня! И не трогай меня! Я больше не собираюсь тебе подчиняться! Пусти! - заголосила она, когда мужчина остервенело схватил её за локоть в целью обездвижить и обезвредить. - Ты - моя подчинённая. Ты - моя колония, неужели не ясно?! И я приказываю тебе - немедленно прекрати эту истерику! - Куда пошёл мой сын? Где он? Куда ты его дел? Я буду с ним, во что бы то ни стало, даже если мне придётся продать душу самому Дьяволу, но я буду его защищать! - Нет! - Куда он пошёл? - она развернулась в сторону леса, вглянувшись в густые кусты и кроны деревьев. Там. Оттуда что-то тянуло, и само сердце зверски трещало по швам. Там что-то есть. Она чувствует, там что-то происходит. - Туда? - Нет! Эй, как ты... - славянин глубоко поразился тому, что казашка сумела дать ему достойный отпор и выпутавшись из его цепкой хватки, пошла... Нет, не пошла, а быстро и резко рванула в ту сторону, куда её тянуло. Ну ничего, догнать её он сможет. Не раздумывая ни минуты более, он ринулся за ней. - А ну вернись! Весь детский восторг и настроение взвинченного счастья испарились с напуганных глаз ребёнка, уступив место гадкому предчувствию страха и настороженности. - Кешіріңіз, кетуге бола ма?.. (извините, можно я уйду?) - тихим голосом спросил Казахстан, с каждым настырным шагом старшего вперёд, отступая назад, даже не замечая того, что его фактически загоняют к самому краю пропасти, тобиш в ловушку, откуда нет спасения, и где находится смерть. - Аузыңды жапшы, ей! (заткнись ты, а!) - страшным рыком рявкнул джунгар, уже начиная сам втягиваться в эту занимательную азартную игру и загораться коварным интересом настоящего увлечения. Это послужило последней каплей. Поняв, что всё, вся мирная оболочка добрых сказочек исчезла, он понял, что пора бежать и спасать свою жизнь. То есть, бороться за своё существование. - Кешіріңіз... (извините...) - но к сожалению, у маленького казаха не получилось убежать - он был резко перехвачен ловким и крепким мужчиной, чьих сил было в тысячи раз больше. Ну конечно, что мы тут пытаемся сравнить: маленький слабый мальчик или натренированный в войнах, драках и неоднократных сражениях мужчина-страна? - Тоқташ! (стоять!) - Жоқ, жоқ, босатыңыз! Жіберіңіз мені! (нет, нет, пустите! Отпустите меня!) - Айқайлама, (не кричи) - монгол прочно закрыл ребёнку рот своей большой грубой рукой. "Көмектесіңдер!" (помогите!) хотел было выкрикнуть Казахстан, но всё, что доносилось до внешнего мира - это его безнадёжные мычания, что лишь только по своему ритму и интонациям составляли хоть какие-то слова, но добрая и щедрая часть звуков и кликов о помощи заблокировалась. Казах, рассчитывая на свои силы, стал предпринимать всевозможные попытки убежать и прикладывать сил, что есть мочи, лишь бы вырваться из мохнатых лап этого безбожного плотоядного монстра... - Мм! Жібер... Мм!.. Өтінем... - кровь застыла в жилах, замедлила свой темп, а потом ускорила, подобно свисту стрелы, что разрезала воздух своим пронзительным скрипом. Понимая этот существенный разрыв в сравнении сил, Джунгария, одновременно зажимая рот этого "противного мальчишки", пытался сподвигнуть его к обрывистому краю обвала, чтобы скинуть прямо в обрыв. К сожалению, но пристрелить этого врага народа здесь и сейчас не получится в связи со сложившейся обстановкой; избивать до смерти долго будет, душить - тоже не очень... Как же ещё? Очевидно, что сбросить с обрыва является самым оптимальным, безопасным и выгодным вариантом. Ребёнок не сможет выжить. Даже взрослый еле как оклемается, если открытые переломы и кровотечения не убьют его, а тут вообще малыш. Пустяки. - Жіберіңіз! Өтінемін! Апам! (пустите! Прошу! Мама!) - голос надорвался, сорвался на истерический, с отголосками спазм и чувства шерсти в гортани, скачет с высоких нот на низкие. Ладонь сжала чужие скулы ещё сильнее. Тело перестало слушаться, начало казаться не своим, каким-то чужим, ватным, цементным, призрачным, несуществующим. Сердцебиение участилось и в бешеном ритме принялось разбивать грудную клетку, желая разломать все хрупкие детские рёбра, пробиться сквозь кровяную плоть насквозь, и вообще оно сошло с ума. Осознание того, что ты скоро умрёшь... Не когда-то там, а прямо сейчас. В данную секунду решается вопрос о твоей жизни. В данную секунду в воздухе незримыми для обычных людей силами борятся ангел и демон. В данную секунду ты сам борешься за своё право на существование в комфорте и безопасности. И всё зависит конкретно от тебя. В этих случаях даже взрослого человека может охватить неистовая паника, а всполошенные кричащие чувства охватить власть над разумом, заставляя в горестном порыве паники сотворять немыслимые вещи, а тут ребёнок! Ребёнок, которому в разы сложнее справляться с такими задачами и правильно расставлять свои эмоции. - Тыныш, ей! (тише ты, а!) - шикнул на него Джун, прилагая максимальное количество усердий для того, чтобы подавить революционное сопротивление этого непослушного мальчика и наконец-таки, покончить с ним. До края пропасти осталось совсем чуть-чуть. Ещё буквально пять шагов, и дело будет сделано. - Анам! Анашым! Мм!.. Жоқ! Өтінемін... Көме... (мама! Мамочка! Мм!.. Нет! Прошу... Помо...) - эмоции не желали уступать место благоразумным решениям. Оцепенелая дрожь скрутила живот лютыми схватками боли, вызывая у Казахстана рвотный рефлекс в связи с тем, что мозг буквально омывался фонтаном гормонов стресса, но его же собственный организм насильно подавлял в себе все позывы, рефлексы и инстинкты. Слабость швами въелась в подкостное пространство, ёрзая в нутре, как стальные иголки. Детские ноги пытались делать шаги вперёд, к спасению и безопасной местности, но под мощным натиском старшего, послушно повиновались и ступали назад всё больше и больше... Больше и больше... Из пяти шагов преодолено целых три... Осталось всего два... - Өтінемін!.. Ана... (прошу! Ма...) - Айқайлама, айтты! (не кричи, говорю!) - ещё раз прорычал Джунгария, окинув мальчика гневным напористым взглядом, уже изрядно устав бороться с этим... Между прочим, не таким уж и слабым ребёнком, раз уж у него ещё есть какие-то силы противостоять взрослому мужчине. Слёзы обильным ручьём бежали с глаз, умывая лицо и тем самым, заставляя весь передний обзор мутнеть и со временем, угасать. Осталось преодолеть один шаг. Истерика у казаха заклокотала новым кипением. Расстояние до земли было очень высоким. Было невыносимо страшно и кошмарно только представить себе то, как ты упадёшь и сломаешься на части в прямом смысле слова. Но что ещё, не менее страшное - снизу обрыва, вверх рёбрами торчали огромные твёрдые булыжники, и их было несколько. Упадёшь на такой - точно проткнёшь себя насквозь. Голова закружилась пьяным волнением расплывчатого тумана. В висках что-то запищало очень высоким пронзительным звоном. - Жоқ... (нет...) - Я слышу какие-то крики! - Если ты сейчас меня не послушаешь, то я... - Отвали от меня! Пусти! Я... А... - выйдя на ту самую открытую местность, где в текущую минуту происходит целая борьба, Казахское ханство, что только недавно по пути разжигала с Российской империей дикий скандал и одновременно убегала от него, бегала по всему лесу, словно играя в догонялки, остановилась в одеревеневшем онемении, вдруг перестав спорить, и уставилась на что-то впереди себя пустыми глазами. - Наконец-то догнал! Ты сейчас же немедленно возвращаешься к себе в комнату, и... - подбежавший сейчас Россия хотел было насильно повести кочевницу обратно к себе, делая строгий выговор, но остановился вместе с ней в недопонимании. Джунгария. И её сын. У самого края пропасти. Один рывок. Пинок. Толчок, и его нет... И только душераздирающий крик... - Анашым! (мамочка!) - последний, вопящий, удушающий, истошный, бросающий в дрожь и заставляющий кожу покрыться мурашками, выражающий все мучительные страдания и изворачивающий наизнанку железной трубой, крик, что набрал свои громкие обороты в тёплом разрезе мирного неба и заглушаясь с каждым отстранением от скалы и приближением к земной поверхности, резко и обрывисто стих где-то в низовьях недр земли. Глухой стук. Тишина. Загробное молчание. Все звуки и крики утихли. Казахское ханство застыла в неподвижной позе от увиденной картины, забыв про существование России совсем. Она не слышала его последние фразы вообще. Всё, что она услышала - это крик. Крик её ребёнка. Последний в его короткой, скучной, опасной и ненасыщенной должными яркими красками и детскими воспоминаниями, жизни. Этот крик для двух мужчин, двух зачинщиков этого преступления показался просто обычным звуком и ничем таким, но для неё он показался проклятым роком, что раскатывался по гремевшему сознанию смертной карой. И этот крик укоренился глубоко-глубоко, вшился, подобно железобетонной и заражённой игле прямо в кожу, распространяя смертельный вирус по всей площади тела и заставляя клетки тканей мутировать. Крик внедрился прямо в самый эпицентр её души, пылая изобилием наполненных эмоций. "Анашым" - "мама". Его первое и последнее слово в этой жизни. Момент её стылого мертвецкого ошеломления длится уже целую минуту. Но всего этого она не замечает. То, что она увидела сейчас, нельзя сказать, что повергло её в шок. Тут что-то гораздо серьёзнее простого шока. Для неё просто исчезли абсолютно все материальные понятия: существа, вещества, субстанции, время, пространство, место... Всё это сейчас потеряло свой вес, лишилось значимой ценности и смешалось в одной химии. Джунгария же, увидев присутствие этих двоих неподалёку, никак не пришёл в шок, а всего лишь хмыкнув от недопонимания, отошёл от края скалы, чтобы самому не упасть и не разбиться. Казахское ханство поспела прямо на самый кульминационный момент, как супергероиня в каком-то героическом фильме или легендарном сериале. Вот только... Обычно, супергероини успевают предотвратить преступление и спасают жертв, а она... - Казахстан... - произнесла она вслух не своим голосом, сделав один сорванный вдох. Глаза её внезапно расширились, потускнели, оживились, как восставшее чудовище. Губы приоткрылись в парализующем шоковом состоянии и стали невероятно жадно, но бесшумно глотать воздух. Этот крик она ещё слышала отголосками таинственной помехи и шипящих всхлипываний, что чипированной картой внедрился в мозг. Россия был больше удивлён таким затянутым состоянием казашки. Он даже не знал, что ему делать... Ведь не будут же они стоять так целую вечность? Нервно взглотнув, русский прикоснулся к плечу женщины и отдёрнул к себе, будто заставляя развернуться, вмешиваясь в её оболочку онемевшей закупоренности и замкнутости. Неожиданно, она очнулась. - Казахстан... - руки судорожно затряслись знойными волнами ледяного прилипшего тумана. Не чувствуя себя личностью от передоза слишком мощных озябших эмоций, что хлестали из неё фонтаном, она стала хоть как-то шевелиться и даже сделала один шаг, выходя вперёд. Она не хотела этого: ноги не слушались и сами несли её вперёд. - Всё не так, вот всё не так! - выругался вслух монарх, грозно рассердясь на то, что ханша всё ж таки увидела то, что не должна была видеть. Весь его план сбился. У него никогда в жизни не получается сделать так, как хочет именно он, всё сбивается, всё рушится и переворачивается! Нет, конечно, рано или поздно, но она всё равно узнала бы о смерти своего сына, но не в таком ракурсе, это уж точно. Хватит валять дурака и ждать, пока кто-то там придёт в себя после шокового состояния и начнёт мыслить разумно. - Так, ты, ну-ка быстро пошла за мной, я этого терпеть больше не собираюсь! А ты, Джунгария, что, не мог побыстрее что ли расправиться с этой заразой?! Говорил же тебе, торопись, что ты тут расхаживал вокруг да около?! Неожиданно, девушка цепко схватила его за локоть своей рукой, крепко сжав чужую кожу пальцами, и это болезненное сжатие ощущалось прямо сквозь ткань. Всё ещё не в силах переварить увиденное, она автоматически замотала головой в разные стороны, словно отрицая всё это явление и таким образом желая вернуть время назад или повлиять на прошлое. Подкатывающая комом к горлу, истерика самовольно вырывалась из лёгких порванными рывками вдохов и выдохов. - Эй, ты мне руку не выворачивай! - с этим приказом славянин силой оттолкнул от себя кочевницу, и та упала на землю, вовремя придержав падение локтями. - Нет... Нет... - лихорадочной дрожью шепча все эти слова, кочевница начала ползти по земле, с трудом волоча за собой парализованные ноги, что как будто отказали ей, подбираясь к краю обрыва всё ближе и ближе. Глаза её перевоплотились с пустых безжизненных ям на какие-то слишком большие и бешеные, как у сбредившего человека, что ночью увидел что-то такое потустороннее, что выходит за грани понимания обычного смертного разума и что заставляет озябнуть на месте. Джунгария от греха подальше отошёл от края и сумасшедшей женщины. Лицо его не выражало абсолютно никакой эмоции. Всё было запрятано глубоко внутри. - Вставай, я тебе говорю! - РИ подошёл к ханше и хотел было поднять её на ноги и вызвав охрану, заточить у себя в плену, как вдруг, от неё раздался невероятно громкий, немыслимо раздирающий, люто чудовищный истеричный крик: - НЕ-Е-ЕТ! Она увидела его. Своего ребёнка. Мёртвого. Неживого. Он неподвижно лежал там. В луже собственной крови. Хоть эта лужа и была маленькой, не такой уж и большой, что телепатически давала последние маленькие шансы на спасение молодой жизни, но наличие самой крови ни в чём не винного дитя всполошило все внутренности, выворачивая сердце наизнанку. Джун неприятно съёжился от этого дикого крика. Нет, этот крик не был противным, мерзким воплем, ни в коем случае. Просто он был до чертовщины громким, что своими нотами буквально сотрясал небеса. Будто облака сейчас не выдержут от этого звука, разорвутся на куски и упадут. Даже русский испугался, вздрогнул и рефлекторно отпрыгнул в сторону, решая пока не прикасаться к "этой сумасшедшей". Чуть ли не надорвав себе горло и не разорвав голосовые связки к чёрту, она чуть отползла от края и, забившись в непреодолимо-дьявольской истерике, легла на землю в позу эмбриона, протыкая закрытые глаза пальцами, желая вырвать себе глазницы и стереть из памяти этот ужасный вид. Вид её мёртвого ребёнка. Ребёнка, которого убили. Убили так зверски и жестоко. Просто взяли и скинули с обрыва. Она увидела достаточно. Для любой матери это более, чем достаточно. - Вставай, - предпринял империалист свою вторую попытку, протягивая к девушке свою руку, но последняя с остервенением ударила его. - Зачем вы это сделали?! Вы убили его! Это мой ребёнок! Вы убили его! Вы убили его! Зачем?! Зачем?! Нет, нет, нет, этого не может быть, зачем?! - она поднялась на ноги и шатаясь повсюду пьяной походкой, с яростью и одновременно мольбой в глазах смотрела то на одного, то на другого мужчину, указывая на них пальцами и бившись в свирепо-исступлённом припадке. Зачем они так с её сыном... Из-за крутой эмоциональной встряски её душа истошно вопила оглушительными воплями, пальцами протыкала свои глазницы до крови и вытягивала оттуда кожу, будто желая снять её с себя. Будто бы наложенные на её сердце, швы, бездушно раздирали, вновь открывая старые раны и заново повреждая кровавые ссадины - до чего безумная боль вскружила её помутневшее от тоски сознание. - Энэ нь бүх юм, (это всё) - коварно ухмыльнулся монгол, скрестив руки на груди. Страдания его любимой женщины приукрасили этот день яркими эмоциями, подкормив его внутреннего монстра-садиста вкусным лакомством. - Тэр үхсэн юм. (он мёртв) Это очевидно. Но несмотря на это, эта страшная фраза всё равно послужила оглушительным треском. - Нет... Казахстан! Сыночек мой! - ещё раз выкрикнула она, еле как стоя на ломающихся ногах, сгибаясь пополам и закрывая своё перекошенное от кошмара лицо руками, завывая агоническим рыданием вперемешку с тиранскими криками, уже не зная, как вывернуть себя, чтобы хоть на чуть-чуть унять эту лютую боль. Её ребёнок умер у неё на глазах... Её ребёнка убили у неё на глазах... Её единственное солнышко погасили у неё на глазах... Они убили не только Казахстана, но и её тоже... Разум окончательно сбредил, потонув в нахлынувших эмоций. Немного успокоив свой пыл, она отошла назад, смотря чётко на обрыв, желая разогнаться и набрать нужную скорость. Если убили его - должна быть убита и она. Нет смысла больше жить. А зачем? Россия резко догадался, что хочет сделать с собой женщина. Вторая кинулась к краю скалы. Больше нет ни чувств, ни боли - она точно решила. Она настоятельна на своём выборе. Осталось преодолеть последний шаг, и она на мгновение взлетит в воздух вольной птицей, чтобы потом разбиться о камни жёсткой смертью и воссоединиться со своим дитя там, на небесах, свободными ангелами. - Стоять! Слишком рано тебе ещё! - от крайнего момента смерти её уберёг РИ, что вовремя среагировал и успел помешать её попытке. - Нет, нет, пусти, пусти, пусти меня, пусти! Нет мне больше смысла жить... Дай мне умереть! Дай мне умереть, прошу! Пусти! Я не хочу больше жить! Дай мне умереть! - Да очнись же, ты спятила! Хватит брыкаться, я всё равно тебя не пущу! - Отпусти, я хочу умереть! Хватит меня мучать! Пусти! - Ну-ка прекрати рыпаться! Ты сама виновата в его смерти! Всё, поздно, оставь его погибать там одного! - Нет... Н-не-ет-т, это невозможно... - тихонечко зарыдав с неслышимыми рычаниями, она, оказавшись морально уничтоженной, завыла скулящим плачем и ни с того ни с сего вдруг накинулась на мужчину, но не с дракой, а с объятиями. Да она просто уже не может различать того, что происходит вокруг. Её психики давно уже нет. Она экстренно нуждается в исправлении. Она сумасшедшая. Российская империя пришёл в недоумение, не зная, как ему реагировать. Казахское ханство уткнулась лицом в чужую грудь, руками словно обняла его за туловище, а пальцами вцепилась в ткань мундина на спине, судорожно царапая его кожу. - Прости меня... Прошу, прости... - захлёбывалась она в передозе крупной истерики, и её слёзы мокрыми пятнами отпечатывались на чужих вещах. - Да отцепись ты от меня! Что, ненормальная?! Отойди! - как империалист не пытался её оттолкнуть, она буквально прилепилась к нему и не отдирается, как какое-то навязчивое химическое вещество. - Пожалуйста... Спаси его... Прошу... Я верю, что он ещё живой! Он может жить! Он может выжить! Но ему надо помочь! Умоляю тебя... Пожалуйста... Всей душой молю, помоги мне, помоги ему... - своим упованием она тянула его вниз, к земле, так как сама не могла держаться на ногах. Лицо она так и не показывала, запрятав его полностью. - Ты сама виновата! Отстань от меня! - Прости... - она начала скатываться вниз, всё ещё не убирая свои руки от славянина, буквально оглаживая всё его тело по мере спускания, дословно опускаясь на колени перед...своим господином. - Прошу... Прости, что не слушалась тебя... Что я могу сделать, чтобы ты помог мне?! - она опустилась на землю, но всё ещё не отлипала от русского, не разрывала тактильный контакт, а жадно вцепилась в его ногу и не давала никуда отойти, донося своими действиями небывалый дискомфорт. - Да прекрати ж ты уже... Отцепись, позоришь меня только! - Россия ненароком взглянул на Джунгарию, что просто стоял и тупо глазел на весь этот весёлый концерт. - Пожалуйста, прости, что не слушалась тебя... Прости, я больше так не буду! - огромные бусины крупных слёз озверело душили её, а паническая атака с конвульсиями рассвирепили и заставляли её захлёбываться, задыхаться, дрожать, разрывать саму себя на мелкие кусочки от непередаваемого горя и скорбящего траура. - Поздно уже! Ты сама виновата в смерти своего сына! Отцепись от моей ноги! - Пожалуйста, умоляю тебя... Что я могу сделать, чтобы ты помог мне... Прошу, только ребёнка не трогай... Ты лучше меня убей, но ребёнка не трогай, он же тебе ничего плохого не сделал! - продолжала она молить его, наплевав на свою унизительную позу. - Прошу тебя... Только не дай ему умереть, спаси его, и я навеки вечные стану тебе и колонией, и пленной, и вещью, и рабыней, и хоть чем! Делай всё, что хочешь, абсолютно всё, что в голову взбредёт, я не буду больше убегать! Я не буду больше предпринимать никакие попытки побега! Я не буду больше тебя обманывать и хитрить, я всей душой умоляю, я клянусь, я клянусь Богом, я всё, что угодно буду делать, только не дай Казахстану умереть, и я буду спокойна! И больше никогда в жизни тебе даже перечить не буду! Я обещаю! Пожалуйста... Прошу... Пожалуйста... Россия, умоляю... Прошу, выслушай меня, ты же меня понимаешь, молю тебя... Я ведь знаю, что ты не такой!.. - Нет, всё, никаких обещаний, я ими сыт по горло, ты мне лжёшь! Он умер, ему ты никак не поможешь! - Нет... Нет, это невозможно, это... - в сознании поднялся шумный вихрь перебивающих друг друга мыслей. Перед глазами всё начало мутнеть, то сужаться, то расширяться, а вскоре, потухло насовсем и, потеряв сознание, Казахское ханство безжизненно рухнула на землю из-за слишком сильного стресса и истерики. И все её крики и дрожащий голос в миг замерли в напряжённой атмосфере воздуха и испарились в никуда. Местность кругом погрузилась в блаженную тишину. Кусты сзади зашуршали, и из них вышли пятеро мужчин - охранников, которые были осведомлены о побеге и ополошены загадочным отсутствием нескольких стран. - Наконец-то вы пришли сюда, где вас черти носят? Немедленно заточите её в темницу, - РИ небрежно указал пальцем на лежащую на земле без сознания, ханшу, и двое из страж в миг принялись выполнять приказ своего господина, поднимая выбившуюся страну на руки и унося во дворец. - А вы трое останьтесь. Найдётся вам распоряжение. - Извините, а... Я хорошо справился со своей работой? - робко стесняясь, Джун скромными шагами подошёл к России, планируя напомнить ему о своём, так сказать, вознаграждении. - Не могу сказать, - скептически прыснул империалист. - Так, а... Что насчёт оплаты? - Оплаты? - глубоко удивился Российская империя, будто впервые в жизни услышал это. - Ну... Да... Вы обещали дать мне кое-какую сумму, забыли? - Сумму? - славянин отвёл взор в сторону, мысленно складывая в своей голове ход аналитического счёта. - Хорошо, секундочку. Охрана! Отдав чёткую команду оставшимся трём сторожам, РИ щёлкнул пальцами и кратко указал на стоящего рядом джунгара, который впал в некий шок от всего происходящего. - В темницу его. Двое подошли к монгольской стране и скрутили его, заломав руки назад, а третий был "на скамейке запасных", решая унимать его сопротивления и помогать своим собратьям. - Нет, нет, это нечестно! Вы же обещали! Вы обманули меня! Это нечестно! Лжец! Подлец! Трус! - завопил Джунгария, пытаясь вырваться, стараясь изо всех сил, со всей своей мочи, когда его стали стремительно уводить туда же, куда и первую. - Вот ещё. Целый миллион, и для тебя жертвовать. А больше тебе ничего не надо? Может, мне тебе трон уступить, а? Может, звезду с неба достать? - Вы ещё пожалеете! Я вернусь! Я обязательно отомщу Вам! - Ой-ой, напугал, - по-детскому передразнил его Россия, смотря ему вслед, равнодушно наблюдая за тем, как же яростно он пытается сопротивляться и сбежать, но в связи с политическим давлением, ослаблением из-за всех сражений и тяжёлого многолетнего рабства в плену у Китая все его силы выветрились, и старания не обвенчались успехом. - Хороший выдался денёк, - русский благоприятно-оценивающе осмотрел природу вокруг себя и кинул свой взор вниз, туда, где лежал ребёнок, сразу скиснув выражением лица. Но ничего, это уже не помеха. Она устранена. Больше ему никто не помешает. Не нужен ей ребёнок. - Наконец-то я избавился от тебя. Сверкнув мстительными очами, империалист мрачно оскалился, внутренне злорадствуя тому, что весь его план засиял ослепительным блеском удачи. Но так или иначе, какой-то мятежный бунт в виде тревожного беспокойства начал разрастаться в груди.