***
Будучи истерзанной в клочья и избитой чертовской болью в кровь, вся скованная и связанная цепями, Казахское ханство уже долгое время находилась в темнице, лёжа на старой, жёсткой железной кровати, из которой торчат поржавевшие пружины. Она в прямом смысле слова связанная цепями. Не всё тело, а всего лишь кисти рук и часть над локтями замкнуты в невероятно тяжёлые массивные цепи, которые закреплены у основания где-то в полу. Это сделал Российская империя. Зафиксировал он ей цепи в качестве наказания за неповиновение его приказам и поднятый бунт. И чтобы не сбежала. Цепи были настолько мощными и тяжёлыми, что стоит ей поднять руку в воздухе, как её в миг тянет вниз, мышцы напрягаются, и вдоль всего плеча раскатывается электрическое онемение. Кровать также жёсткая, твёрдая, холодная. Ну хоть какая-то - и на том спасибо. Завтрашним днём начнётся лютая окровавленная война, которая заберёт с собой жизни ещё нескольких государств. И путь на Восток открыт. Но к этой операции благоприятнее всего приступать именно завтра, сейчас ночь, какие ещё сражения? Россия устал. Убитая горем и скорбью о смерти своего ребёнка, бедная одинокая мать безжизненной тушей лежала на этой окаменелой поверхности. Слёзы застыли на лице мокрыми разводами. Наступила непоколебимая фаза апатии. Все чувства просто тупо отключились, как электричество. Знаете же этот случай, когда после жутких истерик и нервных срывов наступает такое странное пассивное состояние отключения, отторжения от внешнего мира, искажения реальности и абсолютной пустоты в душе? Вот сейчас у неё точно так же и происходит. Она просто лежит и думает. Прокручивает в своей голове болючее прошлое, воспроизводит заново в радостных красках счастливые моменты их вдвоём жизни, когда её ребёнок ещё был жив. Ну почему небеса забирают самых лучших, так неожиданно, резко, грубо и безвозвратно? - Балапаным.... Неге... Н-неге... (цыплёнок мой... Почему... П-почему...) - промямлила она в никуда, мгновенно закрыв глаза и дёрнувшись. Цепи шелохнулись, зазвенели при соприкосновении друг с другом. Тишина сырой гнилой темницы вновь разразилась громкими всхлипами. В воздухе растворилась ядовитая атмосфера желчной скорби и оплакивании о такой крупной утрате. Россия-то всё продумал. Та самая темница, где сейчас его пленная, находится в специально отстроенном этаже, что и является сплошной тюрьмой. Это даже не этаж. Эта местность вообще находится под землёй, под первым этажом дворца, куда он и будет ссылать всех своих заложников. Это подземелье по виду своему мрачное, тёмное, страшное, веет гнусным дыханием зловещей обстановки, от которой хочется повешаться. Как только стоит вспомнить ей милый облик своего любимого чада, его красивое гладкое личико, задорную улыбку, игривые "дразнилки", блестящие бриллиантовой эйфорией глазки, его заливистый детский смех, пухлые щёчки, которые он подпирает своими кулачками, когда сладко спит в своей колыбели, когда он разыгрывается и озорничает, высовывает свой язык и хитро щурясь, убегает, куда глаза глядят, провоцируя свою маму на игру, когда детское сознание вихрем вскруживает горящее любопытство, и от него сыпится просто жужжащий рой глупых вопросов и расспросов... Теперь же, всего этого не будет уже никогда в жизни. Это всё осталось в прошлом и в воспоминаниях. Ах, вернуть бы время назад, она клянётся, она бы больше никогда, никогда, вот честно, никогда не повысила и голоса на своё милое чадо, не ругала бы ни за какую провинность и оплошность, терпеливо отвечала на все-все-все его вопросы, даже самые очевидные и самые глупые, только бы он не умирал... Только бы он не покидал этот мир так рано... Только бы он, последний лучик солнышка не оставлял её одну в этом чёрном и страшном мире без своего сияния... Слёзы, что уже действовали, подобно разъедающей щелочи, раздражали кожу лица, расщипляли её, жадно сгрызали оставшуюся плоть чистого разума. Пока что она ещё держится, не сбредила окончательно, но на полпути к этому. Боль восстаёт чудовищно-невыносимая. Нереально-заоблачная нагрузка на сердце. - Жоқ! Бала-а-ам! - не имея больше никаких ресурсов сдерживать этот чертовский порыв урагана в себе, она начала свирепо дёргаться, дрожа неконтролируемой дрожью и в исступлении выкрикнула эти отрицающие слова истошным истерическим воем. Приняв сидячее положение и, царапая свою кожу ломающимися ногтями, она вновь залилась в очередном аффекте нервного срыва, закрыв лицо ладонями. Плечи равномерными вздрагиваниями тряслись в воздухе от новых всхлипов. Цепи звонко звенели металлическими плесками. - Хашгирах зогсоох... (хватит уже орать...) - раздражённо-нервным тембром голоса простонал Джунгария, что также сидел в темнице по соседству. Тоже прикован цепями, сидит, облокотившись о стену спиной. Но, в отличии от первой, мужчина уже несколько часов пытается открыть эти злосчастные цепи и высвободить себя из этих оков. Кажется, будто у него получается. Ещё немного. И свобода. Воля. - Би аль хэдийн толгой өвдөх байна, (у меня уже голова болит) - будучи полностью погруженным в своё интересное занятие, он увлечённо бегает старательным взглядом и пытается найти хоть какую-нибудь зацепку, ключ к спасению. Услышав этот ужасный голос заклятого врага всей своей жизни, в душе казашки вдруг начала подниматься неистово-дикая буря ярости и плешивого гнева. Злобно вытерев свои слёзы, грозно хмурясь, она села на кровать лицом к стене, уже даже не обращая внимания на то, как отказывают в движениях её руки из-за грузного веса и давления цепей на тело. Она крепко сжала кисти рук в кулак и со всей дури стукнула по каменной стене, будто желая разломать её на пыльные обломки и достучаться до джунгара таким образом. - Та... Энэ бол та нар... Та түүнийг алсан! Та түүнийг алсан! (ты... Это ты... Ты убил его! Ты убил его!) - не прекращала вопить она надорванным голосом, агрессивно стуча зудящимися кулаками по стене, страстно желая проломить её голыми руками и накинуться на бессовестного мужчину, в котором не осталась ни капли чего-то святого или человеческого. Она хочет прям-таки разорвать всю его кожу и плоть самолично, чтобы он страдал и ощутил на себе все мучения, что так безжалостно доставлял ей на протяжении всей жизни. - Та миний хүүхэд амь насаа алдсан! (ты убил моего ребёнка!) - Үнэндээ, энэ нь орос юу гэж хэлсэн юм, (вообще-то, это тот русский сказал мне сделать это) - идеально оправдался Джун, всё ещё напыщенно искав разнообразные пути своего высвобождения, что-то выковыривая и копая в замочной скважине, и... Эврика. Одна рука освобождена! Не веря своим глазам и своему мастерству, он поднял левую руку в воздухе, с предвкушённым неверием осматривая её целостность. Теперь, точно такое же нужно проделать и со второй. Просто так оставаться здесь и торчать в этой хижине он не собирается. - Та хүүхдээ хөнөөсөн! Би та нарыг үзэн яддаг! (ты убил моего ребёнка! Я тебя ненавижу!) - она всё бешено долбилась и долбилась в эту стену кулаками, буквально разбивая свои костяшки в кровь, нанося множество ранок и фиолетовых синяков, но эта мелкая боль не чувствовалась от слова совсем. Вот совсем никак. Моральная боль жгла до тла, болезненно сгрызала и обгладывала кости до хруста куда больнее и сильнее. - Үзэн ядалт! Үзэн ядалт! Үзэн ядалт! Үзэн ядалт! Үзэн ядалт! Үзэн ядалт! Үзэн ядалт! Үзэн ядалт! (ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!) - непрерывно повторяла она, мямлила, завывала новыми истошными рыданиями и в конце концов, сдавшись, бросила свои попытки проламывания стены и уповая на эту твёрдую хладнокровную поверхность, отчаянно съехала вниз, задрожав в свежем, пламенном, знойном раскалённом припадке, что сжирал и сжигал её до тла изнутри. - Харгис хэрцгий та!.. (будь ты проклят!..) - Өө, дээр ир. Юу, хэрэв та шинэ хүүхэд хийж чадахгүй, та? (да ладно тебе. Что, нового ребёнка не сделаешь что ли?) - беззаботно усмехнулся Джун, находясь на полпути к тому, чтобы снять замок с других оков. Это уже должно быть легче, ведь одна рука свободна. Он справится и сбежит. ...а возможно, и останется для выполнения кое-какого дельца... Казахское ханство, оглушённая пренебрежительной окраской этой манеры речи, впала в ошеломление и замолкла в шоке, не зная, что ответить на эти убийственные слова. Ощутив очередной приступ сердечных схваток, что болючими спазмами растеклись по телу, она прикоснулась к своей груди, рефлекторно всхлипнув пару раз от острых сокращений и давления в левой части грудной клетки. Воздуха стало не хватать, и на секунду она почувствовала, что начала задыхаться так, будто бы после огромной физической нагрузки или эстафеты в несколько километров под палящим солнцем в знойную жару. Но спустя минуту, это жжение в лёгких отлегло, оставив лишь заметные следы надрывов. Окончательно впав в безнадёжность, она села на кровати, повернувшись спиной к стене и облокотившись на неё, обхватила руками согнутые в коленях ноги, поникнув головой. Это её излюбленная закрытая поза за последние несколько лет. Хотя нет, она просидела в такой позе практически всю жизнь, сделав её своей зоной комфорта. Села и просто залилась слезами. Боль сжигала просто всё в сердце, поджигала все человеческие чувства к чёрту, смешивая все эмоции в одну непонятную кашу, оставляя после себя лишь выжженную разруху и испепелённое опустошение. Зачем он убил её ребёнка? Она, конечно, всё понимает, что между ними большая скандальная конкуренция, но ребёнок-то ему что плохого сделал? Как он ему навредил? Как он согрешил? Чем заслужил такое непростительное наказание? Лучше бы он её пристрелил, повешал или казнил, а маленького ребёнка не трогал. Почему мир так жесток к нему? Эти несправедливые вопросы, остающиеся без ответа, обретают свою свободу и нависают над бедной, падшей и ослабленной душой проклятым роком, и теперь же будут преследовать её всегда, всю вечность, не давая покоя ни в могиле, ни в гробу, после смерти заберя с собой в гнилой ад мёртвых душ, продолжая мучить и там нескончаемыми пытками. Это ужасно. Это отвратительно. Почему никто не даст ей ответы на вопросы? А тем временем, пленному через соседнюю темницу уже удалось выпутать свою вторую руку, оказываясь полностью на воле...***
Смурная траурная ночь растеклась по всему лазурному небосклону тяжёлыми угольными оттенками, поглощая город и всё существующее в свою мрачную пещеру, оставляя после себя лишь сожженный пустырь усопших эмоций и искажённо-никлых чувств непоправимой утраты и похоронной скорби. Казахское ханство, уже изнеможённая от проедавшего изнутри плешь мучительно-буйного горя изнутри, просто лежала без сил и, как говорится, "без задних ног". Но к сожалению, если данное выражение употребляется после обыкновенной усталости от бытовых дел, то в данном случае, смерть ребёнка - это немыслимая трагедия для любящей матери. Как бы хотелось, чтобы в жизни существовала та функция, с помощью которой ты можешь иногда возвращаться в прошлое и со стороны созерцать на моменты, когда покойный, близкий тебе человек ещё был жив, здоров и счастлив. Ведь со временем образ умершего человека, так или иначе, улетучивается и испаряется с завядшей обложки нашего хрупкого подсознания, как бы крепко и сильно мы не хотели задержать его облик в своём, уже и без того вымотанном сердце. Ночь взмахивала свинцово-оловяными крыльями, создавая в блаженно-весеннем воздухе тёплые вихри лёгкого морского бриза, что, будто только что свеже-поджаристыми бабушкиными оладьями устилались на земную поверхность. Но вся эта пейзажная прелесть осталась лишь за закупоренным барьером пустых окон. Властные плотные доски закрыли всю эту чарующую красоту природы и не пускали вовнутрь лунные, безукоризненно-нетронутые одеяния. Слёзы снова предательски потекли... А хотя нет, они и не переставали течь. Как бы абсурдно и глупо эта фраза не звучала, но у бедной женщины уже в прямом смысле слова лицо болит от передоза солёной влаги, что щиплется и режется какой-то уксусной кислотой. Провёрнутые воспоминания скрежущими нотами проносились в голове одним за другим. Больше нет сил молчать. И кричать сил тоже нет... Она уже надорвала себе голос. Горло болит, першит, будто она проглотила какого-то ежа или дикообраза с колючками, и этот шерстяной комок застрял прямо в глотке и раздувается всё шире и шире, желая взорваться ядерным взрывом на всю планету. "Наконец-то". Ещё одни кандалы с руки сняты. "Не может этого быть. Я свободен!". Нервный смех, перемешанный с нотками злорадствия и страстного воодушевления от своих же собственных способностей. Джун откинул эти кандалы в сторону, те с громким железным звоном цепей стукнулись о пол, и мужчина резко поднялся на ноги. Обтряхнув всю свою одежду от скопившейся пыли, грязи и сажи, он мигом же обратил свой взор на массивную плотную дверь. "Как бы она ни была закрыта", - подумал он про себя, в одну секунду оказавшись возле двери и расположив свои изворотливые пальцы на прочной рукоятке, попробовал отворить эту запертую конструкцию, пытаясь использовать свои, наработанные со временем трудной жизни, умения взламывать многие замки. - Солнышко ты моё... Ну как же ты так... Зачем ты меня оставил? Зайчик мой миленький, ты не должен был умирать! - уже буквально сходя с ума, причём в прямом смысле этого слова, она начала бредить, проговаривая эти чувственные слова на разных языках, которые только знала в этой жизни. Изодранный голос скакал с обрывов и мигрировал в диапазоне широких нот, то лаская зловещую тишину эстетичным шёпотом, то разрезая её визгливым лязгом стали. - Это не ты, это я должна была умереть! Котёнок мой маленький... Зачем ты меня оставил здесь одну?.. Лучик света мой... Родненький... Любимый мой... Почему ты ушёл?! Неожиданный звук открытия щеколды заставил её вздрогнуть и мгновенно насторожиться. Эта реакция оставила последнюю каплю надежды на трезвый ум. Дверь всё ещё не открылась; ключ или какой-то острый предмет расковыривал замочную скважину, будто бы кто-то не может войти. Казахское ханство вытерла слёзы с глаз и из самых последних выбивших сил поднялась с постели, приняв сидячую позу, принявшись внимательно и, в одно время, безразлично всматриваться в чёрную мглу выхода. Вскоре, дверь отворилась. Это Россия. Однозначно. А кто же ещё? Наверное, пришёл поиздеваться над ней. Морально добивать. А может, и физически. А может, и хочет её измучить пытками до смерти. Интересно, как именно он желает наиграться с её последними днями? - Юу вэ?.. (что?..) - ханша впала в парализующее ошеломление, стоило ей только приглядеться в глумную полночь и увидеть своего врага. Джунгарию. Совершенно свободного и бродящего на воле. Тот, остановившись в дверном проёме, загадочно улыбнулся и, откинув кусок загнившей, но весьма плотной проволоки в сторону, закрыл за собою дверь. После проделанной операции, он медленно прошёл к середине комнаты, всё это время так странно-вожделённо рассматривая, со страхом лежащую на кровати, его любимую жертву. - Юу болж байна? Та гарч байсан бэ? Та энд юу хийж байна?! (что происходит? Как ты выбрался? Что ты здесь делаешь?!) - на этот раз, под ложечкой чувствуя энергичную смену серной скорби и невыносимой утраты на, подпитывающий ядовитыми кобрами, зудящий в груди страх, азиатская девушка резко встала с кровати, прижавшись к стене. Уйти на более дальнее расстояние цепи ей не позволяли. Они тянули вниз, желая посадить на дно. - Түр хүлээнэ үү, бүү ай. Би та нарт ямар нэг зүйл санал болгох ирлээ, (подожди, не бойся. Я пришёл к тебе с предложением) - монгол сделал ещё два напористых шага вперёд, от чего казашка чуть не вскрикнула на основе рефлекса, и вместо этого всё её тело неприятно обдало шершавым ознобом. Истерика железным листом бумаги застряла в глотке, не давая ни вздохнуть, ни шелохнуться, ни пошевелить оледеневшими и ломкими пальцами, ни сглотнуть. Он ведь на воле. А она - связанная и скованная. - Ийн хол ажиллуулж үзье? Би эдгээр гинж ангижирч маш их ажил хийсэн, Би та нарыг чөлөөлж чадна, мөн, (давай убежим? У меня отлично получилось избавиться от этих цепей, я могу освободить и тебя) - джунгар ощутил какой-то странный прилив горячей жидкости к низу живота, когда увидел, что женщина связана цепями, причём в двух местах: в кистях рук и возле локтей. И её дикий страх, что неестественно скрывается за обложкой хищной настороженности и бунтарных противостояний. Ну не мило ли? - Тийм ээ... Ийн хол ажиллуулж үзье. Зүгээр л бидний хоер. Хаа нэгтээ хол, зүгээр л та бид... Сайхан санаа, тэр нь зөв биш гэж үү, сайхан? (да... Убежим. Только мы вдвоём. Куда-нибудь далеко, только ты, и я... Великолепная идиллия, не так ли, красавица?) - Үгүй ээ, энэ бол үнэхээр аймшигтай! Би та нартай хаана ч явж байгаа юм биш шүү! Энд гарч авах! Хол яв! (нет, это ужасно! Никуда я с тобой не пойду! Убирайся отсюда! Уходи!) - в миг закричала она нервными всплесками подавленных мощных эмоций, прижимаясь к стене ещё плотнее, пристально смотря на Джуна, как на дикого зверя с животными инстинктами. Услышав эти грубые слова, незаслуженно прилетевшие в его адрес, мужчина резко изменился в выражении лица. Глаза его заколыхали львиным огнём, а губы перестали витать в хитрой ухмылке. Как же он ненавидит, когда эта никчёмная женщина ему грубит. Как же он это ненавидит. Не переносит. Его нетерпимость к хамству от этой девушки невозможно и вообразить. Он готов разорвать её на части голыми руками, лишь бы только вогнать её в удушающие рамки подчинённого положения. Эта пауза послужила ещё более серьёзным поводом высохшей страны для того, чтобы напрячься каждым тоненьким кончиком и чувствительным окончанием своих нервов и соответственно, нервной системы. - Хийж чадахгүй, Дараа нь? Та намайг татгалзах байна? Та оросын хоригдол байхыг хүсэж байна?! (нет, значит, так? То есть, ты отказываешь мне? Предпочитаешь сидеть в плену у... Этого русского?!) - голос изменился, стал грубее, властнее, превратился в медвежий рык. У Казахского ханства поджилки затряслись, а мышцы свело сковывающей судорогой. Тошнота, разогревая кипящую лихорадку чуть ли не в самом жерле живота, закрутила все внутренние органы в одну смешавшуюся смесь. Это больно. Даже очень. Зачем-то вытерев свои губы краем кофты, будто бы стирая оттуда капли крови, что уже сформировалось в выработанный рефлекс на поле боя, Джунгарское ханство быстрым шагом подошёл к женщине, прижавшись к ней максимально вплотную. Он зажал её в стене настолько тесно, как это возможно, будто бы хотя вдавить её в твёрдую поверхность. От этого, кочевница прикрыла подрагивающие глаза и, задрожав и затрепыхав всем телом, вжалась в себя, не в силах поднять взгляда и вылезти из своей привычной зоны комфорта. Дать отпор она, может быть и в силах, но потом ей обернётся это дорогой ценой. Злости в душе джунгара подлинно и не было. Наоборот, чем больше он созерцал на эту бесподобную картину боящейся его жертвы, и чем теснее и плотнее он вжимался в неё каждой частичкой своего тела, тем больше вожделённой страсти и огненного пламени токсичным озером заполняло его прогнившее сердце. - Та надад бүдүүлэг байна? (значит, ты грубишь мне, да?) - протянул он заниженной интонацией, шершавыми пальцами медленно прикасаясь к чужому бедру, получая в ответ ещё более взрывную реакцию, приглушённую в глубинках жгучего страха и неистовой паники. - Хол явж, би гуйх, уу... Би одоо бодож байна... Хүүхэдтэй, тэр юм... Би хүсэхгүй байна... (уйди, пожалуйста, прошу... Я сейчас не намерена... У меня ребёнок, он... Я не хочу...) - стала еле слышимым шёпотом умолять ханша жалобным плачем, боясь не то, чтобы ответить громче или открыть глаза, а даже не так вдохнуть. Наглая рука, что так бесстыже оглаживала бедро, ощущалась до безобразия гадко и мерзко. Ужасно неприятно и дискомфортно. Хочется сразу отрубить себе все части тела после такого грязного преступления. - Та юу хийх гэж байгаа юм биш байгаа? Би ч гэсэн одоогоор танд юу ч санал болгож чадаагүй байна, (на что ты не намерена? Я ж тебе даже ещё ничего не предлагал) - похотливо процитировал он, пуская в ход свою левую руку, но на этот раз, располагая её на правой груди. У казахской страны всё лицо осыпалось пыльцой яростно-багрового румяна от непереносимого стыда, и она ощутила, что её щёки буквально парят и стираются в порошок от смятения. Джунгарии вся эта картина приносило несравненное удовольствие. Действует, прямо как электрический ток, что в миг же разогрел океан крови и заставил её налить горячую плоть этой самой жидкостью. Он придвинулся к её лицу поближе, страстно вздохнул и нашептал: - Гэхдээ... Хэрэв та тийм муу л хүсэж байгаа бол, би та нарын төлөө үүнийг зохион байгуулж болно. Та одоо ч гэсэн шийтгүүлэх хэрэгтэй. Та маш муу авирлах байгаа. Муу охин. Та хүүхэд байсан тул та өөрчлөгдөөгүй байна, Хэрэв та дэггүй охин. (но... Если ты так сильно этого хочешь, то я могу тебе это устроить. Тебя всё равно надо наказать. Ты очень плохо себя ведёшь. Плохая девочка. С детства не изменилась, проказница) Девушку всю неприятно передёрнуло от противных эмоций, и слёзы потекли с глаз с новой силой, как говорится, "в три ручья". Не успела она опомниться и хоть что-то возразить, как Джун одним резвым махом ударил и толкнул её таким образом, что та сразу же упала на кровать, на живот, получив немалое количество лёгких травм и повреждений из-за твёрдой поверхности железной постели без ничего. - Үгүй... Үгүй ээ, үгүй, үгүй, бүү хийгээрэй, үгүй, би гуйх! Аа... (нет... Нет, нет, нет, прошу тебя, не надо, пожалуйста, нет, прошу! Аа...) - закопошилась она, попытаясь сразу же развернуться на спину в целях хоть малейшей самозащиты, но разве эта поза не является таковой же? Страх зачерствелой густой слизью застыл под самым сердцем, подобно замёрзшим в горах трупам, что застыли в своих окаменевших позициях на вечные навеки. Каторжные муки дьявольским воем извергались изнутри истерзанной души. Страх изнасилования... Об этом не принято говорить в обществе. Про это нельзя рассуждать, это грех. Стыд и позор. Позор быть жертвой. Позор быть изнасилованной. Сохраняя абсолютно хладнокровное выражение лица, Джунгария принялся уже расстёгивать свой ремень и чуть приспускать штаны вниз, а после, запрыгнул также на кровать и залез верхом на свою жертву, полностью прижав её к кровати и нависнув сверху. Ханша учащённо задышала от того, что организм в условиях бешеной паники стал вырабатывать гигантское количество гормонов стресса; кислород стремительно заканчивался в лёгких, мозг начал задыхаться в душном пространстве черепной коробки, от этого ускоренная одышка разрезала всю атмосферу. И для мужчины это было похоже на стоны, хотя на самом деле это было тяжёлое дыхание. Реакция страха, боли, унижения и экстремального уровня тревоги. Но разве такие типы, как "Джунгария", понимают концепцию согласия и отказа? Он слышит то, что кажется ему стонами - он возбуждается - он хочет унять свои пылкие чувства, это всё. В штанах с каждым разом становилось всё теснее и теснее от блестяще-трогательной сцены. Он зажал её и грубо прижал запястья к кровати. Казахское ханство начала сопротивляться. Она изо всех сил, изо всех своих последних капель здравомыслия, с помощью найденной откуда-то сверхъестественной силы пыталась отбить этого насильника от себя - тщётно. Но она старается... Она правда старается... У неё не получается, но пожалуйста, запомните то, что она на самом деле пыталась вырваться в эти моменты. Не обвиняйте её в том, что она плохо отбивалась. - Үгүй, би гуйх! Би та нарыг гуйж байна, үүнийг хийж чадахгүй байна! Би хүсэхгүй байна! Намайг явцгаая! Өтінемін! Б-би гуйх, Жоңғария, би та нарыг гуйж байна! Өтінемін! (нет! Пожалуйста! Я прошу тебя, не делай этого! Я не хочу! Отпусти меня! Пожалуйста! П-прошу, Джунгария, умоляю тебя! Пожалуйста!) - закричала она во всю глотку не своим голосом, а каким-то бесовским, демоническим, истерическим. Сам факт и заново воспроизведённые воспоминания того, насколько это больно, кошмарно и оскорбительно, составили ситуацию мрачной безысходности и остроконечным мечом вперёд выбежали прямо к сердцу, дабы проткнуть его, разрезать на мелкие кусочки и избить. - Үгүй! Би, би, та ... Би... Би яг одоо энэ хүртэл биш л дээ, би чадахгүй, би ойлгож хүсэхгүй байна, Би хүсэхгүй байна! Би хүсэхгүй байна! Та, би, би, би, та, би, би, үгүй ээ, уу, би гуйж, аймшгийн уу, та, та нар... (н-нет! Пожалуйста, я, мне, ты... Я... Мне сейчас не до этого, я не могу, не хочу, пожалуйста, пойми, я не хочу! Я не хочу! Отойди! Ты, я, мне, тебе, я, нет, пожалуйста, умоляю, ужас, прошу, ты, тебе...) - от крышесносного передоза мощного эмоционального всплеска бедняжка запыхалась, вся покраснела и уже даже начала заикаться, запинаться, сбивать свои мысли и вместо целесобразных предложений мямлить Бог пойми что. Но она всё ещё сопротивлялась, не давая Джуну пойти дальше. - Ээ, тайвширч! Хашгирах зогсоох! (да успокойся же ты! Хватит орать!) - не на шутку взбесился монгол и, подобно свирепому монстру, стал уже довольно-таки нехило раздражаться из-за буйности и активной силы сопротивления этой ненормальной и, в целях угомонить её жар, со всей дури ударил её открытой ладонью по лицу, заставляя выдавить из груди ещё один немощный крик. - Шүтээн, амьтан! (заткнись, тварь!) - ещё раз прорычал он неестественной интонацией, нанеся второй удар, полностью выбивая девушку из сил. - Би гуйх! Бүү хий! Би гуйх! Би та нараас гуйя! Үгүй, би хүсэхгүй байна, үү! (пожалуйста! Не надо! Прошу! Молю тебя! Нет, я не хочу, пожалуйста!) - она со всех недр и заброшенных пропастях своей хрупкой мускулатуры пыталась оттолкнуть от себя Джуна, но её запястья настолько крепко вжимали в кровать, что всё, что у неё удавалось - это просто безнадёжно извиваться телом и дёргаться в истерическом припадке во все стороны, как червь, которого разрубили на части. Но все её попытки сопротивления взбудораживали похотливую энергию под кожей мужчины пуще прежнего. Удары на лице разрывали шипучими ранами. Слёзы, будто залечивая эти синяки, затуманивали обзор впереди. - Аль хэдийн сунгах зогсоох! (хватит дёргаться уже!) - джунгар на время опустил чужие руки и сместя их вниз, стал спускать нижнее бельё, одновременно стараясь снять всё нижнее и с себя. И все его действия верно сопровождались безумными криками, мольбами о пощаде и автоматическими всплесками страха обречённой женщины. Воспользовавшись удачным моментом свободы своих рук, Казахское ханство стала нервно бить Джунгарию в плечи, дабы скинуть его с себя, но эти удары оказались даже не ударами, а всего лишь разрядкой для более мощного тела, нависнувшего сверху. Как бы старательно она не пыталась его оттолкнуть - не получается. Тщётно. Но даже если у неё и получится высвободиться, куда она убежит? Никуда. Она в цепях. Вот бы кто-нибудь сейчас зашёл и остановил этот безобразный процесс. Где же Россия... Почему он не приходит сюда... - Шүтээн, Хэрэв та ямар ч үнэ цэнэгүй нүх! (заткнись, никчёмная дырка!) - ещё один мощный удар кулаком по лицу, что выбил из себя. - Би гуйх! Үүнийг зогсоо! Үгүй! Жоқ, жоқ, ЖО-О-ОҚ!(пожалуйста! Прошу! Остановись! Нет! Нет, нет, НЕ-Е-ЕТ!) - завопила она, как не в себя, последние предложения, пихаясь ногами и руками, как пёс, заражённый бешенством, когда почувствовала, что нижнее бельё всё-таки оголило её обзор... - Нядлах гахай шиг чанга хашгирч зогсоо! Шүтээн, амьтан! Энэ бол чиний л буруу! (да хватит орать, как резанная свинья! Замолчи, сволочь! Сама виновата!) - бесполезно, монгол уже придвинулся поближе, соприкасаясь своим половым членом с её промежностью... Осталось только войти, и всё потечёт само по себе. От самих деликатных прикосновений сердце забилось чаще, дыхание ускорилось, всё тело обдало колючим холодом, а потом - адовым жаром, потом снова ледяным потом, а потом - опять огненный водопад. Паника потрохами выворачивала нутро наружу. Её волной накрыло такое ощущение, будто бы все её внутренние органы из-за обилия страха сейчас выйдут через рот, вся кровь, вся тошнота - всё сейчас выплеснется из организма. - Жоқ, жоқ, жоқ, жоқ, жоқ, жоқ, өтінемін, жоқ, керек емес, керек емес, қажет емес, өтінемін, жоқ, жоқ, өтінемін, қажет емес, Жоңғария, өтінемін, өтінемін, жо-жоқ, керек емес, керек емес... (нет, нет, нет, нет, нет, нет, умоляю, нет, не надо, не надо, не надо, прошу, нет, нет, прошу, не надо, Джунгария, умоляю, прошу, не стоит, не стоит, не надо...) - от безысходности случая заумоляла она, судорожно сминая мужские пальцы своими, закрывая глаза, не в силах смотреть на всё это. Похотливо ухмыльнувшись и облизнув разгорячившиеся губы, Джунгария грубо вошёл в свою жертву, разрывая все половые органы к чёрту и добиваясь самых чудовищных и лютых криков, которые только слышал в своей жизни, вперемешку с завывающим рыданием, жалобным плачем и тяжёлыми стонами. Поттаевшее удовольствие не заставило себя долго ждать и в миг же заполнило уставшее тело блаженным удовлетворением. ... Это была одна из самых худших и позорных ночей в её жизни. Никто не пришёл на помощь. Из-за того, что комната находилась в заброшенном этаже, практически в подземелье, до первого этажа не доходило совершенно никаких звуков, всё растворялось в опустелом безжизненном небытии. Вся комната заполнилась весьма неприличными грязными звуками. Удовлетворённое рычание вместе с счастливыми стонами; безумные крики боли и мольбы о пощаде и хоть капли жалости; звонкие шлепки по голому телу, что оставляли после себя красные острые следы от ладоней на бёдрах, ягодицах и ногах; до невозможности похотливые слова, оскорбления, унижения, обзывательства со скрытым контекстом. Возможно, это выражение сейчас покажется грязным и бестактным, но Джунгария жёстко отымел её чуть ли не на все триста шестьдесят градусов этой ночью: он и шлёпал её, и избивал, и грубо двигался в ней, и выходил, и снова входил с болезненным проникновением, и переворачивал её по-другому на кровати, и заставлял принимать всевозможные, разные некрасивые позы, и кусал это горячее и соблазняющее его, тело, оставляя не безобидные укусы, а самые настоящие синяки и ссадины на шее и груди, прокусывая нежную кожу вплоть до крови. Казахскому ханству казалось, что Джун её сейчас просто-напросто сожрёт. Сожрёт так, как голодный лев, напавший на антилопу, вопьётся в кожу и сожрёт. А мужчине это всё безгранично нравилось и приносило целый океан бурных эмоций и невероятно-безупречного наслаждения. Он намертво влюблялся в те моменты, когда усаживал бедную женщину на себя верхом и доставляя невыносимо-раскалённую телесную боль, вдобавок ещё и кусал, раздирая кожу на части, а она в эти моменты стихийно тряслась бесконтрольной дрожью, судорожно вцепляясь своими пальцами в его плечи, желая оттолкнуть, безнадёжно сопротивлялась, неистово кричала и умоляла остановиться, помиловать и прекратить всё это безумие. Она настолько выбилась из сил, что крики сдавленными стонами сами вылетали из-под сердца, из-под грудной клетки неконтролируемыми звуками. Он ей и пальцы вставлял в рот, пронизывая их глубоко в глотку, заставляя бедняжку давиться и еле как сдерживать рвотный рефлекс, не обращая внимания на её сыпающиеся извинения за грубые слова и хамство, лишь бы только это прошло как можно скорее. Её же разрывали изнутри, весь организм трещал по швам, с душераздирающей болью ей всё жгло и прижигало. Как она ещё только сознание не потеряла от боли - остаётся загадкой, тайной, покрытой пыльным мраком. От всех грязных и пошлых слов, унижений, которые лились в её адрес, ханша обильно заливалась густой краской, желая стереть себя с лица Земли и испариться. Гадость... Мерзость... Чувствовать его внутри себя - омерзительно. Физические и моральные ощущения смешались в одну кашицу, и она не понимала, что вообще происходит. Психика уже настолько разломана, что расщиплялась вплоть до атомов. Она забыла обо всех жизненных понятиях. Она перестала различать, что такое добро и зло, что есть хорошо, а что есть плохо. Она стала запутываться в своих чувствах. То, что сейчас происходит с ней - это нормально в обществе, или ненормально? Ей это должно нравиться, или не должно? Она сама виновата, или нет? А может быть, всё это правильно, и наоборот, для неё даже полезно? Может, она правда какая-то "плохая, нехорошая, непокорная женщина", которую нужно наказывать именно таким путём? Может, насилие - это единственный язык, который способен усмирить её? Может, Джунгария прав насчёт неё? Все эти сомнительные мысли играли огромную роль и оказывали неопровержимое влияние на старые расщиплённые обломки психики и ментального здоровья. И эти пытки происходили несколько непрерывных часов... До тех пор, пока Джун просто не устал. Его силы иссякли, и где-то под утро решая уже останавливаться, он излился в последний раз и беззаботно вышел из измученной женщины. Наконец-то, он заполучил своё, спустя столько долгих лет страданий, скитаний и влажных фантазий. Он вдоволь наигрался. Жаль, конечно, что кровать оказалась такой твёрдой да и, владения не его, иначе он бы разнообразил себе кровавые игры. Но удовольствие он получил ещё "ого-го какое". Чувствовал себя так, будто бы он - не один человек, а десять добрых молодцев. Это была замечательная ночка. Приятная усталость бурными вибрациями раскатывалась по освежившемуся организму. Итогом стало то, что после этого пережитого кошмара, Казахское ханство бесчувственно лежала на кровати в закрытой позе эмбриона, и её трясло бесконтрольным тремором и чертовскими судорогами. Полностью обнажённая, лишь прикрытая своими вещами сверху. Ужас. Кошмар. Какая же она грязная и нечистая. Болевой шок и немое ошеломление скрутили её в свои верёвки. Одевшись и сладко потянувшись от ощущений восторженной эйфории, Джунгария облегчённым взором взглянул на женщину, стоя возле кровати. - Хэрэв та долоон хүн амь насаа алдаж байгаа юм шиг бүх зүйл та хашгирч байсан бол илүү сайн байх болно, Хэрэв та тэнэг арьс, (всё было бы куда лучше, если бы ты не орала так, будто тебя тут семеро убивают, шкура тупая) - процитировал он озлобленно. - Та бүхнийг эвдэрч байсан, хэвийн бус. (всё удовольствие обломала, дура ненормальная) Кочевница дрожащими руками пыталась хотя бы надеть и застегнуть своё нижнее бельё, не чувствуя ни рук, ни ног, ни шеи, ни груди, ни надорванного живота, ни порванной промежности, ни-че-го, после такого всплеска. Что же ей ещё предстоит испытать с этими воспоминаниями наедине... - Харин та сайн охин байгаа бол, Тиймээс байх: би та нарын төлөө өгүүлбэрийг зөөлрүүлэх болно. Мөн энэ нь төгсгөл биш юм, та бид шөнө бүр шиг хөгжилтэй байх болно, (но если ты будешь хорошей девочкой, то так уж и быть: я смягчу наказание для тебя. И это ещё не конец, мы с тобой будем развлекаться так каждую ночь) - он страстно прикусил свою губу, присев на край кровати и расположив свою руку на колене женщины, что, прикрывшись вещами, со скулящим рыданием отползла назад, заливаясь слезами и захлёбываясь в подавленной истерике. Уже любое прикосновение, даже малейшее, воспринимается как домогательство и нечто кошмарное. - Та үүнийг хийж чадахгүй. Та түүнтэй хол авч байх б-болно! (у тебя ничего не получится. Ты не уйд-дёшь безнаказанным!) - злобно, ненавистно и безысходно прошипела она сквозь зубы, стараясь унять всхлипы. - Та юу гэж ярьж байна?! (да что ты?!) - с какой-то издёвкой воскликнул он, задорно ухмыльнувшись. - Тэгэхээр хэн гомдол гаргах гэж байна вэ? Мөн хэн та нарт итгэх вэ? Мөн шүүх шийтгэх болно: Би, та эрхтэй хүн, эсвэл та, зөвхөн худал, бүр ч илүү, энэ нь өөрөө өдөөн хатгасан нь өгөөмөр эмэгтэй? (ну, и? Кому же ты пожалуешься? И кто тебе поверит? А суд кого накажет: меня, мужчину, который имеет право на тебя, или тебя, распутную женщину, которая всего лишь лжёт и тем более, сама спровоцировала это?) Казахское ханство агрессивно молчала, сквозь удушающие слёзы и огромный склизкий ком в горле смотря прямо на Джуна, прекрасно понимая, что винить общество будет уж точно не его. А идти в суд - опасно. Могут и её засудить. Таковы традиции и устои патриархального мира. - Эсвэл та орос-д гомдол гаргаж болно? (или же, ты России пожалуешься?) - от этого обращения у азиатки всё внутри оторопело и обмерло в густом цементе. - Тэгэхээр, тэр надад юу хийх вэ? Тэр надад юу хийх вэ? Магадгүй тэр та үүнийг хийж санаа биш юм, аль нэг. Би та нарыг хямд гэдгийг би мэднэ, тэр үгийн утганд яг тохирч хэнд ч Түүний биеийг өгөхөд бэлэн байгаа авлигад янхан, энэ нь орос-ын гэх мэт. (ну и, что он сделает мне? Что он мне сделает? Может, он и сам не против произвести такое и с тобой? Я же знаю, что ты продажная дешёвая проститутка, которая готова отдать своё тело любому встречному, в том числе и этому русскому) - Үгүй! Үгүй ээ, энэ нь тийм биш шүү дээ, над руу шавар шидэж зогсоох! (нет! Нет, это не так, хватит поливать меня грязью!) - Шүтээн! (заткнись!) - он поднял руку и сжав её в кулак, со всей силы нанёс девушке удар, дабы усмирить. Та бесчувственно упала на кровать, начиная слышать приглушённый писк в висках, словно её череп раскалывается на части. - Зүгээр л энэ тухай хэн нэгнийг хэлж үзээрэй. Би ханан дээр чинь т рхэц болно, за? Та нар хэн бэ битгий мартаарай, хаана харьяалагддаг, за? Хэрэв та гэж хэлж байгаа бол, энэ нь та нарын хувьд хангалттай биш байх болно. Та ичгүүрийг. Чимээгүй бай! Болон... хувцасласан авах, эсвэл та харж болно. (только попробуй хоть кому-то об этом рассказать. Я тебя по стене размажу, ясно тебе? Не забывай, кто ты такая, и где твоё место, усекла? Если ты скажешь об этом, тебе мало не покажется. Позор тебе будет. Молчи! И... Оденься, а то тебя могут увидеть) После всех своих сказанных слов и законченных мыслей, джунгар покинул комнату, ощущая и приподнятую эйфорию духа, и следы напыщенного гнева одновременно. Закрыв за собой дверь, он снова перешёл к себе в темницу, умело заковывая свои руки в наручники. Он всё продумал, именно поэтому и не сломал цепи, а всего лишь открыл. А сейчас, снова притворяется и решает принять вид невинного пушистого кролика, чтобы русский не заподозрил его ни в чём. А на Казахское ханство напали неистово-каторжные муки подсознания. Вдобавок, ещё и недавняя боль об утрате сына вернулась и объявилась в тысячи раз мощнее и круче, добавляя ещё более сильного эффекта в разрывающемся сердце.***
Прекрасное весеннее утро. Время приступать и к следующим операциям, на этот раз, уже завершающему этапу колонизации желанного края. Ведь всё-таки, не весь Старший жуз принял российское подданство, а только некоторая часть. Остальная часть - самая малая и ничтожная. Но покорить её можно хоть за несколько часов. Остались ослабленные политической ситуацией, но ещё существующие страны Средней Азии, подчинить себе которые - как стакан свежевыжатого сока утром. Именно так и размышлял себе Российская империя, стоя в военной форме в ванной комнате у зеркала, любуясь своим отражением в хрустальной глади. Нет, он любовался не внешностью или природными данными, а тем, какая сущность скрывается за этой верхней обложкой. Коварная, подлая, умеющая, лихая, лицемерная, продуманная, умная, волевая, независимая, серьёзная. И все эти слова служили усладой и тёплыми комплиментами для его ушей. - Пора приступать к последним пунктам нашего плана, - кровожадно ухмыльнулся сам себе Россия, потянувшись пальцами вперёд, к тонкому, сверкающему стеклянному лику и огладил эту прозрачность своими пальцами. К сожалению, но тот волнующий экстаз от ближайших кампаний и тирановская сущность, что сейчас так свободно блистали и искрились у него на лице, заряжали душу соответствующими эмоциями лишь наполовину. Если выражаться человеческим языком, то с одной стороны, он бесстыже рад тому, что границы его губительной власти и царских правлений значительно расширятся и завоюют ещё более зияющую роскошь и громадный авторитет среди остальных стран и сверхдержав мира, но с другой стороны, какая-то зычная тревога не покидала его сейчас. Сегодня ночью он, например, не мог уснуть, хотя перед сном поставил себе точную цель хорошо выспаться перед боем. Но почему-то, бурящее беспокойство зыбучим песком не давало уснуть. Что-то тянуло его куда-то. К ней. Как будто бы ночью, в зоне досягаемости его видения, с ней происходило что-то такое плохое и ужасное, а он не в курсе. Но решая не покидать свою цель, он насильно заставил себя уснуть, запрещая вставать с постели. Наверняка, она просто всю ночь страдала по смерти своего сына, не более. С ней ничего такого не может случиться. Ах, да, он даже забыл проверить своих пленных и вчера, и сегодня, а скоро уже отправляться в дорогу. «Я не хочу идти на войну» - пронеслось в его мыслях совершенно неконтролируемой неожиданностью, из-за чего он даже вздрогнул от самого себя. - Что за глупости? Как так, ты не хочешь? Нет, ты хочешь! - постаравшись мигом же починить абсурдность ситуации, он уверенно и твёрдо тыкнул пальцем прямо в зеркало, разговаривая с самим собой, смотря чётко и ровно в глаза, словно предпринимая попытки запрограммировать себя и внушить своему подсознанию то, что он действительно хочет всего этого. Наверняка, он просто плохо выспался, или очень устал, только и всего, ничего личного. Выйдя из ванной, он поспешил поскорее спуститься вниз, на этаж, который царит исключительно темницами для пленных, чтобы быстренько проверить две страны и оставить на несколько дней и ночей. Первым делом он решил проверить Джунгарию, ибо с ним его ничего не объединяет. Отворив громоздкую, железную и увесистую дверь в темницу, впечатляющую своими размерами, он прошёл вперёд и окинул свой краткий взгляд на монгола. Тот вроде как бы спал, сидя у стены и откинувшись головой к ней, закрыв её капюшоном. Руки в кандалах, скованный, связанный. Всё так, как и должно быть. Закончив свой визуальный осмотр, империалист вышел из темницы, захлопнув за собою дверь. После ухода русского Джун резко же открыл глаза и скинув с себя раздражающий капюшон, лукаво улыбнулся. Следующей комнатой оказалась темница самой важной, самой главной и самой многозначимой страны - Казахского ханства. Отворив, так странно и легко поддавшуюся внешним воздействиям дверь, РИ подошёл к неподвижно и вяло лежащей на кровати девушке. На краткое мгновение, его воодушевлённо-торжественная жажда власти вдруг исчезла, и пустынный омут выжженной души вдруг заполнила какая-то гнусная печаль, от которой так и веело разлагающейся гнилью серных дней. Как будто бы ему на время стало жаль казашку и того, что он с ней делает?.. Глупости. Бред. Какое счастье, что эти неуверенные пластилиновые мысли сразу же развеялись в бездонном море. Но, на вид кочевница была почему-то сама не своя. Какая-то другая. Она мертвелым телом лежала на кровати в абсолютно закрытой позе, руками и локтями прикрыла выражение своего лица, полностью упираясь лишь в бездушную металлическую поверхность. Если её одежда ещё позавчера и вчера утром была в принципе опрятная и вполне себе ухоженная, то сейчас она какая-то неестественно смятая, немного порванная кое-где да и, криво перекосилась везде. Ноги собраны вместе, а коленные чашечки упираются друг в друга плотнее. Это было странно. Как будто бы, пока его не было, она тут полыхала и революцию поднимала, комнату хотела голыми руками разрушить. Дурное явление, если она хотела выбраться. - Ты хоть жива? - безлично спросил славянин, присев на корточки рядом. - Да, - сразу же ответила ханша, словно прекрасно знала о присутствии монархиста здесь, и вовсе не спала. - Славно. Только Российская империя встал на ноги и хотел было выйти из темницы, чтобы уже снарядить армию на очередные подвиги, как вдруг, его остановили. - Подожди, пожалуйста, - каким-то умоляющим возгласом попросила азиатская женщина, медленно поднявшись с кровати и приняв сидячее положение, тщательно и незаметно прикрыв воротником свою шею и плечи. - Чего надобно? - скептически спросил он, остановившись у двери. - А можно мне... В душ? - скромно попросилась она, опустив робкие глаза вниз, чувствуя себя не человеком, а какой-то помойкой. - Ты с ума сошла, да? Какой тебе душ? Посидишь, не переломишься. - Но пожалуйста! - успела только выкрикнуть в пустоту казашка, как от РИ уже и след простыл. Ну да. Так она и думала. Плевать ему на неё. Перестав прожигать своим пристальным и обнадёживающим взором дверь, умирающая страна обречённо вздохнула, испытывая неимоверно гулкое количество несусветно-нестерпимой боли, что убивала раньше и убивает до сих пор её изнутри нечеловеческими растерзаниями. Переживать на себе и тщательнейшим образом пропускать сквозь себя такие бессчитанные размеры агонических страданий, похлеще, чем самый лучший фильтр в мире - это невозможно. В прямом смысле слова. Это какое-то фееричное, сказочное, чудное, волшебное, мистическое, потустороннее явление, но которое под силу оказалось, почему-то, только этой женщине. Может, она не от мира сего? Или, у неё сила духа превышает любую другую? Это невозможно себе и представить, и вообразить. Она ведь за плечами своего таинственного прошлого ещё и не такие глобальные загадки скрывает, всё же. И раскроет она их только своей могиле, и точка. Снова погружаясь в замогильную тишину угрюмой обстановки, ханша чуток отогнула краешек своего платья, находя на ногах застывшие липкие капли крови и...кое-чего белого. Как же это паршиво. Паскудно. Мерзко. Пакостно. Гадко. Тошно. Отвратительно. Скверно. Как же это противно - чувствовать это в себе. Ощущая оттягивающие цепи не только на руках, но и в душе, что буквально уже орала и вопила неитовыми воплями и разрывалась в кликах о помощи и хотя бы маленькой поддержке, кочевница отодвинулась к углу стены потеснее, тихонечко залившись в скулящем рыдании, прикрыв лицо руками. "Не надо притворяться, что тебе не нравится. Я же знаю, что тебе нравится, ты получаешь удовольствие, грязная шлюха, но просто стесняешься признаться, тварь!" "Мы с тобой будем так каждую ночь развлекаться" "Больно тебе, да? Я знаю, что больно, так и должно быть!" "Дешёвая проститутка, продающая своё тело каждому за бесплатно..." "Ты сама в этом виновата. Сама спровоцировала, нарвалась. Так что, не реви и не ори, а прими своё наказание достойно!" "Ну что ж, сопротивляйся, я не против. Наоборот, мне даже больше нравится, когда ты сопротивляешься" "Только попробуй кому-то рассказать об этом. Узнаю - убью"***
Продолжительное время спустя... РИ всё это немалое время отсутствовал дома. Вместе со своей армией он пошёл прямой войной на точный курс - на остальные страны Средней Азии. Оказывается, сломить их и прогнуть под себя было не так уж и легко, как он думал. Он предполагал сделать это, в самом крайнем случае, по истечению месяца, но пришлось ещё попотеть. Коканд оказался той ещё выскочкой и занозой в одном месте. Оборонялся, снаряжал старые обломки недееспособной армии, пытался дать отпор, строить крепостные стены, выкупать оружия - но бесполезно, всё равно проиграл, бедолага. Неудачник. Всё ж таки, но Казахское ханство оставила свой нестираемый отпечаток в истории как одно из самых сильных государств этого времени. С ней сражаться в честном бою - это ещё не факт, что Россия бы одержал победу. А с этими прихвостнями разобраться - пустяки. Самой главной, причём свежепоставленной задачей стало усмирить Кокандское ханство. Война... Само по себе слово страшное. Ведь прежде всего, война - это убийства и жертвы невинных людей из-за того, что кто-то выше захотел поиграть в эту кровопролитную игру, по-прежнему сидя на своих тронах. А гибнет-то кто, если помимо армии? Обычные. Люди. Всё. Небо уныло затянулось громовыми облаками, что железным свинцом нависли над землёй. Казалось, будто бы сам небосвод, что ещё несколько лет назад жизнерадостно сверкался и радужно сиял солнечными лучами и открытыми божьими благами, потяжелел, посерел и окрасился в кроваво-багровые оттенки, впитывая в себя все беды и несчастья. РИ намеренно заманивал центральноазиатские государства в узкие территории густых лесов и расправлялся с ними там. Он ведь помнит тот самый поединок с казахской ханшей в 1731 году. И накрепко вбив себе это в голову, до сих пор руководствуется знаниями о том, где же слабое место кочевников. И он не промахнулся. Хитрая ухмылка одарила настроение злорадственными кройками. Весь мир болючей лихорадкой сотрясался от бесконечных взрывов, что громыхали в разных частях света и, соответственно, надрывали матушку-землю, рвали почву на части и заставляли остатки зелёных растений разлетаться в разные стороны; пожары и пламенные огни также громко дребезжали хрупким жаром и отдавались лязгами стали. Очень красивая игра. Нравится. Таким образом, Россия захватил самое крупное кокандское укрепление в низовьях Сырдарьи - Ак-Мечеть. И вместо этой "бесполезной пустышки" отдал приказ отстроить Сырдарьинскую линию. Живущие в этих районах казахи, с горем пополам, судя по вынужденной мере, признали своё поражение и власть царского правительства над собой, склонившись своему господину и хозяину в ноги. Удостоверившись в их слабости и покорности и своей несгибаемости характера, РИ пошёл дальше продолжать свои военные действия. И, посчитав, что самая главная ёрзающая угроза устранена, империалист полностью перешёл на территорию следующих азиатских государств - Хивы, Бухары и Коканда, так как завоевание его крепости о победе ещё не совсем сулило. Это его не сломило. Вот же ж зараза... Лезет, куда его не просят. Мешает тут. И что, что он заступается за себя и отстаивает своё право на защиту своей государственности? Он всё равно мешает, мозолит зрение и приносит жутчайший дискомфорт своим существованием. Он стал раздражать до такой степени, что уровень бешенства России поднялся просто до безумного пика горящей точки и зудящему желанию разорвать эту скотину в клочья. Именно поэтому, после серии поражений Коканд практически перестал существовать... Это политически. А так, он ослаб до такой степени, что, гордо и победоносно наступив на его пустую голову, русский отдал следующий приказ - забрать его в плен, к себе, во дворец и точно так же заточить в гнусную темницу. Ну и, дальше движения потекли, как по маслу. Заблистав победой, русские войска завоевали значительную часть территории и Бухарского эмирата, также взяв его в плен и приказав отвести на русские земли. После, пострадала и Хива, так как Российская империя занял и её столицу своим военным экспедиционным корпусом. Военные действия царских войск на территории Старшего жуза, части Младшего и других азиатских государств и сподвигли к полному присоединению казахского края к России. Это уже официально. Это уже окончательно. Старшему жузу просто уже некуда было деваться. А вот вы сами логически посудите: что им делать? Их просто-напросто поставили в такую накалённую обстановку. Спереди - война, сзади - война, слева - война, справа - война, внизу - война, сверху - война, наискосок - война, зигзагом - война. Им урезали выбор, откинув все критерии на ветер, и поставили одно исключительное условие - подчиниться. Иначе, их сотрут в порошок. Казахов осталось очень мало. До невозможности. Ничтожно мало. Количество едва досчитывается до тысячи. Армии нет, от неё ни солдата, ни батыра, ни воина не осталось - никого нет, просто голый народ. Именно поэтому, они и приняли российское подданство ради своей безопасности и из-за абсолютно безвыходного положения, тем самым, добровольно опустившись на землю. Ну, вот и всё. Конец играм. В 1731 начали - сейчас пора заканчивать. И закончили. Весело было. Хоть и долго. Всё равно весело. Хива, Коканд, Бухара - в плену.Присоединение Казахского ханства к Российской империи окончательно завершено.
***
- Кто молодец? Безликое отражение в ледяной глади кристалльного зеркала. Охмурительная улыбка с загадочным оскалом и сверкнувшие себялюбием глаза. - Правильно. Я - молодец.