***
Есть такой сдвиг у Нейтана, когда он после травки затуманенным взглядом с улицы высматривает одно единственное окно в женском крыле. И совершенно не случайно обращает внимание на горящий свет только в одной комнате, где на ночь в последнее время не закрываются окно и жалюзи. Комната, где он бывал не единожды, но каждый чертов раз старательно забывал все, что в ней находилось, чтобы вновь вернувшись по-актёрски ахнуть от того, насколько здесь от двери, открывающейся по ночам с таким ужасным визгом, что иногда ему, то есть Макс, доставались рьяные посылы в преисподнюю, до окна, из которого он чуть не выскочил, понятия не имея, куда лезть дальше, услышав в коридоре неторопливые, совсем неслышные шаги хозяйки этого хипстерского притона и громкие отчетливые - ее верной бульдожки, торчавшей их общему торгашу не меньше трёх кусков, от холодного по ночам пола до потолка, куда Нейтан во время прихода пытался плюнуть, но не мог даже рот открыть от расслабления, поменялось целое ничего. Комната, куда он просто захаживал время от времени, когда Макс была с ночёвкой у Хлои или оставалась на какую-то-там-ночь-фильмов-с-каким-то-ебнутым-названием у не менее помешанного на ней психа, чем он сам, который бы и в собаку кончил, назови она также по-макстерски хрупко и зашуганно его имя. Нейтан, честно признаться, чувствовал себя здесь довольно уютно и удовлетворенно, поэтому частенько здесь ошивался, старательно, по всей видимости, оставляя везде следы его прибывания, отчего Макс в панике съёживалась и уходила спать в такие дни к Кейт, слушая ее увлечённые рассказы о церкви и богослужении, и, естественно, в это время ей было до пизды совершенно, какие свечи куда ставятся, но они ведь подруги, да и ей нужно, лишь бы кто-то балаболил на фоне, чтобы не засыпать под тягость нагнетающей темноты, накрывающей остатками чьего-то присутствия, как мать вторым одеялом при простуде. Сегодня же он решил заявиться без приглашений, как обычно, собственно, но и не анонимно, влет раскрывая карты о том, кто же украл ее фотку с, тоже черт пойми какого для Нейтана, матча, и перепачкал настоящей кровью ее фото-стену. Чаще всего он бесцеремонно дергал за ручку и вот так просто заходил. До того момента, пока на ней не появился замок. На то они и Прескотты, что у них в распоряжении есть все: от ключей, отпирающих каморку конченного, по словам Виктории, уборщика до целого города, именуемого явно в ближайшем будущем их семейным достоянием - восемью буковками, идущими горделиво за именем. Пока город Нейтану не нужен, он довольствуется доступом в крохотную комнатенку, откуда достаёт лестницу, и запнувшись о какую-то херовину с подписью «хлам Сэмми», замечает, что из этой коробки торчит пачка фоток Рэйчел. Он подставляет свой единственно верный способ достичь желаемого к приоткрытому окну и начинает карабкаться, не задумываясь под чем-то о том, насколько громко он переставляет ноги, забираясь выше, и психует из-за того, что может навернуться и, как в своём кошмаре, улететь вниз, сломав спину, только не так трагически. – Подвинься, – вторит он Макс, закидывая ногу на подоконник, когда она, ни капли не соображающая, хлопает по-оленьи напуганными глазками, ничуть не отличающимися сейчас, кстати говоря, от его укуренных, и ничего не отвечает ему на первую его такую же реплику.***
Проходит уже, кажется, около двух часов с того момента, как Нейтан просто лежит на диване и вникает в испорченный им же коллаж из фоток-на-каждый-день, пока Макс переписывает эссе, на которое у неё был месяц дополнительного времени. – Откуда у тебя такие привилегии? – задается как-то невзначай вопросом, закинув ноги на стену и свесив голову на пол, Прескотт Третий. – Любимица препода, а? Ты трахаешься с ним между парами что ли? Нейтан улыбается в потолок, завидев, как Макс заливается краской и съеживается под одеялом, от неловкости ситуации опрокидывая кружку чего-бодрящего, по ее мнению, в цветочный горшок. – Как ты умудряешься даже под таблетками быть таким обмудком? – Макс поворачивается лицом к рассматривающему собственные пальцы Нейтану, натягивая одеяло повыше, чтобы он не увидел ее краснючих щёк. Поздно, Макс. Прескотт ничего не отвечает, переводя взгляд на сплошное одеяло, из под которого на него пялятся крохотные девичьи глазёнки, чтобы смутить ее ещё больше, заставить отвернуться обратно, позволив себе снова рассматривать ее комнату. – Негусто, знаешь ли. – Колфилд была уверена, что услышит самые нелестные высказывания в адрес своей работы, но, ощутив всю тягость насупившей после тишины, от неловкости отвернулась к экрану. – Пока ты пишешь какую-то лютую хрень, кто-то по полной отрывается. – Разглядывая свои пальцы в чужой комнате? – Какая же ты, блять, занудная. Максин. - тянет он также неприятно, как растягивают тугую резинку для волос, собирая те в прилизанный хвост. – М.. - мычит единственное Макс, когда хочет поправить Нейтана. – Макс. Точно. - словно играет с ней или с ее именем, вырисовывая пальцем на покрывале три буквочки, складывая их в непритворно простое прозвище для такой непростой девочки. Под утро, устав покрывать неудачное, по мнению Нейтана, расположение вещей в комнате Макс сборищем матов, превышающим явно высоту того помещения, где он на отходах чертичертичертит на пледе ее имя, спутывая его со своим, Прескотт переносит свою исхудавшую тушку на кровать, которую, как ему вздумалось, никто не займёт уже. Не разувается, не скидывает с плеч пропахший дождем и опиатами бомбер, не поворачивается к Макс лицом. В комнате, где с первыми солнечными лучами гудит от явной перегрузки ноутбук и сопит на фоне, словно ждавший чего-то,***
Золотые россыпи какого-то темного, неестественного для золота цвета, сверкающие, но такие холодные, которые, к тому же, необходимо было укладывать каждое утро, спускались с головы до щёк, закрывая совершенно весь вид, а он был действительно интересным: Нейтан, как обычно, встав с восходом — сразу же, фактически, как Макс вырубило, не найдя себе развлечение, сполз с кровати, захватив с собой одеяло, побродил по комнате и, закрыв окно, устроился на полу. Он потянулся было к книгам, разбросанным возле комода, слетевших, видимо, с книжной полки случайно, может быть, а может и нет, однако ему посчастливилось нащупать затасканный, пропахнувший кофе и поздней осенью от высохших между страницами листьев, девичий дневник. Хохотнув, Нейтан распахнул его на середине, где велось бурное обсуждение между Макс и, о, Боже, Макс о том, насколько было неправильно лишать деревца его ещё зелёного на тот момент одеяния, отчего его унесло окончательно. Перелистнув до самого начала, до дня, когда они впервые пересеклись в аудитории мисс Хойды, когда она подсела к нему, потому что ее верного пса охмурила точно такая же до отвращения конченая ботаничка, как и тот, о ком шла ранее речь, если не перевирать слова Прескотта, полоснувшие Колфилд по самолюбию, которого ей и без того не доставало, он ни капли не удивился тому, что первые строчки о были том, насколько Макс была шокирована его поведением в одной из лучших академий штата, не подозревая тогда о том, что он чуть ли не ее владелец. После отца, быть может, а может и нет. От строчки о том, как по-ублюдски он себя преподнёс ей, лично ей, Нейтан даже слегка поежился, поглядывая на пускающую слюну и вытирающую ее покрывалом, обладательницу этой древнейшей, по его мнению, книженции. И только один абзац вводит его в оцепенение, мгновенно вводит в состояние паники и незащищенности. Услышь он от нее эти слова вживую, не представил бы, куда себя деть, а потому сорвался бы и, не дай бог, эта абсурдная фото-стена, состоящая из все еще неотмытой фотопленки, покрылась бы новым слоем крови, что снова запечется, когда кто-то забудет закрыть жалюзи."Насколько же он травмирован, что все, чем он упивается на людях - это его выдуманное самолюбование"
***
Вместо заслуженного сна Колфилд около оставшихся полутора часов слышит набор слов, а после истошно вопит от того, что он вытворяет под старым Прескоттовским амбаром. Когда она подрывается от мерзотного перезвона будильника и до еще большего омерзения неприятного аккомпанемента из комнаты Виктории, окинув все ещё замыленным взглядом ее крохотное убежище, замечает, что Нейтана уже нет, окно плотно закрыто, а недавно разбросанные по полу книги вместе с дневником аккуратно сложены обратно на полку. Она, едва прилагая оставшиеся силы, потраченные на борьбу с самой собой в попытке все это время проснуться, поднимается и садится на жесткий диван, на котором обычно никто не спит, не считая Нейтана, о чем Макс никогда не узнает. Поднявшись окончательно на трясущиеся от холода ноги из-за недавно закрытого кем-то окна, плетется к зеркалу и разглядывает свои бледно-черепичного цвета созвездия на щеках, негодуя от того, что они занимают свое привычное положение. Она мечтает, чтобы хотя бы они сдвинулись, чтобы хотя бы что-то изменилось в ее жизни. Не считая внезапно зачастивших к ней гостей на ночь, да? Она надменно таращится на свои заплывшие глаза-блюдечки от слез, что катились словно мячики для гольфа в лунку по ее щекам до локтя, удобно устроенного под ее подбородком, пока она во сне со стороны смотрела, как он полосовал ее вспышками камеры. Понимая, что ее кошмарный вид распугает привычных обитателей коридоров Блэквелла, в том числе и Уоррена, который все время клянется, что, увидев ее только проснувшейся, будет умиляться до смерти, силится только растереть опухшее лицо холодными ладонями. Она смеется своему отражению, вспоминая его слова, и собирается с мыслями о том, отправила ли она эссе Джефферсону. Макс неспешно поднимает крышку ноутбука и замечает, что ее ночные труды все еще открыты в текстовом редакторе, а это значит, что сегодня на паре***
– Твоя панкушка мне дверь с утра вынесла, не назовёшь причину? – перекидывает вальяжно одну ногу на другую, выставленную показушно слишком на стул, приставленный к столу Макс, занимаемому сейчас ее вылизанной до блеска Тейлор и Кортни задницей, и молча ждёт ответа, оценивая взглядом количество обративших на ее возгласы внимание. – Это плохой повод сцепиться, честно тебе скажу, – тяжело ворочает языком явно не выспавшаяся Колфилд и пренебрежительно сдвигает Чейз со своей парты, толкая рукой ее к краю, – В следующий раз можешь пошутить про селфи, если уж тяжело с этим в последнее время – можешь воспользоваться коллективным разумом своей своры. – Ого, да ты у нас вернулась в реальный мир из своих восьмидесятых. Как там в прошлом? Также по-хипстерски, как и в твоей комнатушке? – по обе стороны заводится слабый гул из неуместных смешков. – Свет во тьме, Виктория. – Бедняжка рылась в моей мусорке, а? – понижает голос Чейз, явно осознавая, что их тайна с люминесцентной Блуберри окажется под угрозой разоблачения. – Чего ты хлопаешь своими жалкими ресничками в мою сторону? Хочешь оправдаться за Нейтана, зависающего у тебя по ночам или эту приебнутую, которая заваливается ко мне укуренная похлеще Джонса? – Однако, согласись, тебя устраивает такой исход событий: никто не занимает постель и не швыряется пепельницей, верно? Этот «никто» не просыпается раньше тебя и не роется в твоих вещах. А вот Хлое ты явно рада, если она на постоянной основе торчит у тебя. Так что, хочешь поговорить — приходи часам к восьми на чай. – Чейз не нужно объяснять повторно, что неимоверно нравилось Макс. Все же, нравилось ей не все. Она вскидывает руку и пропускает время сквозь пальцы, чувствуя его, как воду, и, по иронии, как зыбкий, сухой песок. Ничего не стоит изменить сюжетную линию, но Колфилд зареклась больше не менять миры. Колфилд зареклась не менять будущее.Которого не будет ни в одной вселенной, благодаря тебе, чертова ты машина времени.
Макс снова входит в класс и разговор с Викторией начинает со слов: «И что же Хлоя делала у тебя этой ночью?»***
Марк так и не явился на свою лекцию, а Мисс Грант с классом химиков уехала на одно из многочисленных мероприятий, о которых Уоррен только и говорил в течение месяца до поездки, что освобождает Макс на пару часов раньше от назойливых предложений провести вечер вместе, поэтому первым делом она собирается рвануть к Хлое. Достаточно странной была компания той и Чейз, но этого никто не исключал. Тем не менее, автобус она выбирает тот, что едет в совершенно другом направлении - к Двум Китам. Неделя выдалась тяжёлой в психологическом плане, ментальное состояние Макс пошатнулось и она даже представила, как ещё немного поизматывает себя и они с Прескоттом начнут ходить к одному психотерапевту, принимать одни и те же препараты и, не дай бог, конечно, слягут в одну психушку на окраине Форт-Лодердейла. Представила, как потеряет пристрастие к фотографии и будет плевать в полоток, собирая картинку окаменелого завтрака в их столовой. Не само стечение обстоятельств так коробило, как присутствие Нейтана в ее жизни, в ее окружении и, отчасти, голове. Макс быстро себя остановила, ведь к чему привели бы эти раздумья? А, черт возьми, к тому, что в той самой забегаловке, куда она и направлялась, она подсела за занятый столик. Так ещё и занятый Прескоттом. - Чем удостоен, феминаци? Если тебе нечего сказать, я просто выкуплю этот клоповник на тот час, что хотел провести здесь один. Ну, знаешь, чтобы передохнуть, прежде чем ты снова будешь колупать мой мозг. – лениво ковыряется в тарелке с вафлями, не поднимая взгляда. – Что с тобой не так? Ты в курсе вообще, что в последнее время постоянно путаешь комнаты? – ехидничает Макс сложив руки на столе. – Какая внимательность, Максин, – выделяет ее имя и уже обращает внимание на ее присутствие, – просто кому-то из них было бы очень неловко, помешай я им отлизывать друг другу, не находишь? – Макс. Никогда Максин. Черт бы тебя побрал, Прескотт. Ты заваливаешься ко мне посреди ночи только потому, что Хлоя зависает у обожаемой тобой Виктории? – Как тебе угодно. – поднимается, оставляет мелочь (на которую половина Аркадии Бэй в сумме живет месяцами) и уходит. Макс тянется к мобильнику, на заблокированном экране уже светится надпись: «18:00, парковка».***
– Хуй там плавал, Колфилд, я буду ждать, пока ты доковыляешь. – затягивается все сильнее к концу. – Закидывай свою тощую задницу на любое сидение, пока ты не проебала свой звездный час. – Какой час? – Твое время в моём окружении. Нечасто приходится общаться с кем-то нормальным, да?Нормальным, Прескотт. Нормальным.
– Раз уж я провожу время в твоей компании сегодня, дай мне позвонить маме и сказать, как сильно я ее любила. – Макс не видит смысла спрашивать, куда они едут, но в такой форме и разговор идёт легче, разве нет? – Про щеночка своего не забудь, пока он не обмочился под себя, в неведении, почему это вы не общались уже три минуты. – тушит сигарету очередной дорогущей марки о боковое зеркало заднего вида машины Уэллса и обходит пикап. – Четыре. – Точно. Мне же так не терпится расстаться со всем своим свободным временем. – Скорее Макс не терпится расстаться с жизнью, но, в большей степени с Прескоттом. Слишком уж он хочет не вернуться в общежитие этим вечером, только и всего. Поездка, на удивление, не была такой отвратительной, какой ее себе представляла Колфилд, стоя у окна и пытаясь собраться с мыслью о возможной кончине. Однако, осознавая это, Макс все равно пришла на парковку, ведь здесь каждый знает, избавиться от неё он может и у всех на глазах — дело замнут — полиция куплена Прескоттами, а Нейтан уже давно чокнулся и ему не составит труда забыть произошедшее, особенно под диазепамом. Была небольшая дрожь, которая унималась непросто и ненадолго, но хоть как-то без неё становилось легче ощущать присутствие кого-то, не являющегося Хлоей, Кейт или ее бывшими подружками с Сиэтла. Не сказать, что сам Прескотт нагнетал, но да, так и было, собственно говоря. – Не думай, что я собрался пачкаться твоей грязной кровью. Поэтому, чем быстрее ты вылезешь, тем меньше вероятность того, что я изменю своё мнение, – выходит, слегка хлопая дверью, давая понять, что задерживаться здесь — не лучшая идея. – Всяко лучше, чем шастать по лесу в сопровождении известнейшего подонка всей Аркадии, если не всего Орегона. – старается наименее сильно хлопнуть дверью пикапа, но возится с ней, поэтому что прикладывает для этого недостаточно усилий. – Ещё бы, – не повернувшись, произносит и суёт руки в карманы, нелепо спотыкаясь о торчащий из-под свежей кучки земли корень, – Да захлопни ты ее уже, блять.