Рассекая волны

Артём мчался на байке в сторону Сочи по чёрной ленте шоссе, лихо обгоняя автомобили. В этот раз он не собирался задерживаться в родном городе, решив сразу после посещения могилы брата вернуться обратно в Анапу. Надежный рокот мотора успокаивал, зато из колонок неслось: «Был миг, ты верил в знак удач, ведь ты был молод и горяч, но твой двойник мчал навстречу тебе. Он был свободен, как и ты, никто не крикнул — тормози, такой приказ неизвестен судьбе. Горел асфальт от сбитых с неба звёзд, горел асфальт под шум колёс. Кричал асфальт, ты был его герой, кричал асфальт, кричала боль…»* Боль и кричала, и выла уже шесть лет. И к своему удивлению, Артём научился жить с ней. Привык. Привык к боли, к тому, что сердце разрывалось на части, но не к отсутствию брата. К этому привыкнуть было невозможно. К кладбищу Артём подъехал в пять утра. До его открытия оставалось еще четыре часа, но парень знал лазейку, через которую можно было попасть на территорию, минуя главный вход. В тот первый адский год после смерти брата он частенько пользовался ею, ибо случалось ему не только дни, но и ночи коротать рядом с близнецом. Могилу Антона даже в темноте Артём нашел быстро и безошибочно. - Привет, бро. - Он положил шлем на лавочку и прикоснулся губами к керамическому фото брата на памятнике. После чего опустился прямо на землю, и подтянул колени к груди, обхватывая их руками. Кожаная экипировка надежно защищала от зябкой сырости и холодного предутреннего осеннего ветра. Откинув клапан термокружки, Соколов поднёс её к губам и глотнул тёплый кофе, который заварил с собой в дорогу. - Я встретил парня, Антох, - полушёпотом проговорил он, проводя ладонью по влажной могильной земле. - Ещё прошлым летом. Я был уверен, что больше никогда не увижу его, но в этом году он приехал снова, и я понял, что пропал. Я влюбился… Нет, не так. Я полюбил его. Полюбил по-настоящему. Со мной такого никогда ещё не было. Но у него, естественно, есть семья: жена и дочка, которую он обожает и никогда не бросит. А я не знаю, что мне делать. Я совсем запутался. - Артём поднял глаза к предрассветному небу. По его лицу текли слёзы. Он вновь вернулся в тот день, в тот час, когда часть его сердца перестала биться, а жизнь подкатила к горлу. Пусть это будет ошибка. Пусть… Ошибка… Пусть… Пожалуйста… Ошибка… «Не забирай у меня брата», - просил Артём шесть лет назад, глядя в холодное, надорванное и абсолютно равнодушное небо. Ошибки не произошло. И больше Артем никогда ничего не просил. Ни у бога, ни у неба, ни у вселенной. Ни у кого. Он остался один на один со своим горем. Со своей болью. С глубокой черной пустотой, которая день от дня ширилась в его душе, выжигала её, пожирала внутренности. Но он справился. Он выжил. И даже полюбил. Но Артем понимал, что эта любовь процентов на девяносто девять разобьет ему сердце, и оставит после себя лишь руины скоротечного счастья. И возможно, кошмаров, навязчиво преследовавших его, станет больше. Парень вздохнул. Глотнул еще кофе и заметив, что уже рассвело, потянулся к своему рюкзаку. - Вот. Это тебе. - Артём положил на могилу несколько гладких, омытых морем камешков. - Подарок от моря и одной девочки, которая собирала их, мечтая забрать с собой домой. Но Марина была непреклонна и твердо повторила дочери, что камни они в Москву не повезут. - Но не могу же я их выбросить, - сквозь слезы ответила Полина и всхлипнула. - Я отнесу их на берег, - сказал Паша, забирая у дочери камешки, но украдкой от жены, один всё же положил ей в карман сарафанчика. Правда до берега Елагин сокровища дочери не донес, так как их обнаружил Артём и поинтересовался зачем тот таскает с собой камни. А после Пашкиного рассказа, Соколов предложил забрать их, чтобы отвезти брату. - У него чудесная девочка, и больше всего на свете я не хочу, чтобы она страдала. Встреча с родителями прошла сухо, без особых эмоций. Они обменялись ничего незначащими репликами. Мать предложила Артёму зайти домой на обед, но тот вежливо отказался, сославшись на то, что ему завтра на работу и задерживаться в Сочи он не планировал. Говорить правду Артём посчитал бессмысленным. На деле же, впереди у него было три выходных, и он понятия не имел, как их проведет. Но без Антона в родном доме было слишком больно, слишком тоскливо и слишком странно. Он помнил это состояние полной безнадежности. Да и спокойствие родителей могло быть обманчивым или временным. Он пробыл у брата до четырёх часов дня. Рассказывал ему обо всём: о работе спасателя и инструкторстве в бассейне, об Олеге Игоревиче и ребятах-аниматорах, об учениках, мелких и несмышленых, и взрослых - целеустремленных и чувствительных, таких, как Настя, и небрежных и рассеянных, как его новый подопечный, сорокалетний мужчина, доставляющий немало хлопот тем, что большую часть слов Артёма пропускал мимо ушей, либо делал всё с точностью до наоборот, а затем жаловался, что Соколов не умеет учить. Уходить не хотелось. Хотелось отдаться на волю ветра. Стать облаком. Артём сделал медленный глубокий вдох и такой же выдох. - Пока, Антох. Люблю тебя. *** Красно-оранжевое солнце с розовыми оттенками неспешно опускалось в море. Соколов гнал по трассе, жалея о том, что не может на полной скорости въехать в этот огромный огненный шар и раствориться в буйстве ярких небесных красок. «Два солнца у меня на этом и прошлом свете, их вместе с собой укроет горько-сладкий дым…» От слов любимой песни перехватило дыхание, а сердце толкнулось к горлу. Артём прибавил звук. «…Там все живы, кто любил меня, где восход - как праздник бесконечной жизни. Там нет счета рекам и морям, но по ним нельзя доплыть домой. Возьми меня с собой пурпурная река. Прочь унеси меня с собой, закат. Тоска о том, что было, рвется через край, под крики серых птичьих стай…»** *** Паша помнил, что день рождения у Артёма шестого декабря. И мало того, помнил, что в этом году ему исполняется двадцать пять лет. С ноября он думал о подарке для своего любовника, перебирал в уме разные варианты, начиная от экстремальных презентов, таких как сертификат на прыжок с парашютом или полёт на дельтаплане и заканчивая подарочной картой какого-либо маркетплейса. Но в итоге, все варианты он отбросил, сам не зная почему, но чувствуя, что это не то, что хотелось бы получить Артёму на свой первый серьёзный юбилей. Несмотря на то, что Пашка оставил ему свой номер телефона, и номер Артёма у него был, никто из них не звонил и не писал сообщений другому. Мысль о том, чтобы поздравить Артёма лично пришла Павлу в голову одним поздним ноябрьским вечером, когда он стоял на балконе и, потягивая терпкий сладкий португальский портвейн, любовался тонким серпом луны и яркой одинокой звездой. Видимо, Венерой. Ибо, насколько он знал, только её можно увидеть на обычно беззвездном московском небе. Идея для подарка появилась тут же сама собой. И спустя десять минут Елагин уже бороздил просторы интернета в его поисках. В идеале ему бы хотелось сделать для Соколова сюрприз, приехать неожиданно, без предупреждений, но что-то его останавливало от такого шага. Мало ли какие планы у Артёма были на этот день. А заявиться с бухты-барахты и испортить человеку день рождения, а заодно и себе настроение, желания не было никакого. Он позвонил ему на следующий день. Увидев на дисплее Пашкин номер, Артём от неожиданности едва не выронил телефон. *** Взволнованный и охваченный какой-то непонятной тревогой, Соколов ходил туда-сюда по только что убранной квартире. Самолет Паши должен будет приземлиться в Анапе через два часа, а сейчас он ждал курьера с посылкой, заказанной для него Елагиным. О посылке Павел предупредил его вчера, но что в ней - не сказал. Артём перебирал в уме различные варианты, пытаясь хоть как-то отвлечь себя от нехороших мыслей, связанных с самолётами. Сам он после трагедии с братом на самолётах больше никогда не летал и впредь не хотел этого делать. Ему хватало адских снов, где он раз за разом переживал теракт и смерть Антона. Курьер приехал очень вовремя. И звонком в домофон как раз не дал Артему провалиться в бездну кошмара. Коробка была большая и достаточно увесистая… - Тёма! - Пашка заключил Соколова в объятия, уткнулся лицом в его волосы, и втянул носом воздух. - С днём рождения! Не ожидал, что ты приедешь в аэропорт. Оглушенный счастьем, Артём крепко обнял его в ответ. Ему было наплевать на людей вокруг, на их взгляды и возможные мысли. - Я не мог не приехать, - Соколов чмокнул Елагина в губы и тут же добавил: - Спасибо. И за подарок тоже. - Я надеюсь, что он пригодится. - Еще бы! - довольно воскликнул парень. - Телескоп - это круто! - Я подумал, что наблюдение за планетами и созвездиями скрасят тебе одинокие вечера, - тихо, с виноватыми нотками в голосе произнёс Пашка. Артем поднял глаза и взглянул на него: - Или наблюдение за соседями, - с улыбкой отозвался он. Парни рассмеялись. А отсмеявшись, Артём заметил: - Но это слишком дорого для подарка. - У тебя день рождения, и я не мог позволить себе заявиться с пустыми руками, - сказал Паша, глядя Соколову прямо в глаза. Несколько секунд они буквально трахали друг друга взглядами, не в силах остановиться. - Твой приезд - это лучший подарок, - Артём облизнул губы. - Но мне, к сожалению, придется уехать, а я хочу, чтобы что-то напоминало тебе обо мне. - А еще чего ты хочешь? - игриво поинтересовался Тёма. Думать о разлуке сейчас не было никакого желания. В глазах Павла вспыхнул огонь вожделения. - Сорвать с тебя одежду и взять прямо здесь. - Очень романтично, - расхохотался Артем. - Это, конечно, можно сделать, но тогда мы мой день рождения отметим в обезьяннике, - продолжая смеяться, добавил он, хотя щёки его слегка покраснели, ноги едва не подогнулись от желания, охватившего всё тело, а джинсы мигом стали тесными до боли. - На сколько ты заказал столик? - На семь, - ответил Елагин и взглянул на часы. Артём проследил за его взглядом: - Помчали домой. Мы ещё можем успеть заняться сексом. Пашка кивнул, задержав свой взгляд на губах Соколова на мгновение дольше, чем это было допустимо правилами приличия. - Мне определенно нравится ход твоих мыслей. Артем пристроил спортивную сумку Паши в кофр, и протянул ему шлем. Прежде чем надеть его, Павел не удержался и поцеловал Артёма в губы. - Твоя сексуальность просто зашкаливает, - шепнул он. В ответ Соколов легонько прикусил его нижнюю губу, вызвав тем самым приятное покалывание внизу живота Елагина. - Нас могут увидеть, - предупредил Артём. - Именно поэтому я и не позволяю себе ничего лишнего. - Не позволяешь себе стянуть с меня штаны и трахнуть прямо здесь? - хихикнул Артём. Смех - лучший способ справиться с невольным возбуждением. - Ох, Тёмыч, - выдохнул Пашка в губы Соколова. - Ты играешь с огнём. - Не я, а ты, - поправил его Артём. - Может быть, в Москве всем пофигу на целующих парней, но здесь у нас общество еще далеко не так снисходительно. Паша нехотя оторвался от него. - На самом деле, и у нас далеко не всем пофигу. Гомофобы, как крысы, их везде полно. - Вздохнул Павел. - Просто я безумно скучал. - Тогда, запрыгивай. Через пять минут сможешь утолить свой голод. - Сказал Артём, оседлывая своего железного коня. Елагин сел на мотоцикл и, упершись коленями в Тёмкины бедра, руками обнял любовника за талию. Мотоцикл взревел и резво сорвался с места. Декабрь в Анапе разительно отличался от московского первого зимнего месяца. Утром в столице было минус пять и шёл небольшой снег, здесь же светило солнце, а термометр на здании аэропорта показывал плюс восемь. Про пять минут Артем не соврал. Пашка не успел насладиться солнцем, как они уже подъехали к дому и, поднявшись в квартиру, начали быстро избавляться от одежды. Паша вжимал поспешно раздетого Соколова в кровать, жадно, настойчиво и страстно целуя его губы. - Хочу тебя до безумия, - прошептал он, оставляя цепочку засосов на шее любовника. Артём скручивал руками простыни, вскидывал бедра, всячески давая понять, что и сам хочет его не меньше. Запустив пальцы в Пашкины волосы, он притянул к себе его голову. - Бери, - выдохнул Артём, изгибая губы в солнечной улыбке. Елагин кивнул и, наклонившись к бедрам Соколова, зарылся между его ног. Из груди Артёма вырвался глубокий сладостный стон, а по телу пробежала дрожь, когда умелый язык партнера прошелся по члену и, задев яички, ворвался в пульсирующее отверстие. Артем выгнул спину. - Трахни меня сам, иначе я кончу не дождавшись тебя. Просить дважды Пашу не пришлось. Его собственное возбуждение было уже невыносимым и он, раскатав по члену презерватив, в одно мгновение овладел им. Глубоко и жёстко. Его пальцы гладили накачанную грудь, скользили по чувствительной коже сосков. Соколов, откинув голову назад, стонал, и извивался под телом и ладонями любовника. Боль и наслаждение перемешались. Нутро пульсировало. Павлу хватило нескольких фрикций для того, чтобы кончить. И это был самый быстрый секс в его жизни, если не брать в расчёт подростковый период. Он сполз вниз и вобрал в рот плоть Тёмы. Соколов выгнул спину, судорожно дернул бедрами и выплеснулся в горячий влажный рот. - Прости, - извинился Елагин, проглотив сперму. - Слишком долго не было секса. - Насколько долго? - с интересом спросил Артём. - Три с половиной месяца. Соколов удивленно выгнул бровь и озадачено протянул: - Хочешь сказать… - Что последний раз я занимался сексом с тобой в августе, - честно ответил Пашка. - Неожиданно, - присвистнул Артём. - Для меня самого тоже. Артём улыбнулся. Признание Паши много для него значило. - Нам пора собираться, - сказал Елагин, поднимаясь с постели. - Я в душ, - тут же отозвался Тёма и, сверкая голой задницей, выбежал из комнаты.