Отвратительно

      — Проваливай, — устало говорит Даби. Уже поздно и хочется лишь одного — спать.       Шигараки не шевелится. Просто лежит на соседней половине кровати и смотрит в потолок. По-прежнему тошно. Чего-то не хватает. Боли, наверное. Ему так хуево. Так отвратительно.       — Я хочу сдохнуть — произносит Томура, растягивая гласные. Поворачивает голову к Даби, улыбается, как всегда безумно. Не умеет иначе.       «Я хочу сдохнуть», — фраза почему-то цепляет Даби. Он смотрит в красные глаза напротив. Смотрит пристально, будто желая увидеть что-то, кроме пугающей пустоты. Хоть что-нибудь. Очевидно, напрасно. И все же Даби хочет верить, что в Шигараки есть что-то еще, помимо сумасшествия. Не знает зачем, не понимает, почему ему вдруг вообще это важно, но хочет.       — Сколько тебе лет? — вдруг спрашивает Даби, сам от себя не ожидая таких слов.       — Нахуя тебе? — лениво отвечает вопросом на вопрос Томура.       — Просто… не говори, если не хочешь.       — Двадцать.       Даби не ожидал получить ответ, не ожидал, что он будет таким. Всего двадцать. Ему самому не сильно больше. И все же это удивляет. Даби казалось, что Шигараки старше. Хотя возраст мог бы многое объяснить в его поведении. Конечно, если бы только поведение Томуры не объяснялось его явными проблемами с головой.       — Где твоя семья? — самонадеянно просить об еще одном откровении, но Даби просит.       — Они всегда со мной. Я убил их.       Шигараки усмехается, потом замолкает, но очень скоро вновь начинает говорить. Произносит одну фразу. Просит.       — Трахни меня.       Даби обреченно вздыхает.       — Ты, блять, серьезно? Мы только что трахались.       — Я хочу еще. Сделай по-нормальному, — Томура касается своей шеи, там, где Даби сжимал ее рукой, будто намекая — было мало.       Даби вздыхает еще раз. Ему хочется спросить, какой пиздец происходит в голове у Шигараки.       — По-нормальному? А знаешь, я давно хотел.       Он действительно хотел, так почему бы не воспользоваться возможностью? Пусть он так до конца и не понимал, что такое «по-нормальному», но был уверен — разберется в процессе.       — Что конкретно? — спрашивает Шигараки. Обычно он никогда не спрашивал подобное, позволяя Даби проявить фантазию и причинить боль так, как только тот придумает.       — Просто секс, — отвечает Даби. — Без боли.       — Это как?       Даби хочется еще раз вздохнуть. Ему даже становится жаль. Но эта жалость, не то мерзкое чувство, возникающее, когда смотришь на что-то никчемное. Скорее, это было что-то очень отдаленно напоминающее заботу. Отвратительно.       Все же Даби вздыхает. А после приподнимается на локте и целует Шигараки в губы. Медленно, мягко. Он этого не признает, но почти что нежно. Томура не отвечает. Он сам предложил, но он бездействует. Даби это если не злит, то раздражает. Но он не собирается останавливаться. Ему удается найти в себе силы на второй раз. Возможность сделать так, как он хочет, дает их сполна.       Даби тянется за смазкой, отбрасывает одеяло, вновь целует Шигараки. Действует плавно, не торопится, но и не медлит. Происходящее слишком похоже на что-то нормальное. Так непривычно. Но совсем неплохо.       Томура смотрит в потолок, как и в прошлый раз. Ему все равно. Даже когда Даби входит в него, он почти никак не реагирует. Не реагирует на поцелуи, на медленные толчки. Алкоголь почти окончательно выветривается, от этого только хуже. Когда разум ничем не затуманен, закрывать глаза на абсолютную омерзительность всего вокруг становится намного труднее. Но Шигараки все еще верит, что лучше стать может, и ждет. Ждет, что Даби наконец оставит свои тупые затеи и сделает так, как надо. Сделает так, чтобы было больно.       Но ничего не происходит. Даби почти что нравится. Шигараки не понимает. Не понимает, почему все это происходит. Почему Даби поступает так. Толика надежды получить желанную боль проскальзывает в Шигараки, когда Даби склоняется к его шее. Томура ждет, что чужие зубы сомкнутся на коже. Сильно. До крови. Но вместо этого Даби целует. Мягко. Тепло.       В этот момент внутри что-то ломается. Вместо ожидаемой боли что-то другое. Шигараки резко обхватывает шею Даби пальцами, кричит:       — Остановись! Прекрати!       Для Даби резкий крик на ровном месте становится неожиданностью. Как и четыре пальца, впивающиеся в шею. Ничего подобного раньше не случалось. Томура никогда не просил прекратить, какой бы откровенно опасной хуйней они не занимались. Никогда. Даже когда следовало бы.       — Да что с тобой, блять, такое? — спрашивает Даби.       Однако Шигараки будто не замечает, что Даби остановился.       — Перестань! Зачем ты делаешь это?!       Это. Не больно, слишком нежно. Слишком неправильно. Так не должно быть!       Шигараки смотрит на Даби. В его глазах, если присмотреться, страх, даже отчаяние. Даби останавливается. Осторожно перехватывает чужое запястье и отводит руку от своей шеи. Странно, но Томура не сопротивляется. Он молчит. Ничего не происходит. Тогда Даби вновь начинает двигаться.       В глазах Шигараки паника, в их уголках — слезы. Он не понимает, что плачет, но это так. Слезы капают на подушку. Оставляют после себя мокрые дорожки на лице. Томура не знает, что с ним происходит, и это почти что пугает. Он хочет, чтобы это прекратилось. Сейчас же! Шигараки вытирает лицо, часто дышит. Он хочет, чтобы все прекратилось. Хочет, чтобы прекратилось все.       Даби смотрит. Он соврал бы, сказав, что не растерян. Происходящее с Томурой — так странно. Почему? У Даби даже не было идей, что конкретно только что произошло. Что он сделал не так? Хотя, быть может, дело в том, что у Шигараки явные проблемы.       Даби хочется злиться. Хочет напомнить Томуре, что тот сам все это начал. Хочет возмутиться, накричать. Но почему-то не хочет продолжить. У него даже не проскальзывает такой мысли. Он ничего не сделает, пока Шигараки не даст знать, что все в порядке. Ебаная жалость.       — Что с тобой? — спрашивает Даби, выходит настолько мягко, что противно.       Томура не отвечает. Часто дышит. Из глаз по-прежнему текут слезы.       — Я…       Буквы совсем не складываются в слова. Шигараки не может ничего сказать. Он даже не может думать, не может нормально дышать. Ему плохо, мерзко. Еще немного и он сожмет шею Даби всеми пятью пальцами. Все. Хватит.       Впрочем, Даби перехватывает его руку прежде, чем Томура успевает до него дотронуться. Сжимает тонкое запястье не сильно, а потом делает что-то странное, подносит руку Шигараки к лицу и осторожно целует костяшки пальцев.       Томура вздрагивает. По его лицу все еще текут слезы.       Даби кажется, что, вполне возможно, это перерастет в истерику. Ему это не надо. Он вообще не знает, что делать. Единственное, что Даби делает — отпускает чужую руку и говорит:       — Шигараки! Дыши, просто, блять, дыши!       Томура смотрит прямо на него. От этого напуганного взгляда красных глаз хочется спрятаться, но Даби не отворачивается. Даби понимает, что должен сделать хоть что-то. Почему? Другой вопрос, ответа на который у него нет, но он и не ищет его. Просто действует, хотя мог бы выгнать Шигараки из комнаты и оставить его один на один разбираться со всем тем дерьмом, что творится у него в голове. Но такой поступок кажется неправильным.       Даби кончиками пальцев вытирает слезы с лица Томуры. Это кажется правильным.       — Сделай глубокий вздох, потом выдохни, — говорит он.       Вспоминает то, что помогает успокоиться ему самому. Даби слабо верит, что у него хоть что-то получится, но предпочитает не бездействовать. Странно, но Шигараки подчиняется. Вздыхает и выдыхает. Странно, но это помогает.       Что-то меняется. Томура вновь ощущает связь с реальностью. Понимает, где он и что происходит. Паника медленно, но отступает. Он делает еще один глубокий вздох.       — Все нормально, — заверят Даби, — я не трогаю тебя.       Шигараки кивает. Все нормально. Сейчас все нормально. Он так и не успокаивается окончательно, но уже чувствует себя лучше.       — Что это было?       — Это я у тебя хочу спросить, — говорит Даби. Пытается вложить в интонацию раздражение, но не выходит.       — Какого хрена? — спрашивает Шигараки.       — Что?       Томура касается пальцами своей шеи, в том месте, где Даби касался ее губами.       — Бля, я не знаю, типа… почему ты не сделал мне больно?       Даби хочется рассмеяться, или накричать на Шигараки, или все наконец выгнать его из своей комнаты. Но он продолжает говорить.       — Во-первых, я вроде сказал о том, что так будет, а, во-вторых… что не так?       — Все, — отвечает Шигараки. — Нельзя без боли.       — Почему?       Максимально глупый вопрос. Потому что у Томуры все вообще не в порядке с головой. Потому что он живет в мире, где принято разговаривать на языке насилия. Потому что ему нравится насилие, или он просто так думает. Потому что где-то глубоко внутри он остается напуганным запутавшимся ребенком, желающим почувствовать себя хорошо, но совершенно не представляющим, что для этого нужно сделать. Всего двадцать. Слишком мало для той ноши, что он несет.       Потому что Шигараки не знает ничего, кроме боли. Для него она — единственный доступный способ выплеснуть эмоции. Он не может с ними справиться по-другому. Он не знает, что такое забота, нежность. Даби тоже знает о них слишком мало, но искренне хочет узнать. Это не вяжется с его образом жестокого злодея, но смысла врать самому себе он не видит.       Томура ничего не отвечает.       — Что случилось, когда я поцеловал тебя? — спрашивает Даби. Он сдается, перестает пытаться выдавить из себя злость и раздражение.       — Я… мне было… ну…       — Страшно? Неприятно? — предполагает Даби, так и не дождавшись ответа.       — Да. Нет. Я не знаю. Чего ты, блять, вообще от меня хочешь?!       Даби задумывается, но лишь на пару секунд, а потом отвечает:       — Хочу, чтобы мы продолжили.       Он заранее ожидает отрицательного ответа, поэтому, собственно, и спрашивает. Сам он не хочет продолжения, от возбуждения не осталось и следа, но в голове зарождается одна идея. Идея, которая, гипотетически, может сработать. Идея сделать что-то хорошее.       Но, вопреки ожиданиям, Шигараки отвечает.       — Да, но давай как всегда.       — Нет, — качает головой Даби.       Томура хочет начать возражать, свалить к херам из этой комнаты и больше не возвращаться. Что бы Даби ни придумал, ему это не надо. Ему нужна боль, а не… не такое. Но Даби не дает ему уйти. Он накрывает ладонь Шигараки, лежащую на подушке, своей, переплетает их пальцы.       — Просто дотронься до меня, если что-то будет не так.       — Готов рискнуть рукой? — усмехается Томура. — Ради чего?       Действительно, ради чего? Чтобы что? Чего он этим добивается? Даби не знает, но почему-то отчаянно хочет сделать задуманное. Прекрасно понимает, что его внезапный порыв едва ли спасет Шигараки. Человеку, что привык воспринимать удовольствие только через боль, нельзя просто сказать, что без боли тоже может приятно, и надеяться, что этого будут достаточно. Но Даби говорит:       — Я не собираюсь причинять тебе вред. Расслабься. Ничего страшного не случится, а если случится, ты всегда можешь убить меня, а если не убить, то хотя бы покалечить или…       — Заткнись, — перебивает Шигараки.       — Это значит «нет»?       — Что? В каком смысле? — не понимает Томура. На его лице читается почти детская растерянность.       — Я спрашиваю, согласен ли ты? — спокойно говорит Даби. — Я не собираюсь делать что-то насильно.       — Насильно? Ммм… звучит хорошо. Хочешь поиграть в изнасилование? Я не против.       Даби почти что сдается в этот момент. Думает, что Шигараки неисправим, а потом вспоминает, что вовсе не собирается его исправлять. Больше не желая тратить время на пустые диалоги, Даби наклоняется к шее Томуры, касается ее губами, хочет поцеловать, но не целует. Вместо этого отстраняется, плюет на свою ладонь и опускает на член Шигараки, сжимает, проводит вверх и вниз несколько раз. И только тогда целует в шею.       Томуре почти что нормально. Даже приятно. Он все еще чувствует себя плохо после произошедшего. Но когда между ними вновь начинает происходить что-то, что можно обозначить словом секс, более-менее успокаивается. Поцелуи Даби все еще не кажутся чем-то правильным, но больше не заставляют паниковать. Наверное, это хорошо.       Даби не тянет время. Он максимально быстро доводит Шигараки до оргазма рукой. Мысли о полноценном сексе с проникновением сейчас вдруг кажется неуместными, пусть они и делали это всего несколько десятков минут назад. К тому же, у самого Даби нет никакого желания и настроения. Боковым зрением он замечает часы, они показывают, что уже половина третьего.       В момент, когда Томура кончает, Даби целует его в губы. Мягко. Фактически, это их первый «нормальный» раз. Первый раз без насилия. Стоит отметить, достаточно неплохо, могло быть и хуже. Сойдет, по крайней мере, для начала. Если есть начало, значит ли это, что должно быть продолжение? Даби не знает. Быть может, он проснется завтра утром и решит, что его все устраивает и перспектива издеваться над лидером Лиги злодеев, когда тот сам об этом просит, не такая уж и плохая. Быть может, он продолжит то, что начал сегодня. Чем бы оно ни было. На языке почему-то вертится слово «помощь».       А Шигараки? Он смотрит на лампочку и она, что странно, его не бесит. Они с Даби все еще держатся за руки. Томура так и не сжал пальцы.       Даби встает с постели, идет за салфетками, приводит все в относительный порядок. Думает во второй раз за ночь бросить недовольное «проваливай», но говорит другое:       — Можешь остаться.       Томура на это никак не реагирует. Реагирует он лишь тогда, когда Даби залазит в кровать, пододвигается ближе и обнимает его. Сперва Шигараки хочет вырваться, к горлу подкатывает уже знакомая паника, но потом он вдруг успокаивается.       Даби гладит чужие влажные волосы. Он бы заплатил тому, кто скажет, почему. Почему он просто не выгнал Томуру? Он ведь его ненавидит, презирает, считает жалким. Разве нет? Нет?!       — Ты в порядке? — спрашивает Даби.       Это странно. Он никогда раньше не спрашивал. Не спрашивал, когда избивал Шигараки, душил, лил на его кожу расплавленный воск. Никогда. Но спросил сейчас, когда обнял.       Томура отвечает не сразу, сперва пытается понять, что чувствует. Второй эмоцией является желание уйти, первой — тепло и спокойствие.       — Наверное, — тихо отвечает он.       Томура ощущает какой-то порыв перекинуть руку через Даби, прижаться ближе, но останавливается.       — Все нормально, — говорит Даби, в темноте не видно, но губы трогает улыбка, — вроде это именно так и делается.       И Шигараки обнимает в ответ.       Отвратительно? Возможно. Но ему становится легче, теперь по-настоящему и, наверное, это главное. Такова сама природа их отношений, они отвратительны, но они — лучшее, что у них есть.