amor — tragedy

      Успокойся, дорогая, успокойся, успокойся. Ты обо мне помнишь? Помнишь? Ты ведь моя единая и последняя любовь. Успокойся, я с тобой. Ты обо мне помнишь? Помнишь? Помнишь? Вот я чувствую твои слезы. Успокойся. Мне спать так сладко, сладко, сладко…       Почему-то в праздники ей всегда хочется плакать. Прямо рыдать так, чтобы в глазах чувствовалась дикая сухость и жжение, чтобы в горле как будто бы застряла невидимая кость, царапающая глотку так сильно, что можно задохнуться собственной кровью.       Джису по-особенному не любит свой день рождения. Почему? Наверное, в такой день Ким ждёт, что каждый сделает для неё всё, что она хочет. Но её ожидания никогда не оправдываются. Вместо новой книги все одаривают драгоценностями, косметикой или духами, а на столе почему-то шоколадный торт, хотя Джису любит бисквитный. Столько излишнего внимания, столько посторонних глаз, лживых комплиментов. Кто вообще может выдержать такое большое количество притворства? Разве что те, кто привык вести себя подобно хамелеону: на каждую ситуацию свой камуфляж.       Это только кажется, что в день рождения именинник получает много внимания. На самом деле он — пустое место. Все эти просьбы: «Давай отметим вдвоём, я не хочу так много гостей, к чему весь этот маскарад», они просто игнорируются. Надо ведь всем показать, что они в состоянии организовать пышный праздник. Таковы правила в высшем обществе.       Девушка сидит перед туалетным столиком, красит губы в этот приторный алый цвет, брызгается духами, наносит румяна. Она будто бы натягивает на себя чужое лицо: взрослой, замужней, счастливой, женщины. Но она далеко не счастлива, далеко не взрослая, а статус «замужняя» только наводит тоску. Джису очень жаль Сокджина, ей жаль, что она не любит его по-настоящему. Всё, что она может — это делать вид, будто бы она влюблена в него хотя бы немного.       Почему же она вообще согласилась на этот брак? Знаете, так бывает, когда в жизни девушки ещё не было настоящей любви. Вот все ровесницы уже почувствовали на себе радость и счастье. А Джису это даже и близко не знакомо. Сколько ей было? Наверное, уже двадцать, когда Сокджин стал ухаживать за ней. Казалось бы, она могла просто отвергнуть его, верно? Но она боялась остаться одна навсегда. Ким настолько прочно убедила себя в том, что ей никогда не встретится тот человек, которого она полюбит, а он в свою очередь полюбит её. Девушка просто схватилась за этот спасательный круг по имени «Ким Сокджин», думая и надеясь, что он-то точно сможет подарить ей счастье. При первом поцелуе она практически ничего не почувствовала, наверное, только отвращение от того, что на губах были чужие слюни. Но Джису видела лёгкий румянец, возникший на щеках парня, видела его неуверенность, его мурашки, его дрожь и слышала сиплый голос. Всем этим изменениям способствовала она. И разве Ким могла просто наплевать на его такие сильные чувства? Её пробила жалость. Причём такой неимоверной силы, что она ничего не могла с собой поделать. Джису казалось, что если она уйдет, то Сокджин может и вовсе умереть. Ким не могла разбить ему сердце, но и полюбить тоже. Девушка себе бы этого не простила. Ведь её муж счастлив рядом с ней. А вот она?..       Ким не думает сейчас, что счастлива. Ей тяжело. До невыносимого тяжело притворяться, что она хотя бы немного любит Джина, как мужчину, а не как близкого друга. Играть в любовь и правда очень утомительно: постоянно притворяться счастливой и любящей женой, а по факту терзать себя за то, что не можешь подарить человеку хотя бы немного своей любви. Она всюду винит себя, смотрит на своё отражение и понимает, что буквально рушит свою жизнь, жизнь Сокджина да теперь ещё и Чонгука, который так сильно страдает и пытается добиться встречи. Нет бы не мучить ни себя, ни других, но Джису упряма, она никогда не позволит себе свернуть с этого пути, выйти из зоны комфорта, к которой уже привыкла. Да, свобода кажется заманчивой, только дорога к ней до неимоверного узка, и стоит оступиться, как сразу же падаешь в прямиком в пропасть. Неизвестность всегда пугает. Кажется, что она всегда принесет только одни несчастья, поэтому люди и не рискуют. Терпят всё, как и Джису терпит.       Самое худшее — это чувствовать себя одиноким, находясь с кем-то. Это не физическое одиночество, а ментальное. Вот вы сидите в одной комнате, а между вашими сердцами расстояние длиной в целую милю. Вроде бы не так далеко, но сердцу в одиночку не справиться, не пройдет даже и метра, а телу дальше маленькой квадратной комнаты идти больше некуда — кругом высокие стены, которые нельзя преодолеть. Как бы близко к ней не был Джин, он был в то же время дальше всех от неё. Джису думает, что физическое одиночество перенести кому-то легче, но только не для неё, она нуждается в ком-то рядом.       Скоро начнется празднование её дня рождения, и, если честно, совсем не хочется идти туда. Там не будет никого близкого. Просто светский раут и ничего более. Просто кучка незнакомых лиц, восхваляющих её. Пошлое представление да и только…       Джису всего двадцать семь, но она уже осознает, что жить становится до одури омерзительно. Девушка понимает, что если она уйдет от Джина, то ничего не изменится. Может быть, ей будет даже хуже. Согласитесь, плакать в подушку или плакать в плечо законного мужа, который сможет тебя утешить, это большая разница. Вне зависимости от присутствия или отсутствия кого-то в её жизни она будет несчастна. По крайней мере, Джису себя в этом убедила, убедила на все сто процентов, что никогда не будет счастлива. Жизнь — дерьмо, и эта чертовка никогда не станет играть по твоим правилам. У неё всегда есть козырь в рукаве, который может сломать твой хребет и заставить тебя истекать кровью, пока ты не умрешь.       Девушка закрывает лицо ладонями, не желая смотреть на себя. В её голове крутится только: «Жалкая, жалкая, жалкая». Она смотрит на себя в зеркале в который раз. Глаза её пусты, напоминают застывшие льдины, перепачканные грязью. Ким с силой прикусывает губу, чтобы не заплакать. Даже льду свойственно таять. Ничто не может быть настолько непробиваемым и сильным. У каждого есть своя точка кипения. И как бы долго она ни терпела, весна когда-нибудь да придёт, и её лед треснет, обнажая все раны души. Джису больше не сможет прятать свои настоящие чувства.       Она глубоко вдыхает воздух, который наполнен запахом духов. На языке ощущается приторный и горький вкус парфюма. Джису кашляет и идёт к столу, на котором стоит графин с водой. Она даже не берет стакан — пьёт прямо из огромного сосуда, пока капли стекают с её подбородка прямо на грудь, забираясь под одежду. Ким чувствует прохладу, которая успокаивающе действует на неё.       — Джису, тебе тут письмо… — Джин входит без стука. Девушка считает этот жест некрасивым, а мужчина же думает, что они достаточно близки и нет нужды соблюдать какие-то формальности. Его пальцы касаются белоснежной материи шелковых перчаток, а тонкие и хрупкие женские обвивают мягкую и податливую, немного шероховатую коричневую бумагу, выхватывая письмо из цепкой хватки. На конверте написан только адресат. Таким размашистым, но красивым почерком.       — Я скоро буду, — она не обращает никакого внимания на Сокджина, который немного нервничает, так как хочет узнать о письме, но ему гордость не позволяет спросить что-нибудь. Он разворачивается и уходит, заметив в глазах Джису такой неподдельный интерес к бумажке. Кажется, её так не волнует этот праздник, как несчастный конверт.       Она аккуратно отрывает край бумаги и видит письмо, которое сразу же достает. Ким разворачивает его и читает:       Вам пишу я — раб Вашего сердца — Чон Чонгук. Я не смел потревожить Вас в этот светлый и чудесный праздник, абсолютно понимая, что моё присутствие будет Вас очень сильно смущать. Поздравляю Вас с днём рождения и дарю Вам ключ от своего сердца, теперь оно Ваше. Можете приехать в любое время, я всегда буду ждать Вас. Вот адрес: улица ***, дом ***, квартира ***. На случай, если Вы его забыли.       Знаете, Джису, я никогда не любил кого-то так сильно, как Вас. Благодаря Вам я понял, что такое любовь. Это нечто светлое и внеземное, которого не должны касаться какие-то мелочные заботы жизни. Я понял, что смысл моего существования заключается лишь в том, чтобы сделать Вас счастливой. Но Вы ведь уже счастливы, поэтому миссия моя выполнена. Разрешите откланяться.       Я всё-таки жду Вас в своём сердце. Я буду рад, если за целую вечность Вы посетите его единожды. Мне достаточно одного лишь мгновения, проведенного рядом с Вами.

      Искренне Ваш,        Чонгук

      Джису заметно улыбается, доставая из конверта ключ. Она прячет его в белоснежной перчатке, письмо складывает, засовывает в декольте, пряча как можно глубже. Глупо, наверное, поддаваться искушению. В этот раз её не пробивает жалость, ей хочется попасть туда самой как можно быстрее, хочется сбежать от действительности, и, если сегодня всё пройдет так плохо, как она думает, то Ким точно решится. Она бросит Джина, бросит семью, бросит всё, за что так сильно цепляется и уйдет. Джису шагнёт в эту неизвестность. И ей плевать, если вновь придётся плакать, плевать, если вокруг никого не окажется. Она больше не может обманывать себя и Джина, больше не может так нагло врать и прятать все свои чувства. Всё, она достигает своей точки кипения, нет смысла больше притворяться.       Девушка выходит из комнаты и спускается в сад, в котором уже играет оркестр, стоят различного рода закуски, дамы в милых шляпах и нарядах последней моды, мужчины в костюмах. Становится тошно. Настолько, что Ким берёт бокал шампанского с подноса, который ей подает юноша, и выпивает игристое залпом.       — О, Джинни, дорогая, ты здесь! — слышится восторженный голос какой-то знакомой. А Джису и не понимает, кто и что говорит. Всё перед глазами размыто. Хочется уйти в свою комнату, сидеть перед туалетным столиком и до победного рассматривать своё болезненное и уставшее лицо. Хочется закрыться ото всех, сбежать, как можно дальше, чтобы от прошлого не осталось и следа. Хочется начать новую жизнь, в которой можно делать всё, что душе угодно. И нет смысла терпеть сейчас, терпеть и дальше, можно просто развернуться и уйти, так ведь?       — Мне что-то нехорошо, — она отходит от толпы женщин, ищет глазами мужа среди сорока человек. Джису находит свою цель и медленно ступает к нему, будто бы парит в воздухе.       — Джин, можно я пойду? Кажется, что я приболела, — говорит Ким, её голос кажется охрипшем, а душа будто бы сейчас покинет тело.       — Нехорошо будет, если виновница торжества уйдет, но если тебе правда так плохо, то лучше отдохни и возвращайся как можно скорее, — он целует её в лоб, отчего Джису пытается мило улыбнуться. Это последний раз, когда она притворяется. Ким буквально летит обратно в особняк, поднимается в свою комнату, плюхается на кровать и смотрит в потолок. Здесь она чувствует себя в спокойствии и безопасности. Девушка прикладывает ладонь к тому месту, где спрятано письмо, почти что касается самого сердца, а пальцами нащупывает ключ. Теперь она не боится, совсем ничего не боится.       Остается только собрать кое-какие вещи. Точнее, просто взять деньги, дорогие ей памятные вещи: мамины серёжки и бабушкино кольцо. Она скидывает всё в сумку, написав на листочке короткое: «Прощай, не ищи меня». Джису выходит на другую сторону сада, которая сейчас совершенно пустует. Ким не боится с кем-то столкнуться — она просто идёт напролом. Её наручные часы показывают пять часов вечера. Джису заходит по пути в какой-то продовольственный магазин и покупает кое-что для предстоящей встречи. Хотя все действия кажутся ей глупыми, и Ким смеется, искренне так, причём радуется всему, что сейчас происходит.       В этот момент стоит на тротуаре, неуверенно тянет руку, чтобы поймать такси, садится в машину и как можно быстрее произносит адрес, думая, что так она скоро окажется в нужном месте. Хотя Джису прекрасно знает, что никаким образом нельзя повлиять на время. Оно течёт само по себе: иногда чересчур медленно, иногда чересчур быстро, совершенно не подстраиваясь под человеческие прихоти.       За окном меняется пейзаж, и Джису кажется, что машина специально едет так долго, наверное, не хочет доставить Ким к новой жизни вовремя. Да и хочется, чтобы волнение быстрее прошло. Иногда кажется, что от него можно убежать, чуть-чуть прибавив скорость. Но это всего лишь иллюзия, в которую люди так хорошо верят.       — Спасибо, — она протягивает деньги таксисту и открывает дверцу автомобиля. Перед ней тот самый дом, в котором она однажды почувствовала себя счастливой и нужной. Волнение накрывает с головой так, что коленки невольно трясутся, ноги подкашиваются, а голова кружится. Но Джису вдыхает побольше воздуха и делает шаг в неизведанную область, оставляя всё былое позади себя.       В считанные секунды девушка оказывается у двери, сердце бьётся так быстро, что кажется, будто бы оно сейчас просто разорвет грудь и помчится далеко-далеко, оставляя Ким истекать алой жидкостью. Она стучит по деревянной поверхности, но никто не отзывается. Ким это немного настораживает, но девушка вспоминает о ключе. Несколько поворотов и Джису осторожно ступает вовнутрь тёмного помещения.       — Есть кто? — спрашивает леди, аккуратно пройдя в комнату, не обнаружив хозяина квартиры. Должно быть, его просто нет дома, но в глаза бросается ещё один конверт с коричневой бумагой, на котором выведено её имя. Джису разворачивает его, даже и не подозревая, что в нём может быть.       Дорогая Джису,       Если Вы читаете это, значит всё-таки пришли сюда, в мою обитель, в моё теперешнее сердце. Всё, что Вы видите, теперь принадлежит Вам и только Вам. Нет! Всегда Вам принадлежало. Я, может быть, сделал поспешные выводы, что Вы больше не захотите меня видеть, и поступил неразумно, но шанс, что Вы действительно это читаете, один на миллион. Я Вас люблю больше всего на свете. Жизнь без Вас не имеет никакого смысла, поэтому, не надеясь на Ваше снисхождение, я отправился в Париж, ожидая Вас. Мы ведь договорились встретиться у Эйфелевой башни, помните? Мне спать там сладко-сладко.       Мне достаточно было того момента и мига, того мимолетного взгляда в пабе, чтобы обратить на Вас внимание и окончательно и бесповоротно влюбиться. Я тогда не понимал, что чувствую. Но потеряв Вас из виду, стал искать повсюду, звонить, в каждом лице пытался найти Ваши черты. Я и не думал, что смогу случайно встретить Вас. Полагал, что Вы тоже будете рады. О, нет, я Вас ни в чём не обвиняю. Я рад, что Вы подарили мне возможность любить. Мы были с Вами вместе всего лишь раз. Но каждая секунда так ценна для меня. Больше нет места для чего-то другого, только тот миг заполнил моё сердце и разум, понимаете? Я не мог на чём-то сконцентрироваться, не мог о чём-то подумать. Все мои мысли, все мои желания были связаны только с Вами. Я стал Вашим покорным рабом, не надеясь на взаимность и не ожидая её более. Понимал, что Вам тяжело просто взять и уйти, что Вы были скованы страхом. Но если Вы сейчас здесь, то Вам больше нечего бояться. Я всегда буду рядом с Вами, в Вашем сердце, как и Вы были в моём, кажется, целую вечность.       Вы скажете, что всё это лишь ребячество и не более, что нами двигали животные инстинкты, учуяв сладостные феромоны. Я же скажу, что мы выше этого. Знаете, и я, и Вы — мы оба всю жизнь копили всю нежность и любовь в сердце, и завидев родственную душу, решили подарить всё, что у нас было. Я всегда говорю, что любовь — это трагедия, величайшая тайна мира! Никакие жизненные удобства, расчёты и компромиссы не должны её касаться. И если уж так, то я хочу, чтобы и нас ничего не касалось, понимаете? Я знаю, что понимаете. Там, в Париже, возле Эйфелевой башни. Именно там закончится наша трагедия, будь бы мы оба там, верно? Но я не хочу, чтобы она когда-либо кончалась. Возможно, это и правда глупо, но я больше не хочу любить кого-то так же, как Вас. Да и не будет это любовью. Я всего лишь буду искать похожих на Вас, моя дорогая Джису, и так и умру, не удовлетворив себя ни на секунду, потому что постоянно буду желать Вас и только Вас. Но это эгоистично, не находите? Я вот считаю, что истинная любовь — это самопожертвование. Не должно быть упреков, что кто-то кому-то чем-то обязан или что-то должен. Вы просто любите и счастливы, что любите. Если же Вы хотите, чтобы Вас любили — это и не любовь вовсе, а чистой воды эгоизм. Я люблю Вас, я счастлив от этого и не жду, что Вы мне подарите что-то. Вы не обязаны быть со мной снисходительны или милы. Вы должны быть собой, и это главное. Находясь там, я всегда буду знать, счастливы ли или же грустите, я всегда смогу наблюдать за Вами, всегда быть рядом. Больше мне и не надо.       Я так много говорил о себе и лишь о себе. Теперь же хочу слышать только Вас и Ваш голос. Поговорите же со мной. Скажите что-нибудь. Мне здесь так хорошо. Вы — весь мой мир.

      Искренне Ваш,       Чон Чонгук       P.S. Я жду Вас в Париже. Ведь этот город создан для нашей любви.

      Наверное, плакать из-за незнакомого человека очень глупо, но Джису плачет. Она упускает, точнее уже упустила, кажется, любовь всей своей жизни. Причем своими же руками убила её, взяла и задушила своё счастье. Ким падает на пол, солёные капли растворяются на деревянных досках, а крики сокрушают хрупкие стены маленькой квартиры. На что она, собственно, надеялась? Уж явно не на настоящее одиночество. Однако она променяла одно на другое, и даже не знает, какое лучшее: физическое или ментальное. Сейчас Джису не жалеет себя, не говорит о том, что больше его не увидит, она жалеет его, жалеет его жизнь, которой он пожертвовал ради их любви. Можно ли было этого избежать? Да, если бы Ким никогда не боялась. Тогда она чувствовала такой огромный страх остаться в конечном итоге ни с кем. Ну вот и осталась, браво! Но… Джису не чувствует, что одна. Он здесь, Чонгук здесь, он рядом с ней. Он буквально в каждой вещи, в каждой пылинке.       Ким еле как поднимается с колен, вытирая мокрые щеки и глаза. Роется в пластинках, почему-то улыбаясь, находит Сонату номер два Людвига Вана Бетховена, и музыка заполняет эту душную комнату. Она находит на столе ещё одно письмо, только обращенное ни ей. Признание в самоубийстве и завещание, в котором всё имущество принадлежит теперь девушке по имени Ким Джису. В столе несколько сотен долларов и маленькая фотография улыбающегося Чонгука. Джису берёт её в руки, открывает шкаф и достает ту самую белую рубашку, которая до сих пор пахнет им. Она стягивает с себя это платье, распускает волосы, снимает перчатки и туфли, оставаясь в одном лишь белье, натягивает на себя мужскую вещь и садится на диван, поджимая колени к груди, а в руках покручивая фотографию молодого человека.       Окна распахнуты, впускают шум машин, поездов и самолётов, который смешивается с прекрасной мелодией сонаты. Воздух попадает в эту маленькую комнату, как и последние лучи солнца. Джису прижимает к носу ворот рубахи и прикладывает к губам снимок. Она опять плачет, только в этот раз уже от счастья.       — Он меня простил, теперь всё будет хорошо…       Джису теперь здесь, живёт в его сердце, как и он будет теплится в её крохотном мышечном мешке.       Любовь, и в самом деле, настоящая трагедия…