я плачу, ртуть вниз стекает как слезы, и нет больше сил, и не нужны твои розы. Охапка цветов мне не сгладит улыбку. и я, будто шип, кольну тебя без ошибки.
карина — самый настоящий цветок тьмы. нечто светлое, выросшее в кромешной тьме. карина — прекрасный белоснежный цветок, на который медленно-медленно капают капли ало-красной крови, эта кровь желает запятнать её божественную сущность, доказать, что чисто-белая лилия, какой она и является, тоже имеет свои изъяны. кровь стекает по нежным лепесткам, цветок на мгновение становится красным вместо привычного белоснежного. а ровно через секунду эти самые нежные лепестки впитывают в себя кровь, снова возвращаясь к своему привычному оттенку. хотя какие лилии. ликорисы. катя знает, что ликорисы — цветы смерти, очень-очень хорошо подходящие карине., а карина, ни о чём не подозревая, всё также улыбается, разговаривает со всеми в привычно-мягкой манере и постоянно смеётся, а на душе у неё невыносимая боль, потому что она сгорает. и горит. и всё из-за кати, из-за любви к ней. они обе сгорают по одинаковым причинам, но ни слова друг другу об этом не скажут. и говорить не будут. потому что строят из себя сильных. сильные — это те, кто не плачут и не жалуются. такие, как они. такие, какими они обе хотели бы быть, но сейчас им остаётся довольствоваться только моральным разложением. в одиночестве справляться со своими накопившимися проблемами. ровно до того момента, как катя не увидит плачущую подругу, сидящую около окна. — что случилось? — спрашивает катя, чувствуя что-то нехорошее. карина никогда не плакала, по крайней мере, при ней. карина изумлённо оборачивается — не знала, что кто-то мог подкрасться к ней сзади и напугать подобным образом. пытается выдавить из себя улыбку, а на глазах — слёзы, всё тело дрожит. руки в крови. изрезаны кухонным ножом. крови почему-то не так много, как должно было бы быть. катя почти кричит от ужаса. как бы она показательно недолюбливала карину, видеть её сейчас в таком состоянии — самое, что ни на есть, наказание для них обеих. — почему… — спрашивает тихо, нежно обрабатывая порезы на руках бинтами и антисептиком, — что-то произошло? черт, кариша, почему ты улыбалась и ни слова мне не сказала… — боялась твоей реакции, — карина утирает слёзы, но получается только чувствовать боль при движении, поэтому она сидит смирно, пока катя, проклиная всё живое, обрабатывает её порезы — впервые без присущей улыбки, и им обеим очень неудобно от этого, — ты знаешь, я… — её голос срывается, — я очень тебя люблю. — нашла проблему, — вздыхает катя, — я тоже тебя люблю, и что? пыталась обезопасить от саморазрушения, тщетно думала, что с тобой всё нормально, и что в итоге вышло? никогда не смей резать вены из-за какой-то там любви, слышишь? это неслыханная тупость. карина молча кивает, оглядывая свои руки, которые теперь чуть ли не до локтей в бинтах — выглядит эстетично, подмечает она, очень эстетично и красиво., а ещё эти бинты нанесла ей катя. карина готова стерпеть всё, любые ожоги и удары от неё, потому что искренне любит. и всё ещё пытается понять, почему противоположности притягиваются. правда, что карина — не иначе, чем цветок смерти, белоснежный ликорис, который впитает в себя любую кровь, портящую и отравляющую её существование. если она — ликорис, то катя — нескончаемый поток крови, пытающийся попасть и запятнать невинный цветок, приравнять с собой и сделать так, как хочется ей. карина же спокойно подчиниться. даже если ей не будет это нравиться, но жить по-другому она не научена.приляг на траву. руки опрокинь. распластай по ветру. нет твоей вины. разольёшь вино — растечется пусть. выпей остальное, если очень грустно.