У всего своё время

Чон написал следующим вечером. Телефон завибрировал, и Юнги, который, не стянув до конца джинсы, устало плюхнулся на кровать, взял его в руки. «Прогулка ещё в силе?» Омега внимательно вгляделся в слова, и сердце сладко зашлось гулким стуком. Мин вскочил, гипнотизируя  иконку  для набора текста. Что написать? Как ответить? Может надо ответить как-то по-особенному? Не будет ли простое «Да» слишком скупым? Мысли вихрем пронеслись в голове. Надо подумать. «Конечно!» — всё на что хватило фантазии. Юнги тяжело вздохнул, ругая себя за глупость. Чонгук прочитал моментально, но не отвечал уже целую секунду, и омежка заволновался, может стоило задать вопрос, чтобы начать диалог? Надо было быть умнее. «Жду с нетерпением. Как твой дядя?» Юнги улыбнулся, задумался, зубами сминая свои губы. «С ним всё хорошо. Не волнуйтесь. Как ваши дела?» «Переводишь тему?» — омежка даже прочитал это чоновским басистым голосом. «Нет! Что вы?!» — стало ответом, но, подумав,  Мин добавил. — «Мне действительно интересно как вы.» Сообщение просмотрено. Юнги сел на кровать, не отводя взгляда от экрана мобильного, крепко вцепившись в него. Прошло больше двух минут. Ответа нет. Мин вздохнул, кусая свои губы от нервозности. Рок прогремел на всю комнату, омежка вздрогнул и автоматически нажал кнопку ответа. — Алло. — Я освободился и решил, что по телефону откровенничать легче. — Чонгук прочистил горло. — Значит, хочешь знать как у меня дела? — Угу, — выдохнул омежка с трепетом. — У меня наступил новый день. Очень медленный и ленивый.  Знаешь, сегодня неожиданно жарко. Настолько, что даже мой отпуск тает. — Попытался пошутить альфа. Шутка не была лучшей,  но омега хихикнул и более того, немного расслабился. — Значит, нужно провести его с пользой. —  Омежка запнулся, не зная, что ещё сказать. —  Так как ваши друзья? Вы уже видели ребёночка? — Какие друзья? — опешил альфа, но вспомнил о своей маленькой лжи. — А, — протянул он, — друзья! Отлично! А ребёнок… тоже отлично. — Наверное, он миленький. — Ну, да. Мелкий и… Милый, в общем. — альфа ещё раз прочистил горло, чтобы сгладить неловкость и взять ситуацию под контроль. — Куда  мы завтра пойдём? — В парк. Здесь есть очень красивый парк, погуляем там. Может, я покажу вам свою старую школу. — Где ты учился? — Угу.  Если хотите, можно просто сходить в кино. — В кино? — Да, — Омега вздрогнул, когда снизу донёсся крик Хака: «Юнги, иди есть!». — Уже на свидание зовёшь? — в этот момент усмехнулся альфа в трубку. Юнги залился краской от стыда и резко впечатал телефон в мягкую постель. Какой позор! Да, альфа шутил, но в голове Юнги сразу забилась мысль, что Чон раскусил его, причём давно. Омега обхватил  вспотевшими ладошками свои горящие щеки, потёр лицо, пытаясь взять себя в руки и вновь схватился за телефон. — Я имел ввиду, что красивого в нашем городе не так много, и если вы хотите, можем скоротать время в кино. — выпалил он на одном дыхании. Альфа притих на том конце. — Я предпочитаю коротать время за разговорами. Поэтому, думаю, лучше погулять и зайти куда-нибудь поесть. — Хорошо. Раздался стук в дверь. — Ужин готов. Спускайся. — Что за голос? Дядя? — Да, ужинать зовёт. — А, ты не ел… — альфа помолчал с минуту, — тогда покушай хорошенько. Приятного аппетита. — Угу. — Мне тоже пора. — Чон вздохнул. — До завтра. — И тебе. Несколько секунд оба вслушивались в дыхание на  противоположном конце трубки, но Чонгук всё же сбросил вызов. То, что ни парка, ни кино  им не видать, оба поняли ближе к шести часам.  Погода была мокрой. Небо заволокло тучами, дождь лил как из ведра, хлестая резкими, крупными каплями поверхность темно-синего зонта альфы. Несмотря на ливень, Гук наотрез отказался отменять встречу: впереди было целых четыре дождливых дня, а для Чона время сейчас на вес золота. Чонгук нажал на кнопку звонка — за час до свидания омега позвонил ему и просил перенести встречу, но, в итоге, они договорились, что Чон придет к ним домой, попить чаю, — дверь открыл Хак. Старик выглядел живее, чем в последнюю их встречу, его фигура стала  мощнее. Тело понемногу приходило в себя. Хак лукаво сверкнул глазами, оглядев мокрого альфу с головы до ног. Гук сразу учуял неискренность. — Рад вас видеть,  мистер Чон. Какая удача, что мы снова свиделись. Заходите, заходите! Не стойте на улице. Мужчина отодвинулся, освобождая узкий проход. Чонгук бросил на него холодный мимолётный взгляд, шагнул внутрь. Квартирка была обычной. Чуть меньше чем представлял себе Чон. Стены были выкрашены в бежевый,  их украшали разные рамки с фотографиями, на которых были изображены незнакомые Чонгуку люди. Похоже здесь недавно сделали ремонт. Он заметил  обычную обстановку, лестницу, что вела на второй этаж, и омегу. Юнги суетился вокруг стола в зале, расставляя кухонные приборы. Он скромно улыбнулся, когда поймал взгляд зашедшего  альфы, нервно потянул рукава темной блузки вниз, от чего она немного сползла с его плеч, оголив добрый участок белой кожи. В ней его тонкая фигурка выглядела более хрупкой и незащищённой,  Чонгук смотрел, и на секунду у него возникло острое желание провести ладонью по стройной спине омеги, почувствовать нежность материи и мягкость тела. — Вы весь мокрый! — омега подлетел ближе, помогая Чону снять куртку. — И всё равно красив как Бог, — добавил альфа и, довольный шуткой, усмехнулся, но, заметив зашедшего за ним Хака, который загадочно ухмылялся себе под нос, помрачнел. Не в такой обстановке должен был проходить этот день. Омега прикусил губу, сдерживая порыв счастья, улыбнулся ещё шире. — Что же ты как не родной?! — Хак сощурился, пристально с головы до пят рассматривая Чонгука, которого передёрнуло от этого «ты». — Не против? — заметив его реакцию всё же поинтересовался старик. — Нет. — буркнул Чон. — Тогда садись за стол, Юнги сейчас пирог принесет. Вишневый. Любишь вишню? Чон кивнул. — Отлично! Значит, свой. Чонгук молчал партизаном. Юнги упрямо копировал его. Болтал только Хак. Без остановки нёс что-то про отдавленную в общественном транспорте ногу, наглость типа, что как раз отдавил эту самую ногу и, вообще, вспоминал былое. Расспрашивал Чона про его работу и «друзей», но альфа отвечал односложно — никак не мог расслабиться. Что-то в этой ситуации чувствовалось неправильным. А именно фамильярность старика, его словоохотливость. В прошлую их встречу, Хак не был таким, он вообще не производил впечатление человека, готового расшибиться в лепешку, чтобы понравиться, скорее, Хак спокойный, не лезет не в свои  дела, но сейчас всё совсем иначе, чем думал Чон. Подхалимство старика, с этой нагло-лукавой улыбочкой, выводят из себя. Когда Хак поставил на стол бутылку вина, альфа и вовсе вскинулся. — Нам нельзя, — Хак очертил взглядом себя и Юнги, — но ты будешь. — Я не пью. — отрезал альфа, подозревая, что старый черт имеет намерение споить его. — Бокал ещё никого не убил. — Настаивал старик. — Давай, один, но полный и до дна. — Извините, я… — цедит сквозь зубы Чон, обводит лицо мужчины, ледяным взглядом. Обстановка накаляется, и даже деланое  добродушие старика не спасает, скорее подогревает в Чоне желание напасть и ударить, чтобы не нервировал больше. —  Что же ты? Это неуважение к хозяину дома! Хак насупил поредевшие брови, Юнги закатил глаза и кивнул Чону, когда тот недоверчиво глянул на Хака, а потом и на омегу. — Ладно.  — неохотно, через несколько долгих мгновений. — Не волнуйся, мы ничего  не подмешивали тебе. — мужчина улыбнулся, а Гук недоверчиво зыркнул на него. Чонгук  залпом выпил бокал, не чувствуя вкуса напитка. Выпил и поставил прибор обратно. — Ну как? — Горьковато. — ответил, чтобы от него отвязались. — Это ты не распробовал. — оскалился старик, — Давай ещё одну. — Ещё одну?! — переспросил Чон, возмущаясь, чувствуя как бурлят внутри гнев и разочарование от проведения этого вечера. — Только половинку. Альфа вздохнул, скрепя сердце, снова перевел взгляд на омегу. Юнги тоже выглядел расстроенным. Тоже… Сердце сжалось от сожаления. В конце концов, Чон отказался переносить день прогулки и они теперь вынуждены были тратить драгоценное время на этого старого обмудка. Альфа стиснул зубы. Хак пожал плечами, а Чон снова опрокинул в себя содержимое бокала и, хмуро уставился на тарелку с недоеденным мясом перед собой. Старик продолжил болтать. Изменилось всё только минут через пятнадцать. Чонгук втянулся в разговор. Подумал, что, возможно, это алкоголь, а, может, всё-таки есть шанс наладить отношения с этим Хаком, когда они с Юнги будут вместе. Мысль пронеслась стремглав, как что-то естественное, и Чонгук, осознав это, на пару секунд впал в ступор. Даже без запаха, Юнги ему нравится. — Так, ты живёшь с родителями, как я понял. —  Хак кинул взгляд на Юнги, как бы приглашая, спросить что-то. Щеки омеги заалели, он посмотрел на  расслабившегося Чонгука. — Нет. Я живу один. Моих родителей уже нет. — Голос Чона даже не дрогнул, он перевёл взгляд с Хака на Юнги, и у последнего создалось впечатление, что разговаривают только с ним. — Папа умер от рук хулиганов, когда мне было семь. Его пытались ограбить… А отец умер от инфаркта около года назад. — Вы решили стать следователем… тогда? — неуверенно спросил Мин, проникся. — Ну, почти. Тогда я понял, что моя жизнь будет посвящена ловле таких людей. Сначала хотел стать прокурором, хотя потом меня и занесло в следователи. Но я не жалею. Люблю свою работу. Наступила неловкая пауза, Чонгук опустил взгляд, вспоминая минувшие годы, а Юнги, сжавшись в комочек, сидел, не зная, что ещё сказать.  И снова спас положение Хак. — Юнги, мы уже дружно перешли на ты. — напомнил он. — Точно. — кивнул омега в ответ. — Почему же у такого видного альфы нет мужа и детей? — Старик мягко ощупывал почву, но Чон не отреагировал. Его глаза остекленели и застыли, направленные на какую-то точку в пространстве перед собой. Юнги вспомнился момент их разговора в камере. Хак легонько подтолкнул омегу ногой под столом и едва заметным жестом указал на альфу, что сидит в трансе. Юнги всё понял, притворно кашлянул, чтобы привлечь внимание, но реакции никакой не добился. — Чонгук, — сгорая от смущения, пискнул Мин. Раньше с произношением его имени у омеги не было проблем, свои чувства к этому альфе он больше воспринимал как благодарность, благоговение перед добродетелем, что помог ему, наставником; словно трепет перед отцом. Но с тех пор как Мин осознал свои романтические чувства к этому мужчине, всё изменилось. Теперь одно упоминание об альфе заставляло его краснеть, а его имя приобрело такую ценность, что, казалось оно обладает невиданной мощью, силой, как какое-то заклинание, и произносить его надо, соответственно, осторожно, желательно, не очень громко, чтобы последствия были не такими глобальными. Чонгук вздохнул, отморгался и поднял взгляд на омегу. Уголки его губ медленно поползли вверх, и он совсем легкой  улыбкой, полной нежности, будто предназначенной особенному для него человеку, заставил померкнуть весь остальной мир в глазах Юнги. Чон, сообразив, что он непростительно долго смотрит на омегу, а старичок, это заметив, переводит взгляд с одного на другого, поёрзал, разрывая зрительный контакт, садясь по удобнее, прочистил горло. В последнее время он делал это особенно часто — слишком много неловких моментов приходилось сглаживать. Омега отвёл глаза. — Я сейчас приду. — хрипло выдал Юнги, встал, ощутив тремор в руках и дрожь в коленях, а потом и как колотится сердце. Поплелся в сторону ванной комнаты. Любовь — такой стресс для организма. Хак проводил его взглядом и как только Мин скрылся в коридоре, фыркнул. — Зачем ты это делаешь? Вот оно. — Что? — Зачем сбиваешь его с толку? Думаешь, что наиграешься и бросишь? Вот только учти, что я тебе пакли пообломаю, если обидишь этого ребенка! — Хак поднялся и перегнулся через весь стол, занимая больше пространства, фактически выплевывая  слова в лицо оппоненту. Чон, весь вечер ожидавший подвоха, вдруг заликовал. На секунду уголок его губ пополз вверх и альфа хмыкнул. Теперь всё встало на свои места. Как это не странно, только сейчас, с нависшим над ним грозовой тучей стариком, он смог успокоиться, взять себя в руки. Лучше ледяная атмосфера правды, чем удобной, теплой лжи. Но, всё-таки, каков хитрец этот старичок-одуванчик. Чонгук набрал в лёгкие побольше воздуха, делиться кислородом с этим старикашкой вдруг стало омерзительно, — все мысли о возможном хорошем отношении рассеялись пылью в на ветру. Альфа скривился в  презрительной усмешке: — Почему я слышу это от того, кто столько лет избивал этого ребенка? Хак поджал губы, пыл его мгновенно угас, тело его напряглось ещё сильнее и подалось немного назад, но он проглотил  ком вины, вставший поперёк горла. Его губы задрожали. — Это дело прошлого. — И всё, что вы можете мне сказать? Раз так печётесь о нём, надо было думать перед тем  и как напиваться. Но не мне вас судить.  —  Лицо  Чона стало серьезным, он не сводил своих черных омутов с глаз старика, совсем как в день их первого знакомства, — Я приехал сюда ради него. Все эти три месяца прокручивал в голове наши разговоры и решил, что готов взять на себя ответственность за него. Он мне нравится, я сам кому угодно пакли пообломаю и сейчас тоже руки чешутся. Но ему это не понравится. Вы тоже учтите, мне не нужно ваше согласие, и я не прошу о помощи. Хотя бы не мешайте. На морщинистом лице застыло замешательство. Хак молчал, впечатленный не столько тем, что ради Юнги Чон преодолел такое расстояние, а больше формулировкой его признания. Решительностью, которая сквозила в его голосе. Юнги набрал в ладони холодной воды и всполоснул лицо. Стало легче. Он пару раз судорожно вздохнул, унимая бешено бьющееся сердце и медленно осел на пол, оттягивая возвращение в комнату. В зале повисла гнетущая атмосфера,  кажется, даже невооружённому глазу были видны мрачные, темные сгустки дыма, что клубили над обоими альфами. Один сидел скрестив руки на груди, излюблено уставившись в одну точку, другой сосредоточенно помешивал ложкой давно остывший чай. — О чём говорили? — встрял Юнги, присаживаясь на своё место. Оба с одинаковой неприязнью переглянулись. — Да вот, — усмехнулся Хак, — потеряли нить разговора. Омега понимающе промычал: — Чонгук, — Юнги снова ощутил как колотится сердце и алеют щеки, — поешь, дядя — бывший шеф-повар, и старался к твоему приходу. Хак смутился. А Чонгук лишь ухмыльнулся. —  Правда?  Что же вы так переживали? Я не хотел доставлять никому такие хлопоты. —  Ничего. Это было не сложно. — Я сразу отметил, что это очень вкусно, — блефа нет. По крайней мере, звучит искренне, исключая тот момент, что Гуку и кусок в горло не лезет. — Вы, кажется, всю душу в работу вкладываете. Хак смотрит настороженно, затем, обдумав слова Гука, кивает. — Стать  шеф-поваром — мечта моего детства. — Понимаю. Юнги спохватывается быстро, не желая потерять тему разговора. — А ты о чём мечтаешь, Чонгук? Альфа чуть замялся, смущённо улыбнулся. — Я мечтаю о большой семье. Повисла тишина. Хак  фыркнул, подумав, что Чон довольно аккуратно вешает лапшу им на уши. — Хорошая мечта. — проблеял  Мин. — А ты? — спросил альфа, придвинул стул ближе к столу, чуть левее, в сторону омежки. — Ну, у меня они связаны с учебой. Через полгода начинается новый учебный год, и я хочу попробовать ещё раз. Только в Сеуле. —  Даже так. Там дорогое обучение. — альфа чуть нахмурился. — К тому же жильё… Уверен, что сможешь это всё осилить? — Я уже вступил в права наследства, но никак не решался продать квартиру родителей. Теперь, придется. На вырученные деньги обустроюсь. Дальше найду подработку. — Я буду помогать ему. Как-нибудь сложится. Чонгук нехотя коснулся  Хака взглядом, словно показывая, что пренебрегает им и его словами. — Надеюсь, не попадешь снова к нам в отдел. — Чон усмехнулся. — Вытащить тебя ещё раз будет большой проблемой. — Нет!!! — воскликнул омега. — Это прошлая страница, а я начинаю с чистого листа. — Да? — чуть насмешливо спросил Чонгук, подавшись вперёд, — Так держать.  Но этого недостаточно. — Что ты имеешь ввиду? -завелся с пол-оборота Мин, почуствовав попытку надавить на его веру в себя, — Думаешь, я не способен что-то сделать без чужой помощи? — Это не так. Лишь говорю, что каждый нуждается в поддержке. И это нормально.  У меня тоже бывают проблемы. Омежка притих. —  Ты умеешь готовить и вставать на стул? Омега опешил, но кивнул. — Зачем это? —  Чтобы ты смог дотянуться до верхних полок шкафов на моей кухне. — В смысле? — Я могу предложить тебе пожить у меня пока ты будешь в Сеуле. В моей квартире три комнаты,  две всё равно пустуют. А ты сэкономишь. Да и я буду за тобой приглядывать — помогу, если что.  Омега округлил глаза, а Хак наоборот, сузил их, пристальнее всматриваясь в лицо Чонгука. — Это неловко! Я не смогу так. Опять вешать на тебя свои проблемы… — Я сам предлагаю тебе это. Всё отлично. К тому же мне нужна помощь по дому, — альфа уязвлено помялся, — у меня вечный бардак. Юнги взглянул на Хака. Старик молчал, думая о чём-то. — Я не заставляю, ты можешь отказаться. Только хорошо всё обдумай, это удобно для всех. — Мы подумаем, — буркнул Хак, и Чон решил, что старик точно постарается вставить ему палки в колёса. — Подумайте. ✓✓✓ Чонгук вернулся в Сеул бледным, с крупными кругами под  глазами, но счастливым. Пак как всегда сидел за монитором, когда Чон перешагнул порог кабинета. — Ну что, соскучился?! Пак обернулся на голос, встал и они встретили друг друга громким взаимным восклицанием буквы «О» и рукопожатием. — Ну как? —  Ель был необычайно подвижен, в его карих глазах мелькнул интерес. Вопрос   равнозначно можно было отнести и  к проведенному в Пусане времени, и к сдвигам в отношениях с Юнги, — Чонгук предпочел последнее. — Где твой крысиный костюм? — Пак оглядел его с головы до ног: черные штаны, сероватая ветровка с черными рукавами и копюшом. Одежда, которая ему действительно идёт. — Выглядишь, как подросток. Ты подстригся? Охренеть, что он с тобой сделал? Где мой старик?! Чонгук засмеялся. — Я тоже рад видеть тебя. — Он, напевая что-то двинулся к себе. — А-ну стой! И что? Ты ничего не хочешь мне рассказать? — Вечером, дружище, вечером. — И они обещали подумать, -Чон сунул в рот ложку риса и с звериным аппетитом откусил сочное мясо с хрустящей корочкой от жаренной куриной ножки. Они сидели в том же кафе, что и три месяца назад.- Так что, ничего неизвестно наверняка, но, если всё пойдет нормально, в следующем году у меня будет жить очень хорошенький омега. — Скадрил, всё-таки… — Не совсем. Он собирается учиться в Сеуле, и я предложил ему пожить у меня. Привыкнем друг к другу, притрёмся, может, до этого момента к нему вернётся запах и я наконец узнаю истинный он мне или нет.  Хотя, не думаю, что это уже имеет значение. — Да ты смотрю по полной втюрился! — Чанель прыснул, и, тут же прикрыв рот рукой, закашлял. — Да уж, — с улыбкой выдохнул Чон, — мы каждую ночь переписываемся до трёх часов утра. И всё равно находится много интересного, чего я не знаю о нём. — Гук смутился, — Да что мы всё обо мне! Как Бэк, как ребенок? — Живёт. Как обычно много истерит, но у меня появились защитники. Когда Колобок кричит на меня, они начинают пихаться.  — Чанель восторженно засмеялся. — Чт… Они? — Да. Двое альф. Однояйцевые близнецы. — Значит, вас теперь четверо. Поздравляю. — Спасибо. С тех пор как мы помирились, он сводит меня с ума и не даёт спокойно выспаться. Недели две назад, сплю себе на диване, никого не трогаю, и тут прилетает мне в лицо подушка. — Пак выпучил глаза, зажестикулировал руками, губы его блестели от выпитого алкоголя. — Я очнулся, не могу понять что случилось! В комнате тьма тьмущая хоть глаз выколи, а я чувствую, как что-то копошится под моей головой. —  У Пака вырвался смешок, — В общем включил я фонарик, а это оказывается Бэк. Подменил мне подушку и ушёл с той на которой я лежал, нюхая её. — Чанель раскатисто засмеялся в голос. — Он не нормальный. Я уже не смогу без него. — Пак помолчал, думая о чём-то, — А сейчас мы спим вместе. Всё отлично. Кстати, который час? Меня Бэк закопает, если я задержусь. — Пол девятого. — Пора домой. — Пак достал телефон и направил камеру на Чона, — Только сначала, передай моему омеге привет. Недоумение пронеслось на лице Чонгука, но он всё же кивнул: — Привет, Бэк. Как ты? — Я зависаю с Чонгуком! — Пак и сам помахал в камеру. — Да, он весь вечер был со мной. — Всё скажи «пока-пока»  Чону. Увиделись и хватит. — Пока. Чанель удовлетворенно посмотрел видео. — Это жутко, что тебе приходится, так перед ним отчитываться. —  Это на всякий пожарный. Я не думаю, что оно пригодится. После разговора про Лухана, он стал очень тихим. Ни слова мне не говорит об изменах. До беременности тоже он делал это очень редко, но сейчас совсем молчит. И меня больше пугает, что я не знаю содержания его  головки.  Там может быть всякого понамешано. ✓✓✓ Flash back(больше двух месяцев до  отъезда Чонгука в Пусан). Пак вздрогнул во сне, открыл глаза, ощущая лёгкое жжение под веками. Опять он не выспался. Без омеги, его мягкого, тёплого тела рядом, альфа ощущает тревогу, не может расслабиться. Чанель  поморщился, провёл ладонью по лицу отгоняя остатки сна и, полежав несколько минут, глядя в потолок, потянулся за телефоном. На часах два часа ночи, в комнате темнота кромешная. Пак по обыкновению включил фонарик — лень подходить к к влючателю — и пошел в уборную. За закрытой дверью горел свет. Альфа прислушался к непонятным звукам, доносящимся с той стороны, всхлипы, хлюпанья, и встревожился, потянул осторожно  ручку двери, тихо-тихо, чтобы омежка не услышал, вошёл. Повезло. Привычка Бэка не запирать дверь сослужила. Когда они только начали жить вместе Ёль очень бесился с этого, — Бён бывало и входную дверь оставлял открытой, — но со временем привык, и сам омежка тоже. Теперь такую вольность он позволял себе только дома. Омега сидел на кафельном полу, спиной к альфе, содрогаясь от тихих всхлипываний. Он приподнял голову, одной рукой лихорадочно размазывая слёзы по лицу, вторая же лежала на его  слегка выступающем животе. Вдруг Бён толчкообразным движением дёрнулся вперёд к унитазу, омегу вырвало. Альфа было подался к нему, но в следующую секунду замер — его осенило. Бэк беременный. Дрожь прошибла тело,  ноги стали ватными, Пак оперся спиной о стену — надо устоять. Пару раз глубоко вздохнул, успокаиваясь, пытаясь взять под контроль чувства — свою любовь, облегчение и нежность,  которая затопила его до краёв. Затискать бы это злющее, кусачее  создание до хруста в костях,  и сожрать, чтобы уже и ближе некуда, и вместе навсегда. Бэкхен сидел изнуренный и опустошенный. Он почти засыпал, оперевшись​ головой о бортик ванны. Его мутило и на звуки из вне он попросту не обращал внимание. Сон брал своё и всё внешнее слышалось как сквозь толщу воды. Сил не было даже на то, чтобы подняться на ноги. Омега сжался в комочек, закатил слипающиеся глаза и прикрыл веки. И так каждую ночь. Желудок извергает ужин и если голодный омежка встаёт ночью поесть, то и перекус. — Бэкки, не спи здесь. Простудишься. —  Омежка вздрогнул, слегка  приоткрыл  красные, влажные глаза и снова закрыл. Пак сел на корточки рядом, лишь слегка поморщился от запаха рвоты, больше волновался за Бэкхена, — омегу бил тремор. Альфа привстал, включил теплую воду, чтобы наполнить ванную,  закрыл слив пробкой. — Идём, помоемся, а потом в кроватку. Пак стянул с омеги пижамную кофту, помогая высвобождать руки, словно ребёнку. Просто видел, что Бёну тяжело, он совсем сонный, даже не говорит ни слова против, молча позволяет себя терзать какими-то лишними движениями. Обычно он кинул бы в ответ что-то колкое, но не сейчас. Когда омежка со вздохом очнулся,  он с удивлением обнаружил себя в ванной, лежащим на груди у Чанеля. Длинные ноги Пака торчали по бокам, его широкие ступни опирались на стенку перед концом ванной.  Сам же альфа тихо возился над ним, то нежно намыливая губкой омежью кожу, то, зачерпнув рукой горячую воду, смывая белую пену, вытекающими между пальцев струями. Это был первый раз, когда они мылись вместе. Обычно Чанель не любит мыться в горячей воде,  а  Бен ненавидит  «ледяную» воду, в которой дрогнет часами Ёль.  — Тебе не горячо? — хрипло шепнул Бэк, с трудом разорвав слипшиеся  губы. — Горячо. —  бодро пробасил Ёль в ответ. Бекхен затылком почувствовал как от его горла отдается совсем лёгкая вибрация и с удовольствием зажмурился. — Но я вроде уже привык.  И мы так давно не прикасались друг к другу. Я соскучился. Если это мой шанс полапать тебя, я его не упущу. Бэк слабо улыбнулся. В волосы на затылке выдохнули порцией обжигающе-тёплого воздуха, и к этому же месту припали мягкие губы. По позвоночнику прошлись мурашки. Чанель размеренно дышал в его волосы, наблюдая как они колышутся при вдохе и  разлетаются при выдохе, всё думал спросить омежку про беременность, но решил отложить это. Пока надо наслаждаться моментом близости. Живот у омеги выпирал совсем немного, но сам вид натянутой, принимающей округлые формы кожи, где растёт его будущее, его частичка, волновал альфу. Он протянул руку, положил ладонь на живот омеги, и что-то случилось. Какое-то облегчение, или это просто трепет, смешанный с радостью и страхом… Но от сносящей волны этого чувства, поджались пальцы на ногах, захотелось сказать Бэку «спасибо». За то, что любит его. Носит его ребенка. Просто за то, что он есть у Пака. Альфа еще раз вздохнул и, наконец ощутив как одеревенел омежка, убрал ладонь. Ну как убрал… Сдвинул её к омежьей груди, грубо  ущипнул за сосочек. Бека словно ударило током. В последнее время он часто испытывал боли в этой части тела. Врачи как один говорили, что это лишь перестройка гормонов и организма; что это подготовка к вскармливанию ребенка. Бэк терпел, вскоре боль, конечно, утихла, но проблема встала другая — тело стало слишком  чувствительным. Бэк чуть ли не каждый вечер менял постель, потому что не давали покоя   крошки,  которые, как он чувствовал, врезались в кожу. А теперь это. — Не делай так! — забрыкался омега, цепляясь своими ручками за руку альфы, отдирая наглые пальцы от своего соска. Альфа тихо засмеялся. — Колючка мой, — прижал омегу к себе крепче скрестив руки на его груди, мазнул поцелуем шею. — не дергайся, я же тоже не железный. — У тебя даже не стоит. — А ты хочешь, чтобы встало? Если так, извивайся сколько влезет, но я тебя потом не отпущу. Знай это. — Ёль медленно чмокнул плечо омежки, — Тебе ещё можно? Пак взглядом вперился в его животик, снова дотронулся, и Бэкхен инстинктивно обхватил свое чрево обеими руками, чтобы защитить своё маленькое сокровище, напрягся. — Можно. Но я не хочу. — Какой срок? — Восьмая неделя. Чанель замолчал. Он всё-таки убрал руку, но лишь затем, чтобы зачерпнуть теплой воды и облить ею прохладные плечи омежки. — Бэк, я думаю… — Я не буду делать аборт! — это прозвучало твёрдо, решительно. Бэкхен выдохнул. Впервые за несколько недель он смог спокойно втянуть воздух в лёгкие. — Говори, что хочешь. Это мой ребёнок и я хочу родить его. А ты… — омега сглотнул, — если хочешь…если хочешь, можешь уйти. Я не стану тебя держать. — О чём ты говоришь? Почему ты всегда делаешь такие… странные выводы? Что происходит у тебя в голове? Омега молчал. — За несколько недель… — начал Бэк, запнулся, ощущая как рука альфы гладит его чуть выше чрева, — Перед  тем как я узнал, что у нас будет ребёнок, я встретил Лухана. Ладонь Чанеля замерла на пару секунд, но альфа сделал над собой усилие и продолжил водить пальцами по нежной коже. — И что он тебе сказал? — от прежнего мягкого заигрывания в его голосе не осталось и следа. — Всё. Что ты одновременно крутил шашни с нами обоими. И, что, узнав о его беременности, ты заставил его сделать аборт. Сколько вы встречались тогда? Короткая пауза, сопровождаемая вздохом Пака. — Три года. Это даже нельзя назвать отношениями. Мы просто… трахались. Омега снова замолчал. — Скажи честно, как часто ты изменял мне? — Ни разу. За все десять лет, ни разу. Я люблю тебя и только тебя. Альфа попытался повернуть омегу к себе лицом, чтобы поцеловать в губы, но Бэкхен отвернулся, и Пак лишь слабо мазнул губами по холодной мокрой щеке. — Как мне снова в это поверить? Ты предал меня в самом начале наших отношений. — Я не предавал… — К тому же, заставил омегу убить своего ребенка… Знаешь, я думал, что, получая больше внимания от тебя, я смогу снова довериться тебе. Но… — Голос дрогнул, и Пак услышал всхлип. — Это так не работает.  Теперь, когда я беременный, меня разнесёт и… Я боюсь. Омега  заплакал. — Что мне делать, когда я надоем тебе, и ты выставишь меня. Я не смогу один воспитывать ребенка. —  Я не собираюсь бросать тебя. Тшш. Не плачь. Пак задрал его голову, чмокнул в чуть посиневшие губы.  Альфа вылез и ванны, натянул халат на мокрое тело и притянул к себе омегу, кутая последнего в банное полотенце. — Я не знаю, что он наговорил тебе, — сидя в темноте, на том самом диване, Чанель сгреб в объятья омегу, который успел  натянуть трусы и футболку, обернул и себя, и его в одеяло, прижал к себе. — но уверен, что он многое приврал. Они сидели в тишине, омежка только и слышал, что его голос  и тиканье настенных часов. Было в этом что-то сакральное, магическое, как иначе объяснить, что именно этот момент навсегда врезался в омежью память, заставил задуматься обо всём произошедшем и попробовать поверить  ему. Этот момент был личным,  слова — большим секретом, которым Пак делился. Омега понимал, Чанель  уязвим перед ним, потому что только в этом случае Бэк может  доверять, а альфа это знает, чувствует. Он всегда уязвим. Только перед Бэкхеном. И был таковым до этого момента. Разве может лгать такой человек? — Мы с ним были вместе, потому что у нас была страсть, — Бэк было замер, сглотнул  и попытался выбраться из пут, — ему не хотелось этого слышать, сама мысль, что Чанель может быть с кем-то кроме него травила душу, — но его,  настойчиво заковав в кольцо из рук, заставили принять тоже положение, что и в начале. — Я порвал с ним до того, как мы с тобой начали встречаться, а он ходил за мной хвостиком. Моя вина в том, что я позволял ему это. — голос альфы настолько тихий, что почти переходит в шепот, но его слова сказанные прямо над ухом этим родным басом, заставляют Бэкхена дрожать, внушают веру. — Надеялся, что он сам отстанет от меня, но  он пришёл и заявил, что беременный. Мы с тобой тогда уже встречались. — Чанель упёрся лбом в плечо омеги, — я испугался. Мне  не нужен был этот ребёнок… не от него. Я настоял на аборте и не жалею об этом. Потому что  только тогда Лухан уяснил, что  не нужен мне. Если бы я этого не сделал, он отравлял бы нашу жизнь до сих пор. — Голос оборвался на выдохе. — Даже если не можешь понять меня, просто поверь. Я люблю тебя и никогда не брошу.  Ты мне веришь? — Не знаю. Ты всё время говоришь об истинности, словно, если мы истинные мы обязательно будем счастливы. Будто ты не видишь во мне личность и, если бы мы не были истинными, ты бы не дал мне и шанса. — Это не так. Ты так эпично разложился  предо мной в нашу первую встречу, что я бы по-любому дал тебе шанс. — Не вспоминай это, — насупившись, как котёнок, прошипел омега. — Я счастлив, что нас теперь трое. — Альфа забрался пальцами под футболку, погладил кожу омежки в районе пупка. Омега не двигался, кажется, даже не дышал и Чанель ощутил как глухо и быстро  забилось его сердечко — слой одеяла мешал почувствовать всё в полной мере, но альфа вслушивался, осознанно пытался поймать ритм любимого сердца. — Бэкки, — мурлыкнул Пак, его объятья стали угрожающе сужаться, пальцы прошлись по внутренней стороне бедра. —  Да отпусти, и без тебя жарко. — Омега фыркнул, — И вообще, пора спать. Бэкхен поёрзал, выбираясь из альфьих ручищ, встал, шурша своим одеялом свисающим с плеч, и, шагнув с дивана, засеменил в спальню. Пак вздохнул, лёг, чувствуя тепло того места, где сидел пару секунд назад Бэк, улыбнулся мысли, что они, кажется, помирились. Однако решил не заходить в спальню. Пусть эта надежда остаётся  жива. Хотя бы до завтрашнего утра. ✓✓✓ 3 года спустя. — Юнги! — Бекхен позвал омегу, суетящегося над салатом к шашлыку и сунул ему в руки  сосущего палец ребенка. — Присмотри за Юмином, пожалуйста.-  Бэк нагнулся к уху омежки, — Мне надо в кусты. Юнги кивнул, обхватив попку карапуза крепче, огляделся в поисках его брата. Юджин был рядом. Благополучно ползал по пледу, смеялся,  воодушевленный  радостным шумом игры других детей, агукал что-то на своём языке. — Юнги, салат! — голова Чимина показалась из беседки. — Ещё не готов. Джин режет лук. Чим юркнул обратно. Недалеко от беседки стояли и альфы, что-то обсуждали, сбившись в кучку, переворачивая шампуры, громко гоготали. Несмотря  на то, что на поляне собрались лишь четыре семьи, а рядом не было и души, шумно было очень.  Дети резвились: старшие — двое детей  Джина и Джуна, — весело гоняли мяч, а двое остальных,  помладше, — ребята Чимина и Тэхена, — бегали за ними, пытаясь заполучить шанс забить гол. Они выглядели счастливыми. Юнги прикусил губу, сдерживая улыбку, слегка отвёл голову, потому что любопытный малыш у него на руках, попытался засунуть свои маленькие  слюнявые пальчики в рот омеги. Мин прижал к себе альфенка. — Ух, крепыш, — Чон появился рядом, потрепал ребенка за щёчки, — украл у меня Юнги? — альфа  стрельнул взглядом в омегу. — Хочешь такого? — А ты? — омега подался вперёд, коснулся носом щеки альфы, выпрашивая немного ласки. —  Готов сделать его прямо сейчас. — шепнул  Гук ему на ухо, косясь на группу друзей неподалеку. — Дурак! — омега ткнул его локтем, но расцвел. Иногда Юнги думает, что это сон.  Но, когда просыпается раньше альфы и слышит его дыхание,  смотрит как последний спит и, не в силах больше сдерживаться, льнет к горячему альфьего телу, всё-таки убеждается — всё явь. Когда Юнги решился принять его предложение, его грызли мрачные мысли. Основными были: «Как скрыть от альфы свои чувства?». Потом, в минуты, когда он уже сидел в самолёте в Сеул, начали наслаиваться тревоги о том, что у Чона, наверное, кто-то уже есть и Юнги лишь будет мешать. Альфа  встретил его в сеульском  аэропорту. Чон открыл багажник, нагнулся, чтобы положить в него чемоданы омеги. И именно в этот момент омежка заметил свою странную реакцию на его тело. Чон был одет в темные брюки и широкую черную рубашку,  открытый ворот которой обнажил глубокую впадинку у него под горлом, омега неосознанно облизнулся. Этот факт  выженным клеймом врезался в память, как и то, что салон чонгуковсого автомобиля пропах насыщенным запахом кофе. — Ну что, обламается твой парень.  Наверное, хотел провести с тобой этот год. — Что? — машина уже тронулась с места,  Юнги всё ловил чоновское отражение в зеркале, висящим над рулём. Альфа тоже на секунду глянул в зеркало заднего вида, в глаза Юнги. А тем временем, до омеги дошла суть сказанных им слов. — Нет у меня никого. — Юнги занервничал, замялся. Чонгук это знал. Нет. Скорее надеялся и поэтому ему было необходимо услышать эти слова. Они общались по месенжерам целый год и Юнги ни разу не упомянул, что у него есть поклонник. — Ничего. Скоро найдешь свою любовь и будешь счастлив. Только сейчас, прожив с Чоном три года,  Мин понимает, что Гук тогда намекал на себя.  Хитровыдроченный оказался этот альфа.  Изначально планировал влюбить его в себя. Они жили вместе на правах соседей только полгода. Но сколько стыда тогда испытал Юнги известно только Вселенной. Одним из таких случаев и был вечерний просмотр телевизора. Кто же знал, что Юнги с первого раза включит момент слияния только дорвавшихся друг до друга любовников. Они трахались медленно, при свечах и в полумраке, поэтому Мину потребовалось добрые пару секунд внимательного вглядывания в телевизор, чтобы понять, что там творится. Но когда омега из фильма затрясся как припадочный и трижды неразрывно простонал,  в мозгу стрельнула мысль, что это, блядь, секс, а Чонгук сидит рядом и не́весть что думает. Мин дрожащими руками тыкнул по кнопке пульта, чтобы переключить канал, но вместо этого увеличил звук. Драный, во всех смыслах, омега заголосил громче, а Юнги в панике задеревенел, когда тот чуть ли не крича выдал: — Давай жёстче! Чонгук молча отнял у него пульт, переключил канал. Он был спокоен, выглядел так, словно ему всё нипочём. Юнги, красный, смущенный просидел рядом с ним от силы минут пять. Он быстро умчался к себе, бурча что-то о семинарах и проблемах. Омега захлопнул дверь в свою комнату, тихо сполз вниз. — Кролики ебучие! Какой позор! — провыл, ругая себя. Как только Мин ушёл Чон с облегчением вздохнул и, уверенный, что омега больше не выйдет оттуда, расстегнул ремень, освобождая  своё возбуждение. При омеге Чонгук и двинуться не мог, чтобы не выдать себя, а сейчас и он, встав, ушёл к себе. Пришлось поработать родной правой. О том, что он на секунду увидел на экране самого Мина,  что возбуждение накатило просто от реакции омеги на происходящее на экране, Чонгук никогда ему не признается. Да и, пожалуй, не стоит при нём вспоминать об этом. Весь следующий месяц парень старался избегать встреч с альфой. Заставлял Чона беситься. Но альфа уже выбрал тактику, не нагнетать, добиваться его медленно. Начал с банальных тем, делая вид, что ничего не произошло. Омега оттаял через время, но старался не смотреть на Чонгука. Вообще, после того раза, Юнги начали сниться странные сны. В них они Чоном занимались любовью. Долгой, трепетной. Всё, вплоть до взгляда Чонгука, было настолько реалистичным, настолько ярким, что омега пару раз просыпался содрогаясь всем телом. Со стыдом понимал, что излился во сне. Просто потому что это был Чон, а мозг подкидывал такие дикие картинки, даже сквозь сон омега чувствовал завязывающийся узел возбуждения внизу живота. — Юнги, что-то случилось? — Как-то спросил Гук за ужином, — Я обидел тебя? Или у тебя какие-то проблемы? — К чему вопрос? — удивился омежка. — Ты избегаешь смотреть на меня. Омега мотнул головой. — Тебе кажется. — Тогда подними глаза. Омежьей сердце зашлось гулким стуком. Мин пересилил себя, послушался и, взглянув в черные, прищуренные глаза Чона, что блуждали по его лицу ловя каждую эмоцию, почувствовал как щеки заалели.  Чонгук заметил последнее с удовольствием, широко улыбнулся. — У тебя красивые глаза, — альфа сказал это серьезно, с лёгкой улыбкой. Именно тогда Мин понял, что его чувства, может быть, взаимны и к нему активно подбивают клинья. — Чонгук, что ты думаешь обо мне? — Юнги прикусил язык. Наверное, омеге не стоит быть столь напористым, но нужно уже прекратить эти переглядывания. Серьезно. Это уже не смешно. Лучше сразу поставить все точки над «И», чем мучиться. — Ты мне нравишься. — Сказанно так легко и просто, будто не Чонгук секунду назад растерялся. — Я имею ввиду как омега. — Я тоже. Судорожный вздох. Молчание. — А я? Я нравлюсь тебе? — Чонгук подался вперёд. — Очень. — Юнги покраснел ещё пуще. — Ты уверен? — Омега кивнул, а Чон встал. — Тогда ты не будешь против. Чонгук нагнулся и, мягко удерживая Юнги за голову обеими руками, сомкнул их губы, ненастойчиво  проник в рот омеги языком. Это был их первый поцелуй. Губы альфы были мягкими, теплыми, от него пахло кофе. Юнги задыхался, пока альфа так близко, но с интересом прислушивался к себе и вдруг осознал, что весь мир сузился до одного единственного человека напротив. Человека, чьи руки взъерошили омежьи волосы, пытаясь прижать к себе ближе. Чон оторвался от него, всё ещё не веря в происходящее. Альфа напоследок облизнулся, взглянул на омегу. Мин все ещё тянулся к нему за поцелуем, тяжело дышал. Омега распахнул глаза. Зрачки его, неимоверно широкие, ярко поблескивали от тусклого света кухонной лампы. Губы, покрасневшие и влажные  от поцелуя, были   призывно раскрыты. Альфу снова повело. Он опять поцеловал, но на этот раз жёстче, слегка прикусывая и царапая зубами нижнюю губу. Руки его скользнули вниз, обхватывая талию, стискивая, приподнимая сидящего омегу и притягивая ближе. Альфа и думать забыл о контроле, но омежка что-то  протестующие промычал ему в рот, оперся ладонями о грудь альфы, отталкивая, и взять себя в руки всё же пришлось. — Воздуха, — пропыхтел Юнги, как только Чон разорвал поцелуй. Альфа, тяжело дыша, усмехнулся, покачал головой, опустив глаза, и его внимание привлекла одна очень интересная деталь, а именно — небольшой бугорок в паху омеги. Или это так собрались складками ткани джинс? — Идём в зал. Телевизор посмотрим. — Альфа поднял изучающий взгляд на омегу. Последний зарделся. — Иди первым, я домою посуду и приду. — Я подожду тебя здесь. — Не надо. — Что не так? — Чон плюхнулся на свой стул и закинул стопу правой ноги на левую. Омега посмотрел обиженно, поджал истерзанную нижнюю губу. Но не сдвинулся с места. Они смотрели друг на друга молча, чего-то выжидая, надеясь, что другой отступит. Юнги упрямо молчал, покрываясь красными пятнами от стыда. — У тебя встал? — наконец спросил Чон, а Мину в этот момент захотелось провалиться сквозь землю. — Это просто… — Мин прикрыл лицо ладонями, а Чон встал и снова подошёл к нему. Чонгук положил  ладонь омеги на свой взбугрившийся пах. Омега удивлённо вздёрнул брови. — Рано или поздно мы дойдем и до этого. Здесь нечего стыдиться. Не передо мной. — О чём ты говоришь, — запаниковал омежка, — мы даже не встречаемся! — Тише, — альфа усмехнулся, — ты слишком бурно реагируешь. Я не говорю об… этом.  — Чон зарылся пятерней в свои волосы, оттянул, пытаясь придумать слова, чтобы объяснить свои намерения, но не смог.  Он фыркнул своим же мыслям.  — Ладно. Забудь. Альфа нахмуренный вышел из кухни и оставил омегу одного. Встречаться по-настоящему они начали ещё через месяц. А первая близость случилась лишь  через полтора года. — Чонгук, — омега постучался к нему в спальню  среди ночи. Приоткрыл дверь. Альфа уже спал, укутавшись в одеяло. — Чонгук. Чонгук! — крик шёпотом. Одеяло зашевелилось. Раздалось мычание и невнятное: «Что?». Чон высунулся из мягкого вороха взъерошенный и заспанный. Он приподнялся на локтях, но затем  выставил правую ладонь перед собой, щурясь, спасая глаза от ярких лучей, — из-за открытой двери, в спальню пробивался слепящий свет от ламп на люстре в зале. Юнги выключает всё только перед тем, как быстро, чуть ли не бегом прыгнет в кровать. Чона это частенько раздражает, ведь Мин оставляет включенным свет в других комнатах. Чонгуку, который до Мина жил в одиночестве и полумраке  приходится мириться с этим и ходить за Юнги, чтобы щёлкнуть выключателем. — Можно я и сегодня с тобой посплю? Альфа со стоном откинулся на подушку. Его правая рука всё так же покоилась на ве́ках, защищая глаза от раздражающего света. —  Юнги, который час? — хрипло пробубнил он, — Почему ты не спишь? — Я готовился к парам.  Так можно? — Что? — всё таким же медленным и сонным голосом. — Поспать с тобой! Альфа не ответил, но послышалось тихое храпение. — Чонгук! — Да делай что хочешь! — отмахнулся Чон и перевернулся на другой бок, спиной к омеге. Послышался щелчок, стало темно. Юнги бегом бросился из зала в кровать Чонгука, быстрыми резкими движениями устроился рядом с альфой, прижимаясь к нему спиной, испытывая при этом неописуемый детский восторг — Юнги боится темноты, но рядом с Чоном, окружённый  настоящей баррикадой из подушки и второго одеяла, ему становится спокойно. И ничего, что это одеяло Чонгук достаёт только потому что омега часто просится спать с ним. Зря старается. Всё равно Юнги стырит альфье одеяло, когда Чон подтащит к себе, укутает. А он подтащит. Он всегда так делает. Вот и сейчас. Альфа поворачивается, обхватывает Юнги за плечи и прижимает к себе. И так хорошо становится, так тепло!  Юнги прикусывает нижнюю губу, чтобы сдержать счастливую улыбку, а от немого удовольствия поджимаются пальцы ног. — Везде свет выключил? — первым делом спрашивает Чон, и Юнги, ерзая, сокращая оставшиеся сантиметры между их телами, шепчет: — Да. И всё проверил. — Молодец. — поцелуй куда-то в темечко. Чон вдыхает запах его тела, как что-то совершенно нормальное. Он давно привык, что Юнги не пахнет. Омега чувствует, как альфа сплетает их ноги, а его пах давит на поясницу выступающим бугром, и не боится. Это он ощущает почти  каждую ночь и вроде уже привык. Наоборот, Мин ради интереса проезжается по этому бугру попкой, чувствует как напрягается торс альфы, а его руки сдавливают плечи сильнее, чем надо бы. Но  омежка, довольный реакцией Чонгука, снова прикусывает нижнюю губу. Омега оборачивается, смотрит на любимое лицо. Чонгук очень красивый. Умный. Терпеливый. Чудесный. И он всегда нежен с Юнги. Омега словно всегда жил с ним, рос с ним. Без Чонгука он уже свою жизнь не представляет. — Чонгук. — Ммм… — Ты спишь? — Нет. — хриплый бас проходится по нервным окончаниям, натягивает ноющий узел внизу живота. — Мечтаю. — О чём? — Чтоб ты уснул наконец. Омега хихикнул. — Чонгук. — Спи уже, Юнги. — Я хочу поцеловать тебя. Альфа  вздыхает. Не двигается, ничего против не говорит. В предвкушении ждёт, когда омега, поёрзав, обернется, коснется его губ своими губами и дело не столько в том, что Чону нравится целоваться с ним, сколько в том, что Юнги сам тянется. В такие моменты Чонгук  чувствует себя по-настоящему любимым. Юнги целует нежно. Не так как Чон. Совсем по другому. Если за мягким касанием губ у Чонгука стоят барьеры, колоссальные усилия чтобы не сорваться, и он не может вести себя  в полной мере свободно, то у Юнги в движениях лишь чистая искренность, святая простота. Он выражает то, что чувствует, дарит ласку в лучшем её проявлении. Мин сомкнул их губы,  проник язычком в рот альфы, пробуя. Он делает это постоянно сколько бы они не целовались, словно для него каждый раз как первый. Чонгук тоже наглеет, щипает бока, лезет руками под футболку и, проводя с нажимом,  пересчитывает рёбра. Ему нравится ощущать их движение под тонкой кожей, когда омежка дышит или прогибается. Так обычно и проходят их ночи вместе. Они целуются, трогают друг друга. До большего они ещё  не доходили. Но сегодня что-то пошло не так. —  Я думаю, что готов. — шепчет Юн, встаёт и снимает с себя футболку, чувствуя, что возбужден и хочет довериться Чонгуку. Последний же не сразу понимает о чём он и что делает. — К чему готов? Омежка бросается к нему в объятья, чувствует себя совсем голым, хотя остался только без верха. В  тусклом свете молодой луны, что попадает в комнату через окно, почти ничего не видно, можно различить лишь смутные очертания силуэтов. Но омега слишком смущён и его внимание полностью сконцентрировано на внутренних ощущениях, чтобы рассеивать его на такие мелочи, как внешняя ситуация. — Ты знаешь, — Юнги прячет своё лицо в выемку на его плече, жмётся сильнее, стыдится и уже жалеет, что затеял это всё. — Я хочу тебя. У Чона по телу мурашки пробегают от этих слов, а Юнги и осознать не даёт, снова целует. Это на него не похоже. Чон придавливает омегу к постели, нависает над ним. Мин всё ещё цепляется за плечи, засасывает губы и не даёт разорвать поцелуй. Альфа намеренно больно кусает его за нижнюю губу, отстраняется, чтобы стянуть свою пижамную футболку. Юнги ждёт. Сейчас в его душе зарождается тревога, он ещё помнит свой первый раз, но теперь рядом Чонгук, похоть сползается в живой, бьющийся клубок, и  страх отступает. Наоборот, желание становится сильнее, а внутри всё ноет и тянет, Чона хочется до сжимающихся в напряжении  внутренностей. Омега вздыхает, чтобы успокоиться и тянется к альфе, силуэт которого отчётливо угадывается во мраке. Сейчас из-за возбуждения Мин, несмотря на темноту, улавливает больше деталей: как альфа сосредоточенно сжимает челюсти, от чего его скулы выглядят намного острее, а лицо приобретает хищное очертание; как поднимаеся и опускается его кадык, а кожа у основания шеи, на груди и  спине  перекатывается напряжёнными мускулами. Чон стягивает с него всё, вплоть до нижнего белья,  покрывает быстрыми хаотичными поцелуями шею. Юнги дрожит, ощущая как чоновское горячее дыхание рассекает окружающую их прохладу весенней ночи; как оно обжигает кожу. Альфа ласкает всё, до чего может дотянуться: шею, плечи, грудь, — иногда играючи касается кожи языком, всасывает лакомый участок и на секунду замирает — ставит засосы, — после по новой. Его прикосновения запоминаются каждым рецептором. Юнги чувствует чужое  тепло даже после того, как Чон отстраняется. Мин сам тянется за поцелуем, шарит  руками по альфьему торсу. Когда  альфа добирается до самого сокровенного, омега пугается, дёргается в сторону, но Чон распален до предела, а резину тянуть уже некуда. Альфа придавливает омегу к кровати, шепчет что-то успокаивающее, а сам раздвигает половинки и  пару секунд сидит в замешательстве — омега потёк сам. По сути в этом нет ничего удивительного,  кроме того, что Юнги до сих пор не пахнет, так откуда смазка — основной носитель запаха? Мысли врезаются в мозг, но растворяются в волне похоти, стоит Чону  увидеть как мокрая, блестящая от тусклого света омежья дырочка призывно сжимается и разжимается. Два пальца входят легко, толкаются, касаясь  влажных, нежных стенок внутри. Юнги заметался, постанывая. А что было дальше вообще помнит как в тумане. Запомнились только ощущения: дрожь по телу от мокрых поцелуев, мурашки, тепло и боль, когда альфа хватал его за руки, локти, начиная вбиваться быстрее. Они не вылезали из постели пять суток. Это была течка. Запах появился только в конце. Чон очнулся от аромата свежеиспеченных  булочек и с удивлением обнаружил, что  это феромон омеги. По коже прошёлся холодок, а внутри разлилась нежность. — Истинный. — альфа уткнулся носом в волосы мирно сопящего омежки, прикрыл глаза от удовольствия. Юнги часто задаётся вопросом что бы было, если бы он в ночь ареста не напоролся на Чона.  Находится только один адекватный ответ — задница. Омега бы никогда не выбрался из неё. Не обрёл бы семью и счастья. — Юнги! — омега вздрогнул, обернулся на Бэкхена, что шёл к нему. — Тише! — шикнул Юнги, —     Ю́мин уснул. — Спасибо. — Бэк забрал спящего ребенка, прижимая его головку к своему лицу. — Мой зайчик. — Я тоже хочу ребеночка. — Не спеши. — Бэкхен мягко улыбнулся, — У всего своё время. А  пока постарайся узнать своего парня лучше. — Я доверяю ему. Мы истинные. — Это не гарантия счастья. Я знаю много истинных пар, которые несчастны вместе. Один из пары начинает пить, загуливать,  увлекается наркотиками. Такие люди слабовольные, поэтому от них надо бежать. Тут даже истинность не спасёт. Правда, за Чонгука я могу смело поручиться. Тебе  повезло с ним. — Я знаю.  — Юнги посмотрел в сторону альф, которые с громким гоготом уже снимали мясо с шампуров. — Я голодный как волк. Идём поедим. Омеги встали и, переговариваясь между собой, пошли к беседке.