***
Просыпаться от лучей солнца, вперемешку с теплыми легкими поцелуями в плечо и чарующим запахом кофе — кажется нереальным. Ленивая улыбка и чувство того, что ты живешь не зря и что будет в этом дне нечто волшебное, что обязательно сделает тебя счастливым, заставит улыбнуться и испытать эмоции, которые не придется скрывать под слоями безразличия. — Доброе утро, мой маленький принц, — Юнги сидит в белоснежном халате с чашкой кофе на краю кровати, зевает и улыбается, перебирая пряди волос Чонгука. Его улыбка как сахарная вата, как нечто невероятно уютное, родное и заразительное, что Чонгук не имеет права не подарить свою улыбку в ответ. За окном узкие улочки Парижа и Эйфелева башня, шум машин и разговоры на утонченном французском. Чонгук глубоко вдыхает и тянет Юнги на себя, чтобы понежиться вместе в постели еще чуть-чуть, а Юнги не хочет ему отказывать. Все становится неважным, когда Чонгук просит его лишний раз стиснуть в объятиях. Юнги все еще востребованный пианист, получает множество предложений и растворяется в похвале и гордости Чонгука. Сам Чонгук работает менеджером Юнги и еще некоторых музыкантов из местных оркестров, совершенствуя свой французский и ощущая от этого настоящий восторг, кайф, упоение. Кажется, лучше сложиться просто не могло. От отца сообщений Чонгук не получал, но знакомые говорят, что он распродал львиную долю бизнеса, оставив лишь небольшую часть под своим руководством. Соен нашла другого дурака, которому нужны средства и связи ее семьи. Получая новости о них, Чонгук только убеждается в правильности своего выбора и с облегчением вздыхает. Они не спеша завтракают в квартале от их небольшой квартирки за круглым столиком на улице. Аромат свежей выпечки, букетов цветов и парфюмов мешается с запахом самого города, пусть и не самого чистого, но все еще очень романтичного. Юнги пытается прочесть новости из утренней газеты, а Чонгук над ним мило хихикает, но все же помогает и уверяет, что у него тоже получится подучить французский. Когда-нибудь. — Это будет лучший день, — потягиваясь и жмурясь от ослепительных лучей солнца, со всей уверенностью заявляет Чонгук. — Ты говоришь так каждый день, — Юнги откладывает газету, подпирает ладонью голову и смотрит на Чонгука, любуясь, не отводя глаз. А как вообще не любоваться его большими счастливыми глазами. Чонгук морщит нос, беззвучно смеясь. Но он по-настоящему любит каждый день этой жизни, какой бы он ни был: пасмурный или солнечный, дома или где-то в городе, начинающийся с кофе или чая, будний или выходной. Жизнь от встречи до встречи, от ссоры до ссоры, от скандала до скандала была невыносимой, давила и лишала даже возможности действительно радоваться хоть чему-то, когда за чем-то хорошим всегда следовало что-то ломающее и убивающее. Юнги здесь, рядом, всегда поддержит, всегда обнимет и никогда не даст в обиду. Он переехал с ним на другой конец материка, начал все заново, перетерпел с ним столько трудностей и не дал упасть духом. Его любовь к Чонгуку сильнее любых невзгод, с которыми им пришлось столкнуться и какое же счастье, что это взаимно. Чонгук с ним, как за каменной стеной, как принц, охраняемый драконом. — Потому что это правда, — и Юнги не может не согласиться.change it all
23 июля 2020 г. в 12:21
Опозоренный собственным сыном Тэсон, краснеет и встает со своего места под оживленные возгласы. Он слепо верит, что сделал для Чонгука все, чтобы тот, если не любил его, то хотя бы имел совесть и уважение, а этот поступок — плевок в душу и полное отсутствие благодарности за свое беспечное существование.
Соен громко плачет, со злостью срывая с себя фату, бросает букет в кого-то из гостей, который хотел её успокоить. Пусть и любви к Чонгуку она не испытывает, выйти за него замуж не так ужасно. Все подруги должны были охать и завидовать её шикарной и счастливой жизни, а не злорадно смеяться над так глупо сорванной свадьбой.
Всем был выгоден этот брак. Всем, кроме Чонгука.
— Я его, сволочь, уничтожу, — шипит Тэсон, направляясь к выходу. Не всем понятно, кого именно он собирается уничтожить, но то, что им обоим будет плохо — это наверняка.
Отец Соен не потерпит такого унижения единственной дочери, поэтому весь бизнес семьи Чон под угрозой, ведь ему ничего не стоит разрушить его. Мать Соен с презрением смотрит на отца Чонгука, мимолетным взглядом показывая, что ему конец. И в Тэсоне просыпается неистовая ненависть в совокупности с отчаянием, делая его невменяемым. Если он кого-нибудь убьёт — суд совершенно точно смягчит приговор из-за состояния аффекта.
Чонгук замечает в каком состоянии к ним направляется отец и, крепко схватив Юнги за руку, ускоренным шагом направляется к машине. Он может покалечить не только морально, но и физически. Следы давно заживших синяков и ссадин начинают ныть, стоит ему повысить голос. Поэтому убежать — лучшее решение, которое поможет избежать травм.
— Ты ещё прибежишь и будешь умолять жениться на ней, — не успевая за ними, грозится Тэсон и набирает номер банка, чтобы заблокировать счёт Чонгука, но он предполагал такой исход событий, поэтому завёл секретный счёт, переведя часть средств на него.
Чонгук давит на газ, мчась к Юнги в квартиру. В багажнике лежат несколько чемоданов, потому что он больше не намерен возвращаться в тот ад, из которого сейчас на огромной скорости сбегает, игнорируя знаки и сигналы светофора.
— Что ты планируешь делать? — Юнги вжимается в кресло, чувствуя себя героем боевика. Было бы весело, если не было так страшно.
— Отец не оставит нас, — Чонгук крепче сжимает руль, поджимая губы. — Нам надо уехать.
Оставить все привычное и удобное, уехав из родного города, где у тебя есть все, в другое место, где тебя никто не ждет — страшно. Но ещё страшнее остаться в городе с человеком, который может серьёзно навредить тебе, растоптать, превратить некогда комфортное существование в выживание. Чонгук понимает, что не специально, но подставил Юнги, сорвав собственную свадьбу, и чувствует свою вину. Он любит его, готов горы свернуть и свою жизнь опасности подвергнуть, но хотел ли этого Юнги?
— Прости меня, — Чонгук нервно искусывает губы. — Я все испортил тогда и до сих пор все порчу.
— Нет-нет, перестань. Ты сделал все правильно, я очень горжусь тобой.
Юнги было плохо все это время. Будто все хорошее и светлое больше не доходило до него, растворяясь в воздухе. Он не мог радоваться, улыбаться и чувствовать что-то кроме боли в груди, где вместо сердца был уродливый и колющий тысячами раскаленных игл ожог. Чонгук — единственное, что может это исцелить, и, если единственный вариант быть с ним вместе не здесь — он готов все бросить ради него. Ничто в этой жизни не стоит дороже возможности чувствовать счастье.
Они подъезжают к дому и почти бегом направляются внутрь. Не так сложно найти адрес Юнги и послать парочку людей, чтобы «поговорить», поэтому скорость в их случае просто необходима. Юнги запихивает вещи в чемодан, почти не всматриваясь. Ему, честно говоря, хватило бы только паспорта и кредитки.
Чонгук бродит по квартире, погружаясь в былые воспоминания, которые никогда не вернуть назад. Долго и беззаботно целуясь сидя за старым фортепиано, в мыслях не было, что в недалёком будущем они расстанутся из-за его фиктивного брака, а потом будут сбегать от отца. Жизнь странная.
— Я скучаю по старым временам, — Чонгук садится на край кровати, осматриваясь. С его последнего визита ничего не изменилось в интерьере, но так сильно изменилось внутри их самих.
— Давай сделаем новые лучше, — Юнги захлопывает чемодан и садится рядом с Чонгуком. — Чтобы не скучать по старым.
Чонгук согласно кивает и не может, а главное не хочет пересиливать себя и не касаться мягкой щеки еле заметно улыбающегося Юнги. Он долго терпел и слишком скучал, чтобы не воспользоваться секундой и просто не коснуться его, сидя рядом, чувствуя его присутствие и тепло. Юнги довольно прикрывает глаза, едва дыша — он скучал не меньше. Чувствовать его губы на своих, цепляться за руки, что обхватили лицо и слышать легкий смешок из-за того, как отчаянно он это делает, чертовски не хватало.
Они выходят на улицу, но у машины Чонгука, скалясь, стоит отец, держа в руках пистолет, дуло которого направлено на них. Чонгук держит Юнги за руку, пряча его за себя, как беззащитного ребенка.
— Я убью тебя, а потом его, мне без разницы, — в его словах прямая угроза, а в действиях решительность, но Чонгуку отчего-то не страшно. Он смотрит в его налитые кровью глаза и только пожимает плечами, гневя отца еще больше. — Вернись на свадьбу и скажи, что все это глупый розыгрыш, мать твою, — сжимая челюсти, рычит Тэсон, но Чонгук только усмехается и качает головой, и даже Юнги не совсем понимает его поведение.
— Ты можешь лишить меня возможностей, припугнуть, ударить сам или прислать «друзей», но не убить, пап, — безмятежно произносит Чонгук, все еще сжимая руку Юнги и направляясь к двери автомобиля. — Ты не собираешься лишаться не только бизнеса, но и свободы из-за меня. Кто я для тебя такой? Поэтому просто отойди и мы больше никогда не увидимся. Разве не этого ты хочешь? — отец опускает пистолет, хмурясь, но медленно остывая. — Ты ненавидел маму, ненавидишь меня, кого ты вообще, черт возьми, любишь и умеешь ли вообще. Ты мне противен, и я с превеликим удовольствием уеду туда, где никто не будет знать, кто мой отец.
Наглость, но правдивость слов Чонгука стопорит отца, приводит в недоумение, как этот забитый и неуверенный в себе щенок в лице его сына так смеет разговаривать с ним. Он отходит, пропуская Юнги и Чонгука в машину, прокручивая в голове едкую мысль, которая так и зудит, крича какой он на самом деле отвратительный человек и как легко и непринужденно живет с этим. Он бросает пистолет, который оказывается даже не заряженным, на землю, уходя, не оборачиваясь на уезжающего сына.
— Я очень испугался, Чонгукки, — положив свою руку на его, шепчет Юнги, сердце которого до сих пор колотится, а голова пухнет от напряжения.
— Я ведь с тобой, — сворачивая на дорогу к аэропорту, отвечает Чонгук. Вся тревога, страх, неуважение и ненависть неспешно начинают отдаляться, оставаясь позади. Столько отчаянных поступков за день забирают тонны душевных сил, и Чонгук с нетерпением ждет, когда сядет в кресло самолета, положит голову на крепкое плечо Юнги и наконец-то расслабится.