unease

Наутро после вечеринки Тэхен просыпается как будто заранее немного в шоке. Хотя участия в пьянке даже не принимал. Он уныло тащится в ванную, не удосужившись даже надеть штаны, и тратит, пожалуй, слишком много времени на то, чтобы рассмотреть свое опухшее лицо в зеркало. Отковыривает ногтем пятнышко зубной пасты с поверхности зеркала, включает с телефона музыку повеселее, чтобы не так депрессивно. Чимин спит в своей комнате на втором этаже, и с тем, какой хорошей звукоизоляцией оборудовано его крыло, если Тэхен врубит музыку хоть на полную громкость, Чимин во сне даже не дернется. Тэхену повезло, что Чимин его друг. Когда его выперли из студенческого общежития за поджог (произошедший по чистой случайности, право слово), Чимин позвал Тэхена жить у себя. В его большом гостеприимном доме, который подарили обеспеченные радушные родители на выпуск из школы. Не то чтобы Тэхен горел желанием жить с Чимином, зная о его пристрастии к запоям, но крыша над головой хотя бы на первое время была необходима. А тут не только крыша. Тут отдельная комната, ванная, шкаф под книги и возможность готовить на классной просторной кухне. Готовить Тэхен любил. И книги свои хранить в идеальном порядке тоже. Дом Чимина так или иначе стал для него прекрасным пристанищем на первое время. Были бы еще чиминовы вечеринки немного потише, и вообще идеально. Периодически, конечно, Тэхен с подачки друга даже принимал в них участие, но каждый раз надолго его не хватало: незнакомый народ, шумные развлечения и орущая музыка заставляли все социофобные черты его характера враз обостряться, а самого Тэхена — уползать в свою пещеру, как только Чимин переставал следить за его присутствием. В своей пещере на первом этаже дома Тэхен, к сожалению, все равно слышал музыку и болтовню, но хотя бы не должен был принимать в этом непосредственное участие. Разглядывая в зеркало свое заспанное лицо, он не торопясь чистит зубы и умывается. Сегодня выходной, пар нет, как и необходимости спешить куда-то с утра. Сейчас было время даже на то, чтобы меланхолично размазывать по лицу гель-умывашку и размышлять, во что превратилась собственная жизнь. Не то чтобы во что-то неприемлемое… нет, ладно, такая опухшая рожа и правда была неприемлемой для человека с его режимом дня. Хотя что уж там, его режим включал в себя чтение манги в три часа ночи с дополнением в качестве нескольких кружек чая, которые потом аукались Тэхену как раз тем, что он видел в зеркале. Не криминально, но смотреть на себя хочется все меньше. Раздается щелчок, характерный тому, с которым открывается дверь в ванную. Чимин проснулся и пошел искать его? Тэхен вздыхает и оборачивается. Сзади стоит не Чимин. Точнее, не стоит, а проходит в ванную, коротко Тэхену кивнув. Тот кивает машинально в ответ — и это приветствие? У не-чимина лохматые темные волосы и хмурый вид, благодаря чему Тэхен даже чувствует с ним некое родство. Но только на секунду. Незнакомый парень потесняет его перед раковиной, следит через зеркало, в полном молчании хватает зубную пасту Тэхена и, выудив из ящика внизу одноразовую щетку, чистит зубы. Судя по всему, знает, где что лежит. Чимин болтливый и о своих друзьях может трепаться вечность, но никого вроде этого хмыря Тэхен вспомнить не может. Хмырь смотрит на него через зеркало, заставляя нервничать. Тэхен несколько дергаными движениями заканчивает умывать лицо, мажется увлажняющим кремом, тоже исподтишка наблюдая за тем, кто так бесцеремонно вторгся в по праву принадлежащее ему пространство. — Можно? — раздается рядом. Тэхену приходится сосредоточить все свое внимание на умывашке, в которую пальцем тычет хмырь, спрашивая разрешения на использование. Тэхен, кажется, что-то буркнул. Издал нечто среднее между «угу» и «можно», почти не открывая рта. Хмырь все также пялился на него, и пришлось подтвердить разрешение кивком головы, чтобы перестал. Но он не перестал. Тэхен, ощущая себя отвратительно чужим там, где полноправно властвует уже почти месяц, нервно отводит глаза и как можно скорее заканчивает умываться. Это странно — чувствовать, что не знаешь, куда себя деть и что сказать просто от одного взгляда со стороны. Нужно поскорее убраться из ванной, но неясно, как: просто уйти, ничего не сказав? Или надо, типа, кивнуть на прощание? Что-то произнести? Он вздрагивает, когда случайно пересекается взглядом с незнакомцем вновь. Да чего ж он вылупился? Бочком, обходя нарушителя своего спокойствия чуть ли не за километр (который, конечно же, не вмещает в себя небольшая ванная), Тэхен пробирается к двери и выныривает наружу, выдыхая с облегчением. Испанский стыд, думает он. Когда уже Чимин научится предупреждать его об остающихся на ночь гостях, а гостей — о том, что для них существует отдельная ванная? По пути на кухню становится еще пакостней, чем от столкновения у раковины: проходя мимо зеркала в полный рост в коридоре, Тэхен вспоминает, что не надел штаны. И это, блять, забивает еще один гвоздь в крышку его гроба. Когда штаны оказываются на своем законном месте, а Тэхен — на кухне, варганящим миксером кофейную пену для кофе, рецепт которого увидел в тиктоке, выползает Чимин. Чимину Тэхен, в принципе, даже рад: он сует ему в руки доску и нож, дает овощи для салата. Чимин послушно кромсает все в миску, то и дело жалуясь на головную боль и вызывая у Тэхена злорадство: нечего столько пить. Пока Тэхен занимается кофе и не видит, Чимин подчистую сметает все помидоры, выуживая прямо из салата. — Ты Чонгука уже видел? — интересуется он, вдруг оглядываясь, словно пресловутый Чонгук должен возникнуть из ниоткуда, едва его позовут. — Кого? — умом Тэхен понимает, что, видимо, Чонгука он уже видел. И Чонгук его. И даже умывашку его поюзал и вогнал в такое смущение, что даже с Чимином поделиться было стремно. — Короче, новенький у меня в группе, перевелся в этом семестре, — важно поясняет Чимин, перейдя с помидоров на листья салата, — Я на него посмотрел, подумал ниче такой, ну и позвал вчера пить. Он вроде домой не уезжал. — Ты даже не удостоверился? — чтобы послать Чимину полный скептицизма взгляд, Тэхен на мгновение прекратил выкладывать в стакан кофейную пену в форме ювелирно выполненной завитушки. — Ну я ему сказал, чтобы где-нибудь лег, если останется, — тот только пожимает плечами, устойчивый к любым взглядам. Тэхен отворачивается со вздохом. На Чонгука, похоже, тоже придется делать кофе.  — А если бы он что-нибудь спиздил? — Чонгук, может, и безалаберный, но не тупой, — резюмирует Чимин, принимая из рук Тэхена стакан. — Спасибо за характеристику, — произносит тот самый хмырь из ванной, который все же Чонгук, и садится за стол рядом с Чимином. В то же мгновение Тэхен вновь, уже в очередной раз за сегодня и по вине одного и того же человека хочет провалиться сквозь землю. Концентрация неловкости в его организме превышает все допустимые для этого утра нормы. — Ой, да брось, — ничуть не смущается Чимин, делая большой глоток, — Тэ-тэша вон вкусняшку сделал, угощайся. Тэхен весело фыркает на это заявление, но тут же тушуется: стоило ему издать звук, цепкий взгляд Чонгука (которого все еще неумолимо тянет про себя звать хмырем) переметнулся к нему. Взгляды эти его… заставляют напрячься. Напрягаться Тэхен не любит. И новых людей впускать в свое пространство тоже. Даже если это друзья Чимина. Или, тем более, не друзья, а «короче, новенький, перевелся в этом семестре». Левой частью лица Тэхен явственно ощущает, как «короче, новенький» пытается активировать лазер в своих глазах и прожечь ему щеку. Иначе — нахрена все еще пялится? Чимин отвлекает, конечно, своей болтовней о вчерашней тусовке, на которую «Тэ-тэша обязан был заглянуть, но не заглянул, мудак»; об учебе, которая «уже доконала и сколько можно вообще накидывать домашки»; о суперском завтраке, который, «слава всем существующим и не очень богам, Тэ-Тэша готовит на радость истощенному организму». Каждый раз, когда «Тэ-тэша», такое привычное в их с Чимином общении, оказывается произнесено при Чонгуке, Тэхен чувствует себя так, словно у него отрывают то ли ноги, то ли еще что-то важное — прямо от сердца. Ноги не растут от сердца, конечно… мысли снова путаются, задавленные непомерным смущением перед как-то слишком чутко реагирующим на все действия Тэхена хмырем. Только когда Чонгук все же покидает их скромную обитель, Тэхен может спокойно вздохнуть. Будто за горло все утро держали, ей-богу. — Ну че, как тебе Чонгук? — интересуется Чимин словно невзначай. Неясно, правда, к чему вдруг такие вопросы. — Если не сложно, не приводи его часто, пожалуйста, — только и отвечает Тэхен. И очень надеется, что с Чонгуком и его пристальным вниманием ему пересекаться больше не придется. Однако, мораль такова: надежда умирает последней, но все же умирает.