***
Чтобы осознать факт появления нового кандидата в соулмейты у Габриэля ушел год. И еще примерно столько же, чтобы хоть немного примириться с этим. Если бы существовало какое-нибудь министерство, куда можно было бы обратиться с жалобой на повторное появление родственной души, то Габриэль уже атаковал бы его письменными запросами и целой коллегией первоклассных адвокатов. Однако этот закон природы был един для всех. Соулмейты делились на два вида: Ведущие – те, у кого на мизинце появлялся заветный узелок с нитью, и Ведомые – те, кто должны быть «повязаны» Ведущим. На каждого Ведущего в среднем приходилось как минимум двое Ведомых. Нельзя выбрать сразу всех, но можно отказаться от пары, оставшись жить в гордом одиночестве. К слову, это единственное, что хоть немного успокаивало Габриэля в сложившейся ситуации. Эти два года он прожил в отчаянном страхе - того, что в один прекрасный день на пороге его дома объявится Маринетт и будет требовать от него сделать выбор. Однако по какому-то странному – или счастливому? – стечению обстоятельств Дюпен-Чен не торопилась придать это огласке. «Выжидает удобного случая» - сошелся на мысли Габриэль и стал готовиться к худшему, поскольку знал: затишье бывает только перед бурей… С тех пор минул еще один год. Габриэль практически смог убедить себя в том, что, возможно, никакого соулмейта у него нет и тот случай на кладбище ему привиделся. Но именно в этот момент судьба вновь решила столкнуть его с Маринетт. В тот день Габриэль был по делам в Синдикате Моды и так некстати задержался там, затеяв праздную беседу с одним из своих бывших преподавателей. Габриэль уже и не помнил, в чем была суть их диалога, как вдруг пожилой мужчина жестом попросил его замолчать, а затем выглянул из-за него и громко спросил: - Что, Маринетт, опять неудача? Эти слова намертво пригвоздили Габриэля к полу. Позади него послышался стук каблучков и вскоре к ним подошла невысокая брюнетка. - Я обошла всех по списку. Везде места уже заняты, - горько вздохнула она, заправляя за ухо выбившуюся из высокого пучка прядь волос. Дюпен-Чен – а это действительно была она, - выглядела подавленно, а надетое на ней серое платье с длинным рукавом только сильнее подчеркивало ее состояние. Габриэль против воли опустил правую руку в карман и вдруг почувствовал, как под пальцами заструилась нить. Значит, ему не показалось. Маринетт действительно кандидат в его соулмейты. - Поверить не могу, что тебе отказали в стольких модных Домах, - покачал головой преподаватель. – Хотя нет, могу. Всем сейчас подавай лучших из лучших, никто не хочет работать со студентами. До Габриэля наконец дошел смысл их диалога. Похоже, Маринетт пыталась устроиться на обязательную преддипломную практику и везде терпела неудачу. - М-да уж, тяжелая ситуация, - вздохнул профессор и вдруг обернулся к Габриэлю. – Раз уж ты здесь, спрошу у тебя сразу: по какой причине ты отказал Маринетт? Что тебя конкретно не устроило в ее портфолио? Эти вопросы заставили Габриэля напрячься. За последние две недели он посмотрел несколько десятков портфолио, но среди них абсолютно точно не было материала от Дюпен-Чен. Такое он бы точно не забыл. - Простите, - вдруг подала голос Маринетт, а когда внимание переключилось на нее, смутилась и потупилась. – Я кажется… не отправляла портфолио месье Агресту. Наверное замоталась… Только сейчас об этом вспомнила. - Скорее всего так и есть, поскольку я не получал письменного запроса от мадемуазель, - решил поддержать ее версию Габриэль, хоть и чувствовал – Маринетт лгала. У него был нюх на такие вещи. - Тогда ничто не мешает отправить повторный запрос! – обрадовался преподаватель. И тут Габриэль в очередной раз оказался шокирован: вместо того, чтобы воодушевиться, Маринетт поникла еще больше, а затем горько усмехнулась. - Мне отказали даже в массмаркете. Не думаю, что месье Агрест будет… заинтересован. Эти слова почему-то оскорбили Габриэля. Он мало что знал о Дюпен-Чен, в основном из рассказов сына, но даже эти знания разительно отличались от того, что он сейчас видел. Уныние никогда не значилось в списке основных качеств Маринетт, но сегодня оно просто било через край. - Портфолио у вас с собой? – вдруг спросил он и, получив робкий утвердительный кивок, в приказном тоне велел: - Дайте! Маринетт исполнила его просьбу. Для удобства их компании пришлось переместиться в конференц-зал. Габриэль изучал портфолио со всей внимательностью. Оно получилось несколько необычным, и он вполне мог понять, почему девушке отказали. Однако ему очень понравились ее работы. Некоторые из них он готов был хоть сейчас вставить в наработки по новой коллекции. У них с Маринетт был похожий стиль и совершенно одинаковая любимая палитра. Где-то в глубине души вновь зашевелилась обида. В прошлом он не раз слышал от Адриана слова о том, что Маринетт была самой ярой поклонницей модного дома «Габриэль» и часто мечтала вслух: «Вот бы стать его частью. Хоть на самой малюсенькой и незначительной должности»! Так почему же она намеренно задвинула куда подальше свои мечты? Габриэль не поверил ее словам о забывчивости, равно как и фразе о не интересности портфолио. Черт, да он хоть сейчас готов уволить едва ли не половину своих дизайнеров и оставить ее работать на постоянной основе! Однако выходило так, что Маринетт сознательно проигнорировала его модный дом. Почему? Загадка. - Можешь ничего не отвечать, я прекрасно вижу восхищение на твоем лице! – спустя какое-то время прервал его мысли преподаватель. - Мне редко когда выпадает шанс встретить единомышленников, поэтому я слегка обескуражен, - дабы сгладить неловкость Габриэль улыбнулся краешком губ и перевел взгляд на Маринетт. – Ваши работы прекрасны. - Спасибо, - тихо отозвалась она, сжав пальцы в замок с такой силой, что побелели костяшки пальцев. - Тогда я считаю вопрос решенным! – обрадовался преподаватель. Габриэль хоть и старался изо всех сил выглядеть добродушным, но восторга бывшего наставника не разделил. Как, собственно, и Маринетт. Внутренний голос подсказывал, что проще будет не связываться с этой девушкой. Однако в Габриэле вдруг взыграло любопытство, и он решил рискнуть. «Посмотрим, насколько мы с тобой совместимы, Маринетт»… Через пару дней Маринетт вошла в особняк Агреста в качестве стажера. Понимая, что избегать ее и нагружать всякой мелкой работой непрофессионально, Габриэль постарался максимально включиться в ее стажировку. И был приятно удивлен, насколько плодотворным получилось их сотрудничество. У Маринетт определенно был талант, который она, к слову, жаждала облечь в собственную линию одежды. Габриэль находил это похвальным и старался всячески помочь ей советом, заталкивая поглубже свои страхи. Но все переживания оказались напрасными. Маринетт ни словом, ни жестом не давала понять, что они были как-то связаны. Единственным напоминанием о том, что они были кандидатами в соулмейты служила так некстати появляющаяся красная нить. Из-за привычки Габриэля ходить из угла в угол во время размышлений, дурацкий кусок шелка постоянно за что-то цеплялся, перекручивался, обматывался, вытягиваясь порой до невообразимой длины. Габриэль уже сбился со счета, сколько раз Маринетт натыкалась на нить, спотыкалась об нее, пару раз даже упала. Ему было до жути неловко, но он так и не смог заставить себя хотя бы извиниться. Да и она не спешила ставить ему это в упрек. Маринетт молча помогала Габриэлю распутываться, сматывала нить в уже ставший привычным клубок, возвращала ему и вновь приступала к своим обязанностям. Со временем это стало напрягать его. Все выглядело так, будто Маринетт было… все равно. И от этой мысли в Габриэле почему-то вновь и вновь просыпалась обида. Допустим, у него была тысяча и одна причина, чтобы избегать Маринетт, но почему она поступала так же, как он? Если подумать, они даже никогда не разговаривали на посторонние темы, а все ее обращения к нему можно было свести к фразам: «Да, месье Агрест», «Нет, месье Агрест», «Я обязательно уточню этот вопрос» и «Вы не могли бы объяснить еще раз, я не совсем поняла». Отчасти Габриэля устраивала такая субординация, но любопытство изо дня в день разгоралось все сильнее. Чем же он так не угодил этой девушке? Первым делом Габриэль решил расспросить Адриана. Прикрываясь фразой: «Просто хочу знать, с кем имею дело», он старался максимально тактично задавать вопросы о Маринетт, чтобы не дай бог не навлечь на себя подозрение. Как оказалось Адриан едва ли был в курсе происходящего. - Честно, не знаю, - ответил он, задумчиво почесав затылок. – Просто в один прекрасный день она стала… вот такой. Алья тогда сказала, что Маринетт наконец повзрослела и решила двигаться дальше, но я не верю. Не может же человек взять и за одну ночь измениться до неузнаваемости? «Может», - подумал Габриэль. Но для этого нужна веская причина. Сомнение и любопытство смешались внутри него, образуя свербящий ком. Решив, что просто обязан докопаться до правды, Габриэль, не раздумывая, обратился к специалисту с просьбой собрать более подробную информацию. Совесть в тот момент даже не шелохнулась, поскольку Габриэль смог убедить себя в том, что должен знать все о своих сотрудниках. А уж о кандидатке в соулмейты тем более. Поиск компромата не принес результата. У Маринетт Дюпен-Чен в жизни все складывалось настолько ровно и удачно, что впору было позавидовать. Единственным интригующим эпизодом в ее биографии стала влюбленность в Адриана, но о нем Габриэль и так знал, вернее догадывался. Может, поэтому Маринетт так холодно и отстраненно держалась с ним: из-за того, что не срослось с сыном, не захотела связываться с отцом? Эта версия звучала вполне правдоподобно, если бы не одно «но»: с Адрианом Маринетт была весьма дружелюбна. Получается, дело было именно в нем, в Габриэле? От этой мысли он тоже отмахнулся. Габриэль мог по пальцам пересчитать те случаи, когда ему доводилось встречаться с Маринетт в коллеже и лицее, и ни один из них не нес в себе негативного подтекста. Так и не найдя ответа на этот вопрос Габриэль озадачился еще больше. Оставался последний способ добиться правды: расспросить Маринетт лично. Вот только чтобы задавать столь личные вопросы нужно быть как минимум в хороших приятельских отношениях, а еще лучше – в дружеских. Однако границы между ними были слишком ярко очерчены, к тому же Габриэль никогда бы не позволил себе влезть в чужую душу, наплевав на правила приличия. Воспитание не позволяло. Выход был только один: постараться наладить контакт с Маринетт. А там, глядишь, вопрос о связи соулмейтов решится сам собой, и, как Габриэль надеялся, несомненно в его пользу… Вот только план едва не закончился провалом еще на начальной стадии: практика Маринетт подходила к концу, а значит у него не оставалось больше возможности пересекаться с девушкой. Габриэлю пришлось прибегнуть к хитрости: в последний день он целенаправленно завел с Маринетт разговор о будущем. А когда она вновь заговорила о собственном доме моды, сходу предложил ей поработать в «Габриэль», но на несколько других условиях. Габриэль пообещал научить ее всем тонкостям ведения бизнеса и рассказать о подводных камнях, на которые она рисковала нарваться. И возможно даже помочь завести нужные знакомства с нужными людьми. По лицу Маринетт было видно – это не входило в ее дальнейшие планы, однако высшие силы в тот день благоволили Габриэлю и она ответила согласием. Они условились встретиться после выпускной церемонии в Синдикате Моды и на этом распрощались.***
Последующие три месяца пролетели как один миг. Адриан каким-то неведомым образом сумел убедить Габриэля подписать контракт с парой японских модельных агентств и с едва скрываемой радостью отбыл в Токио на два года. Конечно, он понимал, что дело было вовсе не в желании помочь модному дому с рекламой, и даже не в стремлении познать загадочную Страну Восходящего Солнца. Адриан решил быть поближе к Кагами Цуруги – одной из кандидаток в соулмейты. Габриэль мог ворчать сколько угодно, но в глубине души понимал сына как никто другой. Если ты хочешь быть рядом с тем, кто тебе дорог – ни одно расстояние не станет тебе препятствием. Однако долго скучать в одиночестве ему не пришлось. Маринетт, как и обещала, вернулась в Дом моды «Габриэль», чтобы начать новый этап сотрудничества. Официально она числилась штатным дизайнером, но в узком кругу все знали ее как ученицу Габриэля. Маринетт выполняла практически ту же работу, что и Натали Санкёр, и в довесок помогала Агресту с эскизами. Он сдержал свое слово и честно рассказывал ей обо всем, что знал. Габриэль не знал, насколько сильно ей нравились его импровизированные лекции, однако Маринетт почти всегда делала важные пометки, не стеснялась задавать вопросы и даже затевала вполне себе дружеский спор, если была с чем-то не согласна. Будь на ее месте кто-либо другой, Габриэль не стал бы терпеть подобную прилипчивость, однако в случае с Маринетт его это даже забавляло. К слову, он уже и не помнил, когда в последний раз так легко общался с людьми. Возможно, это была заслуга так называемой магии соулмейтов, но Габриэль считал, что у них с Маринетт просто одинаковый взгляд на жизнь. Иногда ему казалось, что они даже мыслили одинаково, а если и спорили друг с другом, то всегда могли найти компромисс… Месяцы сменялись один за другим, как в калейдоскопе, а вместе с ними менялись и отношения Габриэля и Маринетт. Каким-то неведомым образом ему все же удалось немного расположить ее к себе. Теперь вместо холодного подчеркнуто-делового приветствия и почти-требования подробнейшей разнарядки на день, она мягко улыбалась Габриэлю и спрашивала: стоит ли сначала сварить кофе? Агрест никогда не отказывался, даже втайне радовался тому случаю с внезапно сломавшейся кофе-машиной. Иначе он никогда бы не узнал, насколько мастерски Маринетт умела варить кофе и как феерично умела сочетать целую гамму вкусов в маленькой чашке. Возможно, не будь она так сильно увлечена модой, она могла бы с легкостью получить должность бариста в любой кофейне. Решив не останавливаться на достигнутом, Габриэль стал чуть больше выделять Маринетт среди штатных дизайнеров и в итоге оказался вознагражден целым шквалом новых идей. Казалось, Дюпен-Чен долгие годы копила скетчбуки и листы с эскизами лишь ради одного: показать их Габриэлю. Ему понравилось практически все, начиная от дизайна сумочек и заканчивая целыми ансамблями. А ради нескольких моделей он едва ли не остановил подготовку к новой коллекции, чтобы извлечь часть работ и вставить на их место труды Дюпен-Чен. Она, конечно, старалась не подавать виду, но Габриэль все равно замечал в ее глазах гордость и с трудом мог сдержать улыбку. Следующую коллекцию решено было сделать комбинированной, чтобы дать Маринетт возможность заявить о себе, пусть под эгидой известного бренда. Это стоило Габриэлю кучи нервов и почти доведенной до абсурда привычке перепроверять все по сотне раз. Однако даже в мечтах не смог предположить, что их с Маринетт совместные труды произведут такой фурор. Критики наперебой расхваливали дом моды «Габриэль», окрестив новую коллекцию «Вторым дыханием», «Перезагрузкой» и «Новой вершиной мира моды, которую просто обязаны покорить те, кто считает себя вправе именоваться модельером». Подобные дифирамбы тешили самолюбие Габриэля и приводили в бешеный восторг его ученицу. Теперь он мог сказать точно: подобное сотрудничество стало самым лучшим его решением за прошедшие несколько лет…***
Незаметно пролетели полтора года. Дом моды «Габриэль» действительно переживал второе рождение, во многом благодаря Маринетт. Это постепенно навело Габриэля на мысль: а может быть нет ничего плохого в том, чтобы предложить Дюпен-Чен стать его соулмейтом? На правах ученицы, конечно. А со временем она смогла бы возглавить дом моды «Габриэль» как креативный директор. Габриэль посчитал это весьма соблазнительной перспективой. В конце концов всегда проще устроиться под крылышком у ментора, чем самому прогрызать себе дорогу, постоянно падая, спотыкаясь и набивая шишки только ради того, чтобы доказать себе и другим, что ты чего-то стоишь. Габриэль долго думал, как завести разговор на эту тему и не придумал ничего лучше, чем попросить Маринетт задержаться после работы. Та охотно согласилась остаться, и, едва они остались вдвоем в кабинете, даже успела сделать некие предположения. Однако стоило Габриэлю озвучить истинную причину встречи, как легкая улыбка сползла с девичьего лица. Маринетт подобралась, сжала пальцы в замок и с абсолютно каменным лицом уставилась на своего учителя. Габриэль счел подобную реакцию хорошим знаком. Раз ученица решила отнестись к его словам со всей серьезностью, то им не составит труда прийти к соглашению. Говорил он долго. Вначале осыпал Маринетт лестью, такой, какую не говорил еще ни одной женщине. Затем постарался во всех красках расписать плоды их дальнейшего сотрудничества. Пообещал, что ни за что не оставит ее в трудном положении и что она всегда сможет рассчитывать на его поддержку. Да, они не будут типичной парой соулмейтов, но этот вид связи будет смотреться очень необычно на фоне других и будет по-своему ценным. «Будем считать, что это своеобразный обряд удочерения», - пошутил Габриэль, почти не замечая, как перешел от реальных перспектив к фантазии. Но смог вовремя остановиться и вернуться к первоначальному тексту… Когда он закончил и перевел взгляд на Маринетт, то не выдал своего удивления только благодаря многолетней привычке держать лицо. Казалось, его слова ничуть не тронули ее. Маринетт осталась такой же бесстрастной, как и в самом начале его монолога. Подобная реакция, а точнее ее отсутствие, несколько насторожила Габриэля. Неужели он сказал что-то не так? Или… сказал не то, чего она ожидала? - Это было… весьма неожиданно, - наконец заговорила Маринетт, делая паузы, будто пытаясь подобрать слова. – Я безумно горда, что вы столь лестного мнения обо мне и… благодарна вам за столь щедрое предложение… «Просто согласись», - мысленно попросил Габриэль, снисходительно списывая все на легкий шок. В конце концов, не каждая девушка получает подобное предложение… - Сожалею, но я вынуждена вам отказать. Эти слова были подобны грозовому раскату в ночной тиши. Сердце Габриэля на момент пропустило удар, а легкая улыбка тут же сползла с губ. Решив, что ослышался, он прикрыл глаза, мотнул головой, вновь посмотрел на Маринетт и только тогда понял, что все правильно расслышал. Ему только что отказали. - Могу я узнать по какой причине? – нарочито будничным тоном поинтересовался Габриэль, хоть внутри все закипало от гнева. - Конечно. Думаю, так будет честнее, - ответила Маринетт, сцепляя пальцы в замок и слегка потупившись. – Видите ли… У меня с детства была мечта – связать свою жизнь с соулмейтом. Знаете, как в сказке: встретились, полюбили, поженились и жили долго и счастливо. «Глупая мечта», - подумал он, всеми силами сдерживая нарастающий гнев. С девушками так всегда: сначала вобьют себе в голову бог весть что, а потом от этого же и страдают. - Я была так одержима этой мечтой, что… допустила кучу ошибок и едва не потеряла хорошего друга. - Адриан, - негромко произнес Габриэль и получил в ответ утвердительный кивок. – Так значит это из-за него… - Нет, - прервала его Маринетт. – Не совсем. Я ни в коем случае вас не сравниваю и понимаю, что вы два абсолютно разных человека. Понимаете… Когда оказалось, что он не может быть моим соулмейтом… Я так тяжело это переживала. Чего я только не творила, вплоть до того, что преследовала его. Это стало для него открытием, поскольку в досье Дюпен-Чен ни о чем подобном не говорилось. Да и охранник Адриана всегда докладывал о навязчивых фанатках. Габриэль недоуменно воззрился на Маринетт, всеми силами пытаясь представить ее преследующей кого-либо. Не получилось. - Если бы в тот момент моя подруга Алья не забила тревогу и не прочистила мне мозги, - продолжала она. – Я так и вела бы себя по сей день. Я дала обещание, что никогда больше не позволю себе поступать так с другими. В особенности – с кандидатами в соулмейты. Она замолчала, будто считала разговор законченным, однако Габриэлю так и не удалось уловить суть. - Это не ответ, - сказал он, решив, что теперь просто обязан пойти до конца. - Знаю. Простите… это трудно сказать вот так сразу… Маринетт сделала глубокий вдох, сильнее сжала пальцы и только тогда подняла на Габриэля взгляд. - Понимаете… Моя мечта встретить соулмейта и полюбить его… она никуда не делась. И я все еще хочу ей следовать. А вы… После смерти мадам Эмили вы так страдали. Даже стали почти что затворником. А женщины, которые были рядом с вами… ну… не задерживались надолго. Возможно, так происходило потому, что вы не особенно-то нуждались в… близком окружении. Ну, то есть в соулмейте. Я понимаю, что вы все еще любите свою жену и я уважаю ваши чувства. Это поистине прекрасный дар – любить кого-то настолько сильно, что я даже немного завидую! Габриэль вслушивался в ее несколько сумбурную речь, но так и не смог уловить нужного смысла. Или Маринетт специально запутывала его, или ей действительно сложно было подобрать нужные слова. - Я рада, безумно рада тому, что вы решили выделить именно меня и предложили стать соулмейтом-ученицей. Я очень горда этим предложением, но… Она на мгновение замолчала, а после прикрыла глаза и выпалила: - Я хочу любить и быть любимой. Именно этого я жду от своего соулмейта. А вы… Боюсь вы не сможете дать мне того, что я хочу! Если бы в эту секунду по Парижу пронесся тайфун, сметающий все на своем пути, то Габриэль попросту не обратил бы на него внимание. Он всеми силами пытался осмыслить сказанное, но получалось с трудом. - Знаю, это не так-то просто осознать вот так, второпях… - замялась Маринетт. Габриэль ничего не ответил, отдавая последнюю выдержку на то, чтобы сохранить лицо. - Понимаю, что я, возможно, сильно обидела вас, - сказала она, а затем резко поднялась на ноги и чуть тише добавила. - Думаю, мне лучше уйти. Маринетт судорожно разгладила на подоле платья несуществующие складки, а затем, робко прошептав: «Извините, всего доброго!» спешно покинула кабинет. Габриэль отмер лишь тогда, когда она скрылась за входной дверью. Едва сдерживая себя, он наблюдал через не зашторенное окно, как Маринетт вышла на улицу через кованые ворота. А когда она исчезла из поля зрения, судорожно схватил темное бархатное полотно и с силой рванул на себя, едва не оторвав карниз. В его жизни всякое случалось, и это был далеко не первый отказ. Обычно Габриэль старался принимать это с достоинством, но сейчас он впервые за много лет позволил гневу исказить свое лицо. Но даже несмотря на все объяснения и заверения, он осознавал предельно ясно: еще ни одна женщина так его не оскорбляла.