***
Первые полгода все было достаточно гладко. Дела у «Маринетты» шли в гору. О Дюпен-Чен стали чаще говорить в Синдикате моды, и однажды пригласили устроить дебютный показ, выделив окошко в линейке прет-а-порте на ближайшей Неделе Моды. Габриэль тоже на нем присутствовал. Труды Маринетт были встречены бурными аплодисментами, сам он тоже пришел в восторг, вот только на мгновение в его душе закралось странное чувство. Будто что-то было не так, хотя Габриэль был уверен – техническая часть была соблюдена на все сто процентов. Может знал, что Маринетт способна на большее. А может просто придирался. Точного ответа не было. После показа он не успел вовремя ретироваться и тут же оказался в плотном кольце журналистов. Они наперебой просили оценить заслуги бывшей ученицы, и Габриэль с отвращением заметил на их лицах жажду сенсационного заявления. Чем скандальнее, тем лучше. Габриэль попытался отделаться общими фразами, но, как назло, набрел взглядом со стоящую позади толпы Маринетт. Ее лицо было абсолютно спокойным, однако в глазах тоже читалось желание услышать ответ. Понимая, что зажат между молотом и наковальней, Габриэль собрался с мыслями и, затолкав поглубже личные обиды, уверенно заявил: «Маринетт талантлива, у нее большое будущее. Думаю, сегодня мы увидели рождение нового дома моды». Он добавил еще несколько лестных слов, стараясь быть максимально объективным. Журналисты остались довольны, а Маринетт чуть улыбнулась ему краешком губ будто говоря «спасибо». Габриэль никак не отреагировал на этот жест. Он сделал то, что должен был, а там будь, что будет… С тех пор они стали пересекаться на публике как минимум раз в две недели. Они старались держаться подчеркнуто вежливо, однако всех обмануть было невозможно и вскоре в модных кругах стали поговаривать, что между бывшими коллегами пробежала черная кошка. Габриэль старался не обращать внимания на пересуды, хоть они изрядно нервировали его. А когда эти разговоры поутихли, журналисты быстренько нашли новую почву для размышления. В глянцевых журналах стали то и дело появляться фотографии Маринетт с парнем - участником молодой, но очень амбициозной рок-группы. И буквально каждый репортер считал своим долгом отметить, что пара была соулмейтами. В первый раз узнав об этом Габриэль неожиданно испытал сильнейший гнев. Он знал, что Маринетт не будет сидеть сложа руки, но то, что его променяли на какого-то юнца, который уж точно был далек от идеала… Этого гордость Габриэля стерпеть не смогла. Неизвестно, во что бы это вылилось, если бы где-то на краю сознания не прозвучал голос Натали: «Они не соулмейты». Это заставило его охолонуть и перевести взгляд на помощницу. - Откуда ты знаешь? – спросил Габриэль, не зная, хочет ли вообще знать ответ на свой вопрос. - Видела, - пожала плечами Натали. – Они с Лукой часто держатся за руки, но на пальце Маринетт нет узелка. Возможно, она одна из кандидаток в его соулмейты, только и всего. Ответ принес Габриэлю некоторое облегчение. Похоже Маринетт сомневалась в своем спутнике, но, видимо, согласилась дать их паре время притереться друг к другу… Обида вновь собралась в горле неприятным комком. Ему, Габриэлю, Маринетт не дала даже шанса…***
Со временем он уже не так резко реагировал на это, даже смог почти полностью изгнать Маринетт из своих мыслей. И все было прекрасно, пока однажды Габриэль не наткнулся на статью в журнале: ателье «Маринетта», успевшее разрастись до небольшого дома моды, наткнулось на риф финансовых трудностей, что грозило обернуться настоящим крахом. Габриэль никак не отреагировал на происходящее. Это жизнь, и это бизнес – взлеты и падения неизбежны. Он прекрасно представлял себе те тяготы, с которыми могла столкнуться Маринетт, но не спешил помогать бывшей ученице. «Она - девочка взрослая, пусть решает проблемы самостоятельно», - рассудил Габриэль, но у его, так не к месту проснувшейся, совести было иное мнение. Она пыталась давить на жалость и тем самым склонить к помощи Маринетт. Габриэль вполне успешно открещивался от мук совести, и почти выиграл эту битву, однако стоило Натали поделиться своим мнением о происходящем, как чаша весов стала стремительно склоняться в другую сторону: - Я видела Маринетт недавно в Синдикате, она разговаривала с одним из членов Совета. Похоже, дела у нее действительно плохи, - сказала Санкёр во время небольшого перерыва, вручая ему чашку кофе. – Я поспрашивала пару знакомых. Говорят, Маринетт нарвалась на ушлого спонсора, а когда попробовала стать самостоятельной, ее тут же придавили к земле. Габриэль согласно кивнул. Он сам когда-то проходил через этот ад, такого и врагу не пожелаешь. Совесть принялась пилить его с удвоенной силой, теперь уже открыто призывая прийти на помощь. И чем больше Габриэль об этом думал, тем больше начинал сомневаться. Даже если он затолкал свою гордость куда подальше и открыто предложил свою помощь, Маринетт все равно от нее отказалась, потому что предпочитала сама со всем разбираться. Такова была ее натура. «Тебе ли не знать, на что способна излишняя гордость» - вновь упрекнула совесть, заставляя Габриэля окончательно стушеваться. Эти мысли мучали его еще три дня, до тех пор, пока он не сдался и, с трудом дождавшись рабочего дня, сам сел за руль и отправился в ателье «Маринетта». Его путь лежал на границу восьмого и девятого округов. Едва войдя в холл небольшого трехэтажного здания в стиле классицизма, где располагался офис ателье, Габриэль застал весьма занимательную картину. Маринетт замерла посреди широкой лестницы, ведущей на второй этаж и кричала на стоящих у подножья девушек, судя по всему секретаршу и бухгалтера. Она требовала незамедлительного ответа на свои вопросы, однако едва услышав объяснения, надменно хмыкнула, молча развернулась и поднялась наверх. Несколько мгновений сверху доносился стук каблучков, а затем послышался громкий дверной хлопок. Девушки переглянулись, синхронно вздохнули, обернулись и только тогда заметили Габриэля. - Простите, но мадам никого не принимает, - сказала секретарь. – Она сегодня не в духе. - Вижу, - хмыкнул Габриэль. Кажется, он зря обнадеживал себя тем, что Маринетт училась у него основам ведения дел в доме моды. Пока что он увидел жалкую пародию на самого себя, поскольку Дюпен-Чен скопировала все его излюбленные интонации и манеру общения. Но даже это не отбило желание помочь. Заодно прочтет Маринетт лекцию о хороших манерах и правильном управлении персоналом. - Рабочий день, судя по всему, уже закончился, - уверенно заявил Габриэль, обходя девушек и поднимаясь вверх по лестнице. - Вам лучше уйти. Я сам с ней поговорю. Девушки вновь переглянулись, теперь испуганно, и попытались робко возмутиться. Однако роль пафосного высокомерного модельера Габриэлю удавалась куда лучше, чем Маринетт. - Вон, я сказал! – повысил он голос, замирая на полпути и кинув на обеих гневный взгляд. Ему повезло: девушки быстро смекнули что к чему, и уже через пару мгновений холл опустел. Сделав пару коротких вдохов, он поднялся на второй этаж и оказался в холле поменьше, часть которого занимал большой ресепшн. Путем нехитрых вычислений, Габриэль определил местоположение кабинета Маринетт, решительно подошел к двери и рывком распахнул ее. Маринетт сидела за столом, обхватив голову руками и сверля взглядом кипу бумаг. Но услышав посторонний шум, резко подняла голову, и, увидев незваного гостя, тут же вскочила на ноги. - Кто вас сюда пустил?!– громко возмутилась она. – Я же сказала, что никого не принимаю! Я… - Закрой рот и не смей повышать на меня голос! – оборвал ее Габриэль, решив, что лучшая защита – нападение. – Не успела открыться, а уже влетела в долговую яму? Хороша, ничего не скажешь! - Злорадствовать пришли? – тут же нашлась Маринетт, выходя из-за стола и подходя к нему практически вплотную. – Ну так злорадствуйте! Мне на ваше мнение начхать! Ярость моментально закипела в крови, и Габриэль только чудом смог удержать себя от того, чтобы отвесить Маринетт звонкую пощечину. - Злорадствовать?! Я, по-твоему, похож на идиота?! Да как ты… Возможно, Габриэль был бы рад взять себя в руки, однако задетая гордость требовала отмщения. Он в красках расписал бывшей ученице ее умственные способности, сделав акцент на самых глупых и нелепых, по его мнению, ошибках. «Неужели ты забыла все, чему я тебя учил?!» - кричал Габриэль, едва осознавая, что с каждой его фразой Маринетт стремительно утрачивала спокойствие. Когда он вдоволь накричался и гнев стал потихоньку отступать, Габриэль взглянул на Маринетт более осознанно… и вдруг почувствовал болезненный укол совести. Вместо яростной львицы, готовой до последнего защищать себя, он увидел съежившегося в испуге котенка. Габриэлю стало неловко. Он даже успел задуматься о том, что возможно был слишком резок и следовало бы извиниться. Хотя бы за часть сказанного. Но не успел и рта раскрыть: Маринетт пару раз шмыгнула носом, а затем расплакалась и стала медленно оседать на пол. Габриэль успел подхватить ее и, заметив краем глаза небольшой диванчик у смежной стены, тут же повел к нему Маринетт. Сев на мягкое сидение она вроде бы успокоилась, но стоило ему отпустить девичьи плечи, как она резко схватила его за руку, будто прося остаться. А когда Габриэль сел рядом – придвинулась вплотную и с силой сжала его в объятьях. - Я не знаю, что мне делать! – стала оправдываться Маринетт, уткнувшись в мужскую грудь и заливая слезами льняную рубашку. - Я всегда читаю бумаги, прежде чем подписывать…А он… Сказал, что мне не стоит этим заниматься… Что я не могу все делать сама… Что я ничего в этом не понимаю… Хочет, чтобы я все отдала ему, а сама… отвечала лишь за создание коллекций… - Ну, конечно. Классическая схема, - закатил глаза Габриэль, неловко обнимая ее одной рукой. – Сначала обещают ни во что не вмешиваться и поддерживать лишь материально, а потом подставляют, прибирают все к рукам, и ты становишься Золушкой в собственном доме. - Я пыталась противостоять, но на меня разом все скинули… Счета… Бумаги… В них все так скомкано… Я ничего не могу понять, я запуталась! «Вот чудо с хвостиками» - чуть было не ляпнул Габриэль, но вовремя спохватился. Во-первых, Маринетт давно отказалась от такой прически, отдав предпочтение аккуратно собранному пучку. А во-вторых, он мог сколько угодно ругаться и обижаться на Маринетт, но в глубине души все же чувствовал себя несколько обязанным ей. Хотя бы за то, что она в свое время помогла ему устроить перезагрузку для дома моды «Габриэль». - У тебя здесь все документы? – спросил он, когда ее истерика немного утихла. - Все на столе, - всхлипнула Маринетт. – Да только проку никакого. Я в них ничего не понимаю. Габриэль тяжело вздохнул и робко провел ладонью по ее спине. Конечно, не так он планировал провести свой вечер, да поздно уже поворачивать назад. - Сделаем так, - сказал Габриэль, разжимая объятье и стягивая с плеч пиджак. – Я сажусь за бумаги, а ты варишь кофе. Это ты в состоянии сделать? - Конечно, - согласилась Маринетт, вытирая ладонью слезы. - Вот и замечательно, - сказал он, поднимаясь на ноги, и, сунув ей в руки свой пиджак, направился к письменному столу… Габриэль потратил почти час, чтобы вникнуть в курс дела. Маринетт успела наляпать много ошибок, ради некоторых ему даже пришлось консультироваться с собственным юристом. Но, слава богу, все это было поправимо. Маринетт пришлось дважды сварить ему кофе и Габриэль не без удовольствия отметил, что он был таким же вкусным, как во времена ее работы в «Габриэль». Чтобы окончательно разобраться во всех делах у них ушло еще три часа. Даже пришлось заказать еду в ближайшем китайском ресторанчике, поскольку время неумолимо двигалось к одиннадцати вечера. Габриэль старательно разжевал Маринетт те моменты, где она ошиблась, делая пометки карандашом прямо на документах. Потом, на отдельном листе выписал в столбик задачи, разделив их на важные и незначимые. А в конце порекомендовал нанять еще нескольких управленцев. Да, затратно, но зато будет проще вникнуть в готовые отчеты, чем пытаться делать все самостоятельно. Все это время Маринетт сосредоточенно следила за его действиями, сидя рядом на гостевом стуле. Габриэль удивился тому, что она не повесила его пиджак, а набросила себе на плечи, но не стал пенять ей за это. Сегодня, пожалуй, стоит закрыть глаза на некоторые моменты. Когда они наконец разгребли все дела, Маринетт вновь расплакалась, теперь от счастья, перемежая всхлипы со словами благодарности. - Не стоит, - отмахнулся Габриэль. – Только пообещай, что в следующий раз не понесешься сломя голову в горящий дом, а лучше спросишь совет. Хотя бы у меня. - Хорошо, - сквозь слезы улыбнулась она и он против воли улыбнулся в ответ. Габриэль предложил подвезти ее до дома и Маринетт на удивление быстро согласилась. Они быстро доехали до нужного адреса и когда девушка скрылась в подъезде, он вдруг спохватился, что она так и ушла в его пиджаке. Вот только Габриэль отчего-то не решился пойти за ней и попросить вернуть вещь. Потом как-нибудь заберет…***
Первое время Габриэль делал себе напоминание позвонить Маринетт и попросить вернуть пиджак, однако вскоре закрутился в делах и благополучно забыл про него. Несмотря на то, что девушка постоянно была у него на виду. Она сдержала слово и теперь всегда советовалась с ним, прежде чем принять ответственное решение. Вскоре к этому добавилось общение на сторонние темы и уже к концу месяца Габриэль достаточно активно переписывался с Маринетт в соцсетях. Иногда это бывало в ущерб рабочему времени, но он нисколечко не жалел. Габриэль даже испытал некое облегчение оттого, что между ними больше не было недомолвок. Жизнь меж тем текла своим чередом. Габриэль поднимался все выше на вершину модного Олимпа, периодически консультировал бывшую ученицу и стабильно раз в месяц выкраивал день для себя, чтобы сходить на могилу к Эмили. Это было что-то вроде сакрального ритуала, которому ничто не могло помешать. Даже в один из июльских дней, прочитав в смартфоне оповещение о надвигающейся грозе Габриэль лишь фыркнул, мысленно сделав пометку захватить с собой зонт. К несчастью, синоптики оказались правы: он пробыл возле могилы от силы десять минут, как вдруг послышался раскат грома и с неба тут же посыпались крупные капли. Понимая, что нет смысла мокнуть под дождем, Габриэль раскрыл зонт и медленно пошел к выходу. Он безумно любил дождливую погоду, а в особенности насыщенный озоном воздух, что оставался после грозы. Он навевал приятные воспоминания, и Габриэль почти полностью погрузился в них, как вдруг умудрился споткнуться и едва не упал в лужу. Чудом удержав равновесие, он недоуменно взглянул под ноги и обнаружил, что запутался в алой нити. Распутавшись, Габриэль задумался о том, как это могло случиться, но пришел лишь к одному выводу: Маринетт была где-то поблизости. Разум ратовал за то, чтобы скорее вернуться домой и согреться, однако внутренний голос отчего-то требовал разыскать девушку. Габриэль еще раз взглянул на нить. Та неподвижно лежала на мокрой брусчатке. Возможно, Маринетт спряталась под деревом и пережидала непогоду. Решив, что с него не убудет, Габриэль двинулся в обратную сторону, ориентируясь по красному шелку. С каждым шагом нить постепенно уменьшалась, пока не стала длиной лишь пару дюймов. Габриэль остановился, огляделся по сторонам… и испытал шок. Маринетт сидела на мраморном постаменте возле невысокого надгробия и, казалось, совсем не обращала внимание на дождь. Она обнимала себя двумя руками, а ее темные распущенные волосы облепили лицо, добавляя образу трагичность. Габриэль тут же направился к ней и, едва поравнявшись, громко позвал по имени. Маринетт испуганно вздрогнула и недоуменно воззрилась на него. - Что вы здесь делаете? – вместо приветствия спросила она. - Могу тоже самое спросить у тебя, - сердито ответил он. - Какого черта ты мокнешь под дождем? Хочешь подхватить пневмонию? - Я? Нет! Я просто… Маринетт замялась, неловко откинула назад мокрые волосы, а потом вдруг испуганно ойкнула и залилась свекольным румянцем. Габриэль недоуменно захлопал глазами, однако, внимательно осмотрев девушку понял причину ее смущения. Похоже, выходя из дома, Маринетт не удосужилась посмотреть в зеркало, поскольку вместо плаща куталась в его пиджак. Тот самый, который он все собирался забрать, да благополучно забыл. - Простите, - пролепетала она, не зная, куда деть себя от неловкости. Габриэль лишь вздохнул. Вот недотепа! - Пойдем, - сказал он. – Я отвезу тебя домой. - Я не хочу домой, - ответила Маринетт. – Я специально вышла, чтобы прочистить голову. Слишком много в ней всего… всего. Габриэль не первый день жил на свете и все понял с первого раза. Да и Маринетт не особенно скрывала то, что чувствовала себя неважно. В такие моменты действительно лучше побыть одному и все обдумать. Однако что-то мешало ему уйти и оставить ее наедине со своими мыслями. Возможно потому, что они были связаны… точнее должны быть связаны. - В любом случае, это не повод мокнуть, - резюмировал Габриэль, а затем наклонился, взял Маринетт за локоть и уверенно потянул на себя. – Пойдем. Поговорим в другом месте. Она встала и покорно последовала вслед за ним, не произнося ни слова. Лишь когда они подошли к машине, Маринетт вдруг ойкнула и принялась мямлить, что не может сесть в салон в таком виде. - Все в порядке, эти кожаные сидения еще не то видели, - сказал Габриэль, усаживаясь за руль. Маринетт коротко кивнула и села на переднее сидение… Спустя двадцать минут они подъехали к особняку. Едва очутившись внутри, Габриэль тут же дал разнарядку: Маринетт пойдет в одну из гостевых комнат, приведет себя в порядок, а потом они поговорят. Она не стала спорить, лишь молча кивнула и отправилась наверх вместе с одной из горничных. Глядя на нее, вымокшую до нитки, Габриэль невольно содрогнулся. Ему бы тоже не помешал душ, чем горячее, тем лучше… Через полчаса Габриэль спустился на второй этаж и наткнулся на ту самую горничную, что провожала Маринетт. На вопрос: «Будут ли дальнейшие указания», он уверенно кивнул и уже хотел распорядиться принести чай, но осекся. На месте Маринетт он несомненно выбрал бы что покрепче для облегчения серьезных дум. А поскольку она была кандидатом в его соулмейты, существовал шанс, что в этом плане они могли мыслить одинаково. Габриэлю это решение показалось верным, поэтому он велел организовать легкий перекус и принести бутылку грушевого кальвадоса. А лучше две. Чутье подсказывало, что разговор будет долгим и серьезным, поэтому на спиртном лучше не экономить. Отдав распоряжение и узнав, в какой комнате находилась Маринетт, Габриэль направился к ней. Подойдя к нужной двери, он уверенно схватился за ручку, но вдруг смутился и решил, что правильней все же будет постучать. Маринетт отозвалась быстро. Войдя в комнату, Габриэль обнаружил ее сидящей на диване и кутающейся в махровый халат. На лице Маринетт сияла такая довольная улыбка, что он против воли умилился. - Как, оказывается, мало нужно человеку для счастья, - сказал Габриэль, проходя внутрь и усаживаясь рядом с Маринетт. - Простые радости жизни всегда будут в тренде, - отшутилась она, сдвигаясь, и тем самым давая ему больший простор. – Спасибо, что забрали меня оттуда. И простите за пиджак. Я, видимо, схватила его не глядя… Я возмещу. - Пустое, - отмахнулся он. – Один пиджак не нанесет серьезного ущерба моему гардеробу. Маринетт собиралась что-то сказать, но в этот момент открылась дверь и в помещение вошла горничная с сервировочным столиком. Едва она удалилась, Маринетт внимательно осмотрела содержимое и перевела на Габриэля изумленный взгляд. - Я подумал, что ты голодна, - честно ответил он, не видя в этом жесте ничего крамольного. - Вы будто мысли читаете, - вновь улыбнулась Маринетт, а затем взяла бутылку. – Грушевый кальвадос? Родителям однажды дарили такой. Восхитительная вещь! - Самое то, чтобы согреться после такой прогулки, - резюмировал Габриэль, мягко забрав из ее рук спиртное и уверенным движением открутил крышку… Импровизированный ужин растянулся почти на сорок минут. Маринетт с жадностью налегала на закуски, будто не ела как минимум сутки, и это вдруг напомнило Габриэлю Адриана. Приезжая со съемок, тот тоже набрасывался на все подряд, оговариваясь невозможностью перекусить в перерывах. Сам Габриэль уделял больше внимания спиртному, прикидывая, как начать разговор. - Огромное спасибо! – насытившись, поблагодарила Маринетт и мягко откинулась на спинку дивана. – Даже не знаю, как отблагодарить вас. - Если расскажешь, почему сидела под дождем, то будем считать, что мы в расчете, - сказал он, решив не ходить вокруг да около. Маринетт напряглась, стушевалась, а затем потянулась к роксу с остатками кальвадоса. - Это будет долгий разговор, - тихо сказала она. - Я никуда не тороплюсь, - заверил ее Габриэль, поудобнее устраиваясь на диване. Маринетт повернула голову и посмотрела ему в глаза. Было видно, что ей не очень хотелось говорить на эту тему, однако желание выговориться и еще один бокал кальвадоса сделали свое дело. Маринетт коротко вздохнула и начала рассказ. Говорила много и долго, начав с того момента, как отказалась стать его соулмейтом. Рассказала, как была до смерти напугана тем, что, возможно, собственноручно разрушила свою карьеру и специально уволилась, чтобы больше не мозолить Габриэлю глаза. Как открыла собственное ателье и встретила Луку, с которым у нее завязались отношения. И все вроде бы было неплохо, но как будто неправильно. Любимое дело не приносило того восторга, который сопровождал ее во время работы в «Габриэль», а все эскизы казались нелепой безвкусицей. На фоне этого у Маринетт сдали нервы, затем начались проблемы со спонсором, и она уже почти отчаялась, как вдруг судьба вновь устроила ей встречу с Габриэлем. И когда он помог ей, без всякой задней мысли или упреков, у нее с души будто камень свалился. Маринетт так радовалась, что смогла помириться со своим наставником и наладить хорошие отношения, что сосредоточилась лишь на нем, совсем забыв про Луку. Разумеется, он поинтересовался столь резкими переменами, и она все честно рассказала. - Вы не подумайте, он хороший! – торопливо выдала Маринетт. – Лука все правильно понял. Он так хорошо ко мне относится, так сильно любит, а я… Для меня он как друг. Иногда мне кажется, что я недостойна быть его кандидатом в соулмейты… Недавно он попросил меня сделать выбор. Мы оба хотели создать семью, долго к этому шли и я почти убедила себя, что буду счастлива с ним, но потом… Потом все завертелось… и появились вы. Я подумала, что это знак и что мое место вовсе не рядом с Лукой… Она говорила сумбурно, однако Габриэль смог понять ее чувства. Судьба каждый раз устраивала им столь необычные встречи и возможно, в этом действительно что-то было. - Я понимаю, что принуждать себя плохо… Но я так боюсь остаться одна. Вдруг я откажу ему и… больше никого не будет? Вдруг я так и не смогу стать чьим-то соулмейтом? Маринетт всхлипнула и вдруг по ее щекам потекли слезы. Она отставила бокал на столик и спрятала лицо в ладонях. Габриэль лишь коротко вздохнул. Отчасти он понимал Маринетт в ее стремлении любить и быть любимой, однако эта мечта начинала казаться ему чем-то вроде пунктика, обязательного к выполнению. «Тебе бы в самой себе разобраться», - подумал Габриэль, искренне жалея о том, что не мог помочь Маринетт так, как должно… Или же мог? - Знаешь, - сказал он, придвигаясь ближе и мягко отнимая ее руки от лица, - в одиночестве нет ничего плохого. То есть, не обязательно тащить соулмейта под венец, чтобы быть счастливой. Можно выстроить отношения и по-другому. Иногда дружба ценится куда сильнее, чем любовь. Габриэль понимал, что нес бред и что Маринетт ни за что не примет во внимание его слова. Однако чувствовал: ему нужно было это сказать. - Думаете, так будет лучше? – спросила она, утирая слезы тыльной стороной ладони. – Возможно вы правы, для нас с Лукой это было бы идеальным вариантом. Но он настроен создать семью и вряд ли согласится быть просто другом. - Брак между соулмейтами отнюдь не обязательное требование, а скорее счастливое стечение обстоятельств. И эта ситуация вовсе не имеет прямого пути. Всегда есть выбор. Даже у тебя. Маринетт всхлипнула и внимательно посмотрела в лицо Габриэля. Он ничего не сказал, лишь накрыл ее ладонь своею и ободряюще сжал, надеясь, что девушка сумеет все правильно понять. - Это то, о чем я думаю, да? – спросила она. Габриэль молча кивнул. Он понимал, что шел вразрез своим принципам, но сейчас это казалось неважным. Маринетт сжала его ладонь в ответ, но вновь всхлипнула и потупилась. - Понимаю, это было нелегко, и я так сильно благодарна вам за помощь. Я очень хочу быть вашим другом, сильнее чем когда-либо… Но я не могу стать вашим соулмейтом. Простите.