Возможно, ты один на свете. Но в темноте ты не один.
Как только враги были повержены и жители вернулись в деревню, я сразу ушла в лес, потому что чувствовала знакомую чакру. Блуждала по лесу недолго и быстро наткнулась на источник своих ощущений, стоило только задрать голову наверх и увидеть восседающего на ветке Саске. Я сразу запрыгнула к нему, сев рядом. Парень и бровью не повел. — Почему ты еще не ушел? — задаю вопрос, который действительно интересовал, — Орочимару не кинется искать тебя? — Не волнуйся за него, — хмыкнул в своей манере брюнет, скрестив руки на груди. А после посмотрел на меня краем глаза: — Я присматривал за тобой. — Ого, какая честь, — язвительно заявляю другу, толкая кулаком того легонько в бок. Учиха выдавливает из себя легкую улыбку и мы смотрим вперед. Начинает светать, но солнца пока не было видно. С этого места отлично была видна деревня. Я видела, как люди, словно муравьи, суетились, помогая друг другу. Ведь после сражения многие дома пострадали, поэтому, многие остались без жилья. Как грустно. — С каких пор ты начала чувствовать мою чакру? — неожиданно спрашивает брюнет, а я смотрю на него, выставив руку с меткой. За время битвы от бинтов остались лишь клочья. — С тех пор, как ты запечатал в неё свою чакру. — Вот оно как. Саске берет меня за эту же руку и прикладывает к печати ладонь, вливая в неё свою чакру. Мои глаза округляются, ведь делает он это уже не в первый раз и по своей воле. Закончив процедуру, он отпускает мою руку. — Конечно, спасибо, но это странно, — рассматривая свою метку, заявляю другу. — Что странно? — задает он вопрос, а я просто махаю головой. — Ничего, — улыбаюсь я, как ни в чем не бывало, стараясь загнать ложные мысли в угол. Если он дал свою чакру, это не значит, что я ему нравлюсь. Он просто друг моего детства, вот и все. Он помогает мне так же, как и я ему. Мы сидели молча и смотрели, как солнце медленно поднимается из-за горизонта, освещая небо. От этого становилось не так темно и не так беспокойно. Почему-то с приходом рассвета мне становилось спокойней. Никогда не любила темноту, ведь многие тонут в ней. В темноте куча всего. В темноте — опасно. Но с приходом света — она рассеивается и от неё ничего не остается. Вот поэтому я люблю рассвет. Я люблю смотреть на то, как темнота уходит прочь. — Я уже хочу, чтобы все закончилось, — выдаю другу, смотря перед собой. — Я хочу, чтоб ты уже вернулся в Коноху. С Итачи. И чтобы было все, как раньше. Хочу, чтобы ты снова был счастлив. Хоть и без Сузуми и без своей семьи, я надеюсь на то, что ты снова станешь тем Саске, с которым я познакомилась тогда на озере. Чувствую его руку у себя на плече, чувствую, как парень подвигается ближе, как он обнимает меня, уткнувшись носом в мою голову. Слышу, как он шепчет: — Спасибо тебе. И от этих слов приятное тепло разливается по всему телу. Мне сложно вспоминать те дни, когда все было хорошо, потому что знаю, такого уже не будет. У Саске не осталось никого, кроме брата. И он его единственная семья. Человек, который убил тех, кого любил, ради брата, ради деревни. И теперь живет с таким грузом. Мне интересно взглянуть в глаза Итачи и спросить: «Почему ты не сказал всю правду?». От этого слезы наворачиваются на глаза. Становится больно. — Ты и Итачи, вы много на себя взвалили, — шепчу в ответ другу, но тот молчит, а я слышу, как он спокойно дышит, но при этом чуть сильнее сжал мое плечо, — и не хотите делить свою ношу. — Скоро все вернется на свои места, — успокаивающе сказал брюнет и отстранился от меня, глядя прямо в глаза. Он подносит руку к моему лицу и стирает тыльной стороной ладони слезы. — Не плачь. Ты сильно привязалась к нам. За те годы, у тебя появились крепкие узы с Учихами. — Конечно. Ведь первые мои друзья — это Сузуми и ты, — я стараюсь выдавить из себя улыбку и это выходит. Саске улыбается уголками губ. Я вспоминаю те моменты, когда мы все вчетвером проводили время вместе. Это было очень редко, но это были самые яркие дни нашей жизни. Я, Сузуми, Итачи и Саске. Акияма и три Учихи. Звучит неплохо однако. Но при этом я никогда не чувствовала себя лишней, находясь в составе этого семейства, а наоборот — мне было очень уютно. И может из-за этого я испытывают такой комфорт, находясь с Саске, хоть он и нукенин, чуть не убивший своего друга. — Я никогда не забуду того, что ты сделала для меня, Харука, — тихо говорит Саске, все еще смотря в глаза. Теперь улыбка появляется на моем лице сама и не стоит мне выдавливать её, словно занозу. — Но ты правда готова пойти со мной в темноту? — Да, — в моем голосе нет места для неуверенности. Только решимость. Решимость помочь близкому человеку. Мы снова смотрим на горизонт и видим, как солнце почти наполовину взошло на небо. Теперь темноты становилось меньше — она отступала. Так же я видела, как люди продолжали суетиться в деревне. Никто уже не спал. Саске поднялся с места и посмотрел на меня: — Теперь за тобой не нужен присмотр. Жди сообщения, — с этими словами, он скрылся с моего поля зрения, а я вздохнула и снова посмотрела на метку. Вот никогда эта зараза не прощается.***
Мы оставались в деревне на несколько дней, дабы восстановить силы и помочь людям, пока в селение не прибудут шиноби, которых послала сюда Хокаге для защиты. За эти дни мы помогали чем могли: обрабатывать раны, отстраивать дома, выносить мусор с дворов. Ведь, по факту, в этом есть и наша вина. Но люди так не считали. Кто-то из них сказал, что это пустяки по сравнению с тем, что мы сделали для них, а именно — дали свободу. Теперь нет никаких тупых правил, нет мразей, убивающих просто так и избивающих людей за пустяки. За это время деревня пыталась выбрать себе новую главу, да пока отложили этот вопрос на потом, потому что на данный момент у них были другие заботы. Наши парни ушли в лес с остальными мужчинами, дабы рубить деревья и готовить из него материал, а мы с Микой остались в селение, помогая людям с ранами. Конечно, способностями ирьенинов не владели, но первую помощь оказать могли, благодаря нашей матери. Хоть и люди не пострадали от битвы, но они пострадали от избиений. Многих били и кидали в подвалы, плюя на этих людей. Поэтому сейчас мы помогаем им вылечить загноившиеся раны, да и просто обычные синяки и царапины. Мика готовит смесь из трав, а я обрабатываю загноившуюся рану на ноге одному мужчине. После чего бережно обматываю ногу бинтами и даю небольшую баночку мази, которую до этого мы приготовили с сестрой. — Возьмите, обрабатывайте рану каждый вечер, а после накладывайте повязку. Скоро должно пройти, — он улыбается мне и с благодарностью принимает мазь. Людей уже немного, что радует, ведь за эти пару дней мы жутко вымотались, но оно того стоит. Когда помогаешь кому-то так, как сейчас, сразу забываешь о том, что это твоя работа. Твои действия идут от души и сердца и приносят тепло не только тебе, но и тем, о ком ты заботишься. — Сестренка, — слышу детский голосок и чувствую, как кто-то дергает меня за рукав кимоно. Оборачиваюсь, и вижу ту самую девочку, которую я спасла. Она улыбается мне, а я присаживаюсь на корточки, чтобы быть на уровне с ней. — Привет, — трепаю ту по голове, заодно осматривая синяки на её лице, — вижу, твои раны почти зажили. — Все благодаря сестренкам! — восхищенно улыбается девочка, а я поворачиваюсь в сторону сестры и вижу, как та тепло улыбается, смотря на этого ребенка. — Я хотела вас поблагодарить, вот, — она достает из кармана сверток и протягивает его нам. Сразу вспоминаю тот день, когда Сузуми сделала для меня подарок. Но стараюсь не думать об этом сейчас. — Это для вас двоих. — Да? — Мика подходит к нам и мы вместе с ней разворачиваем сверток и видим два плетеных из ниток браслета с металлической вставкой, на которой был выгравирован иероглиф «ДУХ», такой же, как и наша печать на руке. — Она вложила в них всю душу, ночами не спала, — слышу голос постарше, и мы с сестрой поднимаем голову, замечая перед собой женщину — мать малышки. — Каю даже выпросила у кузнеца сделать главную составляющую этого браслета. Мы с сестрой удивленно смотрим на ребенка, а потом благодарим её, по очереди обнимая и сразу надевая на руки браслет. У меня розовый, у Мики — фиалковый. Прям под цвет моих волос и глаз сестры. Эти двое уходят, махая рукой на прощание, а мы с сестрой смотрим друг на друга. — Если честно, это так… непривычно, — говорит сестра, все еще смотря на руку с браслетом. — Да, — отвечаю ей, вставая на ноги, — мы стали для них всех героями. Принесли надежду и спасли их. Теперь они свободны. Сестра кивает, и мы снова принимаемся за работу, но тут поднимается щекотливая для нас тема. — Пару дней назад ты снова виделась с Саске? — спрашивает сестра, а я киваю. — Да. Он теперь ушел. Говорит, что Орочимару слабеет. Саске скоро убьет его. — Ты пойдешь с ним? — Конечно. Я же обещала вытащить его из темноты.***
Прошел месяц с той миссии, после которой наша команда стала еще лучше работать, а отношения сестры с Наруто стали более… натянутыми. Но это уже было проблемой Узумаки, хотя было больно смотреть на то, как от этого мучается и Мика. Она любила Наруто, но тот сильно поздно созрел и теперь ему остается страдать. Правда не в открытую. В жизни как ни встретишь — то это все тот же задорный и назойливый парнишка, которого все мы знали. Но только теперь глаза выдают его с потрохами. Мы часто стали видеться и часто стали обсуждать Мику и Ючи, и оба удивлялись тому, как это сблизило нас. Раньше-то мы никогда не дружили, а сейчас все поменялось. Сестра часто стала пропадать на заданиях со своей новой командой, а мы же, иногда с командой №7, иногда без неё, стали ходить на миссии. За это время их было не очень-то и много, поэтому в свободное время я снова тренировалась с отцом, стараясь улучшить райви и все техники, связанные со стихией молнии. Так же мы стали тренировать другую мою стихию, пробудившуюся не так давно. Стихия огня. Это и неожиданно, ведь за это время узнала клановую технику Учих: техника большого огненного шара. Её нас научил отец Саске, еще когда мы были маленькими. Мне она давалась с трудом, но все же, спустя какое-то время, я овладела ей, правда, пользовалась редко от того, что больше времени уделяю своей основной стихии молнии. Мы с отцом отрабатывали мою скорость и ловкость. С этим у меня проблем не было, но папе хотелось, чтоб все было в идеале. Да и самой хотелось этого, ведь когда я почувствую, что готова — то сражусь с ним и, наконец-таки, превзойду его! После очередной тренировки, которая потрепала не только мою внешность, но и мои нервы, я сидела в ванной, в то время как мать с суровым лицом лечила мою оцарапанную до кости руку. Боль меня особо не волновала, да и травма тоже, я уже давно привыкла, что для отца нет слова «жалость», но мама, спустя все это время, к этому привыкнуть не смогла. Ведь она нас родила и переживала сильно за каждую такую тренировку с отцом. И поэтому, как только тот прошел мимо ванной, в которой дверь была открыта, мама сразу повернулась к нему, прекратив лечение. — Кано, ты когда-то можешь приводить Харуку без таких повреждений? — и в доказательство своих слов, она подняла мою руку, от чего мне стало больно и я зашипела, проклиная мать и отца за то, что он сейчас попался ей на глаза. Руки матери снова засветились зеленым светом. Я посмотрела на папу, который сразу нахмурился. — Милая, ты должна была привыкнуть. Тем более, она — шиноби и, чтобы выжить, должна быть сильнее. — Поэтому ты пытаешься убить её на полигоне? — ядовито спрашивает мать, даже не поворачиваясь к отцу. Я выдавливаю из себя улыбку, смотря на то, как сконфузился глаза семейства. — Не переживай, мама, — решаю вставить свои пять копеек, продолжая смотреть в глаза отцу, — еще немного, и я надеру старику зад так, что лечить придется его, а не меня! — Что за слова, Харука? — возмутился отец, сверля меня взглядом. — Это моя цель, отец, — говорю ему это без шуток, серьезно смотря на его хмурое лицо. — Тогда желаю тебе в этом удачи, — усмехается он и скрывается с виду. Мама обреченно вздыхает, но не прекращает лечение. — И в какой еще семье есть такое? — обреченно спрашивает мама, заканчивая лечение. — Будь аккуратна в следующий раз. — Я киваю и вскакиваю с бортика ванной, покидая комнату и направляюсь в свою. Прошел месяц, даже больше, поэтому я постоянно проверяла свиток, готовясь к отбытию. Еще тогда, вернувшись в деревню, первым делом я получила разрешение от Хокаге и предупредила сестру. Та сказала мне, что будет ждать меня и прикроет, вдруг что. Не даст никому обвинить меня в измене. И такое настроение сестры радовало. О своих действиях я не могла рассказать отцу или же матери — не поймут. Хоть они и уважают клан Учиха и по сей день, и даже считают правым то, что Саске должен убить своего брата, но они не знают всей правды. Не поймут. Не отпустят. Запрут дома, как зверя в клетку. Ведь посчитают это опасным. Скажут, что я не готова. Но это не так. Морально — мой дух готов, как и мое тело. Я разворачиваю свиток и вижу послание от друга с сегодняшней датой. «Через два дня я убью его. Будь готова» — и оставлены координаты убежища змея. Если выдвинуться сейчас, то буду там через полтора дня. Нужно дождаться ночи, чтобы по-тихому свалить из дома, ведь пока вечер и все, кроме сестры, находятся тут. Папа шатается без дела, в основном проглядывает свитки. Ему лень писать отчеты, а мама готовит ужин. А вот после ужина мы все разбредемся по своим комнатам отдыхать. Поэтому сейчас нужно быть готовым. Я достаю свой рюкзак и свиток, в который помещаю некоторые вещи: сменную одежду, средства для гигиены, спальник и прочую пургу для путешествия. Закидываю свиток в рюкзак, рыскаю по комнате, собирая все свои деньги, закидываю их в кошелек, тот тоже летит в рюкзак. Кунаи и сюрикены, аптечка, еще пару свитков, сверху кладу плащ и места уже нет. Достаю из шкафа свою одежду шиноби и кидаю её на кровать, чтобы сразу переодеться и не терять время. А пока иду к столу, достаю лист бумаги и пишу послание сестре: «Мика, план пришел в действие, поэтому, я ухожу сегодня». Ставлю дату и слышу, как мама зовет ужинать. — Сейчас иду! — кричу, что есть силы и покидаю свою спальню, по пути проходя комнату сестры. Она всегда закрывает её, когда уходит на миссии, так как не любит, чтоб в ней кто-то лазил в её отсутствие. Поэтому присаживаюсь и просовываю сложенную вчетверо записку в щель под дверью, надеясь, что она заметит её. Спускаюсь вниз и все идет, как нужно: мы кушаем, беседуем, а после я остаюсь мыть посуду, отсылая родителей отдохнуть. Мама благодарит меня, и оба желают мне спокойной ночи. Я улыбаюсь, в тот момент жалея, что не могу с ними попрощаться и при этом, причиню им много боли, если они узнают, что я делаю, ведь неизвестно, как долго будем мы искать Итачи. Когда с посудой покончено, смотрю в окно, а там — темно. Поэтому поднимаюсь к себе, запирая комнату изнутри, переодеваюсь, хватаю рюкзак, открываю окно и выпрыгиваю из него, надеясь, что меня никто не увидел. Тихо иду по улице. Скрываясь и думая, что меня выдаст мое колотящее сердце. Но, благо, все проходит отлично, шиноби у ворот пропускают меня, понятливо кивая. Значит, Цунаде предупредила их. И спасибо ей за это. Как только покидаю Коноху, достаю плащ и снимаю с себя протектор, пряча тот в рюкзак. — Жди меня, Саске, я иду за тобой в темноту!