Когда будет дождь

Суббота

10:47

      Утро встретило Элиотта мягким, приглушённым, но тёплым светом из-за полупрозрачных занавесок. Едва проснувшийся мозг пустил мысль: в их городе всегда так — за солнцем идёт дождь, а за дождём следует солнце. Уже давно улёгшаяся в сердце закономерность.       Элиотт от этой детали слабо улыбается, но, переведя взгляд вправо, видит совершенно незакономерную для его жизни картину. Да, однажды уже такое было. Да, он видел уже Луку в своей кровати, но в эту минуту, в эту секунду, когда вместе с блуждающим по очертаниям едва укрытых одеялом изгибов тела в голове вспышками разгораются воспоминания, когда жар легкими пульсациями ещё отдаётся в мышцах, он понимает, останавливаясь глазами на опущенных ресницах Луки, что не может больше лежать.       Следуя одной своей безумной мысли, аккуратно выскользнув из-под одеяла, Элиотт смотрит ещё секунд пять на Луку, оглядевшись, берёт свои чёрные штаны с пола и начинает их на себя спешно натягивать.       Ещё одна вспышка в голове приятно обжигает его нервную систему, заставив закусить губу.       Не разрывая поцелуя, Лука тянет его на себя за шею ближе, стараясь попутно стянуть свободной рукой с пояса его штаны.       Совершив медленный вдох и размеренный выдох, Элиотт отводит взгляд в сторону лежащего на компьютерном столе блокнота. Подойдя и взяв его, он оправляется к дивану и, медленно садясь на его спинку, пытается рассмотреть, проснулся ли Лука.       Не проснулся. Всё такой же мирно сопящий, нежный и... До безумия изящный.       Что точно связало их ещё до знакомства, так это любовь к природе, нахождение своего покоя в ней.       Пока они не нашли его друг в друге.       И если было бесчисленное количество раз, когда Элиотта изумляло то, что вытворяла природа своими руками на небе или в растениях, что ему встречались, то прямо сейчас он не мог отвести взгляда от самого красивого и самого неповторимого явления, что он видел в своей жизни — Луки.       Поэтому, закидывая левую ногу на правую, он, держа в руке карандаш, лишь собирается с духом, чтобы предпринять очередную попытку этой красоты иным образом коснуться и сохранить на листе бумаги. Боже, даже листы бумаги он имел в наличии благодаря переработанной древесине — ещё одному исходу природы. Sound: James Blake — Are You Even Real?       Ещё раз вздохнув, он поднимает глаза к лицу Луки, поджимает губы, смотрит на лист бумаги и начинает рисовать. Штрихи ложатся один за другим, пока грифель не останавливается на ещё пока не полностью различимых очертаниях губ Луки.       Глаза Элиотта вновь поднимаются к его лицу. Грудь обжигает, губы приоткрываются. В эту секунду он, мотнув головой от изумления, опять думает о том, как удивительно быстро сердце может учащать свой ход. Ведь он смотрит на приоткрытые губы Луки, чувствует собственный учащенный пульс и не может не вспоминать прошлую ночь, которая вовсе ещё не ощущается «прошлой».       Стянув с себя футболку, Элиотт хотел опуститься обратно к Луке, прижаться теснее, но Лалльман приподнялся первым, встретив его ещё одним смелым поцелуем. Кожу щекотали ладони, которыми Лука скользил от рёбер к его лопаткам. Элиотт никогда не считал себя сильно чувствительным, но именно в тот момент его колошматило от каждого его выдоха, от каждого его даже мимолётного поцелуя или движения. И трудно уже было сказать, кто из них более чувствителен, больше нервничает или смущается. Потому что смущение, кажется, уже совсем в них не жило.       Движения карандаша становятся смелее, Элиотт всё быстрее скользит им по бумаге, но единственное, что удерживает его под контролем — Луку хочется рисовать мягко. Потому что иначе, слишком спеша или поддавшись своим нарастающим эмоциям, он наврёт в рисунке. Выводя линию его правого плеча, вырисовывая кисть, лежащую на одеяле, он может переборщить с тоном, лишив эту нежную — он знает, кисть, этой самой неповторимой нежности. Остановившись, Элиотт невольно закрывает глаза, когда воспоминания опять начинают его накрывать.       Целуя под ключицами, он понимал, что уже даже не нужно открывать глаза — настолько удовольствие накрывало от собственных ощущений, от того, что он может целовать эту кожу, может чувствовать прикосновения на своих волосах и, спускаясь губами ниже, стягивая ниже правой рукой резинку трусов с бёдер Луки, ощущать, как подрагивают мышцы пресса под губами. — А... — Пускает мурашки по спине этим выдохом и скользящими по шее Элиотта пальцами Лука. — Боже. — Произносит хрипло и накрывает свои же губы ладонью. Элиотт приподнимает голову, замечая этот жест. Приближаясь обратно к его лицу, опираясь на левый локоть, Демори гладит его по виску ладонью и, целуя розовые костяшки, пока Лука наконец не убирает руку от губ, притирается с ним кончиком носа, ведя правой ладонью от его груди к нижнему прессу. Элиотт ловит рваный выдох Луки поцелуем в губы, когда его рука наконец спускается ниже его живота.       Менее подробно уделяя внимание в рисунке одеялу, он всё же старается передать его положение и, выводя линию к полу, случайно замечает лежащий у кровати белый тюбик. Уголки его губ тут же непроизвольно приподнимаются. — Там... — Лука дышит жарко и указывает ладонью куда-то в сторону. — Что? — Одурманенный, Элиотт перехватывает его руку, начиная оставлять поцелуи на костяшках. — Там, в штанах, — Лалльман проходится кончиком языка по своим пересохшим губам, пытаясь сложить слова в простое предложение. — Смазка. — Наконец договаривает он, а Элиотт от этого слова округляет глаза. — Откуда? — Вновь упираясь локтями у его головы, он внимательно смотрит на то, как медленно Лука моргает. — Базиль втюхал в прошлую встречу. — Брови Демори изгибаются от изумления. — Я не сразу понял, что это. А потом как понял. — Продолжает бормотать Лука, усмехаясь и всё так же глядя на его губы. Элиотт улыбается, и, зарываясь пальцами в его волосы, говорит: — А мне Артур. Давно как-то. — Теперь уже взгляд Лалльмана становится удивлённым. — Какие заботливые. — Шутит хрипло он и, обвивая шею Элиотта руками, тянет обратно в поцелуй.       Шорох одеяла — единственное, что заставляет его прийти в себя и, подняв глаза, увидеть, как Лука, сладко потягиваясь и морщась сквозь сон от яркого света, переворачивается на правый бок, открывая Элиотту слишком откровенный, слишком невероятный вид его голой спины и изгибающейся линии талии. Во рту пересыхает, когда он видит три небольших красноватых пятна расположенных хаотично на лопатках Луки. Нервно сглатывая, он всё наслаждается теми воспоминаниями, которые они создали.       Это похоже на безумие. Не на сон. Не на фантазию. Это настоящее безумие, состоящее из рвения, желания и одновременной нежности, когда, продолжая действия, умирая от каждого собственного малейшего движения вперёд и рваного выдоха Луки с прорывающимся голосом, не можешь перестать обнимать и целовать его выпирающие лопатки.       Не можешь понять, чего хочешь больше — смотреть Луке в глаза, ощущать его внутренний жар сильнее или целовать каждый сантиметр его уже такой горячей, чуть влажной от капель пота кожи.       Это точно было похоже на безумие, потому что Элиотту казалось, что он едва мог справиться с тем объемом чувств, который в те минуты испытывал. Малейшая возможность дотронуться ладони Луки, незамысловатые объятия, шутки в автобусе и прикосновение к его волосам — каждая из этих деталей уже пускала в пляс сердце Элиотта, заставляла ощущать слабость в ладонях и накрывала осознанием, что сил перестать касаться практически нет. Поэтому именно в тот момент, когда Лука, сам выбрав такое положение, тянул за собой и просил, просил из раза в раз стать ему ближе, голова просто шла кругом.       Вздыхая шумно от растекающейся по телу волны желания, Элиотт накрывает свои губы ладонью и опускает глаза к блокноту. Сколько сейчас времени? Сколько у него ещё времени, прежде чем нужно будет вернуться в реальность? Сколько времени на то, чтобы они могли наслаждаться этим утром наедине, в тишине, лишь друг с другом?       Покусывая от нетерпения нижнюю губу, Элиотт вновь поднимает глаза к Луке, делает глубокий вздох, откладывает блокнот на спинку дивана, встаёт и медленно подходит к кровати.       Губы приоткрываются от короткого выдоха, когда он позволяет собственному взгляду пройтись по открытому бедру.       Цепляя рукой одеяло, Демори аккуратно натягивает его на Луку обратно, почти по рёбра, но не успевает он его отпустить, как сам Лука под ним вдруг вздрагивает. Элиотт замирает от неожиданности, когда он еще и резко поворачивает к нему голову и, щурясь и хмурясь, пытается вглядеться в его лицо.       Только после появления неловкой улыбки на лице Элиотта, Лука сжимает пересохшие губы, отворачивается обратно к стене и, протерев ладонями глаза, вновь неожиданно поворачивается, протягивая руки к чужой шее.       Схватив, он тянет Элиотта на себя в объятия, от чего тот, не удержав равновесия, посмеиваясь, едва не садится на его ноги. Благо кровать относительно большая. Луку, падая на него, Элиотт не раздавил. — Доброе утро. — Бормочет Демори, улыбаясь куда-то в одеяло. Уже чувствует, замирая в этом положении, что Лука пахнет вкусно. — Мне столько всего снилось. — Голос Лалльмана немного хриплый, но довольный. — Я, например? — Чуть выпрямляется Элиотт, нависая над ним, но тут же получает ответ в лоб: — Нет. — Его брови приподнимаются. — Собака. — Собака? — Он склоняет голову влево. — Ага. — Лука моргает всё ещё немного сонно, но улыбается. — Маленькая. Пушистая такая. На шпица похожа. — Накрывая рот рукой, он неожиданно зевает, жмурясь, и потягивается, переворачиваясь на левый бок. Такой сонный и смешной. — Знаешь, — говорит Элиотт тихо, перебирая кончиками пальцев волосы на его затылке. — Ты так здорово сейчас смотришься. — Эти слова заставляют Луку немого повернуть к нему голову. — Правда? — Спрашивает он, а в голосе звучит интерес, любопытство и удовлетворение. — С гнездом на голове после сна и слипшимися глазами? — Нет, — мотает головой Элиотт, посмеиваясь. — С гнездом на голове после секса, красными губами и полной расслабленностью, с которой лежишь в моей кровати. — Элиотт замечает, что эти слова определенно производят на Луку впечатление, ведь в следующую секунду он глубоко вздыхает и, поджав губы в плотную линию, прячет лицо между подушками.       Они смеются, когда Элиотт, наклоняясь, пытается найти губами его порозовевшую от смущения щеку. Сначала хохочет довольно он, а после, когда его руки, щекоча, спускаются к открытым рёбрам, смеётся и Лука.       Они действительно сделали это — перешли этой ночью на небольшой шаг вперёд, но одновременно осознали, что это было гораздо проще и приятнее, чем казалось, когда, волнуясь, прокручивали в голове разные варианты подобного развития их совместного вечера. А на деле всё произошло словно бы самостоятельно, без лишних раздумий, так, как они чувствовали друг друга и как сильно друг другу доверяли.       Так и обнимаясь еще минут пять, они понемногу успокаиваются. Луке немножко жарко, но слишком хорошо, чтобы как-либо менять своё положение, а Элиотту едва верится, что это не сон. Едва верится, что он Луку успел нарисовать, что лежит с ним сейчас пусть и в смешной, но такой удобной позе — увитый его руками. — Я пойду готовить завтрак. — Шепчет Элиотт ему в шею. — Огнетушитель поискать? — Отвечает тут же Лалльман. — Засранец. — Смеётся Элиотт и в наказание вновь щекочет его рёбра пальцами, заставляя дёргаться и слабо пищать. Ну подумаешь, оставил он однажды на этак двенадцатой по счету встрече с Лукой сковороду на плите. Да и то тогда не один был виноват, ведь всё его внимание забрал гость.       Гость, который, почуяв горелый запах, ну никак не мог угомонить себя и свой поток шуточек над кулинарными способностями Элиотта. Это не было обидно, пожалуй, в какой-то мере Элиотт даже был с ним согласен, потому что по жизни из-за своего рассеянного внимания вечно что-нибудь пережаривал, оставляя в конце концов это занятие в надежные руки матери.       Когда же Элиотт, завершив наказание щекоткой, поднявшись, всё-таки пошёл на кухню, Лука никак не мог собраться в кучу. Приятная боль в теле не давала совершать резкие движения, но не сказать, что эти ощущения сильно отличались от его привычного утра, когда мышцы ныли, а из постели вылезать провоцировала лишь мысль о скорейшей встрече с Элиоттом.       Только сейчас он вновь в его доме, в его комнате и в его кровати, и единственное, что манит вылезти из-под тёплого одеяла, так это блокнот, который лежит на спинке дивана. Он заметил его лишь через минут пять валяний в кровати.       Фокусируя ещё какое-то время на нём свой взгляд, Лука всё же решается приподняться и, спустив ноги на пол, замечает наконец свою наготу. — Ой, — Бубнит он тихо, изгибая брови, и тянет на себя одеяло, совсем немного смущаясь от мысли, что действительно был полностью сейчас раздет. Завернувшись как следует, напоминая себе какую-то бабочку в коконе, он немного изгибает спину, наклоняется в бок и, морщась, хрипит от удовольствия. Сейчас бы разминку еще и, может быть, душ, но, выпрямляясь, он забывает об этих мыслях, осознавая, что всё-таки чувствует себя в некоторых местах непривычно.       Только эти непривычные чувства гонят по телу жар от воспоминаний, в которых Элиотт это делал с ним.       Поджав губы, Лука закрывает на пару секунд глаза и, собравшись, укутанный в одеяло, наконец топает к дивану. Он замирает, не дойдя лишь на шаг, когда, склонив голову, понимает, что на бумаге нарисовано. Чувствуя, как отбивает громкий ритм сердце, он всё же подходит ближе и, удерживая края одеяла правой рукой, тянет левую к рисунку.       Элиотт нарисовал его. Элиотт нарисовал и отчего-то это кажется столь интимным, что он уже совсем перестаёт понимать, что между ними может быть ещё интимнее того, что он ощущал прошлым вечером и прямо сейчас.       Лука никогда не был нарциссом, но именно в этот момент, глядя на очертания лица и фигуры, кажется, его глаза начинает щипать от того, как это красиво. От того, каким видит его Элиотт.

***

      На самом деле, Демори не собирался проводить на кухне много времени. Порывшись в холодильнике, напрягая извилины и фантазию, не придумав ничего лучше глазуньи, он достал все нужные продукты и разложил их по столешнице.       Перед глазами у стенки стояла куча пакетиков с разнообразными приправами матери, и в половине которых он совершенно не разбирался. А уж тем более в их сочетаниях. Красный перец, корица, кардамон. Может просто соль и чёрный перец? Всё-таки он хочет Луку вкусно накормить в это утро, а не словить от него еще одну порцию стёба.       Согласившись с собой, довольно быстро Элиотт всё порезал, забросил на сковородку и поставил на маленький огонь — граница безопасности, благодаря которой он верил, что ничего в этот раз не подпалит.       Дело было сделано, он только уже направился к коридору, чтобы поскорее вернуться к Луке, как вдруг вспомнил про чайник. Чертыхнувшись от нетерпения, он развернулся, набрал воды, щелкнул кнопкой и наконец направился к своей комнате. Sound: Novo Amor — Keep Me       В метрах трёх от двери он замедляет шаг, услышав тихие звуки музыки. Как будто кто-то, а именно его Лука, сейчас там баловался со струнами. Но не так, как он это делал прошлым вечером. В эту минуту тише, аккуратнее и, словно, интимнее.       Остановившись у порога, он касается двери костяшками и, чуть её приоткрыв, щурится. Лука действительно сейчас, сидя на кровати, укрывшись воздушным одеялом, играл на гитаре. Казалось, он еще только приноравливался, периодично ёрзая на месте и пытаясь подоткнуть одеяло вокруг себя удобнее. Картина, похожая на сказку. И Лука, как Элиотт и думал, действительно какой-то другой, когда играет.       Стоит сделать шаг в комнату, как Лалльман тут же поднимает голову, коротко улыбнувшись, смотрит на застывшего Элиотта секунды четыре, а после продолжил играть.       Продолжает даже тогда, когда Элиотт проходит вперёд, к своему прежнему месту на спинке дивана. Заметив, что оставил на ней блокнот, Демори ощущает лёгкую волну волнения, прокатывающуюся по сердцу от мысли, что Лука рисунок уже увидел, но стоит только подойти ближе и заметить появившуюся на листе бумаги надпись, как он тут же замирает.       «Je t'aime, Eliott»       Элиотт, возвращая взгляд к его фигуре на своей кровати, поджимает губы, растворяясь в этой умиротворяющей атмосфере, и медленно к Луке подходит.       Продолжая играть, Лалльман поднимает к нему взгляд и улыбается. Так по-ребячьи. И так расслабленно продолжая перебирать струны. Он действительно талантливый. И яркий. Очень яркий. Знал бы только Элиотт, что именно своим рисунком спровоцировал этого чертёнка схватить гитару и попытаться вспомнить самую нежную мелодию, какую он только успел научиться играть.       В конце концов остановившись прямо перед кроватью, Элиотт поднимает ладони к лицу Луки и лишь в этот момент пальцы отчего-то перестают перебирать струны. Как ни странно, тишина отдаётся в ушах звоном. Но тоже приятным. — Что делать, если мне совершенно не хочется тебя из этой комнаты куда-либо отпускать? — Элиотт почти шепчет эти слова, склоняя голову ко лбу Луки. — А ты и не отпускай. — Отвечает шепотом Лука. Легкий звон раздаётся по комнате от его опустившейся к одеялу ладони.       Элиотт улыбается, едва заметно качая головой. — Погоди, даже в туалет? — Неожиданно отстраняется Лалльман. Демори фыркает и, мотая головой, опять к его лбу прижимается.       Вибрация телефона где-то на одеяле, возле Луки, который, видимо, успел его к себе в кровать утащить, заставила их отвлечься от нежности. Элиотт сел рядом, скользя взглядом сначала по гитаре, а после по невозмутимому профилю Луки. — Чего? — Выдыхает пораженно Лалльман. — Чего? — Элиотт поднимает к нему глаза. — Манон спрашивает, во сколько я иду в школу. Я ей сказал, что сегодня суббота, а она ответила инфой о записи на какие-то курсы по подготовке перед полугодовой аттестацией. — А, ну да, слышал это у младших будут проводить. — Кивает Демори, опуская взгляд к его руке на одеяле. — Что-о? — Тянет изумленно Лука, поворачивая к нему голову. — Что? — Приподнимает брови Элиотт, усмехаясь. — Я думал это в следующую субботу, раз ты об этом не говорил. — Он смотрит, как Лалльман хлопает ресницами, как опускает глаза к экрану и вновь поднимает к нему свой пораженный взгляд. Опять такой смешной и эмоциональный. — Ну бля-я, — наконец хрипит он, прижимая ладони с телефоном к лицу. — Почему сегодня? — Сгибается пополам, обнимает гитару и опускает голову. Элиотт опять смеётся от его реакции. — Расслабься, вместе сходим, всё сделаем и продолжим отдыхать. — Лука от этих слов моментально выпрямляется и смотрит на него уже гораздо более воодушевлённо. — Как ты вообще забыл об этом? — Элиотт усмехается, протягивает руку и теребит волосы на его макушке. — Да я, — Лука прикрывает на пару секунд глаза, внимая этому прикосновению, а потом отводит взгляд и призадумывается, — кажется, когда об этом говорили, я думал только о нашем свидании. — И от этих слов, глядя на самого хитрого и соблазнительного мальчишку в мире, Элиотт не может не мотнуть от изумления головой.       Восстановившийся зрительный контакт заставляет его приподнять брови в ожидании. — Ну что, приготовил? — Спрашивает вдруг Лука.       Элиотт зависает на секунд пять, и, резко вздохнув, подскакивает с кровати. — Твою-ж! — Шипит он, направляясь резко к коридору, но, замирая на выходе, оборачивается, зазывая за собой рукой. — Ты отвлёк меня. И вообще. Одевайся и дуй ко мне на кухню, там по-любому всё готово! — На последнем аргументе он разочарованно морщится, уже мысленно шлёпая себя по лбу за весьма большую вероятность того, что яичница могла подгореть.

***

      На деле, к его счастью, ничего страшного не произошло. Ему даже пришлось пошагать по кухне минуты две, ожидая, пока желток дойдёт до полной готовности, а Лука, вновь одетый в белый джемпер и штаны, к нему неожиданно не прискачет.       Увы, в силу того, что проснулись они поздно, а в школу и вовсе изначально идти не планировали, есть пришлось едва ли не налету.       Закончив с завтраком, перекидываясь шутками о забывчивости Луки и непостоянных успехах в готовке Элиотта, они поспешили в прихожую. — Погода сегодня классная. — Говорит Лука, сидя на корточках, и, завязывая шнурки, смотрит на подоконник, на котором менее месяца назад они с Элиоттом вместе сидели. — Да? — Демори тоже заглянул в окно, натягивая на себя кожаную крутку. Даже с песочным джемпером она выглядела на нём хорошо. Казалось, словно теплый оттенок играл с оттенком его волос, а тон куртки перекликался с тёмными, объемными ресницами Элиотта. Лишь встретившись с ним взглядом, Лука понял, что уже несколько секунд молча на него пялился. — Да. — Вспомнив вопрос, уверенно отвечает Лалльман, поднимается и, снова глядя на окно, кивает. — Но я то знаю, что к вечеру будет дождь. — Думаешь? — Элиотт заинтересованно склоняет голову, подходя к нему ближе. — А то. — Возьмём зонт? — Всего один? — Ухмыляется Лука, склоняя голову в ту же сторону. — Пожалуй, можно… — Потянувшись к его губам, услышав щелчок замка, Элиотт недоговаривает, выпрямляясь резко.       Инстинктивно отходя от открывающейся двери, они оба приподнимают брови, глядя на стоящую на пороге Рени. — О! — Улыбается она. — Вы ещё вместе и никуда не ушли?       «Ещё вместе и никуда не ушли» — автоматически прогоняет Лука в голове эту фразу, не замечая, как начинают гореть щёки. Он максимально старается не думать о том, задумывалась ли мать Элиотта, чем влюблённые подростки занимаются вместе на ночевке. Да, он определенно, глубоко вздыхая, старается об этом не думать.       Заметив растерянность Луки, Элиотт, взяв его за руку, переводит взгляд к матери. — Да этот несмышлёныш забыл, что ему сегодня в школе на курсы записываться, так что мы идём исправлять эту ситуацию. — Усмехается он, чувствуя, как сильнее сжимает его ладонь Лука — то ли от благодарности, то ли от желания ответить за ”несмыслёныша”.       Рени, проходя в дом, понимающе кивает и улыбается. Она смотрит на Луку и отчего-то улыбаться ей хочется ещё больше. — Хорошо провели вечер? — Произносят они с ним вдвоём вопрос в один голос и эта неожиданная случайность, позволяя обстановке разрядиться, заставляет всех присутствующих пустить смешок. — Да, — отвечает первой Рени, — нам было о чём поговорить за бокальчиком вина. — От этих слов Луке становится неожиданно сильно легче. Даже спокойнее. Их матери действительно хорошо провели время. — А как вам ужин? Мясо успело доготовиться? — Будучи всегда ответственной за ужин в этом доме, Рени спрашивает это с искренним интересом. — Оно было изумительным! — Моментально оживляется Лука, подкрепляя свой ответ невольно поднявшимися в воздухе ладонями, и оба из семейства Демори думают в эту минуту о том, что это экспрессивное поведение было куда больше похоже на Луку. — Ох, тогда я рада. — Широко улыбается мать Элиотта, прижав ладонь к своей груди. — Но я буду с нетерпением ждать, когда Элиотт возьмёт у вас пару уроков в кулинарии. — Неожиданно меняется в настроении Лалльман, тут же получая толчок в плечо локтём. Не сильный, но достаточный, чтобы, ухмыльнувшись, он поднял к его лицу глаза.. — Знаешь же, что сам меня отвлёк! — Шепчет Демори, Лука хочет продолжить шутить, но оба они отвлекаются на смех женщины. — Лу, — хлопает она его по плечу мягко, — я об этом позабочусь. — Они обмениваются довольными улыбками, а Элиотт закатывает глаза от очередного осознания, что эти двое точно играют на одной стороне. — Ладно, идите, а то ещё опоздаете. — Лука, расслабившись, оживлённо на её слова кивает, а Элиотт качает головой и, смирившись со своим положением в этой семье, поджимает губы в улыбке.

11: 38

      Погода в это утро, неумолимо приближающееся к обеду, действительно была приятной. Солнце грело, но не слишком сильно, а облака, продвигающиеся по ярко голубому небу, стоило только почувствовать жар, позволяли телу снизить градус, закрывая яркие лучи собой.       Ситуация, близкая к идеалу. Единственное, что коробит Элиотта, опускающего от неба к Луке свой взгляд, так это то, что тот в это время уже как минуты три с кем-то в телефоне переписывался. — Манон? — Спрашивает Демори скорее и любопытства, вовсе не нервничает. А вот когда Лука после этого вопроса резковато поднимает к нему голову и чуть опускает телефон, лёгкое волнение таки поселяется в его груди. — Мама. — Поджимает губы Лука. — Я написал ей, что забыл про школу, а она спросила про наш вечер. Я удивился. — Договаривает он, снова глядя на экран телефона. — Это хорошо, да? — Элиотт мягко улыбается, отводя ладонь к левой руке Луки. Улыбка становится ещё мягче, когда, даже несмотря на то, что они уже приближались к школе, Лалльман без раздумий переплёл их пальцы. — Определённо. — Ответив улыбкой, он, кажется, отчего-то чуть смутившись, отводит взгляд к дороге перед собой и дёргает бровями.       Проследив его взгляд, Элиотт понимает, что навстречу им идут Ян и Эмма. Вот уж не думал Лука, что следующая их встреча пройдёт так по-киношному — настоящее противостояние пар, идущих навстречу друг другу. Только никто из этой четверки, к счастью, не имел и малейшего желания друг другу противостоять а на фоне не было напряжённого саундтрека. Он моментально ощущает, как понемногу укрепляется этот факт в голове — «мы не враги», когда замечает неловкую улыбку на лице Яна и поднимающуюся, как в былые времена, ладонь.       Подойдя друг к другу ближе, не найдя слов, Лука точно так же поднимает руку, и, почти на инстинктах дав ”пять”, здоровается с ними и идёт с Элиоттом дальше. — Это было странно. — Выдыхает он немного нервно, но воодушевлённо, когда они отходят на шага три, и снова хватает Демори за руку. Крепко, не задумываясь. Лишь собравшись с мыслями и осознанием, что ни капли злости на бывшего друга не осталось, Лука поднимает глаза к Элиотту и к своему удивлению видит широкую улыбку. — Что? — Спрашивает он немного неловко. — Ты молодец. — Кивает Элиотт и тут же тянет ладонь к его волосам, ероша привычно мягкую челку.

***

      Поверив в слова Луки о том, что ”это не займёт много времени”, Элиотт не видел смысла проходить в холл школы, поэтому остался у шкафчика Луки. Уже как минут десять он бездумно листал новости в браузере, когда наверху экрана вдруг появилось уведомление о сообщении. Уголки губ дёрнулись, а брови свелись у переносицы, когда глаза скользнули по имени «Манон Демисси».       «Salut!»       Открыв сообщение, он даже немного выпрямляется, с невольной улыбкой глядя на фотографию: со скучающим видом Лука сидит за партой, подпирая голову ладонью. Кажется, вот же, он только был с ним, едва не любовался, но на этом фото Лука такой другой. Такой как будто немного утомлённый, когда не с Элиоттом. — Что делаешь? — Оглушает вопрос, сам голос, от которого Демори даже дёргается, резко поднимая голову. Смотрит ошалело на пришедшего Луку и лишь через пару секунд замечает стоящую рядом с ним Манон. — Что это? — Звучит в воздухе от Лалльмана уже второй вопрос и лишь в этот момент Элиотт понимает, что тот во всю вглядывается в экран его телефона. На самом деле, еще только зайдя в коридор, Лука задался вопросом о том, что же в его сотовом могло вызвать у Элиотта такую улыбку. — Откуда? — Смотрит он вновь на него то ли изумлённо, то чуть ли даже не радостно. Элиотт, так и не найдя что лучше ответить, видит, как Манон накрывает своё лицо ладонью, а сам, снова глядя на Луку, по-настоящему виснет от размышлений о том, нормально ли будет сказать, что у него есть уже практически коллекция с его фотографиями. — Мы сотрудничали. — Подаёт голос Демисси, и взгляды обоих резко переводятся к ней. — В смысле? — Лука неосознанно трёт кончик носа, ожидая объяснения. — Он делал тебя счастливым, — скрестив руки на груди, Манон беззаботно дёргает плечами, — а я делилась с ним твоими фотографиями.       Брови Лалльмана взлетают, а удивлённый взгляд сверлит то подругу, то всё так же зависающего Элиотта. — Как давно? — Смотрит он всё же на своего парня. Тот открывает рот, чтобы что-то ответить, но Манон вновь его опережает. — Давно. — Улыбается она и, заметив у входа в школу Шарля, выпрямляется, — ой, я уже побегу! — Салютует она им ладошкой и, подмигивая Луке, оставляет их наедине.       Парни смотрят ей вслед почти минуту, прежде чем взглянуть друг на друга. — Какие фото у тебя есть? — Сердце отчего-то быстро колотится, когда он это озвучивает. Странно даже представить, что могли существовать моменты, когда Элиотт наедине разглядывал его фотографии. — Увы, не все, какие хотелось бы, — осмелев, Демори поджимает губы грустно, заставляя Луку этим вновь изумлённо изогнуть брови. — Ты… — Подходит он к нему так близко, что Элиотт даже невольно отступает на полшага. Ладони, которые он в следующую секунду чувствует под своей курткой, чуть ниже лопаток, пробирают тело мурашками. — В следующий раз скажи прямо. — секунды три они смотрят друг другу в глаза, пожалуй, слишком напряженно. — Может я тебе даже попозирую. — И от этих неожиданных слов Элиотт удивлённо улыбается. Не сдерживаясь, он наклоняется, коротко целует Луку в губы и, замечая лёгкую растерянность на его лице, вновь широко улыбается. Он так счастлив сейчас. Опять. — Я это, — Лука, так и не убирая руки из-под его куртки, отводит взгляд к коридору. Основная часть людей прошла, когда они еще стояли втроём и безмолвно переглядывались, а сейчас было даже как-то уединённо, что ли, и тихо. Не часто они бывали тут в выходные дни. — Что? — Привлекает к себе внимание Элиотт. — А, — Лука опускает взгляд, в этот раз к его шее, а через пару секунд неожиданно хитро улыбается, восстанавливая зрительный контакт. — Я кое-что разузнал, пока мы собирались. — Что? — У Демори нет и малейшего предположения о чём пойдёт речь. — Спросил у База, где он прокалывал уши, то было в Париже, но он посоветовал одно проверенное место в нашем городе, и, — он замечает, как загораются глаза Элиотта и не может не запнуться в своём рассказе, засматриваясь этим видом, — и на шесть часов, сегодня, есть свободное место. Мы можем съездить туда. Буквально пара остановок. — И ты хочешь? — Как-то осторожно, но и не пытаясь скрыть нетерпение в голосе, спрашивает Элиотт. — Конечно! — Всё внутри самого Луки в самом деле ликует от мысли о том, что у них двоих теперь будет что-то осознанно общее и объединяющее их. Ему хочется, чтобы время как можно быстрее подошло к вечеру, но одновременно теплилось огромное желание, чтобы каждая минута тянулась до ненормального медленно. — Поэтому, пока у нас ещё достаточно времени, можем сходить… — Он надувает губы, отводя задумчивый взгляд к улице, — например, ко мне? — Смотрит снова на Элиотта воодушевлённо, а тот, совершая медленный вздох, опускает на пару секунд взгляд к его губам. — Мама уже на работе, а я так и не провёл тебе нормальную экскурсию по моей комнате. — А тебе хочется? — Повторяется Элиотт. — А тебе? — Смотрит на него хитро Лука. — Хочется. — Демори сдаётся, честно кивая, и, поднимая ладони к его плечам, крепко Луку обнимает. Медовый месяц, не иначе. Он и представить себе не мог, что привычные будни могли в жизни быть настолько красочными. Настолько всё вокруг виделось ему теперь насыщенным и... Красивым.

***

      Оказаться в доме Лалльманов снова для Демори было непривычно. Всё в эту минуту было для него непривычно, ведь, что важно — Лука впервые сам его сюда привёл. Непривычно, ведь он сотни раз на этот дом смотрел, но бывал внутри лишь однажды, и то почти по случайности. — За мной! — Подзывает Лалльман ладонью и начинает шустро топать по ступенькам почти белоснежной, заворачивающей на второй этаж лестницы. Элиотт без лишних раздумий, оставив куртку на ближайшей вешалке, следует за ним.       Он уже был здесь, знает, какая дверь ведёт в комнату Луки, и всё же атмосфера в этот день совсем иная.       Поднявшись, Луку сразу он не видит, а вот приоткрытую дверь — да. Неуверенно подходя к комнате, Элиотт моментально концентрирует взгляд на силуэте Луки, стоящего перед кроватью, уперев руки в боки. — Та-да-ам. — Произносит наигранно воодушевлённо он, не меняя своей стойки. — Всё точно так же, как и было. — Дёргает плечами уже более расслабленно и следит за тем, как медленно скользит взгляд заходящего в комнату Элиотта по окружению. Даже уже как-то странно осознавать, что чего-то этот человек может о нём не знать. Странно, если такое вообще возможно. — О, — вдруг реагирует Демори, подходя ближе к шкафу, — и правда спринтер. — Перед его глазами на полке стоят несколько грамот в рамках и валяющиеся медали. — Да это так, от нечего делать. — Отмахивается Лука, а Элиотт на это лишь неверяще качает головой и улыбается. Он помнит, с каким воодушевлением тот говорил о возможных соревнованиях.       Стоит посмотреть чуть вправо и он замечает валяющиеся на столе тетради. Беспорядок почему-то одновременно подходил и вместе с тем совершенно не складывался с образом взбалмошного, но опрятного Луки.       Проследив его взгляд, Лалльман тут же делает шаг к столу. — Я так задолбался учиться. — Тянет он устало, между делом складывая тетради в стопку. — И месяца не прошло, — усмехается Элиотт, подходя к нему ближе. — Да, но, — поворачиваясь, Лука откидывает голову, строя измотанную физиономию, в этот раз снова наигранно. И всё же поддаваясь этой игре, Элиотт опускает ладони на его плечи, начиная их мягко разминать. Чертовски успокаивающе видеть, как Лука, приоткрыв губы, закрывает от удовольствия глаза.       Взгляд Демори, когда он, продолжая массаж, оглядывается, случайно цепляется за синтезатор, стоящий за дверью, и, когда Лука это замечает, уже у двух человек в этой комнате сердце пропускает гулкий удар. Воспоминание о том, как они впервые здесь сидели вызывает необычное волнение.       Луке было приятно, действительно приятно видеть Элиотта здесь. Пусть и стыдно за то, что был пойман на такой глупой лжи, но невероятно приятно от того, что Элиотт пришёл, от того, что за него волновался, да ещё и серьёзно принёс треклятую шоколадку, о которой Лука щебетал в сообщениях скорее чтобы разбавить обстановку и не показаться слишком напряжённым.       От такого ясного и вдруг накатившего воспоминания, когда хочешь коснуться, но боишься, в эту же секунду Лука подходит к Элиотту, хватает за запястье и тянет за собой на кровать. Нельзя сказать, что Демори против такого поворота, он За любую его идею, но прямо сейчас всё равно удивлён резкой смене событий.       Еще пару шагов, Лука тянет его левую руку окну, напирает, вынуждая, потеряв равновесие, сесть на кровать, и сам, перекинув ногу, садится на бёдра Элиотта. — Ты это… — Только и успевает пробормотать Демори, прежде чем Лалльман, продолжая нападение, напирает ладонями на его плечи, вынуждая лечь, пускает руки под талию и ложится на его грудь, обнимая.       Дыша учащённо, Элиотт смотрит в матовый белый потолок и никак от приятного оцепенения на это всё не реагирует. — Я столько раз это делал. — Шепчет Лука спустя пару минут такого положения. Его глаза закрыты. Элиотт не может этого увидеть, потому что весь вид ему закрывают пушистые волосы. — Что? — В голове ни единого адекватного варианта. — Слушал твоё сердце. — И от осознания смысла этих слов, от осознания, почему Лука, прижавшись щекой и ухом к его груди, лежит именно так, биение сердца становится только сильнее. — Действительно часто? — Он поднимает правую ладонь к его макушке. Лука слабо улыбается от этого лёгкого прикосновения. — Мм-м… — то ли хрипит, то ли мурчит он, а Элиотту, что бы это ни было, от этого звука чертовски хорошо. — Возможно, так же часто, как ты получал со мной фотографии? — Голова Лалльмана подрагивает от следующих в ответ на этот вопрос смешков Демори. — Тогда очень часто. — Серьёзно?! — Лука внезапно поднимает голову, оказываясь от его лица в нескольких сантиметрах, а Элиотт, закрывая глаза, вновь смеётся. — Нет, ну прав… — хочет уже опять прицепиться с расспросом Лука, но его голос прерывается, когда Элиотт, приподнявшись на руке, неожиданно прижимает его спиной к покрывалу, нависая сверху. — Когда ты это делал? — Он берёт Луку за правое запястье и тянет обратно к своей груди. — Слушал сердце?       И Элиотту так нравится, как он хлопает ресницами удивлённо, как приоткрываются и тут же поджимаются от волнения его губы и как лежит пара его сбившихся прядей на лбу. — Когда удавалось обнять тебя, — собирается с духом Лука, — когда держал руку на твоей груди, на холме. И прошлой ночью, — голос становится тише, и от того, что они об их ночи ещё мало говорили, и от того, насколько внимательным становится пронзающий его взгляд, — тогда я тоже часто это делал. — поджимая губы, Лука опускает взгляд к своей руке, прижатой к груди Элиотта, и медленно сжимает пальцами мягкую ткань. Он смотрит ему в глаза лишь тогда, когда Демори наклоняется к нему сильнее и оставляет неожиданный поцелуй в лоб. Отстраняется, притирается кончиком носа и, касаясь правой рукой волос, снова целует, только в этот раз в щеку. — Опять попытаешься зацеловать до смерти? — Отшучивается Лалльман, а сам в этой нежности плавится, буквально тает, гадая, к какому месту в следующий раз прижмутся губы Элиотта. — Нет, — Лалльман чувствует лёгкий смешок на своей коже, а через секунду ещё один поцелуй у левого уголка губ. — Я буду целовать тебя часто, но не слишком. Чтобы ты не привыкал. — Ресницы Луки распахиваются. Он тут же поднимает левую ладонь и, размещая её на его затылке, целует Элиотта в губы, напирает и замечает, как он вздыхает глубоко, как пальцы у подушки сильнее сжимают его волосы. — Чтобы привыкнуть, — проговаривает быстро Лука и снова целует, не позволяя взять ситуацию в свои руки, — для начала нужно до конца поверить, что это всё реально. — Наконец договаривает и, упираясь затылком в подушку, улыбается. — Ты прав. — Выдыхая неровно, соглашается Элиотт и, обхватывая ладонями лицо Луки, вновь целует в губы. В этот раз медленно, нежно. Полностью растворяясь в этих ощущениях, в нём и в том факте, что в этот день у них было ещё предостаточно времени на двоих.

18:32

— А это больно?       Дождавшись таки нужного времени, они прибыли к нужному адресу почти минута в минуту. Прямо сейчас довольный Элиотт уже сидел с медицинской серьгой в ухе, а Лука, ёрзая на кресле, наблюдал, как девушка в десятке татуировок и фиолетовыми волосами дезинфицировала прибор. Пистолет, если он правильно запомнил. — Возможно, чуть больнее, чем вчера. — Прищурившись одним глазом, Элиотт задумчиво качает головой. — Вчера мне не было больно. — Отрезает Лука, поджав губы несогласно, на что Элиотт, приподняв брови, улыбается довольно. — Слава богу.       В стороне слышится смешок, заставляющий Луку призадуматься, могла ли эта девушка понимать, о чём сейчас идёт речь. — Так, ну что, — неожиданно поворачивается она, — тоже в правое ухо?       Лука уверенно кивает, хотя в его глазах сквозит волнение. — А серьгу какого оттенка выберем? — Взяв со стола плоскую коробочку с «гвоздиками», она с улыбкой протягивает её ближе к Луке. — А ты какую в итоге выбрал? — Поворачивает тот голову к своему парню. — Я, — Элиотт хочет уже коснуться пальцами проколотого уха, но вовремя себя одёргивает. — Чёрную, вроде. — Получив ответ, Лука задумчиво кивает, прежде чем вновь посмотреть на доступные варианты. — Мне тогда фиолетовую. — Не понял. — Выпрямляется Элиотт, а девушка, кивая, вновь издаёт смешок. — Ну смотри, чёрная — ночь, а фиолетовая — рассвет или закат. Дополняем друг друга. — Разъяснив, Лалльман дерзко подмигивает и уже увереннее откидывается к спинке кресла. — Где ты фиолетовые рассветы видел. — Бормочет Демори, наблюдая за тем, как всё подготавливается к ещё одному проколу. — Пару раз видел. — Отвечает Лука, глядя на него одним глазом. Весь его вид кажется совершенно невозмутимым, но стоит девушке только повернуться, как он тут же слабо дёргается, немного приподнимаясь. — Элиотт, иди сюда. — Говорит он достаточно серьёзно, на что тот, усмехнувшись от предположения, что он боится, поднимается с кресла.       Не сказать, что это помещение было большим. Даже довольно тесным, немного тёмным, но комфортным и креативно оформленным. Он был рад, что в их городе нашлась такая возможность. Да ещё и с вполне добрыми ценами.       Заметив протянутую левую руку Луки, он тянет к ней свою и тут же оказывается в плену крепкой хватки. Кажется, он действительно сейчас нешуточно волнуется. Это в самом деле Элиотта удивляет, ведь даже вчера, когда они впервые в жизни дошли до чего-то столь интимного, Лука выглядел куда расслабленнее. В какой-то мере это его, думающего в эту секунду совсем не о том, прельщает, но здесь и сейчас его задачей является обеспечение Луки уверенностью и спокойствием. — Ты же не ребёнок. — Говорит он мягко, — Трёхлетние девочки и то прокалывают с восторгом, чего ты боишься? — продолжительный взгляд пары напряженных глаз убеждают его в том, что эта попытка была совсем слабоватой. — Эй, Лу, — Накрывает Элиотт его руку уже второй ладонью, — мы вместе с этим справимся. Позволишь мне разделить этот прокол, эту боль и это изменение вместе с тобой? — То, как складно сложились слова, даже девушку заставляет округлить глаза, хотя последние минуты ей вполне в удовольствие было наблюдать за этой парой.       А вот Лука, услышав это, по-настоящему расклеивается. В хорошем смысле. Ему кажется, что в речи Элиотта есть что-то гораздо большее, чем разговор о сережках. Кажется, что Элиотт был с ним сейчас невероятно откровенен. — А, ой, простите, я не помешаю? — Демори отходит на полшага, но Лука не даёт ему отстранится, сильнее сжимая руку. — Нет, нет. — Девушка, прийдя в себя, машет ладошкой, улыбается и аккуратно его обходит. — Ну что, будем прокалывать? — Спрашивает она скорее задорно, нежели торопя. — Да. — Быстро и четко заявляет Лалльман, чуть выпрямляя спину. — Отлично. — Выдыхает она, как выдыхает и Элиотт, поглаживая большим пальцем костяшки Луки.       Требуется несколько минут, чтобы мастер нашла точное и удачное положение, касаясь мочки его уха. Несколько минут волнения и по-настоящему смертельной хватки Луки. Элиотт, по правде говоря, даже и не знал, что Лалльман был способен держать его руку так крепко. Но, когда он сжал её в ответ, ему показалось, словно один этот жест мог бы позволить им справиться с чем угодно в этой жизни.       Неожиданный щелчок, вздрогнувший Лука и тишина за пару секунд пустили в его сердце чувство тревоги. — Готово. — Довольно произносит девушка, выпрямляясь, а Демори к своему удивлению замечает, что сила, с которой Лалльман сжимает его руку, ослабевает. — Эй, ты как? — Ему бы понять его реакцию, распознать, как он, но, чуть наклоняя голову, он видит в ответ лишь какой-то немного дикий взгляд, покрасневшее ухо и чертовски хорошо смотрящаяся в его мочке тёмно-фиолетовая серьга. — Это вообще не больно. — Наконец озвучивает свои ощущения Лука, глядя в пустоту. — Серьезно? — Элиотт искренне удивляется, ведь самому ему прокол приятные ощущения точно не принёс. — Ну, да, просто, — Лука смотрит по сторонам, на самом деле просто свыкаясь с новыми ощущениями, — как бы жжет, да, непривычно, но терпимо. — Он наконец смотрит ему в глаза и его приподнимающиеся уголки губ по-настоящему Демори успокаивают. Sound: Novo Amor — Weather       Они сделали это. Они действительно вместе это сделали. Отчего-то это осознание вызывало внутри бурю эмоций, а кровь заставляло кипеть адреналином. Казалось бы, просто шалость, глупая идея, но Элиотт был без меры счастлив от того, что Луке захотелось разделить её с ним.       Выслушивая в последующие минут десять рассказ о том, как за проколами стоит ухаживать, посмеиваясь от глупых шуток и задавая свои самые нелепые вопросы, они растянули эту встречу часа ещё этак на пол, заставив девушку лишь к концу часа опомниться из-за того, что у неё еще стоял сеанс после этой чудаковатой парочки.

19:07

— Я не думал, что это так круто! — Шагая от воодушевления чуть впереди, выдаёт Лука, заставляя Элиотта от нестыковки его детского поведения и действия, которое они сейчас сделали, улыбаться. — Что, уже хочешь ещё пару дырок в себе сделать?       Разворачиваясь, Лука продолжает идти спиной вперёд и смотрит на него хитро. — Как знать, как знать. — Играется он, выглядя в эту секунду необычайно маняще, но, когда отворачивается, то слегка спотыкается на попавшейся ему ямке в асфальте, снова выглядя смешно.       К моменту, когда они вышли на улицу, возможно из-за облачности, а может из-за берущей своё осени, вокруг стояла темень, а фонари по какой-то причине ещё не горели. — Эй, недотёпа, — Нагоняя его в несколько шагов, Элиотт приобнимает Луку за плечо и, достав из кармана куртки телефон, включает фонарик.       Луке плевать, что он выглядел неловко, если эта самая неловкость привела сейчас к их объятиям. Он, заряженный последними событиями, от этого исхода получал одно удовольствие. — Как ухо? — Поднимает он голову к Элиотту. — Горит. — Вокруг совершенно тихо, небольшое шорканье их ботинок даёт по чувствительному слуху, а уши у Луки, кажется, горят уже вовсе не из-за прокола, а из-за того, с какой интонацией это было произнесено, и того, как Элиотт на него смотрит. Лалльман задумчиво кивает на его ответ и опускает голову, доставая из кармана джинсов свой телефон, чтобы присоединиться к Элиотту в попытке осветить им дорогу. — Как-то жутковато, не думаешь? — Подаёт голос первым Лука. — Боишься темноты? — Они смотрят друг на друга, и Лалльман закатывает глаза от его хитрой улыбки. — Еще чего. — Фыркает он, водя фонариком по окружению: дороге и кустам на обочине. Путь к остановке был не очень длинным, но без включенных фонарей казался тёмным и почти бесконечным. — Боялся бы я темноты, то вряд ли бы смог напугать тебя, спрятавшись в твоей комнате. — А ты и не напугал. — Не задумываясь отвечает Элиотт и смеётся, вспоминая оцепенелый вид Луки, заставшего его сразу после душа. — Сердце конечно потрепал, но… — Он замечает, как внимательно Лука на него смотрит и специально медлит с ответом. — Своим появлением только обрадовал. — Говорит наконец и видит, как тут же смягчаются его черты, как он с едва заметной улыбкой переводит взгляд на дорогу, словно окончательно расслабляясь. — На какие курсы по подготовке ты записался? — Вдруг спрашивает Демори, спуская свою руку с плеча Луки к его ладони, сплетая их пальцы. Ему действительно было это интересно, но как-то, среди всех событий и их поцелуев, он совсем об этом забыл. — На биологию. — Бормочет не сразу Лука, увереннее сжимая его тёплую руку. — Биология и бег? Интересно. — Да я вообще интересный. — Элиотт смеётся от этого прямого ответа, поворачивает голову, желая подколоть, но замечает, как Лука смотрит на тёмное небо, и вместо этого молчит.       Он повторяет его действие, тут же ощущая на своём лице несколько холодных капель дождя. Действительно закономерность — всё начинается и заканчивается. Как закончился тёплый день и постепенно взял своё дождливый вечер. Только ни темнота окружения, ни холод дождя не пугали сейчас.       Наводя свет ближе к лицу Луки, Демори замечает, что он улыбается. Улыбается, но через шага четыре внезапно округляет глаза и, словно отчего-то завёвшись, резко переводит взгляд к Элиотту. — Черт! Побежали! — Схватив его за запястье, Лука тянет его вперёд и лишь в этот резко меняющийся момент Элиотт осознаёт, что начался ливень, что пряди чёлки уже немного тяжелеют, опадая на лоб, а сам он, ускоряющий шаг, так и не может оторваться взгляда от Луки. А ведь они так и не взяли зонтик.       До остановки оставалось совсем немного, поэтому буквально через минуту они уже оказались под крышей. Машин, как и людей, вокруг почти не было, а слух тонул в шуме дождя. Дыша глубоко, Элиотт вновь смотрел на Луку и на то, как он, морщась от мелких капель, смотрел куда-то в небо. Он ярко улыбался, хмуря брови от лезущих в глаза мокрых прядей, а Элиотт влюблялся. Из раза в раз, наблюдая за ним и читая в каждом его действии безграничное тепло, он снова в Луку влюблялся.       Как оглушающим щелчком до него дошла мысль, что нужно дать ему куртку, но стоило только поднять ладони к её вороту, как Лука внезапно ступил вперёд, выйдя из-под крыши. — Эй, — тут же выдыхает Демори, делая к нему полшага. Его лёгкие ещё немного покалывает от резкой пробежки. Уж он-то точно никогда не был спортсменом. А когда Лука, стоя под дождём, спокойно поворачивает к нему голову, Элиотт понимает, что и его сердце особой выносливостью не отличается, покалывая сейчас от простого переизбытка чувств.       Даже сейчас, морщась от капель дождя, бьющих по лицу, и улыбаясь по-детски уже с абсолютно мокрыми волосами, Лука выглядит как-то что-то совершенно волшебное. — Ты понимаешь, что, когда придёт автобус, и мы приедем домой, я затащу тебя под горячий душ? Чтоб без возражений. Прямо в одежде.       Лука, всё так же стоя под дождём, посмеивается, убирая рукой со своего лба мокрую челку. — Может я этого и добиваюсь? — Изгибает брови он, словно бросая вызов, и поднимает свои ладони к небу, как будто всё больше наслаждаясь своей шалостью. На улице действительно ещё было довольно тепло. Тепло для осени, тепло для таких вот пробежек под дождём. И Лука словно впитывал это уходящее тепло, наслаждаясь им, пропитываясь. Возможно именно потому же сам всегда и был таким тёплым. Не считая вечно холодных рук. Говорят, у кого холодные руки — доброе сердце? Вероятно. Да. У него оно точно доброе и необъяснимо ярко горящее. Sound: Jacob Banks — Stranger       С этой мыслью, совершенно неосознанно, затаив дыхание, Элиотт делает шаг вперёд. Лука замечает это и, опуская руки, отчего-то поджимает мокрые губы. Элиотт благодарен, что именно на этой улице свет уже есть. Благодарен, что именно возле этой остановки стоит фонарь, который позволяет ему сейчас видеть то, как красиво скользят мелкие капли по ровной коже.       Маленький жест, едва заметный заставляет Демори тихо выдохнуть — он видит, как поднимается правая ладонь Луки. А через секунду и левая. Губы непроизвольно растягиваются в улыбке. Он его приглашает, зовёт к себе и отчего-то сейчас уже совсем не выглядит таким уверенным. Скорее взволнованным и... Ожидающим. — Поцелуешь меня? — Произносит Лалльман, глядя при этом на него самыми невинными глазами на свете, а Элиотт и секунды не думает. Поднимает на миг голову к небу, снова смотрит на Луку, а после на его поднятые руки, так и просящие к ним прикоснуться. Чувствуя, как закатываются холодные капли от затылка под ворот куртки, как бьёт волной мурашек спину происходящее, он не может и представить, как себя при этом ощущает промокший до нитки Лука. Возможно так же, как чувствовал, когда додумался сигануть в одежде в озеро. Столь же безрассудно, как сейчас под ливень.       Оттого только сильнее хочется его согреть. Оттого только сильнее желание к нему прикоснуться, ведь именно в такие моменты Лука делился с ним своим теплом, рвением творить настоящие безумства и... Просто жить.       Под холодным дождём его обдаёт жаром в момент, когда он осознаёт, что их пальцы соприкоснулись. Что он, ведомый, уже стоит к Луке совсем близко и, соединяя медленно их ладони, смотрит, как горят его глаза и не может дышать. Словно только в этом человеке весь его воздух, вся его воля. В таком маленьком и таком невероятном человеке.       Глаза опускаются к его губам и сердце вновь учащает ритм. Сила, с которой Лука теперь сжимает его руки в ответ, заставляет опустить глаза ниже и почувствовать, как сильно ему самому хочется за Элиотта держаться. Как ждёт он поцелуя, о котором, казалось бы, так просто попросил. Эта мысль сводит с ума. Подняв взгляд к лицу Луки, Демори видит, что он точно так же смотрит на их сцепленные руки, видит, как приоткрываются от вздоха его губы и не сдерживается.       Потянув Луку на себя, отпуская ладони, Элиотт тут же обхватывает руками его мокрые скулы, удивляется тому, что они, несмотря на дождь, тёплые, и целует в контрастом оказывающиеся холодными губы. Холодными, но, отвечая, быстро согревающимися.       И, умирая от того, как нежно Лука целует его верхнюю губу, как крепко он его обнимает, Элиотт отвечает всё увереннее, хмурясь от того, как накрывает, от того, как, он замечает, дрожат губы Луки в поцелуе. Всё-таки замёрз. — Лука, — Произносит он тихо, когда Лалльман отстраняется от него буквально на несколько секунд.       Фары вдали говорят о том, что скоро они окажутся в относительном тепле, о том, что стоит усмирить накатившие чувства и встать ближе к дороге, готовясь зайти в автобус, но прямо сейчас, поглаживая пальцами влажную кожу его скул, Элиотт не может перестать смотреть в его глаза, не может перестать поражаться длине его мокрых ресниц. — Останешься со мной навсегда? — Проговаривает Лалльман быстро и четко, удивляет, вводит в замешательство. Неужели это его эмоциональность вновь выводит на такую откровенность? — А есть другие варианты? — Усмехается Элиотт, сбавляя напряжение, смотрит на его губы, не задумываясь вновь коротко целует и смотрит в глаза, немного склоняя голову. Как будто с другого угла обзора он смог бы найти ответы — почему Лука так много всего и сразу чувствует. — Нет, серьёзно, ты останешься? — Не успокаивается Лалльман, накрывая его запястья своими руками. — Это предложение руки и сердца? — Демори всё ещё шутит, потому что, кажется, иного варианта и правда для них не существует. Останется. Будет рядом. Даже если бы существовала вселенная, где Лука был бы против, он всё равно бы остался рядом, приглядывал за ним. Всё равно не смог бы найти покой, если бы не был уверен в том, что у него всё хорошо, что он счастлив. — Пусть будет предложение. — Совсем не шутливо говорит Лука и Элиотт действительно не понимает, что сейчас происходит. — Пока ты мне это позволяешь, — отвечает он уже серьёзнее, замечает боковым зрением, что автобус уже близко, поджимает мокрые губы и наконец договаривает: — я буду рядом с тобой, что бы ни происходило.       И после этих слов, видя, как дёргаются перед ним уголки губ, с колотящимся уже от расслабления и удовольствия сердцем, Элиотт осознаёт, что его честный ответ был верным.       Скрип тормозов, шум мотора, свет из автобуса и стук открывшихся дверей, из которых выходит человека три — всё это подгоняло их друг от друга оторваться, прийти в себя, вернуться в реальность. Но Элиотт совершенно не мог найти в себе силы для этого. — Пойдём, а то ещё заболеешь. — Говорит внезапно тот, кто сам и заманил его под этот ливень, но Элиотт вовсе не злится. Он лишь изумляется происходящему, так и не находя в себе воли двинуться. Поэтому, когда Лука, прервав объятия, берёт его за руку, Элиотт крепко её в ответ сжимает, следуя за ним в автобус.       Расплатившись, Демори вновь за ним, тянущим к двойному месту в автобусе, следует. Всё это вызывает кучу вопросов. Всё это удивляет и одновременно радует, и всё же, когда, сев к окну, Лука неожиданно обхватывает его руку, утыкается головой в плечо и ластится, улыбаясь с закрытыми глазами, Элиотт чувствует невероятный покой. — Ты мокрый. — Шепчет Лалльман, когда автобус отъезжает. — Да ладно? — М-м. — Короткий кивок и он, пуская смешок, только крепче хватается за его руку. Они вместе. Они всё ещё вместе и будут вместе и дальше. Именно это мысль так завела Луку несколько минут назад. Так распалила желание быть откровеннее. — Знаешь, я куплю нам кольца на твой день рождения. — Сердце Элиотта пропускает удар от его слов. — В уши. — И резко снова успокаивается. Что же Лука с ним вытворяет. — Тогда, — Он поворачивает к нему голову и накрывает левой ладонью его руку у своего локтя. Совсем холодную. Он точно затащит его под душ. — Придётся ждать до лета. — Черт, — Выдыхает Лалльман, осознав, что оно только закончилось, — тогда на новый год. — Буду ждать с нетерпением. — Бормочет Демори, утыкаясь губами в его мокрые волосы, а сам думает о том, что этот хитрый мальчишка, не жалея его сердца, сейчас уже третий раз подряд опередил его в идее о предложении руки и сердца. Пусть даже в шутку. Пусть Луке, возможно, просто хотелось услышать о том, что Элиотт чувствует, потому что они такие. Потому что Элиотт не слишком болтлив, а Лука очень эмоционален.       Но если эти правдивые слова действительно делают его счастливее, Демори готов повторять и доказывать их ему каждый день и в каждую их совместную минуту, надеясь, что теперь Лука чувствует, теперь он точно знает, как сильно Элиотт всё это время его любил.       Что каждым его незначительным прикосновением и малеейшей попыткой позаботиться, даже боясь быть раскрытым, даже не зная, взаимны ли все эти чувства, он давал ему обещание всегда быть рядом.