Пятница.
13:12
День тянется очень медленно. В груди от мыслей о вечере то и дело скапливается волнение, а губы от регулярных покусываний уже ноют. Элиотт ждёт Луку с физкультуры в коридоре первого этажа их школы. Сидит на длинной скамье тёплого древесного оттенка, поглядывает на проходящих мимо людей и, замечая одноклассников Манон, задумчиво от одной мысли щурится. Он достаёт из кармана джинсов свой телефон, снимая блокировку. Лука никогда не был особо активен в соц-сетях. На его странице в фейсбуке уже несколько лет стоял кадр с совой Рона из "Гарри Поттера", и Элиотт несколько раз спрашивал, почему именно она, но в ответ получал лишь: "ну, она забавная". И хоть не было на странице у Луки знатного архива фотографий, с непривычным нетерпением открывая свои диалоги, Элиотт помнил, что один из них содержал много интересного. Диалог с Манон. Уже давно по непонятной ему причине та, подписывая неоднозначно свои сообщения, иногда отправляла ему фотографии с Лукой. В столовой. В кабинете. По пути домой. Он каждый раз не знал, что на это ответить и чаще всего никак не реагировал. В диалоге, безусловно. Потому что в реалии он зависал на пару минут этак точно, разглядывая очередной полученный снимок. Как и сейчас, открыв фото, которому было несколько месяцев, где Лука "спит" на учебниках, приоткрыв рот, он неожиданно из-за проснувшейся внутри благодарности чувствует вину за то, что не удосужился хоть раз нормально на подобный вброс ответить. Думал, что это будет странно. Хотя, по сути, сами подобные сообщения от Манон были странными, но он почему-то никогда слишком долго о её мотивах не думал. Просто принимал как данное. Как подарок свыше. Элиотт: Привет, Манон. Поздновато спрашиваю, но зачем ты присылала фото с Лукой? То ли скука, то ли пробудившееся любопытство побудило его сейчас написать ей. К его удивлению, ответ не заставил себя долго ждать: Манон: Зашёл полюбоваться?) Он медленно и глубоко вздыхает, думая над тем, что ответить. Манон: Ты мне ни разу не говорил остановиться, поэтому..😏 Элиотт: Что поэтому? Манон: Учитывая, какие у вас отношения сейчас, чутьё меня не подвело 😊 Он призадумался. Она видела в них большее? С какого момента? Несколько минут он сверлит взглядом последнее смс, взвешивая все «за» и «против». Элиотт: Спасибо тебе за фото Шорох слева заставляет его дёрнуться и, подняв голову, замереть. Лука плюхнулся к нему на скамейку, соприкоснувшись правым коленом и, продолжая молчать, сейчас просто как-то игриво улыбался. — Привет. — Немного севшим от долгого молчания голосом говорит Элиотт и, блокируя телефон, медленно его опускает. Опять засматривается. Лука вроде как и расчесанный, но вместе с этим всё равно ужасно лохматый. Лицо розовое, словно их класс бежал пару километров или играл в футбол, а дыхание немного сбившееся. — Марафон бежали что ли? Лука кивает, челка на его лбу дёргается. Его так хочется обнять. — Ой, то есть, нет, — хмурится Лалльман, усмехаясь. Видимо, не один Элиотт тут отключается от внешнего мира. — Нет, меня гоняли, чтобы записать результаты. Может всё-таки на соревнования возьмут. Элиотт широко улыбается от этой новости. — Это здорово! — Говорит он радостно и, убрав телефон в карман, поднимает руку, касаясь плеча Луки, ведя ею к его шее. Лука же, поджимая плечи, опускает голову. Элиотт замечает его улыбку, но, встречаясь с ним взглядом, вновь чувствует волнение: когда в груди щекотно, когда собственные действия внезапно лишаются уверенности. Он опускает свою руку, опираясь локтём на колено. Всё ещё сохраняет с Лукой зрительный контакт. — Я сегодня пойду домой один, но потом, — Демори замечает, что Лука, говоря это, немного поворачивается к нему корпусом. Замечает, что их колени теперь соприкасаются плотнее. Хочет быть ближе. Глубоко вздыхая, он снова смотрит ему в глаза, но, встретив какой-то ожидающий взгляд, дёргает бровями. — Что? — Спрашивает он, улыбаясь слабо, видит его прищур и даже немного боится представлять, что происходит у Луки в голове. — Мама заикнулась, что Рени придёт к нам. В восемь. — Договаривает Лалльман. — В это же время я прихожу к тебе? — Кивает он, приподнимая брови в неозвученном вопросе "теперь понимаешь о чём я?" А Элиотт действительно, вроде как, понимает. Не даром же прошлым вечером он маме закидывал удочку с вопросом о том, получится ли им с Лукой побыть наедине. — Да. В восемь, ты ко мне. — Кивает Демори, стараясь не опускать так часто взгляд на их соприкасающиеся колени. — Будем вдвоём, да? — Слышит и вновь поднимает глаза к лицу Луки. Видит приподнятые уголки губ, горящие азартом глаза, а Элиотту бы прокашляться, вспомнить, где в этой школе огнетушители и имеется ли хотя бы один у них дома, но вместо этого в итоге ничего кроме ответной улыбки из себя не выжимает. — Свидание. — Продолжает мучить Лука, улыбаясь, акцентируя на положении вещей в этот день своё внимание. Опустив взгляд, Элиотт изгибает правую бровь. Собирая себя в кучу, он кладёт левую ладонь на бедро Луки, чувствует тут же, как мышцы под ней напрягаются, и, напрягаясь всем телом и сам, смотрит ему в глаза, встречая в них острую внимательность. — Свидание, Лука, — он наклоняется к его лицу, целуя в горячий висок, — свидание.19:52
Лука мчится по лестнице вниз, держа в правой руке гитару. Он заглядывает на кухню, замечая, что мама, стоя у столешницы, что-то жуёт, вроде как занимаясь готовкой салата. Она поднимает голову и, дёргая бровями, откладывает нож. — Уже уходишь? — Да уже считай опаздываю, — усмехается Лалльман и совсем немного нервничает, замечая, как она подходит ближе. — Не так далеко и идти. — Улыбается женщина, но, отчего-то хмурясь, останавливается. Напряжение лёгкой волной проскальзывает по телу Луки, когда он, замирая у шкафа, видит, что её взгляд становится серьёзнее. — Волосы что ли мокрые? — Спрашивает вдруг она. — А, — выдыхает Лука и медленно расслабляется, — высохли уже почти. — Он поворачивается к полке с обувью, опуская гитару к стене. — Осень же. — Говорит Кларис, подходя ближе, а Лука не верит своим ушам, не верит с первой секунды в то, что она... Волнуется? На его лице, пока он завязывает шнурки, появляется неконтролируемая улыбка. — Не так далеко и идти. — Цитирует он её же и, получая в ответ усмешку и смиренный кивок, наклоняется к второму кроссовку. На душе неожиданно тепло от этого короткого диалога. Очень тепло. — Хорошего вам вечера. — Слышит он над собой и, подняв голову, отвечает: — Спасибо! И вам. — Улыбается и, закончив со шнурками, выпрямляется. Они не стали за пару дней вдруг милой и дружной семьей. Не говорили намного больше, чем раньше, и всё же появилось понимание. Многие важные вещи наконец были озвучены и, главное — услышаны. Неделю назад Лука и подумать бы не смел, что подобные шутки и улыбки в этом доме возможны, а сейчас даже чувствует лёгкую тоску от того, что в такой хороший момент уходит. И всё же то, что Кларис не останется дома одна, его успокаивает.***
Ловко перебравшись через забор, он оглядывается, удивляясь тому, как тихо на улице. Солнце уже село, в окнах дома семьи Демори горит тёплый свет. Лука останавливается, глядя в их окно. Он каждый раз так невольно у его дома останавливался, когда приходил раньше положенного, хоть и, до их знакомства лишь из-за напряжения. Довольно быстро, когда появились новые соседи, Лука заметил, что они выходят с "парнем из соседнего дома" в школу примерно в одно время. Когда они с Яном разорвали контакты, а в школе то и дело каждый второй задавал нетактичные вопросы, подобные утренние встречи с Элиоттом его нервировали. Людей хотелось видеть по минимуму, а контраст от того, что с Яном, проходя мимо этого дома, раньше Лука чувствовал себя уверенно, но в одиночку нет, давил в первую неделю особенно сильно. Он чувствовал себя неловко, шастая по чужой территории, но обходить крюк из домов на их улице было действительно каждый раз запарно. Не то чтобы Лука был пай-мальчиком, но, столкнувшись полтора года назад с внезапно появившимися соседями с утра пораньше, действительно занервничал. Пока Ян тараторил оправдания об их вылазках, Лука, стоя позади него, успел для себя понять, что женщина кажется ему дружелюбной, а её сын... Странным. Непонятно почему, но единственное, что он в тот день понял — что такого человека, как он, ещё не встречал. И наиболее дерьмово было перед этим самым человеком в один из будних дней практически полететь лицом в землю. Остыв и увидев Элиотта Демори в школе, позже он узнал его имя от Манон, потому что о нём многие плохо или хорошо, но говорили, Лука подумывал подойти и извиниться за утреннюю резкость, но не набрался духу. И стало до неожиданного легко, когда, всё-таки обменявшись после занятий с Элиоттом несколькими фразами у его дома, он это сделал. В первый день осени, после всех летних осознаний и их ночных переписок, стоять на этом пороге было, конечно, не менее волнительно. Мучили вопросы вроде "пойдёт ли после разлуки сходу разговор?", "смогу ли я вести себя как обычно?", "понравится ли Элиотту новая прическа?", "пустит ли он о ней шутку или вообще не отреагирует?", "сильно ли он вытянулся?". Позже, плюнув на всё и обняв его крепко, Лука убедился — Элиотт действительно сильно вытянулся. Его объятия стали крепче. Или Лука просто стал к ним настолько чувствительнее. Так и сейчас, когда совсем стемнело, на дворе стоит середина сентября, а сам он зябко передёргивает от уличного холода плечами, находиться у крыльца этого дома в белом джемпере — Лука не мог его после душа не выбрать, очень волнительно. Замок двери так неожиданно щёлкает, что Лука даже вздрагивает на месте, сильнее сжимая пальцами гриф гитары. — О, ты уже тут? Это "уже" кажется забавным для Лалльмана, который, выбежав раньше времени с мыслью, что опаздывает, сейчас простоял перед домом в раздумьях неизвестно сколько времени. — Тут! — Отвечает резво он и, поднимаясь на ступеньку, быстро прошмыгивает в дом. Его тут же встречает тёплый воздух и манящий аромат еды. — Рени дома? — Прислонив гитару к стене, сразу спрашивает Лука, разворачиваясь. — Нет, — мотает головой Элиотт, закрывая дверь. Он стоит перед Лукой в белой футболке, в той же, в которой спал с ним пару дней назад, и чёрных штанах. — Она ушла в магазин, а потом пойдёт к вам. — Дёргает он бровями, кивая в сторону дома Лалльманов, а Лука зависает. Значит, они здесь уже совсем одни? Sound: Roland Faunte — hand over hand Он опускает взгляд к гитаре, покусывая внутреннюю сторону своей щеки. — У тебя волосы влажные? — Слышит Лука вопрос, заставляющий тут же поднять взгляд. — Да, душ принимал. — Он видит, как Элиотт, подходя ближе, тянет к его голове левую ладонь и, не дожидаясь прикосновения, уже закрывает глаза. Пальцы Демори пропускают пряди, его подушечки гладят кожу его головы от виска, а челюсти Луки от пробирающих мурашек плотно сжимаются. — Холодные. — Почти шепотом говорит Элиотт, а Луку ведёт, он, поджав губы, отклоняет голову в бок, словно прося продолжение этого прикосновения. — Душ, значит. — Ещё тише Элиотт произносит и, подходя со спины, обвивает плечи Луки руками. Он утыкается носом ему куда-то под ухо и медленно, тихо дышит. Точно. Именно его шампунь. Тот, из-за которого от Луки всегда веет свежестью, а волосы покоряют своей мягкостью. Хотя нет. Они такие от природы. Безусловно, только она могла создать нечто настолько прекрасное. Луку. Прямо в эту секунду Элиотт до невероятного счастлив. Снова. Как и, без сомнений, счастлив Лука. Они готовы оставаться в этих объятиях хоть всю жизнь, хотя кто, собственно, мешает? Потому так и стоят в коридоре, согреваясь теплом друг друга около минут четырёх, не спеша отвлекаться на последующие планы. — Ты меня накормишь? — Бормочет Лука едва ли уже не сонным голосом, отвлекая, хотя сам, не размыкая веки, словно никуда не торопясь, касается ладонями предплечий Элиотта. Одним словом — блаженствует. Обнимая его чуть крепче, словно выражая этим действием неготовность эти долгожданные объятия разрывать, Элиотт шепотом ему отвечает: — Непременно.***
Их «ужин» не длится долго. Элиотт, оказалось, поел еще за полчаса до встречи, а Лука, наблюдая, как он то моет посуду, то, словно немного спеша, расставляет её по местам, лопает небольшую порцию картошки с мясом. Он настоял, чтобы в этот раз она была небольшой. Всё-таки сексуальным с набитым пузом не будешь. Они действительно в этот вечер мало разговаривали. Это непривычно, но впервые в жизни ни одна тема под язык болтливому Луке не подворачивается. Он просто сидит, смотрит, как из-под носа забирают пустую тарелку и молча наблюдает за происходящим. Волнение внутри закипает. Определённо было пару раз такое, что Рени уезжала по делам, а они оставались одни дома. Но все те разы Лука и не предполагал, что это напряжение от уединения взаимно. А сейчас, сталкиваясь с мимолетными взглядами Элиотта, он чувствует бегущие по телу мурашки. Не понимает, стоит улыбнуться или нет, но моментально, не задумываясь, всё же улыбается, когда замечает, как приподнимаются уголки губ Элиотта. Всё взаимно. Поймав себя на очередной безумной идее, когда, как ему показалось, Демори глянул на его одежду, Лука подскочил со стула и со спешным «пойду гитару настрою», направился к выходу их кухни. Замер на пороге, развернулся, в три шага подошёл обратно к Элиотту и, коснувшись рукой его правого плеча, поцеловал в уголок губ. — Спасибо за ужин. — Ляпнул, уходя прочь, так, словно их вечер завершается, а сам, осознавая, что всё совсем наоборот, не мог перестать улыбаться, направляясь с гитарой в его комнату.***
Всё вроде бы так же: порядок, тёплый приглушённый свет, свежо, но и не слишком холодно. Лука бегло оглядывается, прислоняет гитару к подлокотнику дивана, уже делает шаг к шкафу, надеясь исполнить свою затею, но замирает, замечая на пороге Элиотта. Повисает тишина. Лука моргает часто, ощущая себя так, словно его поймали за шалостью, поджимает губы и, медленно разворачиваясь на пятках, идёт обратно к дивану. Он готов поклясться, что слышит смешок, но, оборачиваясь, лишь видит, как Элиотт идёт к окну, закрывает его и задвигает поплотнее шторы. — Это зачем? — Спрашивает Лалльман, усаживаясь, когда он поворачивается. — Ты после душа. Чтобы не простудился. — Элиотт идёт к нему, Лука тут же невольно поднимается с места и, успев только приподнять ладони, утыкается подбородком в его плечо. Он снова его обнимает. Крепко. Оберегающе. Проходясь левой ладонью от середины спины к лопаткам и обратно. Где-то на четвёртом его шаге Лука ощутил, что это произойдёт. — Тебе очень идёт белый. — Шепчет Элиотт, потираясь переносицей об изгиб его шеи, в то время как руки Луки только-только опускаются на его лопатки. — Или, вернее, очень идёт твоя одежда? — В голосе Лалльмана слышится игривость и Элиотт не может от неё не усмехнуться. Он немного отстраняется, смотрит ему в глаза, улыбается задумчиво, но, замечая, что взгляд Луки на его лице долго не задерживается, склоняет голову. Лука волнуется, это видно слишком явно и, возможно, даже вызывает в Элиотте растерянность. — Когда мне... — Лука перемещает ладони на его плечи, — играть? — Смотрит в глаза и ударяет в сердце тем, насколько с этим своим вопрошающим взглядом красив. Они столько раз сидели в этой комнате вместе, но ни один из них не являлся свиданием. Оттого и шалят нервы, оттого подвергается каждое собственное действие куче обдумываний и сомнений. Они сегодня слишком сильно хотят, чтобы друг другу было хорошо. — Когда тебе захочется. — Шепотом отвечает Элиотт, соприкасаясь с его тёплым лбом. — Хочешь, сделаю чаю? — Спрашивает по привычке. — А пиво? — Лука, словно ребёнок, всё ещё смотрит в глаза и заставляет его своим вопросом опять усмехнуться. — Одно другому не мешает? — Он потирается с ним кончиком носа и Лука улыбается. До чего приятное положение, когда тёплые руки Элиотта на спине, а губы согреваются от его малейших слов и смешков. — Ты прав. — Лука кивает слабо. Элиотт нехотя отстраняется, но, видя его улыбку, окончательно расслабляется. — Сейчас. Подожди немного.***
Всё складывается чертовски хорошо, тест сдан на отлично, холодная осень наступает, но в доме тепло, отношения Луки с мамой налаживаются, а этот вечер принадлежит им. Да, всё складывается действительно здорово. Элиотт не уверен, сколько времени заняло наливание чая. По идее, не так много, но, когда он ступил на порог своей комнаты, то невольно замер с кружкой от того, что успело за это самое время измениться: Лука разглядывал тетради на компьютерном столе, будучи одетым в... Его серые домашние штаны и черную кофту на молнии, которую, насколько Элиотт помнит, он оставил на стуле. Полностью. В его одежде. Это адская проверка на прочность что ли? Дождавшись, когда он на него посмотрит, Элиотт опускает свободную руку в карман штанов и приподнимает бровь. — Ты... — Хочет он уже что-то спросить, но Лука, отложив тетради, его опережает, направляясь обратно к дивану. — Мне стало холодно. — Тараторит он, вновь усаживаясь. Штаны выглядят на нём идеально, кофта, застёгнутая под горло, сидит на нём чуть свободно. Появляется жгучее желание натянуть на его голову капюшон и крепко обнять. Кажется уже, что его просто невозможно не касаться. Опустив кружку на стол, Элиотт обходит его и садится слева от Луки. Тот же, поблагодарив, когда он открыл ноутбук, во всю уже начал греть руки о горячую чашку. — Выберем фильм? — Элиотт поворачивает к нему голову и замечает, что Лука, глядя на него, замирает с кружкой у губ. — А, да, конечно, давай. — Получая одобрение, Демори коротко улыбается, поворачивается обратно к экрану и задумчиво хмурит брови. Лука сейчас пялился на него. Много ли раз он мог его застать за этим делом в прошлом году, если бы просто был чуть внимательнее? — Бессмысленные, но такие приятные вопросы вновь и вновь заполняли мысли. Обсудив, какой примерно жанр они хотят, сойдясь на том, что подойдёт в общем-то что угодно, сидя уже чуть ближе друг к другу, они листали третью страницу поисковика, так ни на чем и не остановившись. — О, давай этот! Чувак на тебя похож. — Кивает вдруг Лука, почти уже допивший свой чай. — Что? — Элиотт смотрит на него, приподняв брови. — Что? — Беззаботно переспрашивает Лалльман. — И часто ты по этому критерию фильмы выбираешь? — Он не может сдержать довольную улыбку. Лука слегка выпрямляется, вытягивая задумчиво губы. — Ну, — он бегает взглядом от обложки фильма «Дьявол в сердце» к лицу Элиотта и обратно, — не то чтобы часто. Вечно длящиеся секунд десять Элиотт мучает его своим внимательным, пронзительным взглядом и, наконец успокоившись, всё же поворачивается обратно к экрану. — Что ж, этот так этот. Короткий щелчок по кнопке «скачать» и улыбка Элиотта становится еще довольнее. Лука ищет его даже в таких мелочах.***
Вечер идёт спокойно. Лука, почти уже допив свой чай, наблюдает за тем, как Элиотт, периодически отвлекаясь на переключение музыки в ноутбуке, раскладывает на стол последние атрибуты их свидания и, не отрывая губ от кружки, едва заметно улыбается. Сейчас перед ним стоят ещё несколько бутылок пива, заветные сырные шарики в тарелке, которыми они каждый божий раз заменяли давно уже приевшиеся чипсы, и, на углу стола, зажигалка и те самые несколько самокруток, усердно привлекающие к себе его внимание последние минут пятнадцать. Отставив кружку, пока Элиотт что-то печатает в ноутбуке, Лука тянется за той самой самокруткой. — А как их курить-то? — Прямо спрашивает он, с сомнением вертя её между пальцев. Ладони Элиотта замирают над клавиатурой. — Берёшь и куришь. — Пожимает плечами он и усмехается. — Ты раньше курил? — Пару раз. Дёрнув бровями на этом ответе, Лука уверенно тянется за зажигалкой. Элиотт невольно проходится кончиком языка по своей нижней губе от этой картины. Как-то с Яном Лука уже затягивался, но то было с дуру, по пьяни, с кучей хохота и кашля. Сейчас же атмосфера казалась совсем иной. Пара щелчков, мелкие искры, и, прищуриваясь, Лука видит перед глазами клубы дыма. Откладывая зажигалку, он затягивается так, как делал это когда-то, но, ощутив, как неожиданно сильно жжёт горло, морщится, кашляя. Эта неловкая перемена в образе спасает Элиотта, потому что то, как умело и эстетично выглядел Лука пару секунд назад, укрепляло грозную вероятность того, что до фильма они этим вечером просто не дойдут. Усмехнувшись, он подсаживается к нему ближе и, хлопая мягко ладонью по спине, видит, как он тянет ему сигарету, словно отмахиваясь от этой затеи. — Больше не будешь? — Забирая её, Демори всё ещё поглаживает его по лопаткам. — Буду конечно, просто... — Усмехнувшись сквозь кашель, Лука тянется к открытой бутылке пива. Делает пару глотков и переводит взгляд на Элиотта, встречаясь с ним, поднесшим к своим губам самокрутку, взглядом. Демори действует рефлекторно. Рефлекторно обхватывает сигарету губами, рефлекторно следит за взглядом Луки. Необъяснимо, нельзя даже точно сказать, какой именно это взгляд, но от него в груди жар и пальцы охватывает неконтролируемый тремор. Ресницы невольно смыкаются, когда, от волнения медленно вдохнув, Элиотт ощущает, как травка в первую очередь даёт в голову. Медленный выдох, он открывает глаза и видит, как Лука вновь подносит к губам бутылку, делая пару крупных глотков. — Пиздец. — Неожиданно и тихо ругается Лалльман. — Хорошо я не видел, как ты куришь, когда мы были друзьями. — Что? Почему? — Элиотт хрипло смеётся, откладывая сигарету на черное блюдце. — Тебя жутко хочется поцеловать. — И он уже хочет сделать ещё глоток, но, замечая, как Элиотт после этих слов привстаёт, поворачивает к нему голову и замирает. Настоящее наступление хищника — невольно сравнивает Лука с программами, которые смотрел, то, как Элиотт на него надвигается, вынуждая, отставив бутылку, невольно отклониться к подлокотнику. Лука мог лишь в фантазиях позволить себе представить такое его поведение в этом доме, но после их первого поцелуя, у шкафа, а потом на тумбочке, теперь только и ждёт, когда Элиотт сделает так же. Играться или шутить не хочется, взгляд открыто задерживается на губах, растянутых кроткой улыбкой, а глаза Луки послушно закрываются, когда лицо Элиотта оказывается в нескольких сантиметрах от него. Демори целует его верхнюю губу мягко и до боли мимолётно. Так, что хочется сразу гораздо больше и прямолинейнее. Песня на фоне переключается и это заставляет Луку приподнять ресницы. Sound: Queen — love of my life — Сразу ясно — твой плейлист. — Усмехается ему в губы Лалльман и возвращает Элиотту этим комментарием контроль, благодаря которому он немного выпрямляется. — Так сильно запомнилась? — Усаживаясь обратно на диван, он вновь тянется за сигаретой, затягиваясь сильнее. — Тебя слишком под неё накрывает. — Не сменив своё положение и на сантиметр, Лука внимательно наблюдает за тем, как, дёрнув бровями удивлённо, Элиотт усмехается. Как будто только что ничего не происходило. Словно они не были на грани. — В смысле? — Он протягивает Луке, пытающемуся что-то прочитать в его глазах, косяк. Принимая его аккуратно, возвращаясь всё же в прежнее положение, Лалльман медлит с ответом. — Ну, знаешь, — он смотрит на узоры из дыма, так искусно растворяющиеся в воздухе, — ты каждый раз как-то, когда она врубалась, ловил ритм и уходил в свои думы. Я даже как-то подумывал, что эти думы о Люсиль. — С каждым словом говоря всё тише, опустив взгляд к столу, Лука медленно втягивает дым, жгучим, но уже не таким неприятным ощущением обволакивающий лёгкие. Выдыхая, он всё же поднимает глаза, тут же сталкиваясь взглядом с Элиоттом. — О ней я не думал. — Откровенный ответ заставляет Луку нервно усмехнуться. — Обо мне тогда что ли? — Улыбается, но на деле слишком волнуется от дерзости своего предположения. — Ты не ранил меня. — Говоря об одной из строчек песни, Элиотт улыбается тепло. Так тепло, что ещё чуть-чуть, и Лука бы выронил сигарету из своих неуклюжих пальцев, но вместо этого только сильнее её ими сжал и снова поднёс к губам. — Тогда почему? — «ты её так часто слушаешь» — застревает в горле недоозвученная фраза. Элиотт отводит взгляд к экрану. Холодный свет ноутбука красиво освещает его лицо, так мягко обволакивает, что хочется стать им, прикоснуться к коже так же мягко. — Она очень откровенная, что ли. Думал, что было бы здорово — так сильно полюбить. В эту секунду, Лука не понял от чего: от травы, от пива или от собственной дурости, но он разулыбался. Неожиданно сильно накрыло изумление от того, какой же Элиотт неповторимый. Как глубоко и порой серьёзно он мыслит. Как здорово сейчас так просто узнавать об этих самых мыслях и осознавать, как сильно он ему доверяет. Руки от безделья как-то зачесались, на месте уже не сиделось, поэтому, развернувшись к подлокотнику, он перетащил на себя гитару. Всё ещё улыбаясь, Лука увидел, как загорелись глаза Элиотта и как тут же, как раз когда мелодия сменилась, он не успел узнать, на какую именно, тот заглушил на ноутбуке звук. Sound: Elsa Kopf — days and moons Отпуская неоднозначные шутки, чувствуя невероятное расслабление, какое накрывало в каждую из их посиделок, Лука отыгрывал по пять или десять секунд разные мелодии, а Элиотт, только-только увлекаясь его игрой, почти по-детски возмущался, когда Лука в очередной раз прерывался. «Вот засранец» — думал он, а сам, закусив губу, улыбался, наблюдая за тем, как Лалльман проворачивал уже раз этак в двенадцатый свою аферу под названием «завлечём и обломаем». Можно было бы выразиться иными словами, но иные слова и вообще хоть одна мысль не в ту сторону грозила потерей контроля. Хотя, с травкой, пивом, изящными пальцами Луки, дёргающими струны, его смехом и широкой улыбкой рефлекс помахать контролю ладошкой рос всё сильнее. Наиграв пару аккордов «moon river», насмеявшись, Лука внезапно отставил гитару и потянулся за пивом. Не то чтобы Элиотту хотелось остановить его или заставить вновь играть, он готов был смотреть даже за тем, как Лука просто сидит или делает домашние задания, лишь бы он чувствовал себя вот так же расслабленно, так, чтобы свобода читалась в каждом его движении. Следуя его примеру, Элиотт, откинувшись к спинке дивана, делает пару глотков из своей бутылки и опять невольно уходит в размышления. — Ты видел у Базиля кольцо в ухе? — Спрашивает внезапно он. — М? — Лука выглядит забавно со своей проснувшейся гиперактивностью, — а, да. А чего? — Он делает ещё глоток, не отводя от Элиотта взгляда. — Хочу такое. Только в правое ухо. — Лука, опустив бутылку, но не оторвав её от губ, зависает. Фантазия перед глазами предстаёт слишком горячая. — Я думаю, — он медленно отклоняется назад, поворачивая голову к Элиотту, — это будет очень секси. Элиотт же, глядя на потолок, от этих слов искренне смеётся. Поворачивает к Луке голову, видит его мягкую улыбку и потихоньку успокаивается. — Я тогда тоже сделаю. — Шепчет Лалльман по-непривычному интимно. — И у нас будут парные кольца. — Дёргает бровями, закусывая нижнюю губу, а Элиотту от этих слов теперь только сильнее хочется проколоть ухо. Господи, до чего же хорошо. Теряясь в накрывшем кайфе, он поднимает глаза к потолку. Множество мыслей в голове крутится, кожа покалывает от тепла, а сердце учащённо бьётся. Он закрывает глаза на секунд пять, невольно представляя себе небо. — Как удивительно и странно, что у земли, как и у нас, точно всегда кто-то есть рядом. — Проговаривает вслух секунд через десять то, что порой крутилось в его голове. — Кто? — Тут же недоуменно спрашивает Лука, глядя на его профиль. — Днём землю освещает солнце, а ночью луна. Они всегда рядом. Их можно видеть, когда захочешь. — Разъясняет ему Элиотт, глянув на процент загрузки фильма. Семьдесят четыре. — Ну, не всегда, — фыркает Лука, отставляя бутылку, — из-за облаков иногда не видно солнце, а у луны каждый месяц затмение. — Да блин, ты ломаешь всю романтику. — Я понял тебя, — усмехается опять Лука, — даже если погода облачная, солнце всё равно освещает землю. Элиотт улыбается, кивая ему коротко. — А луна... Кстати, она же освещает землю светом, который отражает от солнца? — Лалльман выглядит увлечённым, размышляя об этом. — Да! — Кивает ещё раз Элиотт, а через пару секунд его дыхание приостанавливается. Странная и слишком смелая мысль вновь приходит ему в голову. Как если бы Лука был его солнцем, благодаря которому он сам горел, мог дать этому миру хоть какой-то свет. Он опускает взгляд к его шее. Лука — его солнце. — Почему ты смотришь на птиц? — Выдаёт Демори внезапный вопрос, снова глядя в глаза. Неожиданно, но для Луки он оказывается интимнее, чем любой постельный. Во всяком случае сейчас он так это ощущает, потому что… На птиц? Он и сам не помнит, когда именно смотрел и по какой точно причине. Это происходит часто. Мог ли так же часто Элиотт за ним в такие моменты наблюдать? Эта мысль кажется особенно откровенной. — Лу? — Привлекает к себе внимание виновник всех этих раздумий и жгучего тепла в груди. — Я, — Лука надувает губы задумчиво, отводя взгляд, — не уверен. Наверное, потому что они очень красивые. И многое могут видеть. Элиотт не ждал огромного рассказа на этот вопрос, поэтому даже с этим ответом ему сейчас очень хорошо. Он слишком долго гадал, какова же причина. — Кстати, — привлекает внимание своим голосом и стуком бутылки о стол Лалльман, — когда дождь — время быть честным, да? — Вдруг уточняет он. Элиотт немного этому удивляется, ведь за окном вроде бы простая пасмурность, а разговор этой темы не касался. — Ага, — кивает Демори, улыбаясь задумчиво. — Тогда что делают в Киото? У них же сейчас проливные дожди. — В этот момент, когда, задав этот вопрос, Лука с интересом разглядывает стол с целью что-нибудь еще ухватить, Элиотт думает о том, как сильно это на него похоже. Небось новости прошлым вечером читал о катаклизмах, или особенности климатов на ближайших территориях. Любознательный, неусидчивый, неповторимый. — Вероятно, они все очень честные? — Ловит взгляд Луки, видит его довольную улыбку и сам невольно склоняет голову, наблюдая за тем, как он кидает в рот пару сырных шариков. Боже, как же по мозгам даёт трава. Или привлекательность Луки, его дёргающиеся волосы, родинка под губой и идеально сидящая на нём его одежда. — Я не очень люблю за это осень. — Заставляет Элиотта прийти в себя тёплый голос. — В плане? — Листья скоро все пожелтеют и опадут. Такое чувство каждый раз, знаешь, как будто, — он крутит в руках окурок, — всё умирает. — Воу. — Выдыхает Элиотт, дёргая бровями. — Это не должно было звучать так депрессивно, — смеётся Лука. — просто всё такое яркое, такое живое летом, — упрямо продолжает объяснять он, — а осенью, — он поворачивает голову к окну, — всё рано или поздно становится таким серым. — Он замечает движение слева от себя и, глядя на Элиотта, видит, как он, уткнувшись локтём в обивку, подпирает голову ладонью. — Я нашёл тебя такой же серой осенью. — Дёргает бровями Демори, улыбаясь мягко, — и она оказалась той еще весной. Повисает молчание, они смотрят друг на друга секунд пять, прежде чем Лука фыркает от вырвавшейся усмешки. — Какой ты у меня поэт однако. — Изумлённо мотает головой он, пытаясь дотянуться до какой-нибудь бутылки на столе, а у Элиотта внутри всё плавится от озвученного им «у меня». — Я серьёзно, — посмеивается Элиотт, — дело же не в погоде? — Увереннее спрашивает он и это не проходит мимо пьяного внимания Луки. Он снова поворачивает к нему голову. На самом деле он по-прежнему волнуется. Sound: The White Birch — Love, Lay Me Blind — Бесспорно, пасмурные, слякотные дни еще будут, и достаточно, но, — Элиотт поднимает левую руку, — теперь точно есть целых три места, где тебя ждут и желают согреть. — Сжимает свою ладонь в кулак, подкрепляя слова этим жестом, — «сытый енот», — Лука улыбается от этого варианта и первого отогнутого пальца, — твой дом, — чуть тише произносит Элиотт, распрямляя следующий, — и наш. — Отгибает безымянный и, держа ладонь в воздухе недолго, опускает её, стараясь выразить в своей улыбке и взгляде то, что чувствует. То, что чем холоднее будет воздух на улице и сильнее ветер, тем теплее будет здесь. Тем уютнее и охотнее дом будет встречать их. Тем более согревающим будет чай и мягче пледы, в которые они будут кутаться. В один момент, Лука, кажется, после всех этих слов оседает. Его плечи опускаются как будто от бессилия, а с губ срывается протяжной усталый выдох. Элиотт даже думает, что мог сказать что-то не то. Он смотрит на Луку, чувствует, как собственная улыбка ослабевает, а на лице появляется сомнение. Оно остаётся даже в момент, когда Лалльман приподнимается, но тут же растворяется, когда он к Элиотту на коленях придвигается и, вынудив от удивления приподнять ладони, усаживается между его ног, скручивается почти в клубок и прижимается левым плечом к его груди. Несколько секунд Элиотт сидит молча и не двигается. — Кота, значит, заводить не будем. — Проговаривает он тихо, наконец опуская правую ладонь на спину Луки. — Что? — Уже есть один. — Шепчет Демори, усмехаясь. — Где не будем заводить? — Переспрашивает Лука, не торопясь менять своё положение. — В доме, в котором будем жить. — Беззаботно заявляет Элиотт, слышит у груди глубокий вдох, сменяемый резким выдохом и только сильнее от того прислушивается к состоянию Луки. — Нет, я точно сейчас расплачусь. — Зарываясь, ну точно словно кот, лбом в его шею, как будто там было во что зарываться, Лука сильнее обнимает себя и плотнее прижимается телом к Элиотту. — Сначала универ, ты уедешь, это, значит, придется переживать расстояние, перемены, — начинает бормотать он то, что Элиотт вообще сейчас не ожидал услышать. — Универ? — Перебивает он Луку. — Когда ты успел подумать об этом? — Да... — Голос становится ещё тише, взгляд опускается к коленям. — После очередной ссоры с мамой. — Может, я на заочное пойду. — Лука находит в его словах свою надежду, ощущая, как Элиотт вновь гладит его по спине. — Ну, знаешь, я не особо социален. — Пускает Демори усмешку, но Лука не подхватывает это настроение, только ещё глубже от его слов задумывается. — В обществе тоже неплохо быть. Только так можно встретить хороших людей. — Наконец говорит он, уже неосознанно потираясь виском о плечо Элиотта. — Хочешь, чтобы я ещё кого-то встретил? — Нет. — Вновь, мотая головой, щекочет кожу его шеи своими волосами Лука. — Хочу, чтобы другие люди встретили такого хорошего человека, как ты. Эти слова дают по сердцу. Элиотт до сих пор до конца не мог понять, почему Лука видит его таким. Как ему так повезло? Везение ли это? Это вообще возможно? Не просто случайно познакомиться, но ещё и найти часть своей души в соседском доме? Самую светлую, самую добрую часть своей души. Касаясь его плеч руками, он немного отстраняется Луку от себя. Видит его опущенный взгляд, потирается с ним кончиком носа, встречается взглядом, чувствует трение в ответ и улыбается. — Как там фильм? — Хриплый голос Луки, оседающий теплом на губах, действует гораздо лучше травки. — Хочешь поскорее посмотреть на актёра? — Поддевает Демори и с удовольствием чувствует, как Лука от этого вопроса посмеивается. — А то. — Целует он мимолетно Элиотта в губы, приподнимается, чтобы потянуться к ноутбуку, но Демори тянет его за талию обратно к себе, заставляя сесть на правое бедро. Смотрит в глаза, когда он поворачивает к нему голову, видит искры в таких тёмно-синих в эту секунду радужках и щурится. — А всё уже, не выкрутишься. Недоверчиво дёрнув бровями, Лука уже хочет пошутить в ответ, но слышит ритм мелодии, которая включается следующей на ноутбуке, наблюдает за тем, как ожидаемо округляются глаза Элиотта, как его брови сводятся к переносице, а губы в удовольствии поджимаются, и, видя эту реакцию, понимающе качает головой. Воспользовавшись заминкой, чтобы раздразнить, он ловко слезает с его колен. Sound: The Strokes — Ode To The Mets Подобное он видел уже не раз, только то, что происходит дальше, вводит его в ступор: Элиотт, поднимаясь с дивана, протягивает к нему руки, пританцовывая с блаженно-восхищенным видом, а Лука, выпрямляясь, с нескрытым сомнением во взгляде касается его протянутых ладоней. Он недоверчиво улыбается, когда Элиотт сплетает их пальцы. Это до боли непривычно, словно вроде даже как будто накрывает чувство дежавю, но одновременно всё происходящее идёт в разрез с его воспоминаниями. Элиотт каждый такой раз танцевал один, его этот самый "танец" едва проявлялся в движениях тела, когда он то убирал какие-то вещи, то приносил им еду, но прямо сейчас он был максимально раскован, честен и... Сосредоточен на Луке. Соединив ладони, он подходит к нему вплотную и, повторяя лишь движением губ текст играющей в эту секунду песни, прижимается ко лбу Луки своим, вырисовывая в воздухе их сцепленными руками круги. Ритм музыки. Держа крепко. Чертовски странные ощущения. Лука, хоть раньше подобное настроение легко подхватывал, сейчас был взволнован и абсолютно Элиоттом ведом: нервно сглатывая, вглядывался в его черты, пройдясь кончиком языка по губам, вторил его движениям и чувствовал, как колотится собственное сердце. Не сдержавшись, он лишь на пару сантиметров приподнялся на носки, коснувшись губ Элиотта своими. Коротко, почти расслабленно, не зная что будет дальше, но дальше же сразу заметил, как на Элиотта это подействовало: он замер, их руки остановились в воздухе, губы перед лицом сомкнулись. Это что же это, он смог отвлечь внимание Элиотта от его любимой песни? В первую секунду, когда Лука ощущает, как его ладони освобождаются, становится даже как-то на краткий миг одиноко, но как только руки Демори зарываются в его волосы от висков, грудь обдаёт жаром. Тот же жар ощущается на губах от уверенного поцелуя, в висках от крепкой хватки и в паху от плотно прижимающегося к нему тела. Мог ли он раньше его под эту песню так просто вывести? Это же было бы гениально, Лука даже честно его предупредил, что способен по пьяни напасть. Давно стоило напиться и сделать это. Но, конечно, всё это было легкомысленными шутками. Сейчас, когда чувствуешь взаимность в каждом прикосновении, о таком думать легко. Тогда же было страшно. Страшно потерять даже простую возможность быть рядом. Эта мысль накрывает Луку еще одной волной чувств, позволяя обвить шею Элиотта руками, смелее ответить на поцелуй и, зажмурившись, полной грудью вздохнуть. Они с Элиоттом так близко. И так честно. Лалльман спускается губами к его шее, Элиотт ведёт ладонью по его щеке к ключицам и цепляется пальцами за молнию кофты. Останавливается лишь на секунду и тянет её с жужжащим звуком вниз. Опускает голову, всматривается и тут же цепенеет. Никакого белого джемпера, который он ожидал сейчас увидеть. Лишь открытая, чистая, тёплого оттенка кожа и пресс, который тут же под внимательным взглядом напрягается. — Ты же мерзляк? — Хрипло говорит он. — Ты греешь лучше. — Отвечает Лука тихо, всё так же глядя на его губы. — Хитрый. — Шепнув, Элиотт целует вновь, запускает руки под кофту, ведёт ими по изгибающейся от мурашек спине и, оторвавшись, прижимается лбом к плечу Луки. — Ужасно хитрый. — Он чувствует, как их обоих немного потряхивает. — И тёплый. — Продолжает добивать Элиотт. — Боже, какой же ты тёплый. — Прижимается губами к плечу, оставляя ещё один поцелуй. Уведомление из ноутбука, разносящееся по комнате, говорит о том, что загрузка завершена. Оно даже заставляет Элиотта открыть глаза, но уж точно не отпустить Луку. Только тот, целуя его шею в ответ, решает немного иначе. — Я в туалет. — Внезапно выдаёт Лалльман, отстраняется и, потирая нос тыльной стороной своей ладони, разворачивается на пятках. Делает это всё так быстро, так, можно даже сказать, молниеносно, что Элиотт отреагировать не успевает, оставаясь стоять у дивана.***
Прошло минут восемь точно, прежде чем Лука вернулся. Что он там столько времени делал — загадка. Но прямо сейчас, когда он пришёл, мысль о том, что холодная молния кофты, застёгнутая в этот раз до ключиц, даже чуть ниже, прилегает к его открытой тёплой коже, сводит с ума. Усевшись без особых разговоров с ним на диван, Элиотт замечает, что Лука выглядит и ведёт себя так, словно ничего до этого не произошло. Словно не было накалившегося напряжения и не было того его мутного взгляда. Он даже немного ему завидует. Самому ему трудно держаться, когда он так близко. Первые минут двадцать фильма проходят спокойно. Триллер о слегка неуравновешенном парне и его психиатре, с которым он периодически делит постель. Признаться, сюжет его не так сильно увлекает, нежели как их с Лукой комментарии и возобновившиеся по традиции шутки к происходящему. В одной из сцен главный герой выливает на себя бокал вина, чтобы привлечь внимание, а Элиотт, невольно усмехаясь, тут же получает от Луки вопрос о причине этой усмешки. — На тебя он, кажется, похож больше. — В смысле? — Поворачивает к нему голову Лалльман. Они прижимаются друг к другу к плечами, только в этот вечер вовсе не случайно. — Такой же хитро-неуклюжий. — Фыркает Демори, тут же получая шлепок по бедру. Он заставляет его ещё сильнее рассмеяться, но, как только они успокаиваются, напрячься от жара, разливающегося по мышцам от места лёгкого удара. Становится от этих ощущений чертовски трудно концентрироваться на экране, но ещё труднее не думать о том, что лезет в голову — то видео, которое Элиотт смотрел, напав на поисковик с неприличными запросами, и те действия, к которым перешли на нём друзья, точно так же смотревшие вместе фильм. Элиотт едва заметно ведёт шеей, когда действие на экране явно начинает отдавать интимной обстановкой. Герои спустились то ли в подвал, то ли в какую-то прачечную, а главный герой, привлёкший к себе внимание тем самым бокалом вина, сняв с себя испачканную футболку, тянулся к шее женщины. Элиотт даже отводит взгляд на секунд пять выше экрана, в темноту, лишь бы собраться с силами и не обращать внимание на жар в теле от растущего возбуждения. Но что он всё-таки не смог проконтролировать и заметить — собственное дыхание, ставшее глубже. Дыхание, которое Лука уже давно уловил и, цепляясь пальцами за ткань светло-серых штанов на поджатых под себя щиколотках, совсем уже не следил за фильмом. Он не решается и на сантиметр двинуться, буквально боковым зрением замечая, как опускаются плечи Элиотта от глубокого дыхания. Кожу покалывает от повышающейся в теле температуры. Руки чешутся от желания прикоснуться. Действие в фильме сменяется, картинка темнеет, а Лука, прикусив нижнюю губу от напряжения, сильнее вжавшись в спинку дивана, медленно тянет ладонь влево. Касается пальцами бедра Элиотта и, чувствуя, как мышцы под ними моментально напрягаются, даже легко уловимо подрагивают, приоткрыв губы, глубоко вздыхает. Тут же их сомкнув, он уже увереннее касается Элиотта, мучительно медленно проводя всей поверхностью ладони к внутренней стороне бедра. Дьявол. Он самому себе кажется в эту минуту сумасшедшим, потому что никогда в жизни не вытворял ничего настолько провокационного. Ассоциация, как если бы они так сидели в кинотеатре, обжигает низ живота и придаёт непонятно откуда взявшейся смелости продвинуть руку чуть в сторону. К твёрдому паху. После этого короткого действия он замечает, как Элиотт откидывает голову к спинке дивана. Лука не выдерживает, даже поворачивает к нему голову на несколько секунд, но, продолжая играть в невинность, опять смотрит на экран. Наверное, так сильно это всё заводило, потому что они оба знали, что в этот раз ни от кого скрываться не нужно. Что не обязательно быть тихими или аккуратными. Все свои реакции они сейчас могли скрывать лишь друг от друга, но то, как заведён Элиотт, казалось, уже просто невозможно было скрыть. Сглотнув, уже и не пытаясь выровнять своё дыхание, Лука хочет повернуться к Элиотту, но, ощутив прикосновение руки на своём затылке, замирает. Как и замирает его ладонь между ног Элиотта. Боковым зрением, пока в ноутбуке продолжается действие фильма, он замечает, что, так и не оторвав затылка от спинки дивана, Демори протянул к нему свою правую руку, словно приглашая точно так же откинуться. Немного неровные поглаживания пальцев по коже головы буквально подчиняли. Будучи не менее возбуждённым, Лука, закрыв глаза, спустя пару секунд придвинулся к Элиотту ближе. Стало немного неудобно касаться его левой рукой, потому что локоть упирался в обивку, а ладонь Элиотта, зарывающаяся в его волосы на затылке, махала ручкой самоконтролю, предлагая расплавиться, словно мороженое, а всё тело ещё сильнее взвыть от желания открыто стать ближе. Луке бы не хватило сил исполнить это желание, потому что уже было слишком хорошо, поэтому, то ли прислушавшись к его состоянию, то ли прочитав мысли, Элиотт взял на себя эту роль. Но, если быть честными, это произошло потому что, неровно вздохнув и повернув к Луке голову, он увидел его опущенные ресницы и приоткрытые губы, и просто окончательно потерялся в ощущениях от этой картины. В конце концов поддавшись желаниям, он приподнялся и, опираясь правым коленом на диван, так и не выпустив руки из волос Лалльмана, притянул его к себе в поцелуй. Целуя, напирая, касаясь второй рукой его горящей щеки, ощущая ладони на своих плечах и, сам не замечая, как вынуждает Луку своим напором лечь, он чувствует костяшками мягкий подлокотник и лишь в этот момент разрывает поцелуй. Взгляд Луки заплывший, дыхание шумное, губы почти красные. Что вообще в этом необъяснимом мире может быть невероятнее? Разве что то, что через пару секунд этот невозможный мальчишка тянется за еще одним поцелуем, но Элиотт, пуская пальцы в его челку от лба, останавливая, перемещает вторую руку ему под талию. Сохраняя свою традицию, он начинает мягко укрывать его лицо поцелуями. От уголка брови к переносице, от переносицы к кончику носа, от щеки к правому уголку губ, в то время как Лука при каждом его таком действии пытается поймать поцелуй в губы. Ему кажется, словно его дразнят, хотя нежность, которая неизбежно накрывает его от такого бережного отношения, усиливает чувства к Элиотту с каждым разом всё больше. Лишь на странном жужжащем звуке он осознаёт, что правая рука Демори спустилась к его груди. Что он расстегивает сейчас на нём собственную кофту, спускаясь поцелуями по шее вниз. Как ни странно, Луке действительно удобно на этом диване, подлокотник под его затылком настолько идеальной формы, словно был рассчитан на то, что они однажды будут лежать с Элиоттом в таком положении. Уголки его губ дёргаются от этой абсурдной мысли, но когда Элиотт целует его ниже ключицы, щекоча подбородок своими вьющимися волосами, с губ Луки срывается шумный выдох. Ему щекотно. И ему ужасно приятно. Элиотт пускает левую руку под ткань, ведя ею от поясницы к рёбрам, а Лука вздрагивает, прикусив нижнюю губу от осознания, насколько, оказывается, всё же чувствителен. Он ведёт руками по его волосам, пуская пряди между пальцев и это положение кажется ему уже до боли знакомым. Чертовски пьянит факт того, что он может теперь вспоминать не свои неприличные фантазии, а те моменты, что они разделили с Элиоттом в реальности. Действительно сильно Лалльман дёргается лишь в момент, когда замечает, как, когда Элиотт целует его в солнечное сплетение, его пальцы подцепляют кромку штанов. Невольно сжав сильнее его волосы у корней, совершенно не подозревая, каким жгучим трепетом это отдаётся в теле Элиотта, он заставляет его поднять взгляд. — Ты опять... — Говорить из-за неровного дыхания оказывается совсем непросто. — Вниз лезешь? — Элиотт замирает, глядя ему в глаза. Луке такой его вид кажется чертовски неприличным: руки в его волосах, он над ним, его ладони обхватывают талию. Всё это заставляет дрожать изнутри. — Нельзя? — В его голосе ничего не читается. Как будто он каким-то образом приостановил все возможные процессы в своём теле. — Я волнуюсь. — Бормочет честно Лука, четко ощущая, как горят в этот момент собственные уши, а Элиотта постепенно отпускает напряжение. — Тебе не о чем волноваться. — Склоняя голову, целует под ребром, расслабляя своими словами, но ещё и заводя действиями. — Я уже всё видел. — Договаривает едва ли не ехидно, и Луке бы шлепнуть его по плечу, но следующее, что он произносит, заставляет его промолчать: — Ты прекрасен. Не находя сил как-то действовать или отвечать, Лука лишь смотрит на него и неосознанно гладит по волосам. Элиотт, опустив ресницы в наслаждении, целуя его тёплую кожу между рёбер, вдруг замирает. Он резковато поднимая голову, удивляет Луку своим внимательным взглядом. — Помнишь, — он медлит, проходясь по нижней губе кончиком языка, — я говорил о вознаграждении за хороший результат теста? — Да. — Хлопает глазами Лука. — Свидание. Молчание затягивается. Едва ли они слышат то, что фильм всё ещё играет на фоне. — Я думал ещё кое о чем. — Его глубокий вздох, совершенный перед этими словами как будто бы для большей решительности, интригует Луку. — О чем? Чувствительность от всего, что он видит и ощущает, прикасаясь, доростает до предела, когда они просто вот так смотрят друг другу в глаза. — Чтобы ты разделся передо мной. Это предложение, сама мысль, которая, оказывается была у Элиотта в голове, моментально отдается приятной пульсацией в паху. Несколько секунд молчания вызывают в Демори волнение за то, что он произнес это вслух, он уже немного приподнимается, чтобы что-то сказать, но Лука опережает, поднимаясь вместе с ним. Мягкое надавливание на плечи заставляет Элиотта выпрямиться и, не веря в происходящее, внимательно следить за его действиями. Лука выкарабкивается из-под него, поднимается, отходит от дивана на шаг и поворачивается, всем своим видом как будто говоря: подойди ко мне. И Элиотт следует этому безмолвному указанию. Он неуверенно выпрямляется, наблюдая за его настроением в глазах, пытаясь выследить, всё ли в порядке, о чём именно он думает. Но когда сам Лука, подняв ладонь к шее, медленно стягивает с плеча расстёгнутую кофту, Элиотт ни о чем думать уже не может. Стоит, как вкопанный, следит за его действиями и, неосознанно подходя ближе, обжигается изнутри о вид того, как черная ткань падает на пол. Обжигается от того, что видит — кожа полностью покрыта мурашками. А ведь он даже его еще не коснулся. Идея предложить Луке раздеться кажется слишком жестокой для самого себя, потому что хочется помочь это сделать, потому что, когда Лука цепляется большими пальцами за пояс штанов, в первую секунду зацепив случайно плотную чёрную линию резинки трусов, он не выдерживает, поднося ладонь к своим губам, и потирает их напряженно. Вторая же его рука сжимается в кулак, когда он смотрит на то, как светло-серая ткань точно так же падает складками на пол. Страшно поднимать взгляд выше ступней. Но он моментально это делает. Делает и тихо выдыхает. Обнаженный и такой красивый. Уйдя в свои восторженные мысли, Элиотт не замечает, как Лука уже цепляется пальцами за резинку трусов. — Стой. — Он берёт его за запястье, смотрит в глаза, но, снова опустив взгляд ниже, вынуждает вновь ощущать бегущие по коже мурашки. В комнате тепло, Лука бы даже сказал, что сейчас ему жарко, но дрожь от его взгляда по прежнему раз за разом охватывает кожу. Еще сильнее его потряхивает от осознания, как хорошо должно быть сейчас сквозь тонкую облегающую ткань Элиотту видно то, насколько он заведён. То, что происходит дальше только сильнее сводит его с ума. Демори неожиданно опускается на колени. Его волосы, когда он наклоняется, касаются живота Луки, заставляя в очередной раз ощутить дрожь, охватывающую тело. От этого прикосновения. От этого безумного для них двоих положения Элиотта перед ним. Боже правый. Элиотт на коленях. Элиотт стоит перед ним на коленях, но и грамма неуверенности в себе не имеет. Взгляд прямой, в глаза, проникающий в самое сердце, и не только в него. Чувствуя себя застывшей статуей, Лука наблюдает, как проходится Элиотт взглядом от его ступней к бёдрам, сжимает невольно кулаки, когда замечает, как тянутся к икрам его ладони, и поджимает плотно губы, когда видит, как Элиотт склоняется к нему ближе. Поцелуй над коленом. Ладони, гладящие кожу. Поцелуй чуть выше — ближе к внутренней стороне бедра и Лука, чувствуя слабость в теле, не выдерживает — дёргается, немного наклоняется и, сильнее сжимая ладонями плечи Элиотта, смотрит ему в глаза. Sound: Haux — Salt Демори находит в его взгляде волнение, снова, и от него же решает подняться. Встав вплотную, коснувшись левого запястья и прижавшись ко лбу Луки своим, почти невесомо он гладит левой рукой его по щеке. — Ты не хочешь, чтобы я делал это? — Нет. — Лука мотает головой тут же, ероша его волосы своими. Одно то, что Элиотт сам желает это сделать для него, обжигает грудь и низ живота не хуже печки. — Я просто, — говорит еще тише и, притягивая Элиотта к себе за талию, надеется прогнать сомнения в том, хочет ли он. — Боюсь, что для тебя это будет непривычно. Всё-таки я не девчонка. — Бормочет Лука и поджимает губы, опуская взгляд. А Элиотта моментально отпускает. Опять. — Всё, что происходит со мной, когда ты рядом — непривычно. — Шепчет он и улыбается, склоняясь к его правому уху, — хотел бы дать тебе знать, как я от этого счастлив. — Целует мочку его уха, а Лука жмурится. Сглатывает и, вздыхая глубоко, сжимает пальцами футболку на его спине. Вероятно, тревожность Луки особенно сильно сейчас удивляет Элиотта именно потому, что в один из прошлых их вечеров, в машине, он сам его всячески дразнил и творил безумства. Тянул собственные руки и руки Элиотта туда, где он ещё долго бы не решился его коснуться, а сейчас... Сейчас Элиотт слышит, как сбито его дыхание, благодаря прижимающемуся паху полностью уверен в том, что Лалльман возбуждён не меньше, но всё ещё хочет, чтобы он не испытывал в этот вечер напряжения. Ни на одну секунду. Совершив глубокий неровный вздох, Элиотт увивает его оголенные, но удивительно теплые плечи руками, обнимает крепко и целует в шею. — Лу, — выдыхает он, чувствуя, как его обнимают в ответ. — Пойдём в твою кровать? — Перебивая, Лука внезапно задаёт тихий, но такой пронзающий вопрос, полной грудью вдыхая запах его футболки. Запах Элиотта. Всё тот же — уютный, домашний, теряющийся в этой комнате, каждая деталь которой говорила о маленьких, но таких важных чертах её хозяина. Элиотту хочется радостно улыбнуться, хочется вновь передать в полной мере своё удовольствие, но, чувствуя, как по собственной спине спускаются ладони Луки, в ожидании замирает. Его пальцы, которыми он так изящно перебирал струны, внезапно сжимают его ягодицы, отчего Элиотт, тут же напрягая мышцы и слыша смешок в шею, фыркнув, расслабляется. — Да в тихом омуте игривые черти водятся? — Целует он уже уверенне его в шею, над родинкой, с удовольствием замечая, как Лука отклоняет голову, открывая к ней доступ. — Ты ещё не знаешь, насколько игривые. — Лалльман оставляет в ответ поцелуй под ухом. Целует еще раз в мочку и, не разрывая объятий, тянет за собой к кровати. Уловив его намерения, Элиотт подхватывает его за бёдра, чувствует, как Лука, оторвавшись от пола, тут же ногами за него цепляется и, видя его яркую улыбку, улыбается и сам. Медленно вот так с ним, обвившим его талию ногами, шагать к постели кажется безумной мечтой. Уже сейчас складывается ощущение, словно они целое. Неделимое, крепкое целое, когда Лука, зарывшись одной рукой в его волосы на затылке, притирается то кончиком носа, то лбом, глядя на губы, и сжимает второй рукой футболку на его плече. Остановившись, Элиотт наклоняется и медленно опускает его на кровать, но со стягивающимся внизу живота узлом возбуждения замечает, что ноги Лука не расслабляет, так и прижимает бёдрами его к своему паху. До чего же хорошо он выглядит на его кровати, в этом положении, с этим ожидающим внимательным взглядом, раздетый и едва заметно ухмыляющийся. — Волшебный. — Выдыхает Элиотт, опускается к нему и, приобнимая, мягко целует в губы, с удовольствием чувствуя, что Лука его встречает.