Yves Tumor — Limerence
Мощные ледяные капли дождя гулко стучат по крыше припаркованного за городом автомобиля. Тяжёлое дыхание их двоих, заглушаемое периодически разражающимся уютным громом. — Посмотри мне в глаза. Это важно. Прямо сейчас… Детка? — её тёмные волосы раскиданы на заднем пассажирском сиденье из чёрной кожи. Она тянется за пределы кадра, куда-то к щеке парня, прося обратить на неё взгляд, чей синий в свою очередь весьма мутный, но однозначно пылающий. — Ты снимаешь меня сейчас на ёбаную камеру? — по содержанию вопроса можно предположить, что она возмущена, но на лице читается только лишь нежная, усталая улыбка. Безостановочное обрывистое дыхание. Эмилия скользит по сиденью. Парень медленно входит в неё, но камера снимает их по пояс, что и не видно всецело раскрывающих картину деталей. Это снято совершенно не как порно. Наоборот, как нечто бесспорно прекрасное; как то самое дорогое воспоминание, что останется не только в человеческой, но и в телефонной памяти, позволив запечатлеть его навсегда в обеих вариациях. Со временем дыхание выравнивается. Камера уже переместилась на приборную панель. Она нежно укуталась в его объятиях, прикрыв их обнажённые тела белым покрывалом. — Люблю тебя, — шепчет Эми. Целуя её в ключицы и заваливаясь сверху, он отвечает девушке взаимностью в том же самом тёплом шёпоте: — И я тебя. — Почему ты всё это время молчал? — Потому что для меня это крайне важно. — Так почему ты не говорил этого раньше? — Не знаю… — еле слышно шепчет ей хриплым голосом в ответ. Они долго лежат в обнимку, восстанавливая сбитое дыхание. Он прислушивается к дождю, а она аккуратно перебирает его чёрные кудряшки. — Всё, вставай, детка. Ри-и-ич, вставай! — парень тихо мычит ей куда-то в живот, лишь сильнее зарываясь в объятия. — Ну чего ты разлёгся? — Тозиер не реагирует. Она продолжает мило улыбаться, копошиться в его волосах, пропускать через себя, неимоверно увлечённую всем происходящим, раскатистый гром, шум ливня и его тяжкое обжигающее дыхание. — Ну скажи что нибудь, Рич… Детка. Ну посмотри на меня… Я люблю тебя. Ричи устало приподнимает голову, глядя ей в глаза. Его кудряшки растрёпаны, локоны спадают на лицо. Он снова утыкается ей в живот, целует её бархатистую загорелую кожу. Эмилия обращает внимание на телефон. Плавно машет в камеру, ярко улыбаясь. — Хэ-э-эй, посмотрите, это мой парень. Он ужасно милый. Посмотри в камеру. — Не хочу. Хочу остаться в этом моменте навсегда. Я хочу запомнить это навсегда. Я так боюсь его забыть. — Милый, я не знаю… В конце концов мы будем становиться старше и старше, и… Вставай! Ну ты только посмотри на это… Мы испачкали сиденья! — она смеётся, пытаясь приподняться. От этого Ричи только сильнее обвивает её руками и тянет обратно к себе. Теперь её искренний смех заглушает гром. Влюблённый ласковый взгляд обращён на парня. Она сладко целует его в макушку, а затем всё-таки шустро вырывается из хватки и тянется к телефону, останавливая запись.***
Возвращаюсь на главный экран, удаляю из истории все недавно посещённые приложения. Трясёт. Мне… Мне слишком холодно. Пребывая в ошарашенном состоянии, еле поднимаюсь на ноги и возвращаю телефон в его исходное положение. Сердце бьёт в набат. Слишком громко. Чувствую каждый тревожный удар. Каждый чертовски оглушающий грохот. Пошатываясь на ходу, направляюсь к двери. В глазах неожиданно темнеет. Секунду. Дайте мне одну секунду. Хотя бы секунду… Делаю глубокий вдох. Мигом направляюсь к выходу из дома. По-прежнему штормит. Слишком медленно, как-то заторможенно поворачиваю ручку двери. Оставляю за собой громкий хлопок. Чёрт, я… Пытаюсь дышать глубоко. Хотя бы просто дышать. Я… На хуй это. Я… На улице не полегчало. Обхватываю себя за плечи и отхожу чуть подальше. Слишком холодно, хоть и погода довольно-таки тёплая. Жадно хватаюсь за воздух. Что я, блять, наделал? Ему это, блять, ничего не стоило. Он не считает всё то, что было, чем-то ненормальным. Просто… Я дурак, раз не расчерчивал личные границы. Я сам виноват. — …Он, типа, положил свою жизнь к её ногам, сделал всё. Заработал столько только ради неё. — Нравится? — Да. Честно? Даже рыдал, как сопливая девчонка над книгой. Я его понимаю. — Но ты… — Да, да, да, — он устало вздыхает. — Не говорил, что кого-то люблю. Но, поверь, иногда хорошо чего-то не знать. Потому что это чувство убивает, так сильно любить нельзя. Никогда это не доводит до чего-то хорошего… Блять, блять, блять!!! Попытки нормализовать дыхание переходят в нечто лихорадочное, во что-то вроде тяжёлой астмы. Но это вовсе не она. Воздух всё равно вылетает из лёгких, выталкивается сам, буквально неконтролируемо. Тихо… Надо просто дышать. Надо просто… Телефон остался в доме. Похуй. Потом попрошу Беверли забрать его. Медленно бреду вдоль улицы в кромешной темноте. — Эдди? Постой, ты куда?! — испуганно замираю, когда слышу позади себя рыжеволосую, что сломя голову догоняет меня. — Что случилось? Бен испёк имбирные кексы. Может, вернёмся и выпьем? — устало мотаю головой, крепче сжимая свои плечи онемевшими руками. Марш заметно поникает… — Мне нельзя пить. — У Билла завалялось тесто для печенья… — она улыбается мне с надеждой в голубых глазах и протягивает руку, дожидаясь ответа. Сдаюсь. Киваю, крепко хватаясь за ладонь. Она идёт медленно, позволяя перевести дыхание и дух. — Если что, Эдди, я всегда буду рядом. Где бы ты ни находился — достаёшь телефон и звонишь. Я попытаюсь сделать всё, что возможно, — чистая правда, такая нежная и верная. Молча вернувшись к порогу дома, улавливаем доносящиеся из разных комнат звуки и голоса: Стэнли что-то поёт, местами фальшивит; Билл звенит грязными чашками. В окне видно, как Бен вытаскивает холодные бутылки пива из холодильника, а одну, считай из его рук, подхватывает Ричи. Билл, слабо заикаясь, ругает Балабола, но ему, конечно же, плевать. Беверли крепко обнимает меня и шепчет: — Я пойду к ним, пока они всё не развалили. Приходи, как будет легче, ладно? — Беверли, дашь сигарету? — та удивлённо кивает на мою просьбу, выуживая из заднего кармана прозрачный портсигар, в пластике которого навечно застыли ромашки. Она протягивает мне тонкую коричневую сигарету и скрывается в доме. Вращаю палочку-убийцу, внимательно рассматривая со всех сторон. Поднимаю взгляд на пустую улицу, на остывающий асфальт, на бывший дом Эдди Коркорэна. Дом, который был полон траура, несправедливости, выкрасили в мягкий мятный свет. Продать его так и не сумели: на зелёной лужайке до сих пор стоит побелевшая, изношенная временем табличка с надписью «Продаётся». Отвлекаюсь обратно на руки и нервно усмехаюсь, осознавая отсутствие зажигалки. Тяжко вздыхаю, обращая лицо с закрытыми глазами к небу. С ноющим грузом в груди всё же возвращаюсь в дом. Все дружно суетятся. Стэн-Супермен курит и внезапно встаёт на стол, приступая читать стихи. Ричи, зажав губами сигарету во рту, шумно аплодирует ему, вопя во всё горло: «Браво!». Беверли всплывает откуда-то сзади. — Ну что? — Да, конечно, Бев, прикурил у воздуха. Хороший парень, подмигнул мне и номерочек дал. — Оу… Ну, я думаю, никто не будет против, если ты покуришь тут. Учитывая, какое представление они тут устроили, — рыжеволосая вытягивает из карманов шорт ещё и разрисованную зажигалку, аккуратно вкладывая мне в руку. — Обдумай всё это. Не важно, что у тебя случилось, просто обдумай. — Знаешь, прибереги для себя… — возвращаю запрошенные у Марш предметы и подхватываю телефон. Эдди Каспбрак, 20:15 Встретимся завтра? Дориан Янг, 20:16 Да, давай. Что насчёт блинчиков в девять утра? Эдди Каспбрак, 20:16 С радостью! Раздаётся дверной звонок, и я подскакиваю с места, шустро направляясь встречать гостей. На пороге встречаю Майка, что быстро, как-то грубо заключает в объятия, неприятно похлопывая по спине. Позади меня всплывает радостная Беверли, и мы втроём заваливаемся в гостиную, где Билл к этому времени уже подключил колонки, благодаря чему дом наконец-таки заполнился музыкой. Марш вытаскивает электронную сигарету и укладывается головой ко мне на колени, вытянув загорелые длинные ноги в потёртых мартинсах вдоль дивана и положив их на подлокотник. Выпускает кольца пара вверх, прямо мне в лицо. — Карты? — весело предлагает Бен, кладя на длинный журнальный столик игральную колоду. Та слабо разлетается по поверхности. — Можно я не буду вставать? Чур мы с Эдди — один игрок, — парни всё-таки принимают условия Беверли, и Билл со Стэном, споря между собой, тащат с кухни стулья. Тозиер сбрасывает с себя бело-зелёную клетчатую рубашку и перетаскивает кресло поближе к столику, после чего встаёт возле прохода на кухню и откашливается, привлекая к себе внимание. — И так, дамы и господа, цирк «Два придурка». Счёт 0:0. Пока что никто не уронил свой стул, — кудрявый ловко парадирует какого-то футбольного комментатора, курсируя вокруг парней туда-сюда. — С какой с-с-стати мы во-о-обще уроним стулья? — недовольно отзывается Билл, вопросительно поднимая бровь и пародируя Тозиера. — Ой, подождите-ка! Билл терпит поражение, запинаясь и звонко шлёпаясь на пол! — Балабол, пошёл ты на хуй! — Так уж и быть, я помогу тебе, жалкий смертный, — Ричи поднимает стул Денбро и располагает его у журнального столика, а после вальяжно разваливается в кресле. — Начинаем? — заправляю рыжую прядь Беверли за ухо и наклоняюсь. — Ты не против куда-нибудь завтра съездить? — Марш задумчиво кивает и заглядывает в сброшенные карты, тихо фыркая отвернувшейся от нас фортуне.