Пять эре

Неделю спустя Сванте опять роняют в лужу. - Да ты, блядь, издеваешься, - кричит он, когда видит, кто его толкнул. И действительно – тот же пухлан с фотоаппаратом, но уже в пижонских очках на носу. - Не стоит так переживать, дело-то житейское, - с ослепительной улыбкой говорит этот товарищ, и протягивает руку Сванте. Сванте отталкивает его руку, поднимается и уходит. С него хватило одного сеанса общения с этим лучшим в мире звездуном с мансарды. Но не тут-то было, толстяк стремительно нагоняет Сванте, и как ни в чем не бывало, продолжает светскую беседу. - Не понимаю, чем вам не угодил такой красивый, умный и в меру упитанный мужчина в самом расцвете лет? – спрашивает он, забавно омерзительно хмурясь. - Может тем, что ты меня два раза в лужу столкнул, носорог несчастный? – огрызается Сванте. - Ах, как же вы грубы, мой друг! – закатывает глаза «носорог», - неужели в Гётеборге совсем нет места хорошим манерам? - А в Стокгольме совсем нет места неуклюжим раздолбаям, и поэтому ты шатаешься по Гётеборгу? - В Стокгольме… в Стокгольме нет такого отличного малинового варенья! – находится толстяк и снова широко улыбается. Малиновое варенье. Последний раз Сванте ел малиновое варенье дома, на чердаке, ведя приятную беседу с Карлсоном. В тот последний раз. С тех пор оно как-то не лезло в горло. Сколько лет с тех пор прошло? Пятнадцать? Двадцать? Сто двадцать? В раздумьях Сванте и не замечает, как назойливый спутник куда-то исчезает. Впрочем, это к лучшему. **** В третий раз Сванте успевает отскочить в сторону. Его давнишний стокгольмский знакомый отчаянно размахивает руками, и Сванте со злорадством ожидает падения того, но, несмотря на внушительную комплекцию, мужчина сохраняет равновесие. - Я лучший в мире эквилибрист! – гордо заявляет он, - как насчет того, чтобы отпраздновать мое чудесное спасение булочками с вареньем? Булочками. С вареньем. С носорогом. Да ни за что в жизни. Очень сложно объяснить, почему же в таком случае спустя полчаса Сванте сидит в кондитерской и уплетает булочки. Про себя он, конечно, утешается тем, что это все равно его любимая кондитерская, и он все равно бы в нее зашел. Следует отдать носорогу должное: Сванте сам любитель сожрать выпечки, но толстяк глотает булки одну за другой просто с олимпийской скоростью, не забывая широко улыбаться и тараторить с набитым ртом. - Я вообще-то и сам кондитер хоть куда, - говорит тот, - пеку дома булочки несколько раз в неделю. У меня просто великолепная огромная кухня. А торты! О, я лучший в мире изготовитель тортов! Сванте снисходительно хмыкает. В тортах он крупный специалист. В смысле, в поедании тортов. Настоящий утонченный ценитель. - Вот что, мужик, я ни одному твоему слову не верю, - сообщает он поглотителю булок, - то ты у нас фокусник, то художник, то царь небесный. Чем ты на самом деле занят в Гётеборге и почему я постоянно на тебя натыкаюсь? - Кое-какие дела, - туманно отвечает парень, отправляя в рот ложку с вареньем, - то там, то сям помаленьку. - Торты наверное печешь на заказ, - ехидно вставляет Сванте. Его сосед по столику как-то странно надувает нижнюю губу. - Что ж, приятно было разделить с товарищем трапезу! - восклицает он, и внезапно с такой же непонятной скоростью исчезает из виду. На столе остается горстка монет – и все достоинством в пять эре. **** Проходят дни, недели, даже месяцы, но Сванте больше не встречает странного туриста из Стокгольма. Это, в общем-то, полностью логично. Правильно. Нормально. Даже если тот и проживает в старом доме Сванте, это не значит, что им стоило заводить дружбу. Дружба со Сванте – неудачная затея. Он улетел, но вернуться не обещал