Потеряны во времени и друг в друге

Прошло какое-то время прежде чем Гермиона поняла, что у них не получилось. Девушка не могла точно почувствовать, жива ли она вообще. Последнее, что она услышала, так это крик Малфоя, и его крепкая рука, слишком резко притягивающая к себе. Дерево упало всего в метре от них, палочка Драко светила так ярко, что хотелось закрыть глаза. Потом она резко потухла. Было не сложно догадаться, что аппарировать у них не получилось. Она все еще не могла осознать, что именно происходило. Боль, пронзающая верхнюю часть тела появилась также резко, как и прошла. Малфой кричал что-то невнятное, но, кажется, это было что-то вроде: «Мать твою! Блять! Грейнджер!». Гермиона была не глупой, и уже спустя мгновение поняла, что теряет сознание. Острые осколки впились где-то в область плеча, и перед тем как отключиться девушка осознала, что все это время кричала. Ее голос окончательно сорвался, а веки стали опускаться, тем временем вокруг темнело все — даже силуэт Драко пропадал из виду. Умирала ли она? Все было так непонятно. Они могли предположить, что если трансгрессия не сработает, их сожрет оборотень или покусают змеи, но это проклятое дерево всему помешало. В эту же секунду все вокруг расплылось, тело сжалось и заболели глаза. Гермиона уж подумала, что начинает аппарировать, но уже спустя несколько секунд услышала шум волн. Конечно. День закончился, и они снова оказались на исходных точках. Девушка попыталась встать, совсем позабыв о полученной ране. Она хотела увидеть, где Драко и жив ли он вообще. Прежде чем у нее получилось хоть немного привстать, она громко зашипела, вновь падая на песок от боли. Мерлин. Боль была невыносимой. Гермиона думала, что ее рана примерно в области правого плеча, потому что руку она совсем не ощущала. Совсем. Она откинула голову назад, и зажмурилась, стараясь справиться с раздирающей болью. Возле нее резко послышался голос Малфоя, запыханный и впервые не такой жесткий: — Они, нахрен, издеваются! Я снова упал на песок далеко от тебя, — его слова были четкими и достаточно громкими, но у Гермионы было ощущение, словно его голос отдавал эхом. Будто бы он стоял очень далеко от нее. В туннеле. — Мать твою… черт! Я… ты… Драко явно не знал, что сказать. В глазах все было замылено, но Гермиона могла поклясться, что ощутила, как он сел на песок прямо возле нее. Его голос дрожал. — Твое чертово плечо выглядит, как кровавое месиво, — спустя пару секунд нервно буркнул он, доставая свою палочку. Он был так зол, что у них нихрена не получилось, но то, что случилось с Грейнджер, явно выходило за рамки его понимания. У Драко получилось в самый последний момент оттолкнуть Гермиону от падающего дерева, но огромная ветка все равно упала на нее, и даже торчала из ее проткнутого плеча. Теперь даже от одного вида правой стороны ее тела Малфой чувствовал тошноту. — Ты говорить можешь? Она даже не открыла до конца глаза, и Драко понял, что совершенно глупо спрашивать такое у человека, у которого практически проткнуто плечо вместе с правой рукой, при этом сломаны многие кости. Он удивился, каким образом Гермиона все еще была в сознании. Когда их снова переместили сюда, все ветки пропали из ее ран, и теперь это просто была огромная дыра, где кроме крови не было ничего. Наверняка, ей было чертовски больно, и действовать надо было быстро. У Малфоя не было даже ни единого сомнения, что он обязан что-то сделать. — Хорошо, я не уверен, что ты слышишь меня, но сейчас будет чертовски больно. Девушка еле заметно кивнула, и сильнее зажмурила глаза. — Грейнджер, просто успокойся, — тихо прохрипел он, и сам не заметил, как одна его свободная рука оказалась поверх ее ладони. Ему потребовалось шесть заклинаний, чтобы наполовину остановить кровотечения, три для поддерживания ее в сознании, и семь для самого стандартного лечения и обезболивания, чтобы она по крайней мере могла быть в себе. Спустя двадцать минут боль Гермионы лишь увеличилась, она все время рычала сквозь зубы, но ни одна слеза до сих пор не упала с ее глаз. Она неосознанно сжимала левой рукой одно плечо Малфоя, чтобы хоть немного успокоиться. Каждое заклинание, которое он применял, еще сильнее отдавалось по всему телу. Хотелось кричать. Нет, даже визжать. Было ощущение, будто все ее кости снова ломаются, а внутри бурлит вулкан, который обжигал абсолютно все на своем пути. Это было куда больнее абсолютно всего, что случалось с ней за всю жизнь. Нужно было признать, что с помощью одного из неизвестных ей заклятий ей стало немного легче. Боль, конечно, совсем не проходила, но теперь она могла шевелить губами, и более четче слышать все, что говорил ей Драко, а также отвечать ему. Картинка перед глазами все еще была немного размыта. Было ощущение, будто он дал ей мятную жвачку. — Ты выглядишь очень хреново, — после получаса попыток признался он. — З… звуч-чит очень обнадеживающ-ще, Малфой, — ей пришлось вытерпеть новую порцию боли для того, чтобы сказать это. — Мне нужно время, чтобы сварить тебе нужные зелья. Без их применения некоторые заклинания могут неправильно подействовать, а от некоторых… В общем, боль может свести тебя с ума или убить. Он говорил очень быстро, Гермионе пришлось прищуриться и несколько секунд всмотреться в его лицо, чтобы понять, насколько оно выглядело взволнованным. — Ты мог бы… просто б-бросить меня тут. Ее голос звучал так безнадежно наивно. — Последнее, что я сейчас хочу слышать от тебя, Гермиона, так это ненужную храбрость. Я был бы глупцом, если бы не признал, что твои мозги могут помочь мне в будущем. Это мне нужно будет, так что заткнись. Хорошо, что он не сошел с ума окончательно, и не сказал вместо «это» — «ты». Он нанес еще какое-то заклинание, и все ее тело расслабилось. Гермиона не могла поднять голову, чтобы хотя бы немного увидеть свои ранения, но она и так бы этого не сделала — страх увидеть что-то слишком мерзкое был сильнее ее. Единственное, что она могла видеть, лежа на спине, так это нависающее над ней лицо Драко. Нервное и раздраженное, но очень внимательное. Он продолжал изучать ее плечо, на самом деле, Грейнджер все еще мало что понимала из происходящего. После нескольких минут изучения Малфоя кое-что в его лице привлекло ее. — В-венка, — тихо прохрипела она, снова всхлипывая от очередного заклятия. Парень непонимающе вскинул брови. — Ты нервничаешь и на твоем… — она запнулась, снова ненадолго зажмуривая глаза от того, насколько сильно все запекло там. Видимо, одно из заклятий начало действовать, и что-то таки происходило с раной. — ...на твоем лбу появляется венк-ка… Его лицо стало еще более напряженным, и Драко потребовалась минута, чтобы прокрутить ее слова в голове, и таки понять из этого бурчания хоть что-то. — Грейнджер, ты точно конченая, — возмущенно бросил он. Потом их глаза встретились, и ему хватило пары секунд, чтобы вспомнить, что времени нет. — Мне нужно оглушить тебя, чтобы ты потеряла сознание и больше ничего не чувствовала. Я постараюсь побыстрее сделать нужные зелья и продолжу работу. Кстати, оглушение поможет мне больше тебя не слышать, поэтому я очень буду рад его применить. Прежде, чем с его палочки вылетело отреченное «Остолбеней», губы Гермионы тихо прошептали «Спасибо».

* * *

Видимо, на лечение ее ран у Драко ушел не один час, ведь когда Грейнджер очнулась в следующий раз, уже вставало солнце. Сколько прошло времени с ее состояния, когда она уже была в себе, но ничего не понимала? Три часа? Пять? Семь? Ужасное ощущение в стороне правого плеча не прекращалось, и теперь Гермиона смогла немного опустить голову, боковым зрением посмотрев на плечо. Оно выглядело просто ужасно. Рана все еще была открыта, но, судя по ее ощущениям в самый первый момент, и сейчас, Малфой очень постарался, и теперь дыры в плече не было по крайней мере сзади. От этого зрелища её снова начало тошнить, и она сильно прикусила губу, доводя до крови. Пробыв в сознании всего десять минут, Гермиона успела сквозь боль ответить на несколько вопросов Драко касательно лечения. Он спрашивал про пару заклятий, которые могли бы помочь, но последствия после них были бы… неблагоприятными. Грейнджер практически сразу догадалась, что Малфой говорит о темных заклинаниях, и тут же запретила ему их использовать, посоветовав несколько других. В ответ парень лишь закатил глаза и посоветовал ей поскорее закрыться, ведь «Ты же не хочешь, чтобы я нечаянно сказал не то заклинание?». Когда ее глаза открылись вновь, она лежала поверх палатки и пледа, также укрытая сверху вторым. Гермиона не смогла сдвинуться с места, и она тут же запаниковала. Она лежала задом к солнцу, поэтому оно не светило ей в глаза, но она была уверена, что уже далеко за полдень. Лицо Драко появилось перед ней практически сразу, и он тут же объяснил ей, что несколько заклинаний оставят девушку неподвижной еще следующие четыре часа. В любом случае, даже без этого, она бы все равно не смогла вставать из-за боли. Он, скривившись, пошутил над ней касаемо «Только не ходи под себя», и «Твой желудок громко будет урчать или его можно приручить?». Гермиона видела, как он преодолевал себя, «ухаживая» подобным образом, и четко ответила на все «нет». Кажется, ее раны были уже закрыты и перебинтованы, но все равно ощущение вонзающихся ножей по всей правой части не проходило. Она снова закрыла глаза и подумала о маме. Темноволосая женщина с отблеском в глазах смотрела на нее, повторяя одни и те же слова: «Мы тобой гордимся. Мы тобой гордимся. Ты сможешь». Отец сидел возле нее, и его привычно нахмуренные брови были сведены к переносице, что говорило о том, как внимательно он смотрел на свою дочь. У Гермионы никогда не было чего-то особенного, что она могла бы сказать, вспоминая своих родителей. У них не было традиций или чего-то подобного. Они просто каждый день, на протяжении всех ее шестнадцати лет, говорили ей «Мы тебя любим». Это казалось чем-то очень странным, но у них была настоящая мания, заставляющая делать их это каждое утро и каждую ночь. Даже когда она уезжала в Хогвартс, абсолютно в каждом письме они говорили: «Мы очень любим тебя, не забывай». И как она может забыть? Конечно, не забудет. Потом образ родителей сменился на Гарри. Она смотрела на его маленькую версию, ту, которую увидела впервые в поезде вместе с Роном. Никто из них тогда не знал, как именно им обернется это знакомство, но, что уж таить, он показался ей очень красивым и благородным. Несмотря на нахала Уизли, Гарри был к ней очень добр, и всегда был для нее самым любимым и единственным другом. Она не знала, как это объяснить — любовь к Рону отличалась, хоть он и тоже был ее другом. Это не была любовь ни как к парню, ни как к другу, как в случае с Гарри. Это всегда ее пугало. Гарри рос у нее на глазах, и она была горда, когда он брал с нее пример и становился усерднее в учебе. Она с легкостью могла поговорить с ним про свои страхи и тайные влюбленности, могла поплакать на его плече, а могла выговорить всю ненависть касательно кого-то. Касательно кого же? Конечно, теперь перед ее глазами появился Малфой. Маленький Малфой. Он стоял с привычной ухмылкой на лице, но чуть позже она сменилась на настоящую улыбку. Драко впервые посмотрел на нее без отвращения, а потом, подойдя ближе, протянул к ней свою ладонь для рукопожатия. Они должны были начать все сначала. Гермиона очнулась, когда снова было темно. Плед, ранее лежавший под ее телом, теперь был укутан под ее головой вместо подушки. Девушка отдышалась, почему-то резко ей захотелось глубже вдохнуть свежий воздух. Это все был сон. Родители, Гарри, Рон и Малфой — ей это снилось. Они все еще на этом пляже. Интересно, они выберутся когда-нибудь? Может, она уже мертва, и все это лишь ее личный Ад вместе с Драко Малфоем? — Не неси ерунды! — пробурчала она самой себе, и попыталась привстать. Голос Драко прозвучал неожиданно. — Не вставай, если не хочешь, чтобы мои старания прошли зря. Завтра утром, вероятно, тебе станет легче. Но не сейчас. Он был хмурым и серьезным, она могла поклясться, хоть и не видела его лица. — Почему… почему с наступлением нового дня мои раны не затянулись? Я думала, все должно… — Гермиона тихо откашлялась, и сморщилась от новой боли. —…что все должно вернуться. — Конечно то, что с планом у нас ничего не получилось, совсем тебя не удивляет. — Очевидно, да, — ухмыльнулась она. Рука все еще болела, но уже не так ужасно, как до этого. Драко определенно сделал что-то, значительно улучшающее ее состояние. — Я подумывал о том, чтобы оставить тебя на песке. В его голосе была слышна ирония. Он шутил. — Я тоже подумала остаться там, но потом решила нанести на тебя Империус и подчинить себе, — Гермиона не могла засмеяться, чтобы не усилить боли, поэтому просто улыбнулась. — Знаешь, ты был бы милым белым щенком, вечно гавкающим на всех. Ответа не стоило долго ждать. — Хреново думать о таком. Если бы я был щенком, я бы нагадил тебе в обувь, предполагаю. Девушка попыталась не засмеяться, и спустя секунду поняла, что лицо у нее тоже странно покалывает. — У меня раны и на лице? — вдруг серьезно спросила она. Лицо Драко наконец-то появилось перед ней. Он стоял прямо сверху нее, смотря таким хмурым взглядом, будто бы собирался ее убить. Его взгляд бегал от щеки Гермионы ко лбу, а потом он медленно присел рядом, промолчав еще несколько минут. — Малфой, лучше скажи прямо, если я теперь женская версия Гарри. — Скорее женская версия моей совы, — усмехнулся тот. — Она тоже вечно бубнит, даже когда ей больно. Ты понимаешь, о чем я? У Драко была сова? — Да. Ты просишь меня быть разговорчивее. Я всегда знала, что тебе нравится, как я разговариваю. — Грейнджер! — недовольно замычал он. — Не волнуйся, я обязательно так и сделаю, — она снова откинула голову, и закрыла глаза, пытаясь представить себя сейчас внешне. — Так какие у меня шрамы на лице? Когда она говорила больше нескольких слов, в груди отдавало хрипотцой, и покалывание переходило к плечу. Оно скорее очень неприятно тянуло, но Гермиона не могла посмотреть на него без бинтов и перевязки. — У тебя была глубокая рана на скуле, но я быстро ее излечил, также сейчас на твоем лице несколько царапин у щеки и одна побольше на лбу. — Значит, я теперь действительно миссис Поттер? Он поморщился. — Я бы сказал, женская версия мальчика-который-болтает-еще-больше-тебя. Звезд было много, и шум волн, несмотря на то, как долго они уже были тут, все еще казался красивым. Теоретически, это место было идеальным. Их взгляды снова встретились, и Гермиона увидела, как в глазах Малфоя что-то поменялось. Он все еще был хмурым, но не прошло и минуты, как вдруг Драко протянул к ней свою ладонь, и сказал: — На время нашего пребывания тут, думаю, нам нужен мир. Она изумленно открыла рот. — Ты правда предлагаешь мне дружбу? — удивленно воскликнула она. Не удивительно, что он решил над ней пошутить, и протягивал ей правую руку. Это означало, что она должна была тоже протянуть правую. Ту, которая была полностью обездвижена. — Повторяю: на время нашего пребывания тут. И не дружбу, а мир. «Охренеть, я теперь еще и прорицательница?».