Потеряны во времени и друг в друге

Драко молча смотрел вслед уходящей Гермионе и пытался понять, почему не идёт за ней. Холод, окутавший его тело, будто приковал парня к противной земле и в самом деле не давал сдвинуться с мёртвой точки. Малфой откинул голову назад и зажмурил глаза, пытаясь представить, что бы было, если бы та самая пятница оказалась не особенной, а самой обыкновенной пятницей этого учебного года. Такой, как и все пятницы до этого ровно все его семнадцать лет. Они бы продолжили проходить мимо друг друга в коридорах так, как делали это всю свою осознанную жизнь. Да. Драко бы не замечал на себе её странных, слишком открытых и взволнованных взглядов, по одной простой причине: их просто не было бы. Она не смотрела бы на него вот так. Да и он не думал бы об этом. Всё было бы проще. Он встречался бы с Пэнси. Или с Эммой. Малфой всё ещё не понимал, почему Эмма Фоул так внезапно отстранилась от него. Вероятно, ей что-то сказала Пэнси. Или глупая девчонка просто получила то, чего хотела, а после первого предупреждения она тут же его послушала. Если это было так, то Эмма, вероятно, была не такой уж и тупой, как он предполагал до этого. Другое дело Пэнси — она, кажется, всё ещё хорошо дружила с Блейзом и всё ещё держала на Малфоя неземную обиду. Из-за всего, что происходило с ним в последнее время, Драко значительно отстранился от своей компании и поэтому просто не знал, что сейчас творится между ними всеми. Паркинсон не была глупой. Это то, что он знал и никогда не сомневался в этом. Она могла быть назойливой, недалёкой или резкой, но Пэнси всегда была понятливой. Она вправду понимала, когда ей нужно было отступать. Не всегда делала это правильно, может… но понимала. Главный пункт — если бы не было той вечной пятницы, то сейчас Гермиона Грейнджер, возможно, уже была бы мертва. Драко был бы полноценным Пожирателем Смерти, как и его родители, а в школу он бы больше никогда не вернулся. Война, возможно, сдвинулась бы с места, Пожиратели наступили бы на Хогвартс и Великой Битвы было бы не избежать. А Малфой стоял бы в стороне. Возможно, убивал бы людей. Своих бывших друзей или однокурсников. Своих учителей. Он погряз бы в этом дерьме и, наверное, навсегда бы в нём и остался. Впервые за всю жизнь Малфою захотелось сказать спасибо Дамблдору, потому что если бы не его идиотский, как ему казалось ранее, план, то абсолютно всё в его жизни было бы сейчас совсем по-другому. Слишком иронично. И глупо. Драко дёрнулся, услышав чей-то пронзительный крик. Сам того не понимая, он тут же вскочил с места и побежал в сторону услышанного звука так быстро, насколько это вообще было возможно. Он выбежал на пляж. Осмотрелся, крепко зажимая в правой руке свою палочку. И увидел. На песке, почти возле берега, лежала Грейнджер, а сверху неё стоял он. Второй он. Малфой застыл на месте, пытаясь одолеть подступивший страх и сделать хотя бы один шаг вперёд. Гермиона кричала и дёргала руками так, словно на ней использовали Круцио. Существо, стоявшее возле неё, медленно начала трансформироваться в своё настоящее тело, пока глаза Грейнджер закрывались, а голос почти что срывался. Из её глаз текли слёзы, а лицо, ранее постоянно залитое румянцем, было совершенно белым и, казалось, безжизненным. Драко сорвался с места и побежал в их сторону, параллельно пытаясь придумать любой план. К чёрту план. Он использует все заклятия, которые знает. Каждое, которое вычитывал в книге Тёмных Искусств, каждое запрещённое и, возможно, каждое, которое оставит на его душе след. Любое, способное помочь ей. Вот, между ними десять метров — Драко бежит изо всех сил и уже начинает неосознанно кидать в Ликвена заклинаниями. Существо продолжает стоять к нему спиной и даже не реагирует на его появление, всё также склоняясь над Гермионой и, казалось, высасывая всю её жизненную энергию. Или счастливые моменты. Да. Спустя пару секунд Малфой подумал, что будь он проклят, если всё это не напоминает ему атаку Дементора. Слишком похоже. И слишком очевидно. Но, мать вашу, он никогда не умел вызывать Патронус. Драко пробовал всю свою осознанную жизнь, испытал все возможные счастливые воспоминания и никогда… никогда не получал нужного результата. Последний крик, вырвавшийся из её рта, послужил сотней мурашек по телу, от которых Малфой тут же почувствовал острое желание убить это существо нахрен и изрезать его на маленькие кусочки, сделать из него пунш и заставить змей пожирать его, потому что то, что он делал с Гермионой, заставляло Драко замечать колкое ощущение в районе груди и чувствовать что-то непонятное у горла. Ему нужно было попытаться. Он должен был. Ради неё. Для неё. То, что он обещал ей — свою защиту. То, что он определённо должен был выполнить. Он пробовал многое. Мама. Все те моменты, когда она всецело поддерживала его, помогала и заступалась. Это, собственно, были самые главные воспоминания, на которые он возлагал большие надежды. Её улыбка. Нарцисса так редко улыбалась, но когда уже взрослый Драко однажды сказал ей, что не хочет, чтобы она страдала из-за него, сказал ей больше никогда не заступаться и всегда сдерживаться… Нарцисса Малфой просто улыбнулась ему в ответ. Улыбнулась тому, как быстро её сын успел повзрослеть… как сильно изменился. Менялся. Прямо перед её глазами. Квиддич. Тот раз, когда они выиграли у Поттера и Драко пришлось самому видеть его кривое, злостное выражение лица, означающее лишь одно — проигрыш. Малфой вправду думал, что тогда, наверное, испытывал максимум возможного счастья в его жизни… …думал, но ошибался, потому что уже в третий раз патронус не срабатывал. Тогда Драко перевёл разозлённый взгляд на Гермиону. Возможно, он оказался в безумии и уже полностью погряз в нём, потому что в какой-то момент ему показалось, что её глаза открылись и всего на мгновение… на одну маленькую секунду их взгляды встретились. И Малфой понял. Он делает это ради неё. Патронус должен был для неё. Её. Его патронус, но также и её. Это была ночь одной из вечных пятниц. Второй дом Малфоев. Той тёмной ночью Драко пришёл в её комнату, улёгся в её кровать, накрепко прижимая девушку к себе, и просто мысленно умолял её ни о чём не спрашивать. Это была скрытая мольба. Мольба, которую она не могла услышать… но услышала. — Ты спишь? — спустя минуту молчания тихо спросил Драко, слегка отстраняясь. Она молчала ближайшие несколько секунд, прежде чем всё-таки ему ответить. — Нет. — Я сильно мешаю тебе спать? — снова спросил он. Гермиона как-то громко сглотнула и спрятала лицо в подушке, побольше от него отворачиваясь. Её дыхание также было громким. — Нет, я не собираюсь спать. Они молчали минуту, наверное, может быть две или десять, потому что время, почему-то, шло подозрительно медленно. Его рука всё ещё прикасалась к её талии и прижимала к себе, а Гермиона всё также лежала к нему спиной и громко дышала. — Я смотрел за тобой в школе. Иногда, — вдруг начал он, не отдаляясь и шепча эти слова ей на ухо. Девушка вздрогнула, — В коридорах или на уроках. Твоя кудрявая голова всегда выбивалась из толпы и привлекала к себе внимание. Я всегда смотрел на тебя и думал, — недолгая пауза, в течении которой Гермиона медленно разворачивается к нему и почти утыкается носом в его лицо. — Думал… почему ты такая счастливая. Для меня ты была грязнокровкой, подругой того, кто всегда тобой пользовался, вечно привлекающей внимание отличницей, у которой нет никого кроме двух идиотов. Я смотрел и не понимал, почему на твоём лице всегда улыбка. Даже когда я говорил тебе что-то. Уже спустя полчаса ты ходила и смеялась с кем-то под руку, внимательно вчитывалась в какие-то книги и как-то… слишком счастливо улыбалась, так, будто книги доставляли тебе реальное удовольствие. И взгляд. Ты всегда выглядела счастливой, а я… я просто не знал, как такое вообще возможно. Грейнджер смотрела ему в лицо в темноте, освещаемой лишь не очень яркой луной и звёздами, спустя пару секунд потянувшись пальцами к его лицу. И она снова улыбнулась. Негромко усмехнувшись, девушка широко улыбнулась и ещё ближе пододвинулась к его лицу, шепча ответ Малфою прямо в его губы: — Счастье — это совсем не то, что ты думаешь, Малфой, — взгляд в глаза, — Тебе кажется, что счастье заключается в популярности, красоте, статусе и важности. Так и есть, правда… для кого-то, может быть. Но не для меня, по крайней мере, — её пальцы бережно коснулись его правой щеки, медленно поглаживая от неё к скуле. Драко нахмурился. — Если посмотреть с другой стороны, то у меня есть целых два человека, на которых я точно могу положиться и никогда в них не сомневаться. Я делаю то, что мне приносит удовольствие — вкладываю все силы в учёбу и проявляю себя. Читаю. Действительно получаю удовольствие. Это то, что делает меня счастливой. И люди, которые со мной рядом… им не важно, какая у меня кровь. Я никогда не понимала, почему до тебя это не доходит, но кровь всего лишь… — Я знаю. Знаю, Грейнджер, — его губы коснулись её губ, когда он говорил, — Для меня это давно перестало иметь значения. Да и всё это… — его взгляд пал на её губы, — ты, — уточнил он. — …даже ты не имеешь. Всё, что с нами происходит сейчас. По возвращению всего этого не будет. — Почему ты так думаешь? Её глаза хмуро изучали его лицо. — Ты знаешь. Хогвартс. Твои друзья. Мои друзья. Мои родные. Дружба между нами нереальна. Пару секунд осознания и Гермиона медленно кивает ему в ответ, продолжая молча смотреть ему прямо в глаза. Тяжесть, кажется, ощущалась в комнате в этот момент сильнее, чем что-либо ещё. — Я дружила как-то с Забини, знаешь? — наконец, сказала она. — Да, не удивляйся. Уверена, он тебе не говорил об этом. В какой-то период мы часто переговаривались и даже встречались по вечерам, когда этого никто не видел. Мне было всё равно на то, что кто-то мог это не так понять. Блейз боялся увидеть реакцию других. Твою в особенности. Мы… мы правда дружили. То есть, это была почти что настоящая дружба, если бы он не сказал мне в самом конце, что всё это… не может продолжаться и какие-либо отношения, дружеские, имелось ввиду, между Слизерином и Гриффиндором совершенно противоречивы и запрещены. Он правда слепо верил, что с нами что-то сделают за это. Ты сделаешь. Я видела, как ему было… какие у него были глаза, когда он сказал мне, что больше мы и смотреть не будем в сторону друг друга. Это было из-за тебя, Малфой, из-за твоих глупых убеждений и ненависти, которую ты строил рядом со мной и Гарри все эти года. В груди что-то передавило. — Зачем ты мне это рассказываешь? — тихо спросил он. — Я хочу, чтобы ты понимал, что между людьми есть различия лишь в одном — это их характер. Ни кровь, ни родословная, ни внешность, ни их какие-то внутренние убеждения. Это просто характер. Внутренности. Поведение. В общественности, особенно. То, как человек проявляет себя среди других, говорит о нём намного больше, чем его кровь или происхождение. — Ты хочешь сказать, что я с самого начала проявил себя, как человек, который многих и многое открыто ненавидел и всегда показывал это, настраивал других и вёл их за собой, а также… — Я хочу сказать, Малфой, что ты такой же человек, как и другие. Человек, не заслуживающий осуждения родителей и… и боли… наказаний отца… я же видела, как Люциус это… — Прекрати, Грейнджер, — тут же нахмурился он. — Нет, дослушай! Я веду к тому, что ты отличаешься лишь тем, что неправильно видел этот мир все прошедшие года. Но не потому, что ты неправильный, а лишь потому, что тебе его неправильно показали. Всё это больше не имеет значения, ты прав. Но и другие тоже не имеют. Ты… ты не заслуживаешь всего этого. Как и я. Мы с тобой. Мы не заслуживаем. Но всё это означает лишь то, что в скором времени… возможно… я думаю, что всё станет по-другому. Всё наладится. Мы всё решим. Он смотрел в её глаза несколько мгновений кажется, пока всё, что было слышно — звук сверчков за окном, шуршание листьев, небольшой ветер и громко биение двух сердец. Всё это и ничего из этого, когда она смотрит на тебя вот так. И всё, что он мог сейчас — это просто поцеловать её мягкие губы, находящиеся всё это время так близко к нему, манящие к себе и просто не дающие спокойно дышать. Драко погладил её по голове сквозь густые волосы и ближе притянул к себе, впиваясь в желанном поцелуе. В благодарном поцелуе. В поцелуе, которым он мог мысленно передать ей лишь одно слово. «Спасибо». Это воспоминание могло бы показаться Малфою странным. Обычным. Самым обыкновенным ночным разговором или перепалкой. Но именно в ту ночь всё изменилось ещё сильнее. Именно в ту ночь Гермиона Грейнджер переубедила его, раскрыла для Драко Малфоя совершенно новую часть себя и одними лишь словами доказала, что всё может быть совсем не так, как ты видел что-либо все прожитые года. Яркий свет вдруг вышел из его палочки, за одно маленькое мгновение освещая весь берег и часть леса. Существо, сидящее ранее на Гермионе, исчезло за каких-то пару секунд, а уже спустя полминуты Драко опустил свою палочку и осмотрелся. Невероятные ощущения его захлёстывали. Вдруг какой-то ещё один свет попался под глаза. Драко поднял взгляд и увидел, что этот свет идёт прямо от луны, доходя до края берега, усыпанного ракушками и камнями. Малфой сорвался с места, быстро направляясь в ту сторону. Почти там же лежала и Гермиона. Глубоко дыша, парень подбежал к этому месту и тут же заметил светящийся камень от того самого луча. Серый. Небольшой. Он сразу схватил его в руки и осмотрел. Это был он. Драко не знал, почему был уверен в этом на все сто процентов, но теперь, держа его в руках, точно был уверен, что это именно то, что они так долго искали. И тогда он упал на колени рядом с Гермионой, растерянно всматриваясь в её лицо. Девушка лежала на песке с закрытыми глазами. Она почти не дышала. Из её носа текла кровь, а лицо и вправду не выражало ни единой живой эмоции. Драко мгновенно вложил в её ладонь камень и навис сверху неё, пытаясь привести девушку в себя. Это сон. Он знал. Его сутью и есть её убийство… но что, если из-за этого грёбанного существа с Грейнджер случится что-то и в реальной жизни? Когда её глаза открылись, а маленькая ладошка сжала лежащий в ней камень, Грейнджер мягко улыбнулась и её голова, кажется, почти сразу откинулась назад, встречаясь с твёрдым песком, весь воздух пропал из его лёгких. В это же мгновение Малфой проснулся в своей комнате. Дыхание возобновилось только спустя пару минут, чего не скажешь о том головокружении, которое он испытывал. Драко прижал руку ко лбу и осознал, что, вероятнее всего, у него температура. Чувствовалась небольшая слабость и головная боль, но это было меньшее из того, что его волновало. Впервые за долгое время он больше не чувствовал холода. Какое-то движение рядом в кровати заставило Малфоя тут же обернуться и сразу встретиться с напуганным, сумасшедшим взглядом Гермионы. Она лежала рядом с ним и извивалась в судорогах, издавая странный, пугающий хрип и постоянно дёргаясь. — Грейнджер! Чёрт, Гермиона, какого хрена? — злобно зашептал он, за мгновение приближаясь к ней и беспокойно пытаясь увидеть хоть что-то, что могло бы ей помочь. — Дышать не можешь? Больно? Плохо? Что? Скажи мне! — К-к-камень, — извиваясь, прохрипела она, снова откидывая голову и сквозь боль разжимая правый кулак. Кулак, в котором лежал тот самый серый камень. — Сп-п-рячь, — застонала она. Драко не знал, что ему нужно делать. Он действовал быстро. Запрятав чёртов камень под подушку, он тут же схватил дрожащее, извивающееся в сильных судорогах тело Грейнджер и поднялся с кровати. Он как можно скорее открыл двери и, обувшись, вышел в коридор и буквально побежал к гостиной. Когда он вышел туда, то сразу заметил сидящую на диване Пэнси. Она удивлённо окинула взглядом Малфоя, а потом её взгляд перешёл к девушке на его руках и Паркинсон, кажется, тут же стала выглядеть больше, чем просто «удивлённой». Её рот открылся и девушка, наверное, даже хотела что-то сказать, но у Драко не было времени её слушать. Быстро и чётко сказав пароль противной картине, он всё также быстро выбежал в коридор и побежал в направлении к Больничному Крылу. Сумасшествие. Действительно какое-то реальное сумасшествие, когда ты несёшь умирающую девушку на своих руках сквозь тёмные коридоры Хогвартса и пытаешься в нём не заблудиться. Удержать её. Удержать себя, чтобы не заорать от безысходности и страха, что прямо в этот момент разрывал внутренности и тянул так неприятно и сильно, что реально хотелось закричать. Гермиона то и дело всхлипывала и хрипела. Так громко, что, кажется, это почти точно означало — в её лёгких пропадает такой важный кислород, но это, вероятнее всего, было ещё не всё. Малфой добежал до Больничного Крыла так быстро, насколько это вообще было возможно. Мадам Помфри, встретившаяся ему по пути ко входу, тут уже указала уложить девушку на кушетку и за миг покинуть помещение. Драко, конечно, ослушался её и всё это время не отходил от Грейнджер, крепко держа её за руку и, кажется, задыхаясь вместе с ней.

* * *

Пять дней длились так долго, что, вероятно, могли бы показаться Малфою вечностью. Лишь вчера он вышел на учёбу. Три дня ему дала мадам Помфри чтобы хорошо выспаться, потому что, кажется, ей даже не нужно было изучать его состояние — по одним лишь глазам было видно, насколько долго он не спал. Сон. Раньше он никогда не думал, насколько это прекрасно — просто крепко спать и не видеть никаких сновидений. Ничего не чувствовать на протяжении всего сна. Ничего не бояться. Спать весь день и всю ночь. То, о чём он всё ещё мечтал, потому что все мысли о ней всё равно не давали ему спокойно проспать трое суток. К Грейнджер не пускали. Вообще. Она лежала сама в Больничном Крыле и, кажется, даже иногда приходила в себя. Как сказала Помфри: «По неизвестным причинам её организм дошёл до крайней степени истощения и недосыпа, когда не спать больше невозможно, что в последствии привело к стрессу организма, приступу и небольшой коме». Конечно, неизвестные для всех причины были ему прекрасно известны. — Как там Грейнджер? Ты спрашивал? — в третий раз за последние пару минут спрашивал Забини, слегка склонившись к нему. — С чего ты, блять, решил, что меня должно касаться её самочувствие? Спрашивай у Поттера и его рыжей собаки. — Пэнси сказала, — пожал он плечами. — Драко, я знаю, что это всё странно и ты, скорее всего, не хотел… Ну, конечно. Паркинсон. Фригидная слишком разговорчивая сука. — Да ладно, Забини, не тебе меня судить! — сквозь зубы прорычал Малфой, отворачиваясь. Он тут же уставился в тарелку, мысленно считая минуты до… — Вообще-то, я хотел сказать, что с твоей стороны было очень хуёво не рассказать мне обо всём, но, возможно, за одну бутылку… не знаю, огневиски, к примеру, я, так уж и быть, готов тебя простить… Драко снова повернулся в его сторону, усмехаясь. — Ты серьёзно? — издал смешок он. — Нет, на самом деле ты слишком ранил мои чувства и, думаю, одной не хватит. Но знай, что это предательство останется в моём сердце навечно! — О, заткнись, — засмеялся Малфой. — В смысле? Ты променял меня! Ты разбил мне сердце, Драко! После всего, что было между нами, не верю, что это наш конец… — Забини, говори тише, прошу тебя… — Ты изменил мне! Ты втоптал меня в грязь и вытираешь о меня ноги! Ты даже не извинился, — продолжал он настолько серьёзно, что, наверное, со стороны это и вправду выглядело стыдно. — Ладно, ладно! Три! Три бутылки! Только закройся, — злобно бурчал Драко, пытаясь не обращать внимания на взгляды, шедшие из разных столов прямо на них. Он снова продолжил ковыряться в тарелке, думая о том, что, вероятно, его матери нужно было предложить Дамблдору что-то действительно очень серьёзное, раз он разрешил ей находиться в Хогвартсе тайно такое долгое количество времени. Взгляд, прожигающий в нём дыру, буквально не давал Малфою есть. Это был Снейп. Поднимая голову, Драко почти сразу встретился с его хмурым, вдумчивым взглядом, которым он, кажется, мог передать крестнику все свои мысли. Профессор злился на то, что Малфой связался с Грейнджер, возможно, он знал о её пребывании в Больничном Крыле. Все знали, собственно. Сейчас только об этом и говорили. Особенно хмурыми ходили Поттер с девчонкой Уизли и другими, кроме самого ненавистного для Драко. Но несмотря на злость, Северус также был взволнован. После той ночи у них не было собрания. Малфой вернулся лишь вчера и у него не было времени для разговоров с профессором, он успел лишь быстро встретиться с матерью и показать ей камень, почти ничего не рассказывая. Грейнджер была в тяжёлом состоянии, раз к ней не пускали. Или она всё ещё спала. Эти мысли не давали ему спокойствия. Драко не мог спокойно спать без зелий. Он не мог сидеть на уроках и даже не мог встречаться взглядами с Поттером, который то и дело подозрительно на него поглядывал. Урод. Он не зайдёт к ней первым, что бы не случилось. Именно Драко должен это сделать. Не дурацкий Поттер. Только не он. — Так как там Грейнджер? — всё же спросил Забини. — Я не знаю. К ней не пускают. — Идиот, я знаю, что не пускают. Уверен, ты говорил с этой… как её там? Поппи? — Помфри. Сам ты идиот, — закатил глаза Малфой, быстро проходя взглядом по толпе. Чёрт. Зачем он ищет её взглядом, если знает, что её не будет? — Она спит. Отдыхает. К ней нельзя. Забини молчал минуту, прожигая друга взглядом, пока к их столу медленно приближалась Паркинсон вместе с Гойлом. — Говно, — пробурчал Блейз. — Она будет говорить всем. Ты в курсе? — Догадался. — Ты готов к этому или отрицаем? — Честно, Блейз? — их взгляды встретились и Драко открыто ухмыльнулся, сжимая скулы. — Мне похрен. Всё, о чём я сейчас думаю, тебе и так известно. Посрать, узнают ли все об этом. Это уже не имеет никакого значения. — Нихрена себе. Ты точно Драко Малфой? Она стала важнее тебе, чем что-либо другое. Мне кажется, я сошёл с ума и лежу в Мунго, а всё это сон. — А ты точно Блейз Забини? Она также была тебе важна, когда вы дружили, не так ли? Они молча смотрели в глаза друг друга и, кажется, воздух вокруг них стал тяжелее в два раза, пока Паркинсон тихо присела рядом и тоже стала прожигать их хитрым взглядом. Драко только спустя пару минут отвёл взгляд, медленно переводя его на Пэнси. Она смотрела в его глаза и коварно поедала курицу. Ему становилось тошно, когда он ловил на себе вот такие её взгляды. Гойл присел чуть позже уже вместе с Крэббом. Они поздоровались и тут же начали о чём-то болтать. Драко не слышал. Всё, что он видел — это мерзкий взгляд Паркинсон и ещё, кажется, немного обеспокоенного взгляда Забини. Напряжённость ощущалась за столом. — Грёбанная грязнокровка всё ещё без сознания, — вдруг донёсся до него голос Крэбба. — Да, я слышал. Никаких новостей, это так охрененно! Я надеюсь, она вообще никогда не проснётся. — Согласен, — Крэбб вдруг резко засмеялся. — Прикиньте! Она лежит там без сознания, бедненькая, а все тут про неё говорят. Мерзость! Я бы пошёл сейчас и прекратил этой бедняжке мучения. — Мальчики, чего ж вы такие злые? — вмешалась Паркинсон. — Уверена, грязнокровка ещё очнётся. Я где-то слышала, что на самом деле её нашли в коридоре. Ну, знаете, использованную. Грохот прошёлся по всему ряду, Крэбб громко засмеялся, как и Гойл. Забини подозрительно покосился на друга, пока всё, что мог Драко — это безэмоционально пялиться на Пэнси и гадать, когда наступит тот момент, когда девчонка решит всем всё рассказать. Или когда терпение закончится уже у него. — О, это неудивительно! Я всегда говорил, что она была шлюхой, — пробурчал Гойл. — «Была»? По-моему, вы перебарщиваете, дебилы, — Забини, злобно оскалившись на обоих, испепелял их недовольным взглядом. — А по-моему это вы какие-то странные с Драко сегодня, — ухмыльнулся Крэбб, пожимая плечами. — Согласна. — Заткнитесь, я правда вас предупреждаю, — снова сказал Блейз. — А то что? — Узнаете. — Интересно, почему это наш Драко сегодня молчит? — усмехнулась Паркинсон. — А ты что думаешь, дорогой? Насчёт грязнокровки? Я думаю, ею хорошо воспользовались и… ну, знаете, просто выкинули в коридор… — Достаточно! — резко выкрикнул Малфой, громко ударяя по столу, — Просто, блять, закройте свои поганые рты и послушайте меня! — привлекая внимание всех в их кругу, сказал он. — Я был с Грейнджер, когда ей стало плохо. Я помог ей. Я отнёс её в Больничное Крыло. Если у вас какие-то проблемы с этим, то прошу вас — вставайте и уходите нахуй. Садитесь куда-то в другое место, прошу вас! Но, знаете? Если я от тебя, Крэбб, — злобный взгляд в его сторону и сжатый кулак, — или от тебя, Гойл, — сжатые скулы и тяжёлое дыхание. — …услышу что-то подобное тому, что вы говорили… Клянусь. Это будут ваши последние слова. Я просто перевяжу оба ваших языка друг с другом и чуть позже засуну их вам прямо в жопу, ясно? Недолгое молчание, на протяжении которого все четверо пялились на Малфоя, в безмолвии не зная, что делать дальше. — Паркинсон в расчёт, — добавил он, снова садясь за стол. Драко тут же уставился в тарелку и даже начал есть. Не прошло и минуты, как Паркинсон первая встала и прошла дальше, усевшись за другим местом. Крэбб встал спустя ещё минуту, а Гойл сразу за ним. Утешающий жест Блейза, одобрительно поглаживающего плечо друга, доказывал — Драко всё сделал правильно. Он молча достал из кармана маленький камешек, легонько сжимая его под столом. Камень, который должен был дать им ответы. Камень, который должен был их спасти. Но, мать вашу, как?