Потеряны во времени и друг в друге

— Нет, Тревор, я тебе повторяю ещё раз: я не собираюсь делать эту работу за тебя! Мне хватает того, что я разгребаю каждый день, в отличие от тебя и твоих коллег, которые совершенно ничего не сделали за всё то время, что вы здесь находитесь. Прости, но это верх того, что я могу вытерпеть, ясно? Даже нет, Тревор, не прощай, потому что извиняться мне не за что! Я просила людей, которые будут мне помогать в оставшихся послевоенных делах, это дело мне доверило Министерство, мы разгребаем такие документы, которые, поверь, тебе в кошмарах не снятся, а что тут делаешь ты? Пьёшь это… этот долбанный кофе, — Гермиона метнула взглядом на кофе в его руке, в миг схватив его в свою руку и с грохотом поставив его на свой стол. Кофе вылился через край на её ладонь и пару бумажек, но она даже не обратила на это внимания, снова поднимая взгляд вверх, к его глазам. — …и говоришь всем о том, как классно помогать «самой Гермионе Грейнджер»? Это возмутительно! Гермиона чувствовала, как кипит её мозг. Она сделала пару глубоких вздохов и уловила странные, открытые взгляда Тревора на своей груди, когда громко задышала. Оперившись на стол, она продолжала уверенно смотреть в его глаза и ожидать ответа. — О, нет, Гермиона, — в какой-то момент решил улыбнуться парень, делая шаг в её сторону. — На самом деле, всё моё внимание забираешь… ты. Она чуть не поперхнулась воздухом. — Что, прости? Он остановился в полуметре от неё. Грейнджер непонимающе нахмурила брови, когда Тревор улыбнулся ещё шире, положив правую руку на стол, прямо рядом с её бедром. — Ну, знаешь, это когда по кабинету постоянно бегает красивая, сексуальная девушка, и все твои мысли заняты совсем не тем, чем должны были, — пожал плечами тот, похабно переводя взгляд с её глаз чуть ниже, прямо на грудь. Она почти задыхалась от ярости, желая ответить, но он перебил её сразу: — Не говори ничего. Я знаю. Я не скажу твоему парню. Гермиона почувствовала, как её ладони начинают трястись, когда уже вторая его рука легла по другую сторону от неё. Она облокачивалась о стол, а он прижимал её к нему, не давая места, чтобы дышать и уж тем более чтобы пройти. Грейнджер вдохнула пару раз через рот, ловя его взгляды уже на своих губах, и почувствовала, как сильно каменеет её тело. Она тут же сжала ладони в кулаки — всегда, когда они судорожно начинали дрожать, а потом задышала ещё сильнее, ощущая острую потерю кислорода. Гермиона ненавидела, когда открывала рот и пыталась дышать, а воздух просто отказывался проходить в её лёгкие. — Ото-йди, — заикнувшись, прошипела она, делая неудачную попытку оттолкнуть его. — «Ото-йди», — тут же спародировал тот. — Кто бы мог подумать, что Великая Героиня Войны будет заикаться… Она не знала, почему он послушался её и уже в следующую секунду отстранился. Гермиона проморгалась, сгоняя туман, и дрожащими руками потянулась к месту, где должна была стоять её сумочка. Это казалось чем-то очень странным — пить обычные таблетки, когда знаешь о существовании магии и можешь использовать её в собственных целях, но ничто другое не помогало ей сильнее, чем это. Грейнджер злобно зашипела, не найдя свою сумку, и облокотилась руками о стол, чтобы не упасть от слабости. Она повторяла себе успокоиться и прийти в себя, но у неё это просто не получалось. — Гермиона, дыши, — резко услышала она, когда нежная рука заправила прядь волос за её ухо и погладила по щеке. — Эй, это я. Этот придурок ушёл. Тебе просто нужно дышать, ладно? Никаких долбанных таблеток. Она не могла понять, что тут делает Драко. Он никогда не приходил сюда. Все эти два месяца после войны, когда всё, чем она занималась — это разбирала документы и помогала людям, пострадавшим во время войны, делая и все другие дела, до которых не доходили руки Гарри и уж тем более Министерства, они с Драко почти не виделись. Как и с Гарри, Роном, Пэнси, Джинни, Джорджем и любыми другими близкими людьми. Ей даже дали личный кабинет — вот так сразу. Доверили всё, что она была в состоянии сделать, а, точнее, перекинули на неё всё, что трудно было сделать самим. Гермиона не могла сказать, что у них всё было идеально. Её дни были расписаны до ночи, а ночью выделялось всего пять часов для сна, которые в основном она тратила на что-то другое. Как прошлой ночью, например. Драко ждал её в том самом маггловском доме, среди леса, реки и других обычных людей, каждую ночь, но приходить получалось далеко не всегда. Сегодняшний день, как день перед Рождеством, выделялся среди других тем, что это был её единственный выходной за последнее время, но даже несмотря на это она сейчас стояла именно здесь. Как и он. Даже просто видеть его было чем-то успокаивающим. Гермиона прижалась к его груди, пока он гладил её волосы, проникая пальцами в самую глубь. Она проводила пальцами по его спине, прикрывая на пару секунд глаза и продолжая громко и тяжело дышать. Несколько таких минут успокаивали её так, как не могли даже таблетки. — Я не хочу больше видеть этого идиота в твоём обществе, — сказал Драко, как только она отстранилась от его груди и уложила несколькими движениями взъерошенные волосы. — Так и будет. Она всегда соглашалась с ним. Они продолжали стоять, смотря в глаза друг друга. Его рука всё ещё нежно гладила её плечо. Это безумие. Они не виделись всего один день, но той ночи было крайней мало — Гермиона ушла рано утром, даже не дождавшись того, как он проснётся. Её время их убивало. Точнее, отсутствие этого самого времени. Их отношения были чем-то между «хрупким» и «очень хрупким». Он постоянно просил прощение за всё, что сделал с ней, а потом повторял, чтобы она его не прощала. Малфой вечность разглядывал её шрамы и целовал их, когда было время. Его часто вызывало Министерство, рассматривая его дело и обговаривая будущее наказание. В ближайшее время над ним будет суд. Это то, что постоянно его волновало. Единожды они были на кладбище у его матери. Оказалось, что оно было там же, где была похоронена Полумна, поэтому они также были и у неё. Она постоянно боялась, что это закончится. Появлялась на пороге его дома и боялась, что дверь не откроется. Боялась, что он передумает, что забоится, отвергнет или снова сделает что-то из того, что делал раньше. Она также знала, что и Драко испытывал страх, но, в отличие от неё, он просто боялся потерять ту тонкую грань между ними, разделяющую любовь и привязанность. Он всегда боялся, что её любовь пропадёт. — Мне надоело, что мы вместе, но видим друг друга только ночами ради секса или того, чтобы иногда просто поспать рядом. Это не то, что я имел ввиду под словами «теперь мы пара», Грейнджер. Гермиона легонько улыбнулась, нежно погладив его мягкую щёку. Драко выглядел идеально. На нём был красивый, чёрный костюм, но не очень классический. Это выглядело модно и сексуально. Он немного склонил голову вправо, когда она приложила ладонь к его лицу, но всё ещё продолжал хмуро всматриваться в её лицо и ожидать ответа. — Я нужна этим людям, Драко. Министерство доверило это дело мне. Я должна помочь каждому. Это нормально. — Ты вредишь сама себе, Гермиона, — грубо ответил он, хмурясь. Малфой злился. — Ты не спишь. Не ешь нормально. Когда ты в последний раз спала дольше, чем четыре часа? Всё, что ты видишь целыми днями — бумаги и чужие люди. Это не нормально. — Осталось немного, — она пожала плечами, отводя взгляд куда-то к стенам. — Кингсли сказал, что в ближайший месяц они найдут других людей, которые этим займутся. Со мной всё нормально. Драко ничего не ответил, лишь подойдя ближе к ней и останавливаясь прямо возле её лица. Он снова склонил голову вбок, нежно касаясь губами мочки её уха. Проклятье. Она просто обожала, когда он так делал. Гермиона громко задышала, сильнее ухватываясь пальцами за край стола. Малфой оставил лёгкий поцелуй за ухом и, становясь так, как до этого вставал Тревор, остановился губами в пару сантиметрах от её же губ. — Я хотел бы тебе кое что подарить, — не отрывая взгляда от её губ, прошептал Драко, улыбаясь. — Сегодня будет Рождество. — Я помню. Мама отправила открытку мне и тебе. Ей всё ещё не терпится познакомиться с тобой лично, но мне вечно приходится оттягивать этот момент из-за отсутствия времени. — Уверен, я ей понравлюсь. — Я так рада, что её болезнь прошла. Я всегда буду благодарна тебе за это, ты же знаешь? Она сама не выдержала и потянулась к его губам, резко обхватывая его лицо ладонями и с силой прижимая его к себе. Драко мгновенно подтолкнул её к столу ещё больше, заставляя усесться на нём, раздвигая ноги. Он ожидаемо встал прямо между её ног, не останавливаясь насиловать её губы, раздвигая и их, но языком, в одно мгновение притянув всё её тело к себе ближе, заставляя буквально упереться в его штаны. Она прижималась к нему так сильно, что их тела тёрлись друг от друга. Драко целовал её настойчиво и опасно — так, как не делал уже давно, потому что ночами они любили быть медленными и нежными. Гермиона почувствовала, как мурашки проходят по всему её телу от шеи и ногам, когда он схватил её за волосы и аккуратно потянул их назад. Её голова откинулась и Малфой привычным образом стал целовать её шею, оставляя на ней мокрые следы абсолютно везде. — Пэнси устраивает… вечеринку, — глубоко дыша, прошептала Гермиона, всё ещё с откинутой головой не сумев встретиться с его взглядом. Одной рукой он гладил её спину, заставляя прогибаться ещё сильнее назад. — Рождественскую. Туда все приглашены. Грейнджер услышала от него странную усмешку, но не единого ответа. Она взвизгнула, когда Драко резко задрал её юбку к талии и ещё ближе прижался к ней, больше не ощущая барьера в виде толстой ткани. — Сегодня в белье, — ухмыльнулся он ей на ухо, оставляя ещё один поцелуй у губ, — Ко мне домой ты приходишь обычно без него, — Драко медленно залез ей под колготы, продолжая улыбаться. — Какое странное совпадение. Она задрожала, когда почувствовала, как сильно его твёрдый член прижимался к ней сквозь его же штаны. Ей хотелось сказать что-то про то, что сюда могут войти, но это желание как-то само по себе пропало среди остальных, более острых. Гермиона сама помогла ему спустить штаны и продолжила настойчиво целовать его губы, зная, что без поцелуев не сможет сдерживать стоны. Грейнджер громко зашипела и от неожиданности распахнула глаза, когда что-то холодное коснулось её голой груди и начало водить по ней круги, медленно спускаясь вниз. Это был кусок льда в его рту. Она замычала, ловя его взгляд на своих глазах, и вновь опрокинула голову назад, но в этот раз по собственному желанию. Таявший от прикосновений с её горячей кожей лёд, зажатый прямо между его губ, проходил по её телу от сосков на груди к пупку, рисуя странные узоры, заставляя кусать губы до крови и всё сильнее сжимать его плечо ладонями. Драко снова поднялся вверх, проводя холодом к шее и ушам, зная её самые любимые и острые места, заставляя уже от этого дрожать в его руках, чуть ли не падая со стола на пол. — Я… я хотела бы пойти туда, — всхлипывая, продолжила Гермиона, пытаясь поймать его взгляд. Он двигался в ней аккуратно и так, будто точно знал, когда ему нужно было сделать это глубоко и сильно, а когда подвигать бёдрами по кругу и окончательно свести её с ума. Гермиона обхватила его тело ногами и скрестила их за ним, заставляя Драко ещё ближе прижаться к своему телу, отчего он громко задышал ей прямо на ухо. Она обнимала его, нежно гладя красивую спину Малфоя, она целовала его в скулы и шею, она обводила руками его рёбра сквозь рубашку и постоянно гладила его белоснежные волосы, мечтая когда-то делать это вечно. — Всё ещё не могу поверить, что ты дружишь с Паркинсон, — прошептал он. — Наша дружба… странная. Она много помогала и… вечеринка будет… Гермиона резко открыла рот, пытаясь не закричать, когда волна просто невероятного наслаждения обвела всё её тело, и она почти что не сдержалась, растекаясь в маленькую лужу прямо на месте. Она положила голову ему на плечо и прикрыла глаза, сильно сжимая губы. — Я… знаю, что ты не в очень хороших отношениях с… Гарри, и… — Если хочешь ты, то мы пойдём, — делая ещё один, самый глубокий и плавный толчок, ответил Драко, на секунду останавливаясь. Она убрала голову с его плеча, неожиданно всматриваясь в его глаза. Гермиона пыталась не думать о том, как приятно его руки сжимают её грудь и гладят спину в этот момент, выдавливая из себя лёгкую улыбку. — Правда? — спросила она, протянувшись за новым поцелуем. Ей никогда не будет достаточно его поцелуев. Ему никогда не будет достаточно времени рядом с ней. Драко сделал новый толчок, такой резкий и неожиданный, что Гермиона почти зарычала. — Да. Придётся подарить тебе свой подарок там. Она не знала, какой подарок может быть лучше этого.

* * *

— Повтори ещё раз, Паркинсон: так почему я обязан стоять тут один, как идиот, и ждать Грейнджер ещё грёбанных сорок минут? — Чёрт, Малфой! Я уже всё сказала. Грейнджер попросила меня сказать тебе, что она задерживается из-за каких-то дел, связанных с девчонкой Уизли, но на самом деле она бегает и в последний момент ищет тебе подарок. Это всё, — чёрствый голос Пэнси, которым она буквально шипела это, раздражал его и накалял ситуацию ещё сильнее. — И, если ты решил не учитывать мою компанию, называя её «одиночеством», то так уж и быть. Стой тут сам. Он не знал, почему не дал Паркинсон уйти и в последний момент поймал её за локоть, заставляя оставаться на месте. Она удивлённо посмотрела на его руку, держащую её, и остановилась, замирая. Драко тут же убрал ладонь и спрятал её в кармане. Пэнси продолжила стоять, не сводя с него странного взгляда. Малфой пытался понять, что ему следовало сказать. В голове было миллион мыслей и возможных вариантов того, что он должен был сказать Пэнси. Пэнси. Пэнс. Его первая девушка. Девушка, первая, кто полюбила его. Она была той, кто оказывалась рядом во время всего, что происходило в Хогвартсе. Она поддерживала его, когда ему дали первое задание, хоть и каким-то странным образом в подбадривающей форме. Она была красивой и умной, но раньше он никогда не видел в ней этого. Сейчас, когда Пэнси стояла перед ним в красивом, коротком облегающем платье розового цвета, Драко хотелось впервые сказать ей о том, что она была красивой. Потому что у него никогда не было другой лучшей подруги. Ему хотелось извиниться за всё дерьмо, что он сделал ей. Это иногда приходило в его голову и забивало её надолго. Он не умел извиняться и никогда этого не делал. В последнее время, тем более. — Малфой, если ты хочешь что-то сказать, то говори, а иначе я найду себе компанию повеселее, — ухмыльнулась она, складывая обе руки на груди. Драко сжал челюсть, набирая всю смелость в кулак. Он осмотрелся и обрадовался, осознавая, что на вечеринке ещё почти никого не было и никто не услышит их странного разговора. — Это насчёт того, что было раньше, — едва слышно выдавил он, пытаясь не смотреть в этот момент в её глаза. Паркинсон простояла на месте ещё пару секунд, прежде чем тут же сорваться, но он снова успел удержать её за руку. В этот раз она тут же её скинула, снова пытаясь уйти. — Пэнси, послушай меня, — сказал он ей вслед, продолжая идти за ней. — Я знаю, что поступал как мудак. Я не могу уже изменить этого, но… — Ты прав, Драко, ты не можешь изменить этого, так что насчёт отвязаться и забыть? — Я хочу извиниться, Паркинсон, послушай! Она удивлённо встала на месте, но не развернулась к нему. Малфой тоже остановился и молчал несколько секунд перед тем, как снова начать говорить. — Я всё время был занят другим. Другими девушками, ненавистью к Гермионе, потом любовью к Гермионе, своим заданием, переживаниями какими-то, но я… даже не замечал, что было с тобой. Ты всегда была моим другом. Когда я узнал о том, что ты… когда Гермиона рассказала мне о том, что тогда случилось с тобой из-за меня, я был в шоке и не понимал, как ты могла скрыть это. Мне кажется, сегодняшний день подходит для того, чтобы извиниться перед тобой. — Некоторое не прощается, — повернув голову вправо, чтобы краем взгляда увидеть его, ответила Пэнси. — Я знаю. Знаю, — тут же выкрикнул Драко. Он обошёл её, вставая спереди. — Пэнси, мне очень жаль, что ты потеряла нашего ребёнка из-за меня. Я клянусь, что буду пожизненно нести за это ответственность. Но ещё я очень рад, что вы с Забини наконец-то сошлись. Я прошу у тебя прощения за всё, что было, и надеюсь, что когда-то мы втроём сможем отметить вашу свадьбу или что-то типа того. Мне этого не хватает. — Неужели? Я… я сойду с ума, если об этом когда-нибудь узнает Блейз. У нас с ним всё только наладилось, ясно? — Он тут не при чём, Пэнс. Это останется нашей тайной, ладно? — Малфой выдавил из себя лёгкую улыбку, несильно поглаживая ладонью по её плечу. — Чёрт подери, должны же быть какие-то секреты между лучшими друзьями, да? Он видел, каким удивлённым взглядом Паркинсон смотрела на него в тот момент, когда услышала это. Она пару раз моргнула, явно пытаясь привести себя в чувства, а потом, вытирая ладонью пару слёз, резко ему закивала. На её лице появилась улыбка. — Не думала, что услышу когда-то извинения Малфоя. Грейнджер действует на тебя удивительным образом, — смотря в его глаза, продолжила улыбаться она, подойдя чуть ближе. — На тебя тоже. Прошлая Пэнси Паркинсон сказала бы не «удивительным», а что-то из её списка собственных матерных слов, знаешь? Пэнси громко засмеялась, резко прижав его к себе с объятиями. Она обняла его, уткнувшись в плечо, и зачем-то вдыхая его терпкий запах. Драко почувствовал, как она вздохнула. — Грейнджер классная. Не делай больше с ней ничего плохого. Она и так сломана. — Я знаю. Я пытаюсь её починить. Они всё ещё прижимались друг к другу. — Помнишь моё желание, да? — почти на ухо прошептала Пэнси, спрашивая. — Я просто хочу, чтобы ты отпустил всё и простил себя. За всё. Дай и ей простить себя. Она волнуется. Всё будет хорошо только после этого. Драко думал об этом разговоре даже тогда, когда Забини вместе с Гермионой подходили к ним, весело о чём-то разговаривая. Блейз обнял Пэнси, прижимая её к себе, Грейнджер подошла к нему и поцеловала его, взяв за руку, а в голове Малфоя были лишь слова о том, что он должен себя простить. Вечер был долгим и правда весёлым. Пэнси позвала слишком много людей, но даже среди них все чувствовали себя комфортно. Они с Грейнджер играли в разные игры вместе с остальными. Он запрещал ей пить, когда пил сам, и давал ей лишь один стакан в два часа. Гермиона пьянела даже от них, целовала его у всех на глазах, прижималась всем телом, садилась на колени и вечно звала танцевать. На ней был красивый костюм. Это было чёрное пышное платье, конец которого доходил до её лодыжек. Оно было почти полностью прозрачным чуть ниже середины её колен и выше середины груди, красивым кружевом проходило по шее и плечам, очень сексуально подчёркивало её талию и бёдра, даже не открывая вид на них, а также сильно давило на грудь, создавая ей размер больше, чем есть на самом деле. Она была красивой. Это была не та красота, как у Пэнси или любой другой девчонки тут. На её голове был высокий, пышный хвост, резинка которого светилась в темноте красным цветом. Посмотрев на толпу, все вполне точно первой замечали именно Грейнджер. Она выделялась из всех — не только своим внешним видом, но и тем, как обворожительно красиво танцевала и двигалась, словно кошка показывая свою любовь к нему. В эту ночь он понял, как сильно её любил. Он не говорил ей об этом. Ни когда она в первый раз призналась ему в любви, ни когда повторяла это от удовольствия или хорошего настроения. Драко не мог сказать ей этого, не потому не был уверен, а потому что боялся, что, утвердив это, что-то изменится. Боялся потерять её так, как потерял всех тех, кого любил. Он вёл её в другую комнату, где не будет никого, кто смог бы помешать им, чтобы они могли обменяться подарками. Драко никогда не любил дарить подарки на Рождество, но в этом году ему хотелось подарить намного больше, чем что-то получить. — Не знаю, что ты там такого подготовил, что так рад, но если подарок мне не понравится, мы расстаёмся, — пьяно рассмеялась Гермиона, буквально заливаясь смехом. Малфой улыбнулся и помог ей присесть на диван. Грейнджер положила ногу на ногу и выровняла спину, поднимая взгляд к нему. Она красиво улыбнулась, и в этот момент ему захотелось наплевать на подарки и поцеловать её губы в чёрной матовой помаде. Слизать всю помаду и не оставить на них ни грамма этой фигни. — Драко, я могу подарить первая? — приподняв бровь, спросила она, улыбаясь. — Хорошо. Оставим самое лучшее на потом. Гермиона закатила глаза, наколдовав перед собой маленькую коробочку сантиметров так тридцати. Она была длинная, но узкая. Драко с интересом осмотрел её, поднимая взгляд на девушку. — Надеюсь, это не какие-нибудь там часы, — усмехнулся он, забирая коробку из её рук. Очень лёгкая. Грейнджер нахмурилась. — Ну, знаешь, девушки всегда стремились дарить мне часы. Это было лишним. Она закатила глаза и продолжила хмуриться, но внимательно смотреть за тем, как он поднимает крышку коробки. — Это… то, что ты должен прочитать. Я долго думала над тем, что тебе можно подарить, но не нашла ничего лучше этого. Мне кажется, что всё то, что я могу купить в магазинах, ты можешь позволить себе и сам. А это… немного особенный подарок. Там лежало несколько обычных листов. Драко поднял одну бровь, кидая вопросительный взгляд на Гермиону, но она лишь качнула головой и ещё раз указала ему, видимо, прочитать. Он достал первый лист и сузил глаза, пытаясь понять чей-то почерк. Вероятно, Грейнджер. Лист казался старым. Несколько краешек на нём были порваны, а пару слов размазаны. — Я могла бы восстановить их, но подумала, что так реалистичнее, — улыбнулась Гермиона, встав рядом с ним. — Читай. Он молча прошёлся по первым строчкам текста. Это была запись… из дневника? — Вслух! — резко выкрикнула она, и Драко вздрогнул. — Ладно, истеричка. «Пятница. Двадцатое августа. Дорогой дневник, я знаю, что ты как и всегда не услышишь меня, так как ты просто обычный кусок бумаги, но я чувствую себя лучше, когда пишу это сюда. Сегодня Драко сказал моей маме… — Малфой запнулся, пару раз снова проходясь взглядом по своему имени, не веря, что действительно это читает. Он снова кинул на Грейнджер взгляд, полон вопросов, но, не получив ничего в ответ, продолжил: — Драко сказал моей маме, что позаботится обо мне. Только из-за него мама с папой отпустили меня купаться. Мы даже ныряли с головой. Он учил меня плавать, а потом, на берегу, мы снова делали песочные замки. И как же это нечестно! Я, именно я научила его строить замки, а теперь он делает их намного лучше. Это обидно. И немного приятно». Малфой остановился, пытаясь быстро осознать то, что читал. Некоторые воспоминания вернулись к нему, когда он чуть не умер, но всё до таких деталей он не помнил. Читать что-то такое казалось ему чем-то… очень личным и интимным. Гермиона положила голову ему на плечо и снова улыбнулась, подбадривая читать дальше. — «Воскресенье. Двадцать второе августа. Скоро он уезжает. Его мама сказала моей, что послезавтра они уезжают и вернутся нескоро. Наши мамы сдружились. Может быть, мы все вместе сможем стать лучшими друзьями и жить всегда рядом. Я бы хотела, чтобы мой друг был всегда рядом. Мне грустно. Хочу, чтобы он не уезжал. Если существует волшебство и ты, может быть, волшебный дневник, то сделай так, чтобы он не уезжал. Или чтобы мы встретились когда-нибудь ещё. Пожалуйста». — Это совпадение просто удивляет, правда? — вдруг спросила Грейнджер. Он улыбнулся. Это отчего-то разнесло странное тепло где-то внутри него. — Кажется, твой дневник и правда был волшебным, — усмехнулся он, смотря за её сверкающими глазами. — Никогда не поверю, что Гермиона Грейнджер вырвала листы из дневника. Она коварно улыбнулась. — Я хотела лучшего подарка для тебя… Ему хотелось широко улыбаться при мысли о том, что теперь он знает больше о тех временах, когда они с Грейнджер дружили, и он улыбался. Малфою всегда казалось глупым и оскорбительным — не помнить того, что помнила Гермиона. Он не раз просил её рассказать хотя бы что-то и дать понять ему, в каких именно отношениях они находились, но она всегда переводила тему или засыпала. Теперь он держал в руках листы, на которых маленькая Гермиона Грейнджер писала об их лучшей дружбе и просила всё когда-нибудь вернуть. Это казалось чертовски милым. Драко наклонился, наконец-то целуя её губы, но Гермиона не позволила ему целовать её дольше, чем пару секунд, сразу отворачиваясь. Она улыбнулась и прижалась ближе к нему. — Дай моей помаде прожить до конца вечеринки. Ты и так уже половину стёр. — Хорошо. Тогда, если тебе понравится мой подарок, то ты позволишь мне стереть её полностью, — тут же предложил Малфой, игриво дёрнув бровями. Она размышляла около минуты, рассматривая его лицо, но всё же сдалась и согласилась. Драко быстро наколдовал свой подарок, протягивая ей маленькую, размером с кулак упаковку, круглого вида. — Я знаю, что это, — почти сразу улыбнулась Гермиона, открывая рот от шока и тут же начиная разрывать упаковочную бумагу. — Драко, ты не мог найти его… Гермиона удивлённо уставилась на свой подарок, когда распаковала его, продолжая держать в правой ладони. На её лице появилась лёгкая улыбка и ещё доля чего-то, что разобрать Драко не смог. Она была счастлива. Медленно повернулась к нему, улыбнувшись, и подтёрла под глазами пальцами, возвращая взгляд на маленький камешек в своей ладони. Прошло больше двух лет после того, как она видела и держала его, и в этот раз это было как что-то, так ярко напоминающее о давнем прошлом, что не вызывало у неё панических атак. — На другой стороне записка, — произнёс Малфой, продолжая наблюдать за её реакцией. И написать это того стоило — Гермиона смотрела на слова, так аккуратно вычерченные на бумажке, точно не меньше нескольких минут. Улыбка с её лица пропала и она просто смотрела на неё, пока Драко всматривался в её лицо и ожидал следующей реакции. — Спасибо, — наконец-то произнесла она, тут же кинувшись к нему в объятия. Грейнджер улыбнулась, сев на его колени и уткнувшись носом в его чёрную рубашку, когда день сменился днём и Рождество настало. — Я тоже. Я тоже, Драко. — Кажется, только что ты устроила лучшее Рождество в моей жизни, — прошептал он ей на ухо, прежде чем наконец-то поцеловать её в губы и сделать то, что обещал — собственными губами и языком слизать каждую частичку её дурацкой помады. — С Рождеством, Драко, — ненадолго отстранившись от его губ, но не от лица, всё ещё прижимавшегося к её лбу, прошептала Гермиона. Он улыбнулся, держа её лицо в своих ладонях. — С Рождеством, детка, — еле слышно ответил Малфой, почти сразу возвращаясь к её губам. На листочке, прикреплённом к серому камешку, красивым почерком было написано: «Ты то, к чему я никогда не стремился, но получил. Если когда-нибудь сможешь, то лучше прости меня, ладно? Я люблю тебя. Я полюбил тебя больше, чем два года назад, как только ты впервые произнесла моё имя. Я буду любить тебя до того момента, когда ты скажешь его в последний раз». Ответ сам по себе летал в этой комнате вместо кислорода. Уже простила. Она уже давно его простила.