Когда мир сходит с ума

Он почему-то был другим. Аллен не мог сказать, как так получилось, хотя у него и были смутные догадки по этому поводу. Их он предпочитал держать при себе. А еще его волосы были длинными и снова каштановыми с рыжим отливом, как в детстве. Красивыми. Помнится, Аллену они даже нравились, особенно после того, как Мана помогал ему мыть их с мылом. Они становились мягкими, приятно пахли ромашкой и блестели на солнце. Аллен не был глупой девчонкой, чтобы любоваться собственными волосами, но после того, как Мана сказал, что они прекрасны, втихаря гордился ими. Потому что все, что было связанно с Маной, имело смысл. И именно потому после его смерти Аллен чувствовал себя настолько разбитым, что привлек внимание Графа. Отстраненно рассматривая себя в зеркале, он не заметил движения позади. Или оно на самом деле было настолько неуловимым. Но в следующую секунду Аллен дрогнул, поняв, кого напоминает ему мужчина, оказавшийся прямо за его плечом. – Ты уверен, Аллен? – спросил он. – Не знаю. Мужчина за его плечом был невероятно красивым. И определенно Ноем. Но Аллену почему-то не было страшно, он готов положиться на своего собеседника, довериться ему. – Я не хочу потерять тебя. Не хочу рисковать тобой. – Все будет в порядке, – произнес он, и одновременно как будто бы не он. – К тому же у нас вряд ли есть выбор. Прохладная ладонь легла на плечо Аллена. Его левое плечо. Аллен опустил взгляд и не увидел Чистой Силы, поднял – оказалось, и проклятья не было. Только его взрослое лицо, обрамленное длинными волосами. И чертовски красивый Ной за плечом, который слишком близко. Который придвигался еще ближе, шепча, словно этого никому нельзя услышать: – Спасибо, что остался на моей стороне. Секундой позже Аллен, единственный заключенный Черного Ордена, проснулся в своей камере на нижнем уровне подземелий. Дернулся, хватая ртом побольше воздуха, и тихо, опустив голову, чтобы оставленный следить за ним голлем не заснял и не записал ничего, прошептал: – Неа. Шел шестой день его заключения. Аллен так и не понял, за что, собственно, его засунули в подземелье, но и Линк, и Рувелье вели себя с ним так, словно его вина была доказана. Отвратительное ощущение. А он же верил Линку. Хотя, сон с участием Четырнадцатого явно говорил в пользу их подозрений. И именно поэтому Аллен не хотел, чтобы о нем знали. Пока он сам во всем не разобрался, ему нужно было хранить все в секрете. Он не понимал, откуда такая уверенность, но разве в этом была проблема? Шестое чувство подсказывало, что проблема была в Неа, и если бы только был хоть один человек, которому он может доверить свои переживания. Он и был, но Аллен понятия не имел, где сейчас Кросс. В том, что его монстр-учитель жив, он был уверен. Даже не потому, что Кросс не мог погибнуть столь нелепой смертью, хотя это тоже считалось одним из аргументов. Но почему тогда охранники нашли только Приговор? Не было Марии – не было и Кросса. Все вокруг как будто забыли о способностях его второй Чистой Силы. Да он мог у них под носом спрятаться, а они бы даже не заметили. Вполне в стиле Кросса, как казалось Аллену. В итоге у него было два варианта: разбираться со своей проблемой самостоятельно или не делать ничего вообще, и второй ему однозначно не нравился. Бездействие могло привести к самым плачевным результатам. Но все равно Аллену было страшно. В первую очередь за Орден. Если он не сможет справиться с собой, могут погибнуть невиновные люди, его друзья и близкие. Этого он не мог допустить. И все же несменное шестое чувство подсказывало ему, что с Неа необходимо поговорить. Попытаться договориться с тьмой внутри себя, как бы иронично это не звучало. Завтрак, как и обычно, принес Линк. Вот уж с кем общаться не хотелось. Но новости узнавать откуда-то надо было, поэтому Аллен решил переступить через себя. – Меня все еще не выпускают отсюда? – поинтересовался он со всем весельем и беззаботностью, на которые был способен после недельного заключения. – А вы надеетесь, что это возможно, Уолкер? – невозмутимо ответил Линк. – Ваша вина пока не доказана, но Центр не может рисковать, позволяя вам встречаться с Ноями. – Понятно, – вздохнул Аллен. Пока – ключевое слово в ответе Линка. Он был безгранично предан Ватикану, но это делало его ограниченным, что вызывало у Аллена глухое раздражение. То самое, которое поднималось волной из-за вынужденного тесного сотрудничества с Кандой и разговоров с Кроссом. Продолжать разговор было бессмысленно. Он уже в первый день выяснил, что его подозревают в сговоре с Семьей Ноя. Объяснять кому-то, что в таких подозрениях нет смысла, Аллен не решался. Только не после того, как Рувелье припомнил ему историю с Тики в Ковчеге, считая ее прямым доказательством его вины. Есть хотелось настолько невыносимо, что Аллен почти забыл о том, что в пищу могли что-нибудь подмешать. Чтобы, например, одурманить его рассудок, заставить потерять бдительность и рассказать все, что у него на уме. Оставалось полагаться на Чистую Силу-паразита, которая успешно справлялась с разнообразной отравой, находившей путь в его организм. Потому что верхушка Ордена не блестала здравомыслием, никто не думал о том, что послабление его ментального контроля могло привести к непоправимым последствиям. Он попытался мысленно позвать Неа. Тот не отозвался. Аллен был уверен, что Неа там, в его голове, но ответа не было. Может, их связь была не достаточно сильной, или просто Четырнадцатый был самым вредным Ноем в мире. После нескольких бесплодных попыток Аллен решил отложить это на лучшие времена. После ужина, быть может. Но об их отношениях стоило задуматься всерьез. Во сне Неа назвал его по имени, причем не впервые. В Ковчеге было то же, но там стресс и необходимость выбираться из их ужасного положения отвлекли его от факта, что странная тень в зеркале знает, как его зовут. Аллен попытался вспомнить события в комнате управления Ковчегом. Кросс отправил его с Тимом, он очнулся, увидел пианино, а потом – партитуру, которую Тим ему показал. Написанную теми самыми знаками, которые придумали они с Маной. Мысли о связи Маны и Неа заставили его поморщиться. Он решительно мотнул головой и напряг память. Тупая боль в голове мешала связно думать, должно быть, ему все же подмешали что-то в пищу. Мой Тимкампи, кажется так сказал Неа. Но нет, там было что-то более важное. Кажется, о том, что слова принадлежат Аллену. Или это было о нотах? В любом случае звучало так, будто они были знакомы раньше, как иначе мог бы Аллен придумать ту песню. Он вспомнил ее в Ковчеге, слова сами пришли в его голову, как будто он знал ее давным-давно, но забыл. И руки привычно легли на клавиши пианино. Раньше Аллен предпочитал думать, что все из-за его права Исполнителя, но сейчас невольно появлялась навязчивая мысль, что он умел играть раньше. И все равно как-то все получалось странно и нелогично. Аллену было всего шестнадцать, плюс-минус год, а Неа умер давным-давно. Откуда-то он знал, что трагедия Семьи Ноя произошла треть столетия назад. Может, что-то об этом говорил Тики или Роад? Или в Ордене кто-то упоминал. Кросс, скорее всего. Аллен подавил желание побиться головой о стену. Слишком много появилось вопросов, на которые он не мог найти ответы. Прикрыв глаза, он обессиленно пробормотал: – Что же с тобой все так сложно, Неа? “Потому что Аллен ничего не помнит”, – прозвучал вдруг в его голове зазеркальный голос. От удивления Аллен едва не подскочил, но вовремя удержался. Во-первых, это могло сбить непрочную связь с Неа в его голове, во-вторых, за ним все еще наблюдал голлем. Как ему однажды говорил Лави: если имеешь возможность задавать вопросы – задавай. Это не значило, что он внезапно должен был начать доверять Неа, но сама мысль о том, что ему могут прояснить некоторые моменты, вдохновляла. – Я могу тебе доверять? “Можешь, – уверенно ответил Неа. – А можешь и нет”. Самый правильный ответ, подумал Аллен. Если бы он услышал твердое “да”, понял бы, что слова Неа непременно надо делить надвое. А сам Неа как будто понял его мысли и насмехался над ним. – Что я должен помнить? – попытался найти правильный вопрос Аллен. “Свое прошлое”, – просто сказал Неа. Аллен иронически фыркнул. – Действительно. “Наше прошлое”. Это “наше” звучало странно. Как будто Неа был обижен на него за то, что он забыл. И позволяло увериться в том, что их действительно что-то связывало. Значит, в его голове живет психованный Ной, убивший практически всю свою семью, с которым у него было что-то общее. Оставалось надеяться, что Неа не владеет способностью внедрения ложных воспоминаний, потому что в таком случае “их” прошлое окажется плодом одного больного воображения. “Но Аллен может вспомнить”, – выдал внезапно Неа. – Как? – практически моментально отреагировал Аллен. Но ответа не последовало. Прекрасно, мрачно подумал Аллен. Оставалось только внести в мысленное досье, что его психованный Ной ко всему прочему любит говорить загадками. Как разгадать их, Аллен понятия не имел, но заверение в том, что воспоминания могут вернуться к нему, было обнадеживающим. Жаль, что он не мог сейчас поговорить с Лави. Тот мог бы сложить все кусочки этой картины в единое целое, обнаружить какую-никакую логику, а то Аллену казалось, что он все время что-то опускал. К тому же, у него выспросили бы со всем тщанием настоящего Историка подробности, которые сам он мог до сих пор не учитывать. За относительное спокойствие Аллен был не против поделиться информацией даже со столь любопытным субъектом, как Лави. Головная боль после отчаянных попыток мозгового штурма только усилилась. Казалось, его голова просто лопнет от количества информации и его манипуляций с ней. Аллен чувствовал себя невероятно уставшим, настолько, что если бы Рувелье пообещал ему нормальный обед и сон в мягкой кровати – пошел бы признаваться в своих несуществующих преступлениях. А вообще – интересно, почему Неа обращался к нему в третьем лице. “Аллен”, а не “ты”, это было странно. Словно он был уже не собой для Неа. Накатившая волной усталость и отсутствие ужина, которое он не знал, чем заслужил, стали просто замечательным дополнением к головной боли. Захотелось сдохнуть. Аллен от души пожелал Рувелье пережить то же, что чувствует он сейчас. Хотя бы голод, усталость и дискомфорт. Он проснулся под утро. Обрывки неясных снов, возможно – воспоминаний, заставили проморгаться в попытке осознать себя и свое местонахождение. За дверью что-то происходило. Аллен напряг слух и нахмурился. Послышался звон, затем – глухие звуки падения. Собственное беспомощное положение бесило Аллена, как никогда. Подобравшись, он выжидающе уставился на дверь, без понятия, кто мог заявиться сюда в такое время. Дверь открылась практически бесшумно. Просто ключ повернулся в замке два раза, голем на это не обратил внимания, не сводя глаза с Аллена. А в следующую секунду на него упала тонкая, но плотная темная ткань. Пришедшие были одеты в длинные балахоны с капюшонами. На воронов они не походили – те не стали бы переодеваться с форменных одежд. Может, Ватикан прислал другой специальный отряд. Или они просто убийцы, палачи, которые должны избавиться от него. Если и так, он все равно не сможет никак спастись: печати на руке крепко удерживали его Чистую Силу и Тимкампи, цепи на второй руке и ногах не позволяли хотя бы попытаться защитить себя врукопашную. И только потом Аллен заметил босые ноги его посетителей и тонкие браслеты Чистой Силы, выглядывающие из-под балахона. Значит, ему не было чего бояться. Одним из его посетителей была Линали, под другим балахоном наверняка скрывался тот, кого он хорошо знал, и они не пришли, чтобы причинить ему вред. Но чего он точно не ожидал, так это того, что Линали на цыпочках подобралась к голему, одним проворным движением отключая его. Одновременно с этим блеснула в полутьме сталь клинка. Цепи на его руке и ногах легко поддались Чистой Силе. – Канда, – потрясенно выдохнул Аллен. – Не обольщайся, стручок. Благодари Лин за свое спасение. Линали уже освободила Тимкампи от цепей, но оставались еще магические печати, которые сдерживали не хуже. Аллен понятия не имел, как от них избавиться. Ему, впрочем, ничего не пришлось делать. Сцепив зубы, Канда сорвал разрисованные листы бумаги с руки Аллена. Наверное, это было чертовски больно. Аллен заметил, что его руки ранены, но не сказал ни слова: Канда вряд ли оценил бы сочувствие. – Аллен, – Линали оказалась рядом мгновенно. Поддержала за плечо, помогая устоять на ногах. – Тебе нужно уходить. Он хотел бы возразить, но понимал, что она права. Поэтому он просто крепко обнял ее, надеясь, что когда-нибудь он снова сможет увидеться со своей дорогой подругой. Потому что стоит ему сделать шаг на свободу, и в Ордене объявят его врагом. Так он только подтвердит все обвинения, выдвинутые Рувелье, пусть они и были глупыми и абсолютно необоснованными. Но его ведь уже осудили, без доказательств, без логики и здравого смысла. Если бы только был хоть небольшой шанс, что он сможет остаться в Ордене и избежать своей судьбы. Но теперь было понятно, что ничего не получится, потому что руководство из Ватикана считает экзорцистов своей собственностью. И уж если Орден не мог бороться против Графа, потому что Ватикан ставил перед собой, похоже, другие цели, то Аллен мог стать третьей стороной в этой войне. Выступить против одних и других, хоть он и знал, что никогда не сможет серьезно поднять руку в сражении с бывшими товарищами. Аллен вздохнул. Обнял Линали на прощание и улыбнулся, затем сжал плечо Канды, крепко, наверное, до синяков. – Присмотри за всеми тут, Канда. Полагаюсь на тебя. Ответом ему стало презрительное фырканье. Канде явно не нужно было ни его напоминание, ни разрешение, чтобы делать то, что он считает важным. Уже за это он заслуживал уважение. Прокрутив в голове мелодию Ковчега, Аллен шагнул к светящейся двери. Топот в коридоре заставил его дернуться. Линали и Канде нужно было поторопиться, чтобы их не застали здесь. Конечно, Линали могла бы проломить стену с помощью сапог, но это могло раскрыть их. Поэтому вместо того, чтобы войти во Врата, Аллен повернулся и протянул Линали руку. – Пошли. – С ума сошел, стручок? – Нет. Я оставлю вас в твоей комнате, Канда. Так никто не заподозрит, что вы были здесь. Линали улыбнулась и приняла протянутую руку. Канда фыркнул и пошел за ними. Аллену он показался смешным в этот момент, но он не сказал ни слова. Очень хотелось оттянуть прощание, но он понимал, что разумнее будет отпустить друзей сейчас. Как только Рувелье узнает о его пропаже, первым делом проверит, где Линали. Возможно, он никогда в жизни не поверил бы, что Канда может помочь Аллену сбежать, но вот Линали он точно заподозрит. Но если ее обнаружат в комнате Канды, никто и слова не скажет, ну разве что Комуи поноет немного из-за того, что его милая сестричка стала совсем взрослой и теперь ходит по комнатам парней. В комнате Канды он был всего один раз, иначе ведь не смог бы открыть туда Врата. Мрачное и практически необжитое пространство, как келья монаха. Но Аллен с радостью остался бы даже в такой комнате, только бы дома. Они попрощались быстро и без лишних слов. Линали крепко обняла его прежде, чем отпустить в белоснежные Врата. Канда только кивнул, чуть кривясь, как будто хотел сказать: «да иди уже». Едва Врата закрылись, Аллен опустился на пол ослепительно белой комнаты управления, словно из него весь воздух выкачали. Он остался совершенно один, без возможности вернуться в единственное место, которое мог назвать домом. Наверное, со дня смерти Маны Аллен не чувствовал себя так. – Неа, – попытался позвать он. Ответа не последовало. Обычно Неа появлялся в зеркале в комнате управления, но сегодня его не было. – Неа, поговори со мной. Упрямый Ной. Аллен хотел бы прояснить ситуацию, но в голове был полный бардак. Мог ли он вообще доверять Неа? В этом было мало смысла, ведь Нои были врагами Ордена. Но Аллен ведь теперь не имел отношения к Ордену, а значит – бессмысленно еще больше отталкивать его от уже бывших союзников. Что за нелепость. И почему так хотелось верить вчерашнему врагу? Может, всему причиной был странный сон. Или не менее странный разговор с Тики и Роад, который казался невероятным бредом, но все равно будто заполнил пробелы, выстроил однажды сломанную логическую цепочку. Если бы только он мог быть хоть в чем-то уверен, но сейчас даже собственная вменяемость вызывала сомнения. Раньше он бы в жизни не подумал о том, что друзья могут лгать. Вот только теперь появилась мысль о том, что и друзья могут не знать всей правды. «Никогда не останавливайся, – раздался в голове родной голос. – Всегда иди вперед». С тяжелым вздохом Аллен сел за пианино и легко провел пальцами по клавишам. У него было мало времени. До боли знакомая мелодия залила комнату, и Аллен практически почувствовал, как рушатся связи с Центральным Управлением. Так же рушились его связи с семьей. Но теперь он знал, что делать: выяснить правду, спасти близких, помочь нуждающимся и пострадавшим от этой войны. Делать то, о чем просил его Мана.