* * *
Ночь выдалась бессонной. Гарри всерьёз опасался, что Люциус откажется вешать скандально известного своими выходками Поттера себе на шею, но парень, очевидно, имел весьма туманное представление о том, с кем имел дело. Малфой никогда не упускал свой шанс, не выпускал добычу, и в любой ситуации извлекал выгоду для себя. Бросив безуспешные попытки уснуть, Гарри тихо, чтобы не разбудить храпящего Уизли, босиком спустился в гостиную Гриффиндора и сел у потрескивающего камина. Он был в отчаянии. «Избранный». «Мальчик, который выжил». «Герой». В уродливых очках и старой футболке. Поттер усмехнулся. Сам он никогда не считал себя таким особенным, каким его описывали, никогда не верил, что смог бы оправдать возложенные на него надежды. Он же просто Гарри. Но «просто Гарри» точно не под стать изысканным вкусам Люциуса Малфоя. Поттер направился к зеркалу и обнажил торс, стаскивая мешковатую футболку. Образ в нем отражался расплывчатый, но сфокусировав взгляд и рассмотрев, парень признал, что исходный материал имелся подходящий, хоть и нуждался в доработке. Юношеская угловатость проходила массивными плечами, бёдрами, руками, аппетитными ягодицами в убогих семейных трусах, но, к сожалению, регулярные и обильные пиры Хогвартса остались небольшими запасами на животе. Особое внимание Гарри привлекло собственное лицо. Сейчас оно казалось совсем другим. Язык вполне поворачивался назвать себя красивым. Без проклятых очков, нарушавших симметрию, скрывавших высокие скулы и те самые умопомрачительные зелёные глаза, восхищавшие других. Нужно найти способ избавиться от несовершенств, иначе никак не соблазнить божественного Люциуса. Рональд Уизли не поверил, что проснулся, поскольку вместо буднично одевающегося в мантию друга, увидел его, дёргающимся на полу. Протерев глаза, он понял, что Гарри не дёргался, а вполне осознанно упражнялся, уперевшись ногами о кровать и бубня счёт подходов на мыщцы пресса себе под нос. — Гарри, — рыжий покачал головой, отгоняя наваждение, но ничего в комнате не изменилось. — Что ты делаешь? — Ты… не… видишь? — вышло бы ехидно, если бы не требовалось перевести дух после каждого слова, выплевывая их вместе с воздухом. А Гарри-то, будучи квиддичистом, чемпионом, пусть и вынужденным, Турнира Трёх Волшебников, считал себя спортсменом в отличной физической форме. Сорок пять. — Вижу, — Рон в задумчивости почесал затылок, а затем его осенило. — Ты к чемпионату по квиддичу готовишься! Правильно, Гарри! Ты должен сделать Слизерин! Сорок девять. — Да… Ты… угадал… Пятьдесят. Гарри обессилено упал. Мышцы ныли обжигающей болью, но он справился, представляя, как соблазнительно будут выпирать шесть кубиков из-под какой-нибудь облегающей майки, которая появится в его гардеробе очень скоро. Гарри ещё нашёл в себе запал сделать пятьдесят отжиманий до того, как они отправились на завтрак, где вместо жареных тостов, бекона и джема под удивлённые взгляды друзей положил себе исключительно овощи. — Гарри, с тобой всё в порядке? Ты не болен? — обеспокоенно спросила Гермиона. — Он готовится к чемпионату по квиддичу, — заявил Рон с набитым ртом. — Сегодня с утра отжимался. Более сообразительная Гермиона подозрительно хмыкнула, прекрасно зная, что подобные манипуляции никак не помогают игре в квиддич. Поттер, в свою очередь, с трудом сдержался, чтобы не сообщить всем, что это не их дело, но, в итоге, просто кивнул, а всезнайка расплылась в улыбке. — Врёшь, Гарри! — Гермиона деловито помахала пальцем. — Он просто влюбился! — Да ладно?! — рыжий толкнул его в плечо локтем, наблюдая за опущенной чёрной головой, прячущей пылающие щёки. — Гарри, как ты мог не сказать мне, что у тебя появилась девушка? Я же твой лучший друг… Чаша терпения лопнула. Он не намерен обсуждать с ними свои глубоко личные и глубоко гомосексуальные переживания, потому раньше, чем Поттер заметил причину, по который Уизли внезапно замолчал, уже успел раздраженно выпалить: — Да, мне кое-кто нравится! И я теперь на диете, и отжимаюсь по утрам, и, кроме того, когда я выберусь в город, то вынесу полмагазина нижнего белья! Но вас это не касается! Кажется, Гарри добился нужного эффекта. Друзья раскрыли рты в изумлении и больше спрашивать ни о чём не собирались. Довольный собой, парень только собирался отпить сока, как вдруг жуткий голос за спиной будто шарахнул по голове и пустил мурашки по коже: — Мистер Поттер… Так опозориться перед самым злобным профессором Хогвартса, который и так давно и без причины пытается сжить его со свету, мог только Гарри с его волшебной удачей! Чёрт, чёрт, чёрт! Поттер не смог бы взглянуть на профессора, даже если бы ему помогли и развернули передом к угрюмому лицу, в которое вовсе не нужно смотреть, чтобы понять — декан Слизерина в бешенстве. — Очевидно, Поттер, вы отчаянно нуждаетесь, чтобы из вас выбили дурь, — процедил сквозь зубы Снейп с пульсирующей на лбу венкой, склонясь над головой мальчика. — Начиная с сегодняшнего дня, после уроков, вы будете забывать о своих глупостях в моем кабинете за чисткой котлов и прочими самыми уничижительными занятиями, которые я только способен буду придумать. Вам ясно, Поттер? Гарри с трудом вернул себе дар речи, и, не поворачивая голову к Северусу, сдавленно выдавил: — Да, сэр. К счастью, они говорили в приглушенном тоне. Если бы весь зал услышал подробности их разговора, Гарри, вслед за плаксой Миртл, повесился бы в туалете и стал бы призраком, над которым смеялись бы еще много поколений студентов Хогвартса. Ему было страшно даже представить какие клички придумали бы ему в таком случае. Почти дымящуюся кожу обдало прохладным порывом. Это Снейп, взмахнув плащом, тяжёлым шагом удалился. Рон и Гермиона осмелились выдохнуть. — Прости, что мы взялись тебя допрашивать. — она виновато поступила глаза. — Прости нас, Гарри, — согласился Рон и в знак поддержки потрепал его по плечу. — Это из-за нас ты попал к этому змею. — За меня не волнуйтесь, я — заклинатель змей, — попробовал отшутиться Гарри. — Вы меня тоже простите. Я не должен был так на вас кидаться, ребята. Да и черт меня дёрнул говорить о таком, когда куча народу вокруг! Сам виноват. — Надо идти на урок! — спохватилась Гермиона и принялась спешно собирать со стола свои учебники. — Прощаем, но к этому разговору еще вернёмся, — пообещал рыжий. Девушка, затолкав вещи в сумку, собралась уходить, и Гарри поспешил озвучить просьбу, на которую решился прошлой ночью: — Постой, Гермиона. Мне, кажется, я отстал в учёбе. Ты не могла бы позаниматься со мной? Теперь уже не после уроков, а после отработки у Снейпа? Волшебница нахмурилась. — Разве отстаешь? У тебя не отличные, но хорошие оценки, — и указав на фыркнувшего друга, добавила. — А вот Рону не помешало бы заняться учёбой. Вменяемых, свойственных ему объяснений в природе не существовало, но не говорить же ей, что малообразованный парень, да еще и с «низкосортными», как выражался Люциус, манерами, ни за что не очарует чистокровного аристократа. — Да, — протянул Гарри. — но, я хотел бы знать и уметь больше. А ты самая умная студентка на потоке, я и подумал, что ты могла бы мне помочь. — Наконец-то вы заметили, — гордо кивнула Гермиона. — Конечно, я помогу тебе, Гарри. Урок первый. Никогда не опаздывать на уроки. Давай, быстрее. Гарри молниеносно поднялся, потянув Рона за край мантии. Резкое движение отозвалось болью в натруженных мышцах, и парень поморщился. — Пошли. Гермиона права, мы опоздаем. — Ох, не знаю, кто твоя девушка, но мне уже не нравиться, что она с тобой делает. — замотал головой Уизли и вдруг просиял. — А ты не на Гермиону часом запал? — Конечно, нет! Что за глупости? Гермиона — друг! Уизли, сам имевший виды на их общую подругу, расслабился. Эх, знал бы ты, Рон! Окончания уроков Гарри ждал с ужасом. Хорошая новость заключалась в том, что Снейп не доложил об инциденте директору, потому что Дамблдор точно не стал бы сурово судить его за подростковые интересы — и, как знать, может даже отменил бы наказание предписанное профессором зельеварения, ограничившись бы устной лекцией о морали и нравственности. Плохая новость заключалась в том, что и сам Гарри не мог пожаловаться на преподавателя, рискуя сорвать собственные планы, если директор догадался бы. Значит, наказание нужно было вытерпеть. Сколько оно будет длиться и как далеко Северуса занесёт фантазия, Гарри даже боялся предположить, но точно знал, что глумиться профессор зельеварения умел так же мастерски, как и варить свои зелья. Радовало только, что ненавистный преподаватель не знал всех подробностей, иначе… верёвка, мыло и плакса Миртл. Унылой походкой, придав себе как можно более виноватый и жалобный вид, Гарри плёлся навстречу судьбе в кабинет профессора Снейпа. Высокая фигура, замотанная в плащ, чёрной тенью стояла у окна. Поттер мог рассмотреть только профиль, но, казалось, мужчина был глубоко опечален. Видимо что-то произошло, а парень, как всегда, попал под горячую руку. Гарри подал голос, чтобы, когда его заметят, Снейп не заподозрил его в шпионаже: — Сэр, я здесь и готов отрабатывать наказание. Будь он на первом курсе, то попытался бы оспорить, но теперь Гарри не строил иллюзий. Это бесполезно. Снейп развернулся к нему, злобно щурясь. И всё же вымученное дыхание и напряжённая поза выдавали, что ему плохо. — На следующие два часа вы — мой, Поттер, — нотки в голосе Северуса приобрели угрожающий характер. — Если, конечно, вам их будет достаточно, чтобы справиться с задачей. — Я понял, профессор. Что я должен делать? — ленивым я-плевать-хотел-на-тебя-и-твои-угрозы тоном спросил Гарри, который неизменно выводил Снейпа из себя. И в этот раз, также безошибочно попал в цель. Профессор зельеварения, скрестив руки на груди, испепелял малолетнего недоноска взглядом. Ещё посмотрим, кто будет смеяться последним. — Отдраите котлы, а когда закончите — отдраите полы. Так, чтобы я видел в них своё отражение. Гарри возмущённо открыл рот. — Профессор, на это вся ночь уйдёт! Я и так два дня не спал, — парень прикусил язык, сболтнув лишнего. — Можно хоть полы завтра помыть? Поздно. Глаза Снейпа вдруг стали темнее, чем раньше. — И чем же вы были заняты ночами, Поттер? — отчеканил профессор не своим голосом, заставив ученика инстинктивно отступить на шаг назад. — Бессонницей, сэр. Я был занят бессонницей, — в этом точно была половина правды, что позволило Гарри уверенно бросить фразу ему в лицо. — Тогда ещё одна бессонная ночь ничего не изменит. Всем своим видом показывая, что разговор окончен, Снейп вышел из кабинета, задевая Поттера плечом, и, захлопнув за собой дверь, скрючился пополам. Почти двадцать лет прошло с тех пор, как Северус отдал Лили другому, и боль, казалось, ушла и притупилась, но только сейчас профессор, наконец, понял, что лгал сам себе. Просто раньше никто не пытался забрать мальчика — а теперь Поттера тоже вскоре отнимут. Он даже не подозревал, кто мог увлечь его, знал только, что это произойдет. Гарри же, молча проклиная Снейпа, выбрал себе тряпку в подсобке и принялся натирать замызганный Мерлин знает чем котелок. К счастью, профессор не запрещал использовать чары, а то уборка действительно растянулась бы до утра. Поттер удивился, что декан Слизерина вскоре вернулся, видимо, переживая, чтобы тот, без присмотра, ничего не украл из его драгоценных запасов. Профессор что-то сосредоточенно читал за своим столом, или делал вид, украдкой косясь на ученика и отпуская время от времени желчные замечания, где и чем ему лучше тереть. Через четыре часа кропотливого труда и всего арсенала очищающих заклятий посуда была чистой, насколько могли быть чистыми годами, если не веками, использованные котлы. Профессор Снейп окинул Поттера презрительным взглядом и заключил, вертя котелок в руках: — Я не знаю, что вы делали с этим котлом, Поттер, но он не похож на чистый. Поверхность не блестит. Гарри скрипнул зубами. Наказание несоизмеримо преступлению — чёрт знает сколько развлекать своими страданиями Снейпа, который, очевидно, сжалившись, взмахом палочки отполировал котлы. Волшебник он всё-таки был могущественный. — Я могу идти? — в зелёных глазах сверкнула надежда, и Северус, проглотив ком, кивнул: — Идите. Жду вас завтра. Мальчик быстро закивал, счастливый убраться отсюда. — Доброй ночи, профессор. Поттер бегом выскочил в коридор, пока декан самого отвратительного факультета не передумал оставить его ночевать с собой, ведром и шваброй, потому не услышал чужого шепота: — И тебе… Гарри.Глава, в которой Гарри решает, что делать со своими желаниями и зарабатывает себе незаслуженное наказание.
2 апреля 2020 г. в 02:56
Они встретились в книжной лавке Косого переулка, куда, волею случая, Гарри занесло вместе с семейством Уизли — перед самым началом второго учебного года в Хогвартсе. Это был обычный день, вовсе не обещавший стать особенным, но парень запомнил в мельчайших подробностях, так как среди пыльных полок и нервной толпы, ожидающей автографа Златопуста, он встретил свою настоящую, сразившую с первого взгляда, любовь.
Тогда же узнал, от кого Драко унаследовал заносчивый нрав, исключительное самомнение и обворожительный облик — но сын не был и вполовину так хорош, как отец. Поттер прежде не видел таких грозовых серых глаз, красивых, в обрамлении тёмных ресниц, которые лениво и хищно скользили от одного лица к другому, остановившись на растерянном Гарри.
— Стало быть, это мистер Поттер, — мужчина с фальшивой учтивостью пожал ему руку. — Я — Люциус Малфой. Драко рассказывал мне о вас.
Люциус дёрнул тонкой бровью и взмахнул тростью. Золотая рукоять легла на худое плечо, и прежде, чем парень успел сообразить сбросить её, был привлечён в цепкую хватку.
— Вы позволите? — мелодичный тембр зазвенел в ушах, оглушая, а изящные пальцы в перчатках откинули чёрные пряди с его лба. — Ваш шрам — легенда, как и волшебник, который его оставил.
Гермиона зло парировала, но Поттер, в плену белокурой сирены, не слышал больше ничего, кроме вкрадчивых интонаций. Он стоял совсем близко к Люциусу, так, что мог рассмотреть сочные губы и каждую впадинку на них, так, что чуял не только дымчатый аромат розы и сандала, исходящий от белой, с фарфоровым свечением кожи, но и её слабое тепло. Потому решил, что лучше вовсе не дышать и надеяться, что про него забудут.
Дыхание совсем не вовремя оказалось жизненно важным, а вдох, который пришлось сделать, получился достаточно шумным, чтобы напомнить о себе. Малфой брезгливо сморщил нос и оттолкнул его, покрытого грязью и пылью из волшебного камина, а Гарри с облегчением отполз в сторону.
Артур Уизли, издалека завидевший накалённую обстановку, подоспел, чтобы положить спору конец, и Люциус, презрительно бросив колкость в сторону низкорожденных волшебников и их низкосортных вкусов, гордо развернулся к выходу. Гарри следил за его спиной, идеальной осанкой и сверкающими платиновыми волосами. Сердце остервенело билось в остаточных всплесках волнения. Поттер влюбился и, наверное, впервые порадовался, что у него не было семьи, чьего неодобрения стоило бы бояться.
Хуже того, с возрастом, Люциус Малфой превратился из платонической влюблённости в настоящие плотские фантазии, настолько чувственные и явственные, что стыдно смотреть в глаза Драко и связать хотя бы пару слов в членораздельное предложение, сталкиваясь с предметом своего обожания.
Не то чтобы Гарри часто сталкивался с ним. Не то чтобы не был осведомлён о порочности Люциуса и беспочвенности своих мечтаний. Поттер — не дурак и всё знает, но если бы вдруг появилась такая возможность, то не прислушался бы к рассудку. В особенности, когда Малфой, выходя в свет, оставлял расстегнутой пару верхних пуговиц на шёлковой рубашке, оголяя ключицу, и вальяжно раскидывался на стуле с широко расставленными ногами, разрешая простым смертным любоваться очертаниями его достоинств. Поттер представлял себе, как опускается туда на колени, раскрывает молнию на брюках, ласкает губами, языком, поощряемый пошлыми речами, хриплыми стонами и вкусом чужих телесных жидкостей.
Когда профессора Хогвартса собирали попечительский совет, главой которого выступал Малфой, или проводилось любое светское мероприятие, Гарри ставил себе цель непременно туда просочиться, чтобы поглазеть лишний раз на Люциуса в его роскошных нарядах и ненароком поймать на себе испытывающий взгляд, который выворачивал внутренности; а потом, ночью, сдавленно дыша в подушку, он мог представлять себе, как бы тот трахал наглого мальчишку. Но разве блистательный аристократ возжелал бы его? Он же Гарри. Просто Гарри.
И всё же однажды, в элегантном костюме и под руку с приятной наружности девушкой, он открывал Святочный бал в честь Турнира Трёх Волшебников и исподтишка оглядывался на возлюбленного. Мужчина в ответ дразняще стрельнул глазами. Если бы Гарри считал себя привлекательным, то поклялся бы, что его заманивали, оценивали, флиртовали.
Признаваясь честно, с тех времен Поттеру неизменно снился его ангел. Он просыпался со стояком, который, благо, оставался тайной для рыжего соседа, ни разу не проснувшегося раньше него, а затем задерживался в душевой, чтобы немного утешить свою плоть ласками.
И наконец, задувая свечи на именинном торте, приготовленном миссис Уизли в свое шестнадцатилетие, Гарри полностью осознал, что Люциус Малфой был его главным желанием — и решил, что любой ценой исполнит свою мечту.
Сначала посетило две плохих и равнозначно безумных идеи: выкрасть волос Нарциссы Малфой для оборотного зелья. Но тогда от жены тоже пришлось бы временно избавиться, куда-то спрятать — или же вломиться в особняк и проклясть Люциуса заклятием Империо.
В первом случае, подобная выходка могла стать вполне резонным прецедентом для исключения из школы, а во втором ещё и билетом в один конец до Азкабана, как некогда выражался Аластор Муди о непростительных заклятьях. Более того, когда суд будет разбираться в обстоятельствах применения заклинания, то Гарри, скорее, провалится под землю со стыда, нежели доживёт до оглашения приговора.
Вывод был сделан очевидный: планы и их воплощение не были сильной стороной Поттера, а привлекать к такому тонкому делу Гермиону он ни за что не стал бы. Потому, вспомнив, что импровизировать ему всегда удавалось превосходно, парень отправился в кабинет директора.
Несколько раз на пути совесть просила повернуть назад, но светлый образ прекрасного Люциуса с блестящими локонами, алебастровой кожей, хищными глазами и, наверняка, упругим членом, отогнал трусливые порывы и вверг Поттера в сладостный трепет. Люциус непременно будет принадлежать ему.
Гарри резво взбежал по каменной лестнице, и слегка взлохмаченный, ворвался к Альбусу Дамблдору. Тот встретил Поттера с улыбкой, что заставило мальчика смутиться.
Директор, конечно, мыслей не читает, но о свиданиях Гарри с миражным зеркалом на первом курсе, узнал без труда, да и всегда оказывался в нужное время и в нужном месте. Оставалось только догадываться, сколько всего знал легендарный профессор Дамблдор, и не это ли послужило причиной его седины.
— Гарри, мальчик мой, что привело тебя к старику столь ранним утром?
— Сэр, друзья уезжают домой на каникулы, а мне всегда некуда идти… Дома меня не ждут, Сириус мёртв… — Поттер переминался с ноги на ногу, уставился в пол, разглядывая носки своих кроссовок, не в восторге от того, что приходилось врать и изворачиваться, дабы оказаться в распоряжении мужчины своей мечты. — И я подумал напроситься на стажировку в школьный попечительский совет. Наверняка, там найдется для меня какая-то подработка.
— Хочешь чаю? — тот хмыкнул и жестом наказал ему присесть напротив.
Чайник в доказательство своей готовности напоить их радостно взвизгнул, но Поттер отрицательно покачал головой. Чем больше времени он проведёт с директором, тем больше шансов, что его раскусят, а значит нужно выбить желаемое и убираться восвояси.
— Твоя инициатива достойна похвалы, Гарри, но, боюсь, что этого не мне решать. Советом управляет отец Драко, Люциус Малфой. Я, конечно, мог бы замолвить за тебя словечко, но боюсь такая стажировка станет для тебя наказанием, а не наградой, — Альбус подозрительно сощурился, но говорил прежним тоном, дипломатично отговаривая. — Мистер Малфой имеет репутацию строгого и нетерпимого к ошибкам человека. Быть может, в Министерстве кто-то ищет талантливые кадры. Мы непременно найдём тебе применение.
Нет, нет, нет. Там слишком много отделов, штатов и сотрудников. И приблизиться к Люциусу будет практически невозможно, несмотря на то, что Малфой не последний человек в тех кругах и завсегдатай министерских дел.
— Сэр, — горячо возразил мальчик. — Я неоднократно сражался с… Волан-де-мортом. Один на один. Я, правда, считаю, что с Люциусом Малфоем смогу управиться. К тому же, я хотел бы сделать что-то полезное для школы, а не для Фаджа. Поймите правильно.
Вопреки тому, что сказал, Гарри молился, чтобы был понят неправильно, иначе директор не подпустил бы на пушечный выстрел к белокурому ангелу.
Профессор Дамблдор тоскливо вздохнул, но согласился:
— Хорошо, Гарри, ступай. Ничего не обещаю, но на следующем собрании совета, я предложу твои услуги мистеру Малфою.
О, да! Фантазия незамедлительно и бурно заиграла. Поттер и сам хотел бы предложить свои самые разнообразные услуги Люциусу, но ещё памятуя о том, с кем находился в кабинете, смыл с лица мечтательное выражение. Выдавив короткую, но пылкую благодарность, мальчик поспешил вылететь вон в коридор.
Перед каникулами, которые были не за горами, обязательно собирают комитет, чтобы подвести итоги семестра и обсудить планы на будущий, а уж самый нерадивый ученик Хогвартса будет тут, как тут, когда Малфой своей величественной поступью, опираясь на декоративную трость, войдет в стены зала заседаний.
Гарри даже придумал в чём пойти. Прошлогодние джинсы из которых он вырос, не только все ещё налезали на него, но и выгодно подчёркивали аппетитные ягодицы и стройные ноги. Наклониться или сидеть в них, конечно, было почти невозможно, но зад выглядел очень сексуально.
Парень закрыл лицо руками. Такие вот позорные идеи всерьёз заставляли задуматься о собственной вменяемости — куда больше, чем фантазии переспать с отцом своего одноклассника. С другой стороны его сверстники уже вовсю интересовались противоположным полом и некоторые даже умудрились лишиться невинности, причем неоднократно, так что в обычных подростковых желаниях Поттера не фигурировало ничего странного.
Что с того, что его влекло к человеку старше? Что с того, что его влекло к мужчине? Люциус в свои сорок выглядел великолепно, и даже много моложе своих лет. Гарри не дал бы ему больше тридцати, если бы не знал, что тот был ровесником Джеймса Поттера. К тому же, в их время не было ничего постыдного в противоестественных связях, тем более среди волшебников. В этом мире, и более необъяснимые вещи принимались обществом. Такие как, например, Северус Снейп.
Единственное, что могло беспокоить его друзей и всех, кому Гарри не безразличен, это то, что старший Малфой являлся бывшим Пожирателем Смерти, противником Дамблдора, социального равенства, высоких идеалов и просто скользкий типом, словом… Люциус был Люциусом. И пусть.
Поттер не мог сказать нечто подобное вслух, но неустанное доказательство своего превосходства, как бы там ни было — редкое и ценное отличие благородной крови. Ведь именно это, наверное, распалило в нем любовь. Люциус не был похож ни на кого из тех, кого Гарри встречал раньше. В любой обстановке, в любом окружении, этот мужчина — с родословной длиной в целую милю — сохранял лицо и респектабельность, держался выше всего и всех.
Нет, Гарри не отказался бы от него. Ни за что.
На уроке зельеварения, который вёл ворчливый декан Слизерина, следящий, как ястреб, и не упускающий ни единой возможности унизить кого-нибудь из учеников, профессор был крайне озадачен загадочной улыбкой Поттера, которая не исчезла ни после серии язвительных насмешек, ни после дюжины снятых с Гриффиндора баллов. Кольнувшая ревность и тупая боль в груди оставалась равнодушна к собственным заверениям, что причина этой улыбки скрывается не в любовных переживаниях.
У профессора появился соблазн случайно дрогнуть кистью с наполненным сывороткой правды сосудом над тыквенным соком Поттера во время обеда, и, несмотря на неэтичность метода, добиться истины, но Северус напомнил себе, что похожая зачарованная улыбка, пусть менее широкая, и до этого часто мелькала на губах парнишки, а никаких отношений он так и не завязал. Иначе слухи о местной знаменитости непременно дошли бы — до профессоров в том числе.
Ещё раз, для верности, треснув Поттера по шее свернутой в рулон тетрадью, Снейп прошествовал обратно к кафедре, за которой читал лекцию о свойствах жаброслей, и удовлетворённо отметил, что недовольные взгляды Гриффиндорцев в сторону Гарри охладили его пыл. Теперь, парень слушал менее рассеянно, почти внимательно, прекрасными зелеными глазами Лили глядя прямо на учителя.
Поттер, верно, даже не подозревал, что под гнётом этого взгляда профессор Снейп боролся со стаями бабочек, порхающих где-то глубоко в животе, что прикладывал усилия, дабы не растерять мысли и держать в узде сердечный ритм.
У него и не было причин подозревать. Хогвартс не знал человека более непроницаемого, чем профессор Северус Снейп, который мог сохранить любую тайну, победить любую слабость, пережить любую боль, и при этом преподаватель зельеварения всегда делал то, что от него требуется.
Как он держался? Сам не смог бы себе ответить. Пожалуй, всему виной была ответственность, и Северус не имел права забыть о ней, нарушить свои клятвы, бросить Поттера, сына любимой женщины, предавшей его.
И Снейп молчал, доживал свой век, преисполненный сожаления, одиночества и беспросветной рутины, в которой никогда не будет ничего хорошего, даже надежды, где смотреть можно только издалека и никогда не коснуться; но никто не запретит обманываться иногда, что мальчишка улыбается именно ему.