In my darkest hours I could not foresee That the tide could turn So fast to this degree Can’t believe my eyes How can you be so blind? Is the heart of stone, No empathy inside? Time keeps on slipping away And we haven’t learned So in the end now what have we gained? © Within Temptation — Our solemn hour
Терять близкого человека всегда нелегко, а уж если вы знакомы с самого детства, да еще и официально связаны, это ранит вдвойне. То знаменательное утро выдалось ясным и солнечным, что абсолютно не соответствовало внутреннему состоянию шатенки, бредущей сейчас по одной из редких тихих улочек в самом центре Северной столицы России. Середина зимы, как и обычно, принесла с собой мороз и лёгкий снежок, кружащийся в воздухе, но Юниана этого не замечала — вокруг неё будто бы царила аномальная зона. Силы, которые в свое время родная бабушка по отцовской линии успешно блокировала, сейчас давали о себе знать. Вообще в последнее время у Юни всё шло наперекосяк: сначала эта нелепая ссора на пустом месте с братом, потом абсолютно непонятный даже для самой Юнианы конфликт с Саруманом, а теперь пожар в её доме, в котором погиб сын, а после и супруг. Лаки был для девушки своеобразным якорем в этом мире. Отчасти именно их с Юни любовь и не давала балансу печати Калеодоры О’Шейн нарушиться окончательно и бесповоротно. Впрочем, рано или поздно это должно было случиться. «А вот и офис «Красной Спальни» в нашем городе», — как-то зябко поежившись, подумала Юниана, толкая двери одного из довольно старых зданий исторического центра. Нет, Валентайн отнюдь не было холодно. Это было скорее предчувствие чего-то важного, что как-то не особо и относилось к предстоящему диалогу с интервьюером. Словно бы что-то давно забытое должно было вернуться в её мир. Странное, очень странное ощущение. На входе за современной стойкой Юниану встретила довольно молодая барышня лет двадцати, которая, узнав имя, и сопроводила Юни непосредственно в комнату для бесед, после чего незаметно испарилась. В помещении, стоя у окна с чашкой чего-то горячего в руках, уже ожидала особа лет тридцати со светлыми волосами и тёплой, судя по отражению в стекле, улыбкой. Юниане хватило одного взгляда на эту женщину, чтобы вновь испытать странное и давно забытое чувство материнского тепла и защищённости. Но интервью уже начиналось, и Юни постаралась откинуть в сторону все лишние мысли. — Доброго времени суток! Меня зовут Айнарин Лютова, я являюсь представителем модного дома «RED BEDROOM». Я хотела бы задать вам парочку вопросов, если вы, конечно, не против, — произнесла блондинка, опускаясь на один из диванов и жестом предлагая Юни занять другой, что та и сделала, хотя ей почему-то хотелось сесть рядом и обнять, опустив голову на плечо незнакомки. — И вам доброго дня, мисс Айнарин. Да, конечно. Надеюсь, смогу быть полезной, — ответила Юниана, пытаясь хоть немного отвлечься от внутренних переживаний. Так завязался весьма тяжелый для обеих представительниц прекрасного пола разговор. Отвлечься не вышло: вопросы Айнарин, на которые Юниана сама подписалась, дав согласие на интервью, пробуждали неприятные воспоминания. Перед глазами Юни проносилась ссора с Лаки, что привело к выбросу стихийной магии, а затем пожару в квартире… Последствия ужасали. Почему-то Юниане казалось, что Айнарин тоже крайне непросто даётся этот диалог: с каждым новым вопросом голубые глаза тускнели, а грусть, исходившую от Айны, сложно было не уловить. — В сети также появились слухи о том, что вы после случившегося пытались совершить суицид. Это действительно правда, или выдумка жёлтой прессы? — вопрос Айнарин задала с видимым трудом. Это вызвало у Юни удивление: неужели журналистку, ежедневно выслушивающую тонну таких же историй, так тронула её, Юнианы, судьба? Это казалось странным, но лишь на миг: ответить на такой вопрос было сложно. — Ох, слухами земля полнится и, к сожалению, не все они беспочвенны, — подтвердила Юниана, с ужасом наблюдая, как в глазах собеседницы плескаются дикая тоска и грусть. Саму Юни этот вопрос застал врасплох, а потому та ненадолго умолкла, собираясь с мыслями, чтобы ответить: — Это правда, но, к счастью, мне не удалось этого сделать. Тогда как раз Джереми пришёл и спас мне жизнь. Спустя еще минут десять встреча подошла к концу. Юниана чувствовала себя странно, и она могла поклясться: Айнарин ощущает что-то похожее. На протяжении всего интервью Юни не отпускало чувство, что Айну она хорошо знает, и вовсе не как известную на весь мир актрису — скорее, как кого-то знакомого, тёплого… родного. Любопытство пересилило страх, и Юниана, затаив дыхание, спросила: — А мы с вами не знакомы были раньше? Когда-то давно… Карие, словно корица, глаза встретились взглядом с небесно-голубыми и в последних мелькнули какие-то странные искорки. Страх? Юни не была в этом уверена — искры исчезли через мгновение. Ещё спустя пару секунд Айнарин отрицательно покачала головой, и тогда, тихо попрощавшись, Юниана с тяжестью на сердце покинула помещение.***
Когда за Юнианой закрылась дверь, Айна осталась сидеть на том же диване, безжизненно глядя на дверь. Вопросы застряли в горле нарастающим комом, а ответы на них стучали в висках похоронным набатом. Это было страшно — слушать всё это, не имея никакого права обнять, успокоить, погладить по голове и сказать, что всё пройдёт. И после вопроса Юнианы ей стоило огромных усилий смолчать. Сейчас не время и не место для такого разговора. Может быть, потом Айнарин сможет открыть правду. Плохо то, что Юни что-то почувствовала — кажется, блокирующая печать сломалась, и теперь… — Миссис Лютова, там такси приехало, — в помещение заглянула шатенка, сидящая на рецепции главного российского офиса «Красной спальни». — Спасибо, Лив, уже иду, — Айна натянуто улыбнулась, не выдавая своих эмоций. Кивнув, Лив вышла, оставив Айнарин в одиночестве. Ненадолго — решив не задерживаться, та прошествовала на улицу, где её действительно ожидало такси. До аэропорта было ехать и ехать, и Айне следовало бы подумать о дальнейшем перелёте из Петербурга в Нью-Йорк, но её мысли были не здесь. Только что она, Айнарин Лютова, брала интервью у своей родной дочери, которую не видела более сотни лет.