Блики сонного песка

      Массивная металлическая коробка с широкими толстыми стеклами неповоротливо ехала по заполненной легковушками просторной городской дороге. Зачарованный автобус, невидимый для посторонних, был практически пуст, не считая двух человек: безликого водителя за баранкой и, собственно, меня, от скуки занимающего одно из мест спереди у правого окна. Взгляд фокусировался то на людной прощади за стеклом, не пропускающим никакие внешние звуки в салон, то на отражении моего лица — нерешительно отступающего в мыслях от привычной однообразности бледного темноволосого мальчика десяти-двенадцати лет.       Это место способно быть тем, чем необходимо, — и почему-то сейчас для меня оно выглядит как темно-серый салон… Автобусы едут куда-то, имеют маршрут, не слоняются по миру без цели. Так куда еду я?..       Сунув руку в карман черных брюк, я нащупал холодный металл и выудил на свет несколько толстых тяжелых золотых монет. Плата за нахождение в безопасном (потому что скрытом ото всех) месте составляет одна монета за вход. Внутри можно пробыть хоть целую вечность: и никто до тебя не доберется; никто, элементарно, не заметит твоего присутствия в городе — да во всем мире. Но, будучи запертым в абсолютной безопасности, ты многого лишаешься. Отказываешься от всего света. Монет предостаточно — стоит ли рискнуть?..       — Останови автобус у ближайшего отеля, — выделил я интонацией последнее слово, сунув монеты обратно в карман.       Водитель, молодой мужчина, больше похожий на телохранителя, удивленно нахмурился, обернувшись.       — Вы серьезно? — усомнился он. — Может, лучше поедем дальше? Городские пейзажи закончатся, полюбуетесь полями, лесами…       — Хочу выйти.       Идея не пришлась ему по вкусу, но что он мог поделать, всегда следующий моим указаниям? Невидимый зверь из стекла и металла обогнул площадь, серые плиты которой обтесывали подошвы многих десятков спешащих туфель и ботинок. Люди на отдалении казались даже занимательными: со своими мыслями — уникальными в плане оттенков, но не общей новизны. Однако приближаться к ним хотелось мало. Только изучать со стороны, точно хищника за стеклом зоопарка.       С мягким шипением автобус плавно остановился у высокого узкого здания, словно выдернутого с набережной Амстердама и от бездумья воткнутого между двумя зеркальными многоэтажками. Бессчетное количество окон, сливающихся в прозрачные стены, слепили отражением солнечных лучей, а лишенная вывески гостиница для мне подобных становилась пятном настолько темным и неприглядным, что взор сам собой ускользал в сторону, не фокусировался на стареньких прямоугольных оконных рамах, проглотивших непроглядную тьму.       Дверь открылась, и я осторожно подошел к ступеням. За ними начинался бескрайний мир, в который я без присмотра никогда не ступал. Но теперь… раз от жизни в богатом доме с родителями и прислугой осталась лишь горстка монет для убежища, необходимо выживать самому. Хотя бы осмотреться.       — Ты будешь здесь? — взволнованно оглянулся я на водителя.       Он молча кивнул. В серых глазах читалось искреннее беспокойство. Этот человек — иллюзия, проекция убежища, живого изменчивого существа, что поглощает за монеты нуждающегося в помощи, вырывает его из пространства и времени, защищает, сокрыв. Но несмотря на оторванность таинственной, почти всемогущей сущности от нашего мира, убежищу известно практически все: водитель знает про охотников за головами, ворвавшихся в ныне разрушенный дом, руины которого вряд ли когда-нибудь заставят исчезнуть впитавшиеся в дерево и камень лужи крови… Знает о том, кто заплатил им за истребление моего рода. Я тоже догадываюсь: соревнующихся невесть по каким причинам магических семей в этих местах не так уж и много. Надо же, как спокойно я об этом говорю…       — Сколько времени прошло? Как долго я был здесь?..       — Времени? — по-доброму усмехнулся водитель. — Такого понятия здесь не существует. Там, — кивнул он на площадь, — уже успел наступить день.       — Их убили этой ночью?.. Всего каких-то двенадцать часов назад… По ощущениям… мы ехали несколько лет…       Неосознанно я посмотрел снова на свое отражение в распахнутой двери: никаких изменений. Вообще ни малейших.       — …но внутри у меня время не стоит на месте… Я пережил утрату, смирившись с одиночеством. Я уже не так хорошо помню, какая вещь где лежала в нашем доме… только в общих чертах. Если я останусь здесь, — заглянул я в стальные, но вовсе не бесчувственные глаза собеседника, — то никогда не стану взрослым; для окружающих так и буду выглядеть как ребенок.       — За безопасность необходимо платить, — пожал плечами водитель. — И я не о монетах.       Платить, говоришь… За взросление, стало быть, тоже… Держась за поручень, я спустился на асфальт так же, как если бы погружался в воду неизученного ранее бассейна. Мелькающие между мной и отелем люди не видели ничего странного в ребенке, внезапно появившимся из ничего: любые странности проще списывать на невнимательность и обман восприятия, чем допустить магическую причину произошедшего. Автобус, затаив искусственное дыхание, стоял позади; водитель неотрывно буравил взглядом мою спину. Приятно знать, что в случае неудачи тебе будет куда бежать, где спрятаться, однако полагаться всецело на чужую опеку, я думаю, больше нельзя…       Набрав загазованного городского воздуха в легкие для подпитки слабеющей решительности, я прошагал к двойным деревянным дверям с мутными стеклянными ставками, рывком отворил одну и юркнул с улицы во тьму.       Секунду-другую мне не было ничего видно — магии тоже порой требуется время. Но впереди в метрах четырех-пяти над полом постепенно разгорались грозди янтарных лампочек огромных величественных люстр. С торжественной соборной высоты свет обласкивал стены, скрытые деревянными панелями, множество лестниц, вьющихся и пересекающихся, будто спутавшиеся нити в клубке пряжи. В громадных темных глиняных горшках стояли мощные растения с листьями настолько большими, что могли бы послужить отличным зонтом во время дождя в тропическом лесу. Мягкие полосатые диваны с воздушными спинками облепили люди самых разных рас и возрастов и на первый взгляд они казались вполне обыкновенными, но — у той пожилой дамы из пера, воткнутого в шляпу, ссыпались волшебные искры, а у вот того молодого человека правую кисть целиком покрывала медь — зачарованный металл, пластичный и теплый, служил ему протезом.       Я шел медленно и озирался, сверкая восторженной улыбкой во все стороны, но ни приковывая этим к себе ни капли лишнего внимания. Периодически туда-сюда бегали носильщики с тихонько шумящими багажными тележками, и приходилось уворачиваться, так как взрослого человека разглядеть им было легко, а в ребенка могли и врезаться.       Слева от ресепшена приземистая арка распахнула двери с пестрыми мозаичными стеклами. За маленьким порожком виднелись винтажные деревянные шкафы, надо думать, с верхней одеждой сотрудников.       …Интересно, в качестве платы за номер они принимают такие монеты? И на сколько дней хватит одной? Все-таки их крайне сложно раздобыть: у представителей знатных семейств — и то по пальцам можно пересчитать…       Погрузившись в вопросы, пока лишенные ответов, слишком основательно, я в последний момент увернулся от очередного носильщика, после чего вовремя замер, избежав столкновения с также пересекающим холл высоким мужчиной. Едва я поднялся взглядом по его голой руке к грязным длинным волосам, отпущенным до плеч, как воздух ледяными иглами пронзил мои легкие, и я задержал дыхание, словно этот, с позволения сказать, человек мог учуять меня по неосторожному выдоху… Разодетый в черную кожу, бликующую стальными пряжками и молниями, он грозно стучал подошвами громоздких сапог по лакированному полу. Темно-пшеничная короткая щетина покрывала широкую челюсть и мощную шею. Орлиные глаза из-под сведенных косматых бровей сканировали всякого человека в округе. Я избежал внимание охотника за головами лишь благодаря случайности: он, как и я, отвлекся на суетного носильщика. На шипастом поясе бряцал облегченный арбалет, уже заряженный металлическим дротиком: такой запросто пробьет даже камень с почтительного расстояния, что уж говорить о хрупком детском скелете…       Какова вероятность, что этот наемник тоже получил тот роковой для моей семьи заказ?.. Открыта ли на меня охота — как на последнего выжившего?.. Сколько угодно можно было надеяться на менее тяжкую долю, но вера в лучшее действиям не помеха. Надо было выбираться, не рисковать…       Наемник остановился в хвосте короткой очереди у ресепшена, я же развернулся в обратную сторону, к парадным дверям, — как вдруг в бок мне влетела тележка! Сумки с нее, грохоча, посыпались на пол, я рухнул в окружении них. Постояльцы удивленно уставились на повалившуюся тележку, испугавшегося за карьеру носильщика и встающего с колен меня…       — Мальчишка! — оголив неровные зубы, пробасил охотник за головами. На не то что привыкшем — тянущемся к крови лице прорезалась широкая безумная, полная спортивного ража улыбка! Каменные пальцы сжали рукоятку арбалета.       Присутствующие в панике понеслись к выходу из отеля! Все они знали: наемники не осторожничают, и если между ними и целью попадаются случайные люди — сами виноваты и обязательно умрут. В доказательство этого охотник совершил первый выстрел, и пробегающий мимо молодой незнакомец упал подле меня замертво с дротиком, торчащим из виска. У дверей образовалась толкучка, люди истерично кричали, топтали друг друга, так что я, воспользовавшись секундами, необходимыми профессиональному убийце для перезарядки арбалета, стремглав бросился к арке у ресепшена. В панике носящиеся постояльцы и работники отеля задержали наемника еще на несколько секунд, однако, к сожалению, не помешали ему заметить, куда я делся. Выгаданное время я потратил на поиски выхода из гардероба. Справа от входа тройка ступеней вела к простецкой двери, но следующий дротик со свистом пролетел возле правого уха, исчез за продырявленной дверцей одного из шкафов, и я в панике, превращающей сердце в барабан, ошибочно бросился налево. Никакого выхода из гардероба там, конечно же, не было, и теперь от желанной двери меня отделял вбегающий в комнату наемник.       Со всех ног я помчался за шкаф, прижался спиной к его боковой панели. По вине слабеющих ног я оседал на пол — только это и спасло меня от попадания дротика в голову! Металл с громким хрустом прогрыз обе боковые панели шкафа и, показавшись на мгновение над моей макушкой, вонзился в стену.       Перезарядка… Я слышал ее, но ничего не мог поделать! — ребенок, не умеющий еще колдовать. Добежать до ступеней я бы точно не мог: практически почувствовал, как в этом случае сильные ручищи схватили бы меня за одежду, до боли стиснули бы — и свернули б шею в один миг!..       Стучали тяжелые шаги, позвякивал металл. С заряженным арбалетом наемник обходил шкаф. Он ликовал, что загнал в угол жертву, — радовался всей своей черной душой… Встретившись с ним взглядом, я окончательно растерял силы, сжался на полу, прикрыв голову руками, как будто это могло отдалить мою гибель или сделать ее безболезненной…       Недостижимая для меня дверь распахнулась, и оба мы взглянули в ту сторону. Стоящая на верхней ступени юная горничная в черной униформе и белоснежном переднике взмахнула обеими руками, как бы разрывая пространство, и именно это оно и сделало! Позади охотника за головами воздух продрался на лоскуты, явилось мутное зеркало, с водной поверхности которого доносились приглушенные звуки, совершенно не принадлежащие этому месту. Девушка топнула, вновь взмахнув руками от себя! — и невидимая сила закинула наемника в портал!       Проход сквозь пространство схлопнулся. Придержав юбку чисто по привычке, без надобности, горничная сбежала по лестнице и замерла надо мной.       — Я еще только учусь, — извинилась она, — вряд ли смогла отправить его далеко. Вам надо спасаться! Есть куда пойти?       Кивнув, я поднялся, искренне понадеялся, что сумел вложить в этот самый кивок и ответ, и безмерную благодарность за спасение жизни; говорить я сейчас не был способен — губы сводило на нервах. В холле уже было пусто, лишь разбросанные вещи да тело застреленного служили напоминанием о произошедшем… Частые легкие шаги разносились эхом среди скрещивающихся лестниц; я добежал до дверей, продолжая испытывать головную боль от направленного арбалета. Вырвался на шумную улицу!..       Автобус стоял на прежнем месте, водитель наблюдал за мной, задыхающимся, взбегающим по ступеням в салон. Только когда двери с шипением схлопнулись, я опустился на пол в проходе, не добравшись до сиденья, и кое-как отдышался.       — Как все прошло? — сочувственно поинтересовался водитель.       Он знал, какая именно сцена разыгралась в отеле, видел все в мельчайших подробностях — стены не были ему помехой. Так что вопрос подразумевал лишь мою субъективную оценку, давал возможность выразить превращающиеся в вечный осадок чувства.       — Отвратительно… — разомкнул я онемевшие губы. — Ужасно…       — Вам нет нужды так собой рисковать. Вы можете остаться здесь — навсегда.       Опомнившись, я достал из кармана монету и положил ее на широкую ладонь.       — Нет. Мы поедем в другое место: туда, где негодяев не будет, а люди — отзывчивы и отважны, как эта горничная.       — Зачем так собой рисковать?..       — Потому что это лучше, чем заставить собственное время остановиться.