В глазах было мутно. Грудная клетка болела, но терпеть можно. Не было никакого солнца, что означало, что сейчас совсем не день. Риккардо казалось, что он все еще спит, но эту мысль пришлось отвергнуть, ведь при каждом тяжелом вздохе помимо боли, на животе ощущался вес чьего-то тела. Немного приподняв голову, ему открылась довольно милая картина: Чарли, сидя на полу, облокотился телом на диван и мирно спал, положив голову криминалу на живот. Волосы растрепаны, глаза припухшие и покрасневшие от слез, но беспокоило больше всего то, что на щеке художника было засохшее пятно крови. Что это кровь — не было никакого сомнения. Также понятно чья…
Мафиозник помнил, что случилось ночью. Помнил как его подвел напарник, которого к нему приставили для дела в котором он и так хорошо разбирается. Помнил, как тот сначала направил на него ружьё, но реакция Де-Карли позволила выбить его из рук предателя. Не учел лишь одного, что бывший напарник успеет достать нож и сильно ранить, при том, что Риккардо попытался отскочить. В таком состоянии его и бросил изменник, неизвестно почему не убил. Все было провалено, но не потеряно. Как добрался домой он уже не помнил…только зеленые напуганные глаза… К Чарли хотелось идти в последнюю очередь, ведь пугать его таким видом не хотелось. Но пришлось, других путей не было. Он не мог никуда пойти кроме дома художника, который в свою очередь повёл себя очень храбро. У мафиозника была мысль, что Батлер может вызвать скорую или вообще бросить на лестничной площадке. Но он не бросил, подлатал, хотя прекрасно было видно, что он боялся, состояние шока мешало ему, руки тряслись…хотелось просто оказаться в любом другом месте, только не видеть этих слез, которых не замечал Чарли.
Часы с одной стрелкой показывали за шесть. Дыхание художника стало прерывистым и нервным, что напрягло Риккардо. Со стороны Чарли послышались…всхлипы? Лоб покрылся холодным потом, а нос начал морщиться. Глаза художника приоткрылись, они были опять влажными и немного болели. На вихревые волосы легла рука криминала, это успокаивало.
-Ты как? — Риккардо волновался о соседе больше чем о себе.
-Это я должен спрашивать… — Чарли не уходил от руки, ему было приятно и спокойно, ведь это давало понять, что с Де-Карли все хорошо, он рядом и в полном порядке. Почти…
-Эй…все нормально и не такое переживал, ну чего ты? — мягко проговорил мафиозник смотря в блестящие изумрудные глаза, которые наполнялись слезами каждую секунду все больше и больше. Пострадавший не привык видеть слезы художника, только один раз, когда у того была истерика, по какому поводу он не знал, да и не спрашивал, лишь пытался успокоить.
Чарли же в свою очередь пытался что-то сказать, но выходили отрывки непонятных фраз через всхлипы и попытки не разреветься.
-Ну все…не плачь — погладив еще раз художника по голове, он попытался привстать, в чем блондин ему сразу же помог и он почти безболезненно принял положение полусидя. Позже художник принес ему еды и с ней тоже помогал.
Весь вечер Чарли не отходил от Риккардо. К десяти часам Батлер начал перевязку, так как мафиозник сказал, что бинт нужно менять каждый день, но он не настаивает на помощи, в ответ на эти слова Чарли сказал, что готов помочь ему во всем и ему совсем не сложно.
Аккуратно сняв слои белой ткани, художник начал проводить уже знакомую процедуру. Со стороны криминала слышалось шипение и даже ругания.
-Потерпи пожалуйста…- тихо просит блондин, промакивая свежую марлю в воде.
Кровавые подтеки медленно вытекают из незатянувшейся раны. Тонкие пальцы художника аккуратно проводят по алой линии, каждый раз слыша сдавленное, тихое шипение. Риккардо терпел — знал, что Чарли старается максимально безболезненно обработать рану. Любой другой врач будет действовать быстро и профессионально, даже не обращая внимания на то, что их больной чуть ли не умирает от боли. А у Батлера золотые руки, ощущение, что он даже не дышит, боясь только этим навредить пострадавшему соседу.
Наконец самая сложная часть завершена и художник, взяв бинт начинает перевязку. Он просит Риккардо подержать конец ткани, пока он сделает рукой круг от начала, по мощной и напряженной спине до раненой груди. Делает первый маленький узелок, что бы было проще обматывать мафиозника в полумумию. И так круг за кругом, пока алые капли не поблекли и исчезли под слоями ткани.
Слышится облегченный выдох сразу в двух сторон и атмосфера уже перестает быть такой накалённой. На лице медбрата расцветает легкая улыбка. Он сделал это — он не побоялся и не бросил, просто помог чем мог. А в ответ слышится тихое «Спасибо…» и благодарная улыбка уже у Риккардо.
Потом такой привычный и теплый вечер на диване, когда оба спрятавшись от всего мира под широким пледом, мирно общались и осыпали друг друга скромными улыбками. В этот вечер Чарли уснул первым, свернувшись под боком соседа, который впрочем был не против сопящего ему в плечо ослабевшего комочка счастья, к которому он кажется привязался…
***
В аудитории снова тихо. Один художник в полном молчании слушает музыку в подаренных ему соседом наушниках. Только карандаш скребёт по бумаге, продавливания в ней линию за линией, соединяющейся в портрет черно-белого мужчины с легким прищуром и строгим взглядом. На нем пиджак и цилиндрическая шляпа с округленными углами…
Только сейчас Чарли поймал себя на мысли, что он по памяти рисует Де-Карли. Человека, о котором он знает все, что тот разрешил о себе узнать. Не просто человека, а близкого друга, которого ни за что не бросит. Даже больше, чем просто хороший друг — тот к кому привязался, тот от которого ни на шаг бы не отступил.
Даже в это утро когда Чарли разлепил глаза, на журнальном столике его уже ждал чай и рядом сидящий сосед, рассматривающий уже неспящего художника. Если бы мафиозник насильно не уверил, что с ним все будет хорошо и не убедил его сходить в художественную школу, то тот так бы и вился вокруг криминала, боясь, что что-то случится.
И как итог — Чарли снова вдыхает свежий воздух, берет карандаш в руки и рисует. Но думает совсем не о рисовании… Все мысли заняты строгими при деле и мягкими в разговоре с ним глазами, двухцветными волосами, собранными в хвост, бледностью лица, низким голосом… Рука в то же время вела карандаш по бумаге, подцепляя лист.Так и получился рисунок очень схожий с оригиналом, но не лучше.
Как же так вышло, что у него чуть не отобрали дом, угрожали, но с этим маньяком ты сдружился и даже как-то сблизился. Ведь у них давно нет понятия «личное пространство» и если Батлер уснет у мафиозника на животе, плече, в ногах — то это нормально и некому не мешает, лишь бы удобно было. Но все же смущает. Когда засматриваешься уже не на блестящую сталь ножа, а на сосредоточенно лицо, то кажется, что Де-Карли чуть ближе, чем друг, но кто еще не понятно…
Он мог еще долго размышлять, но пообещал себе, что не задержится, ведь в квартире его ждет пациент, которому еще и перевязку делать.
Снова… Собирая свои вещи, Чарли рассматривал то, что у него получилось — прекрасный портрет, который он обязательно подарит своему соседу. Затем разглядывает помещение на выходе и замирает.
В углу стоит постановка живописи, а в глазах начинает немного рябить, черные, серые и белые цвета перемешиваются и на миг он видит какой-то другой, совершенно ему неизвестный, яркий и точно не из тех оттенков, которые он видит каждый день, цвет. Но буквально на миг, потому что в следующую секунду всё становится опять тем же самым хмурым и однотонным. Чарли стоит в замешательстве, он не понимает что произошло, что это сейчас было? Мысли идут кругами, он еле успевает ловить хоть одну из них, теории, ответы, догадки, вопросы… и до него доходит, что возможно сейчас, именно в этот момент, он видел что-то кроме однотипных серых цветов.
-Но это невозможно… — совсем тихо.
И всё же одну мысль удаётся подцепить. Его лечащий врач, следящий за протеканием его отклонения как-то говорил — «…его Дальтонизм* это вражденная отклонённость и есть очень маленький процент возможности её излечить… Если все-таки у него есть шанс различать цвета, то повторюсь, он невелик. Ему можно выписать корректирующие очки, это может помочь, но если они не будут помогать, в таком случае единственный выход — дорогостоящая операция…» Тогда он с матерью был на приёме, ему было лет семь, он почти ничего не помнит из того времени. Сейчас же он уже редко ходит к этому доктору, а если честно, то после
ее ухода из жизни он больше туда не возвращался. Этот врач напоминает ему его мать, у него до сих пор плохие воспоминания и он не может ее забыть. Этот врач никогда не был ему просто дяденькой из больницы. Дело в том, что он очень хорошо общался с его матерью и в подростковом возрасте чуть ли не заменял отца до того момента, пока художник не закрылся в себе после потери родного человека и потерял надежду на восстановление и восприятие цветов. Но сейчас, увидя оттенок точно не чёрно-белых цветов он готов стереть все рамки и пойти в ту самую больницу, в тот самый кабинет, через те самые воспоминания, но добиться совета от того самого человека, от которого по непонятным причинам он отдалился.
Он уверен, что ему не показалось
И он быстро выбегает на улицу, чуть не забыв о лёгкой куртке, спасающий от весеннего ветра. Несётся по тротуарам мимо ларьков, людей, таких же как и он подростков спешащих куда-то. Он знает, что если он быстро забежит в квартиру, не объяснив ничего Риккардо, возьмет какие-то документы и не ответив ни на один вопрос, выбежит обратно в неизвестном направлении, то потом придётся очень долго объясняться и пытаться убедить волнующегося мафиозника в том, что нет ничего страшного, что он всего лишь ходил в больницу. Хотя вот об этом лучше не говорить, иначе начнутся долгие расспросы о здоровье…
Но он так и делает. Забегает в квартиру, выбирает какие-то документы из маленькой тумбочки, пока Де-Карли молчаливо за ним наблюдает.
-И куда это ты? — голос ровный, спокойной, но Чарли знает что он волнуется. Задаёт всего лишь один вопрос.
— Мне э… — художник мнется так как до сих пор не продумал, что он скажет и как оправдается. Но его друг очень тактичный, поэтому поняв, что ему ничего не скажут, лишь спокойно даёт совет:
— Будь пожалуйста осторожнее и вернись, желательно до ночи, я не хочу тебя потом искать по всему городу — Казалось бы он говорит немного грубо и неприятно, показывая, что не хочет тратить время на художника, но на самом деле он всего лишь волнуется и это видно по глазам, которые оглядывают его с ног, до головы. Он этими словами предостерегает его. Позже еще напоминает, что когда-то он сам пришёл не в лучшем состоянии и закрывает за Батлером дверь.
И художник ему безмерно благодарен, что не задает лишних вопросов, что понимает, что всё равно в скором времени тайна будет раскрыта самим Чарли он сам потом найдет нужный момент и расскажет в чем дело.
Он идёт по указанному адресу в больничных документах, надеясь, что тот врач всё ещё там, что все еще работает по тому же графику. А еще он тревожится что возможно его не примут, отторгнут, скажут, что надо было раньше. Что посмотрят как на человека, который ушел, ничего не сказав и являлся предателем.
в послеобеденное время работает не так много врачей, но он точно помнил, что
тот самый работал после обеда, принимал самыми последними, но всё равно выслушивал, помогал как мог. И вот, он шагает по коридорам, который эхом отдает каждый стук лёгких кроссовок о керамический пол. Вот,
тот самый кабинет, он не изменился, всё тот же стертый номер, чуть-чуть сбившийся внизу угол двери и она всё также скрипит. Он вежливо спрашивает очередь, на что ему отвечают грубо. Садится на одну из лавок, складывает руки в замок на коленях и лишь нервничает. Затем слишком резко встает, подходя к двери и читает надписи, все тем же каллиграфическим почерком там написано лишь имя, отчество и фамилия, от чего сначала холодеет, потом теплеет и воспоминания бьют ключом. Он садится под косые взгляды и ждет, сжимая документы, слегка приминая их. Очередь двигается слишком медленно, но когда перед ним остается один человек, хочется замедлить время, потому что кажется, что теперь оно летит куда-то, пропуская всё на свете.
Он медленно, прикрывет за собой дверь и вскидывает голову: перед ним человек с тёмными волосами и редкой сединой, глубокими, темно-карими глазами, заметными морщинками вокруг глаз, в белом халате, но всё ещё
тот самый человек.
-Федор Контантинович…? — робко выдает зеленоглазый, боясь ошибиться
Он медленно поднимает голову и понимает — не ошибся. В глазах напротив читается удивление, потом море теплоты и он, встав из-за стола, быстрым шагом подходит к Чарли и ничего не спрашивая, не уточняя, просто заключают в крепкие объятия.
-Боже Чарли, ты ли это, как же я давно тебя не видел…ты…ты так изменился, ты подрос и…что тебя привело ко мне? Тебя так давно не было и… — он радовался, увидев давно потерянного человека, обнимал крепко, говорил быстро, сбивчиво и совсем не был похож на какого-то хмурого доктора, который диктует заученные термины.
— Я видел цвет… — выдает художник и лицо врача сразу меняется, он серьёзно настроен на этот разговор…
