***
Надо было определить темп ходьбы. - Лика, сколько отсюда идти до границы Теократии? - Не более двенадцати часов. Если поторопимся, то можно и за восемь часов быстро прибежать. - Все, отлично. За половину дня спокойно дойдем. Сейчас раннее утро, так что мы будем там ближе к вечеру. - Угу. Ко мне обратился Хамки. - Семен, я вот смотрю на вас и все больше убеждаюсь в вашей отсталости. - В каком плане? - В моральном. Ты зверски убил ту девицу. - Попрошу вспомнить, что если бы не я ее, то она меня. И не думаю, что она бы убила "аккуратно". Просто перерезала бы глотку - и все. - Хотя да, ты всё же прав. Она первая подала агрессию, и ты действовал не задумываясь о гуманности. Но все же интересно: зачем она пыталась убить эту умари? - Честно, не знаю, да и как-то всё равно уже. Возможно из-за каких-то религиозных побуждений. - Вот я тоже склоняюсь к этому, здесь все на этом помешаны.***
Через час ходьбы в тишине, мы вышли на невысокую гору. Вид был прекрасный: равнина и горы. Вид на равнины портили две большие кучи людей. Одни переливались блеском доспехов, а другие, похоже, торговались с этими рыцарями. На горизонте были горы, отличавшиеся скалистостью. Там и находилась Теократия. Видом мы наслаждались молча. Я кивнул своим спутникам мол: "пошли". Мы обошли это огромное сборище людей через караван торговцев. На нас не обращали внимания, все были заняты чем-то своим.***
Или всё же обратили?.. Я заметил боковым зрением, что в нашу сторону косится какой-то рыцарь. Тот, поглядев немного, быстрым шагом пошел к основной массе своих. Я сделал жест идти быстрее. Мы вышли в поле. Трава была довольно высокая, но по колени, что исключало любой вид передвижения незаметно, кроме ползка по-пластунски. Комфортом можно и пренебречь, если представляется опасность. Это понимала и Лика, и Хамки. Хотя первая просто следовала моим указаниям, а для Хамки главной целью было попасть в Теократию. Мы ползли довольно долго, часа два уже, но отошли от лагеря не больше чем на полтора километра. Вдалеке послышался топот. То, чего боялся я уже несколько дней. Я максимально пригнулся в траве, буквально вбив морду в землю, Лика сделала то же самое. Я проверил оружие и доступ к нему. Нас, может быть, не заметят. Топот приближался. Я сжимал рукоять пистолета. Несколько вурлов промчалось мимо нас. Пронесло. - Эй, вы! Дьявол! Они просто разворачивались! Я поднял пистолет и пустил две пули в говорящего. Тот покачнулся в седле, а шум выстрела заставил лошадей встать на дыбы, сбив арбалетчиков с прицела. Этой секундной заминки нам с Ликой хватило для действий. Лика прыжком оказалась за одним всадником, и в сочленения доспехов воткнула один из клинков. Я снял еще несколькими выстрелами двух всадников. Этот бой был закончен. Но не моя война... На нас стремительно шел батальон. Именно рота: около двухсот всадников скакали в нашу сторону, медленно растягиваясь в кольцо. Я понимал, что это будет последний бой для всех нас. Я посмотрел на Лику. Ее лицо не выражало ничего, кроме полного сосредоточения. Она была готова драться до конца. Надо сказать ей то, что должен я был ей сказать еще после бойни в деревне. - Лика! Ты была лучшей из тех, с кем я стоял плечом к плечу в бою! Я очень сожалею, что своей глупостью втянул тебя в эту передрягу, из которой никто не выйдет живым. Прости. И Хамки, я знаю что я недоразвитый придурок. Прощай. - Я посмотрел на плечо. Хомяк исчез. Оно и к лучшему. Лика, на адресованные ей слова промолчала. Видимо, хотела что-то сказать, но не решилась. Враги стремительно приближались, их отделяло от нас около пяти сотен метров. Нас окончательно взяли в кольцо. Бежать даже тогда было бессмысленно, а сейчас бой неизбежен. Я дернул затвор. Нельзя допустить того, чтобы мое оружие попало им в руки в качестве трофея. Три сотни метров. Допустимая дистанция для стрельбы. Я вскинул автомат к плечу в взял на мушку самую густую часть кавалерии. Лика прокрутила в руке клинки. Если это и последняя бойня, в которой мне довелось участвовать, то надо с собой забрать как можно больше людей на тот свет.***
Болт, пробивший, по-видимому, печень, и рассеченное ударом меча левое плечо, мешали нормально двигаться. Патроны в автомате закончились еще на второй минуте боя, а сам автомат кончил свою огнестрельную жизнь под копытами коней. Лика, еще живая, несмотря на страшную рану в районе живота, продолжала резать зелирийцев как соленые огурцы на закусь. Но удар двуручного криса рассек мою бедную хранительницу напополам. В крови, застилающей глаза, я почувствовал влагу невольно потекшей слезы. Прости, Лика. Я не оправдал твои надежды и не сдержал слово: я не стал Верховным жрецом. Пика, пробившая спину, заставила меня вернуться в гаснущую реальность. Еще с момента перезарядки последнего магазина я сосредоточился на отсчет оставшихся боеприпасов. Осталось три патрона. Патрон я выпустил в направлении спины, где находился владелец пики. Хватка его ослабла, и я был свободен и независим, не считая болта и копья. А кто это на белом коне скачет?! Золотые волосы Вельги я теперь узнаю из тысячи. Почти вслепую, ибо на глазах стояла красная пелена, я выстрелил в сторону мелькающего хвоста. Чувства затупились, но я ясно услышал звук пробитой кирасы и хрип. Еще один удар мечом по щеке. Кровь начала накапливаться во рту. Я выхаркнул приличный кусок легкого, вперемешку с кровью. - Не вы меня убьете, уроды! Последнее что вышло у меня. Я вскинул руку к голове и почувствовал кожей чуть выступающий ствол пистолета. Последний патрон - мой.***
- Доложите о потерях. - Вернее будет сказать о выживших, милорд. - В смысле?.. - Перебито больше половины наших людей. В живых осталось только пятьдесят человек. Лицо человека в богатом доспехе помрачнело. - С такими потерями... Враг захвачен живьем? - Нет, милорд. У противника наблюдалось пять серьезных ранений, но он предпочел самоубийство из своего оружия. - Что за оружие? Оно сохранилось? - Нам неизвестно. Его не нашли. Видимо, оно было втоптано в землю вурлами. - Черт. Ладно, свободны. Рыцарь поклонился и вышел. Принц Кохрон подумал: "Приспичило же сестре на этого дурака идти, столько народу не за что угробила".***
Хамки молча наблюдал за бойней с высоты птичьего полета. Он считал что это не его дело, а лишь разборки недоразвитых существ. Тем не менее, его мучила совесть. Ведь этот человек, Семен, кормил его из своих запасов, а эта умари, к которой он относился с крайним пофигизмом, сейчас была доблестной защитницей его, и его "Гласа". И фактически,смерть обоих была на его совести. От такой мысли Саланганец только отмахнулся лапой, и не спеша полетел в сторону скалистых гор.