Hold me, Mother. I'm coming home...

— Это звучит слишком безумно и чудовищно, чтобы быть правдой, — Люсьен замер, словно его изваяли из чёрного мрамора, в то время как Терес, его верный Душитель, нервно мерил шагами покои в форте Фаррагут. — Но других вариантов у нас просто нет. И действительно: всё было напрасно, всё было зря. Винсент был прав — тысячу раз прав! Почему он его не послушал? Тогда удалось бы сберечь столько драгоценных жизней возлюбленных братьев и сестёр, такой трагедии удалось бы избежать… но приказ Слышащего не мог быть оспорен. Слышащий несёт волю Матери Ночи, разве не так? Повиноваться ему — один из Догматов, а Люсьен их никогда не нарушал. Может, зря?.. — Отправляйся в указанное в послании место, — Лашанс держал в руке записку, которой неизвестный предатель подменил его послание Душителю. Хотя, почему неизвестный? Он прекрасно знал, чей это почерк. — Найди того, кто подменяет контракты. А мне надо объясниться с Дланью, потому что пока всё выходит так, будто предатель — я. Я буду ждать тебя на ферме Эпплвотч, там, где ты убил старуху Драконис. Постарайся не задерживаться, Душитель. Терес замер, какое-то мгновение сверля Люсьена взглядом, потом кивнул и направился на выход из форта, оставив своего Спикера наедине с его чувством вины и бессильной яростью. «Твоя новая цель — лесной эльф по имени Анголим, живущий в Бравиле», — гласил текст записки. О, Матье… разве кто-то из Семьи когда-либо был жесток с ним? Никто и никогда. Тогда в чём же смысл? Что-то подсказывало Лашансу, что причина предательства его лучшего ученика скрыта намного глубже, захоронена в глубинах его тёмной души. Только вот как объяснить это Длани и самому Слышащему? Собрав со стола все принесённые Тересом записки, полученные им сначала от Люсьена, а потом и от Матье, он поднялся наверх, жестом подзывая Тенегрива, которого Терес брать отказался, заявив, что не заслужил такой чести. Его можно понять — он собственными руками перебил неполную дюжину невинных братьев, отправил в Пустоту души тех, кто был неизменно верен Семье. — Они знают, где я, верно? — тихо и с улыбкой спросил Лашанс у скакуна, заметив тень, выскользнувшую вместе с ним из форта. — Они будут меня ждать, чтобы убить. Казнить за предательство, которое я не совершал. Забравшись в седло, он повел Тенегрива к тракту, не собираясь скрываться от соглядатаев-призраков, чьё присутствие ощущалось, кажется, кожей. — Мы могли бы сбежать, Тенегрив. Затаиться, скрыться, пока Терес не найдёт доказательства. Но много ли в том чести? Если я сейчас буду прятаться, словно крыса, разве такое поведение не подтвердит их подозрения? — Тенегрив всхрапнул, мотнув головой и кося алым глазом на своего всадника. — Если мне суждено умереть в попытке образумить Длань, то так тому и быть. Да, он мог сбежать с собственной казни, уже назначенной, подготовленной. Но не стал, потому что истина и процветание Семьи дороже его жизни. Столько крови было пролито напрасно, столько судеб покалечено, прервано — разве его существование может быть важнее того, чтобы найти и обличить предателя, прервать череду напрасных смертей? Нет. Тёмное Братство вечно, а Люсьен Лашанс — лишь глава этой бесконечной истории.