298.8

Чонгуку снилось, что он стоял у огромного окна в небольшой белоснежной комнате и нервно теребил края своей рубашки, шепча себе под нос какие-то слова. Это странно; обычно ему не снится что-либо, напоминающее реальность. В этом сне он чувствует собственное волнение, как, если бы ждал чего-то очень долго. Чонгук был уверен, что чувствует, как дыхание учащается, но не может подобрать нужных слов, чтобы описать все ощущения, которые у него были в тот момент. В следующем эпизоде он лежит на кровати, перед ним сидит молодой парень, чьи волосы выкрашены в пшеничный цвет, но, видимо, это было сделано относительно давно, потому что из-под вихря непослушных локонов были заметны черные корни. — Почему ты прекратил приходить ко мне? Я чувствую себя одиноко. — Потому что твой лечащий врач настоял на том, что лечение пройдет более продуктивно и стабильно, если ты будешь в состоянии покоя. Но я тоже скучаю по тебе, ты ведь знаешь. — Мне плохо здесь. Плохо здесь без тебя. Меня как будто посадили в клетку, бросив ключ от нее в дальний угол. Я не могу так больше, пожалуйста, забери меня. Чонгук видит дорожки слез на своих щеках, а в горле неприятно жжет от подступающей истерики. Парень, что сидел с ним, наклоняется, аккуратно сцеловывая влагу с чужих впалых щек и мягко поглаживая кожу рук под своими пальцами. Чонгук осторожным и медленным шагом обходит его боком, застывая на месте и смотря на профиль человека, что любовно обводит взглядом того Чонгука, который надрывно плачет и сильнее цепляется за чужие пальцы своими. Тэхен. Он видит, как Ким слегка приподнимается, прижимаясь своими губами к чужому лбу, но его взгляд падает именно на него. Он удивленно раскрывает свой рот, продолжая оставаться в состоянии покоя, и спустя несколько секунд позволяет своим губам тронуться в уставшей улыбке. — Как давно ты здесь? — Что происходит? Я схожу с ума, да? — Нет ничего страшного в том, чтобы иногда быть сумасшедшим. — Скажи это ему. Чонгук кивает головой в сторону себя, лежащего на кровати и, похоже, не слышащего чужого разговора. Он замечает, что Тэхен не выпускает чужую руку из своей, лишь крепче сжимая свои пальцы и с сожалением в глазах недолго прослеживая своим взглядом кивок младшего. — Но он не сумасшедший, Чонгук. Он в полном порядке сейчас. — Сейчас? — Сейчас. Тэхен отпускает чужую ладонь, не встречая сопротивления, и подходит к опустошенному Чонгуку, чей взгляд был все еще прикован к кровати. Старший останавливается напротив него, изучая каждый миллиметр родного лица и ничего не говоря. Он осторожно обхватывает чоново лицо и мягко разворачивает в свою сторону. — Я все еще не понимаю ничего, Тэ. Я не понимаю, что происходит. Не понимаю, почему сейчас чувствую отвращение от того, что вижу. Объясни мне. Объясни, прошу тебя. Ким всматривается в глубокие черные глаза, убирая прядку со лба и чувствуя ток в кончиках пальцев, стоит ему едва коснуться чужой кожи. Он не сразу отвечает, но черты его лица принимают задумчивый вид, былая расслабленность испаряется, а взгляд наполняется тяжелым свинцом. — Он просто старается жить дальше. И иногда у него не выходит, поэтому мы здесь. Он все еще теряется так же, как это делаешь ты. Я думаю, ему просто страшно, но это нормально, не так ли? Бояться чего-то так сильно, что иногда не справляешься со своими страхами. Главное помнить, что ты управляешь ими, а не они тобой. — Он — это я? — Ты — это он, Чонгук. Чонгук вскакивает с кровати, пытаясь отдышаться и сжимая руками место на груди, под которым отчаянно и глухо бьется сердце. Он сминает свою футболку, бегая глазами по комнате и прижимаясь спиной к изголовью кровати. Прикрывая глаза, Чон чувствует, как его виски отстукивают ритм собственного сердца, а в голове все еще крутится образ Тэхена и его последние слова. Около получаса уходит лишь на то, чтобы выровнять дыхание и успокоиться; он тянет руку к мобильнику и снимает блокировку. 22:38. Уже достаточно поздно; когда он вернулся домой, был еще ранний вечер, скорее всего, он просто отрубился, стоило его голове встретиться с подушкой. Чонгук осматривает вторую половину кровати и не находит Юнги рядом с собой. Он предупреждал, что будет задерживаться на работе, потому что взял себе больше дополнительных часов, так как в данный промежуток времени работал лишь он. Чонгук позвонил к себе в компанию еще по дороге домой и попросил дать ему отпуск за собственный счет на неделю; его босс был строгим и требовательным, но, тем не менее, понимающим. Зная, что случилось у Чонгука, он сразу сказал, что даст ему столько времени, сколько потребуется. Чонгук был благодарен, но старался не пользоваться данным шансом, поскольку хотел пережить этот период так, словно это всего лишь ужасный кошмар. Когда в замочной скважине слышится, как поворачивается ключ, Чонгук выходит в прихожую, осознавая, как сильно скучал по Юнги. Старший встречается взглядом с напротив стоящим парнем и мягко улыбается, неловко держа руки в карманах пальто и переминаясь с ноги на ногу. — Ты выглядишь здорово? — Это комплимент? — Чонгук смеется, нервно покусывая свою нижнюю губу. — Черт, мы не выглядим так, будто женаты несколько лет, — Юнги шире улыбается, наклоняя голову вбок и слегка посмеиваясь. — Значит ли это, что мы с тобой все еще влюбленные друг в друга молодые люди? — О боже, Чонгук-и! Мы не настолько старые сейчас, чтобы ты так говорил, ужас! — младший начинает безостановочно смеяться, обнажая свои кроличьи зубы и сверкая яркой улыбкой. Усталость все еще плещется в его глазах, но сейчас Юнги чувствует, будто какая-то часть груза спала с чужих плеч. В следующее мгновение младший подходит к Юнги настолько вплотную, что их дыхание мягко оседает на коже друг друга; Чонгук осторожно кладет свою ладонь на чужую грудь, перебирая пальцами грубую ткань белоснежной рубашки и покусывая свои губы. Мина ведет с такого робкого возлюбленного, поэтому все, что он может сделать, это только накрыть чонгукову ладонь своей и поддаться вперед, едва прикасаясь к обветренным губам. Он целует нежно и бережно, второй рукой обвивая тонкую талию младшего и не настойчиво вжимая того в свое тело. Чонгук не понимает, что вытворяет и что вытворял столько времени со своим мужем; Юнги углубляет поцелуй, позволяя себе едва улыбнуться. Между ними столько всего разбитого и несказанного, но в данный момент это отрезвляет и не дает упасть еще больше. Юнги подталкивает Чонгука в спальню, снимая с себя ботинки и пальто и продолжая целовать младшего. У него подкашиваются коленки, словно они впервые будут заниматься любовью. — Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, — Чонгук тихо стонет, отрываясь от чужих губ и падая на кровать вместе с Юнги. — Даже если я настолько разбит? — Даже если бы ты разбил меня. Чонгук смотрит в глаза напротив, лежа на спине и обвивая своими ногами чужие бедра; он надрывно стонет, чувствуя глубокие толчки и мягкую простынь под лопатками. Юнги оставляет свои следы повсюду, выцеловывает крепкую шею и сильно сжимает округлые бедра, не спеша двигая тазом и продолжая шептать различные нежности своему Чонгуку. И младший готов поклясться, что он так давно не чувствовал такой трепет. Перед глазами все плывет; он хватает ртом воздух и стонет имя старшего в губы напротив. Поцелуй получается смазанным и быстрым из-за усилившихся толчков. Приятная нега затягивает их в свои объятия в скором времени, и Юнги довольно усмехается, пытаясь сдержать хриплый стон, когда видит закатившиеся от удовольствия глаза напротив. — Это все кажется сном, — Чонгук чувствует, как Юнги утыкается носом в изгиб его шеи, — Я так давно не чувствовал тебя на таком уровне. — Извращенец, — старший тихо посмеивается с чужого фырканья. Кажется, что время остановилось. — Нет, правда. Будто бы мы находимся в каком-то супер драматичном кино или книге. И нас все так закрутилось и завертелось. Я думал, что с ума сойду, когда видел, что не могу помочь тебе. Наш автор жесток, я бы не стал это покупать. — Еще скажи, что в ангстовом фанфике. — Ты это сказал, не я. Чонгук только наигранно тяжело вздыхает и отпихивает от себя Мина, ворча что-то про испорченный момент и глупых мужчин с мятными волосами. Юнги только по-доброму улыбается, вновь притягивая Чонгука в своих объятия и целуя в оголенное плечо. Между ними воцаряется тишина. Свет от ночных фонарей полностью проникает к ним в спальню, оседая на бежевых занавесках и освещая комнату. — О чем ты думаешь? — Юнги позволяет себе побороть страх и задать этот вопрос. — Сейчас? — Всегда. — О своем брате. И... И о Тэхене, — Чонгук напрягается, поджимая свои губы в тонкую полоску и сжимая края подушки. Он не может сказать Юнги, что от Тэхена у него остались не только тяжелые воспоминания, но еще письма, непонятные сны и сбивающийся ритм сердца. — И какие у тебя... Эм... Какие у тебя мысли о них? — Мин чувствует, как тяжелеет в его сердце; не потому, что ему неприятно знать и понимать, что мысли Чонгука крутятся вокруг людей, которым он сделал больно из-за него. Лишь потому, что слова Намджуна только сейчас приобретают смысл. Ему жаль, что он не смог должным образом познакомиться и пообщаться со старшим братом своего мужа. И точно так же ему жаль, что он забрал счастье, пусть и свое, у Тэхена. — Я думаю, что был худшим человеком в их жизнях, потому что Хосок слишком долго ждал меня и отчаянно верил, что однажды дождется. А Тэхен слишком долго ждал меня, так долго, что прекратил верить. — Чонгук, ты же понима- — Нет. Не понимаю. Не могу понять. И я не виню их в том, что сейчас я стою в тупике и жалею себя, как маленький ребенок. Я виню лишь себя. Я не успел заскочить даже в последний вагон уходящего поезда. Слезы катятся по чонгуковым щекам, нос щиплет, а горло саднит. Юнги больше не пытается что-либо сказать в его защиту, только сильнее к себе прижимает и говорит, что все будет хорошо, пытаясь дать понять младшему, что он тут, рядом. Был, есть и будет. Чонгук чувствует, как рыдания вырываются из его груди, отчаянно вжимаясь спиной в грудь человека, которого он любит и которому он причиняет боль. Скольким еще он ее причинит? Он прикрывает глаза, пока его нижняя губа дрожит от всхлипов, и чувствует чужие прикосновения, которые прокладывают путь по мокрым дорожкам на его лице. — Не плачь, Гук-а. Я ведь просил тебя много раз не плакать без меня. Голос. Этот голос. — Хо? — Чонгук резко распахивает глаза, отшатываясь от чужих рук. Юнги все еще крепко держит его в своих руках и ничего не видит. Хосок мягко улыбается, вздыхая и цокая языком. — Да, я. Кто же еще? — Что ты делаешь здесь? Я снова сплю? — Ты уже давно проснулся, Чонгук-и. Даже слишком давно. Хосок сидит на корточках перед Чонгуком; его взгляд все такой же теплый и ни разу не обвиняющий. Он тихо усмехается, запуская пятерню в чужие волосы, и игриво треплет по ним. — Но Юнги... А Тэхен? Он с тобой? Как ты... ? Ты жив? Но как? — Живее всех. Чонгук отмирает, вырываясь из рук Юнги и накидываясь на старшего брата. Он крепко сжимает того в своих объятиях, отчаянно втягивая воздух в свои легкие и шепча, как ему жаль. — Но ты же... Ты же был мертв.. Ты же... И я же был у тебя. На кладбище. И Чимин... А похороны.. И слезы Чимина? Наша мама, Хосок! Наша мама... — Чонгук плачет, отрывая от себя старшего и проводя после руками по чужому лицу, он прощупывает каждую черту лица, проводит по волосам и вновь утягивает брата в свои руки. — Все хорошо, слышишь? Все хорошо. Я тут. Я жив. И Чимин, и Юнги, и Тэхен. И наш отец, Чонгук. Все мы. Наш отец. Все мы. — Что? — Хосок аккуратно отрывает от себя парня и вздыхает, заглядывая в красные и опухшие глаза напротив. — Пора, Чонгук. Младший непонятливо смотрит на своего брата, прекращая дышать. Лишь через какое-то время он медленно опускает свой взгляд вниз и проводит трясущимися пальцами по внезапно появившейся на нем одежде из белого хлопка. Он осторожно поворачивает свою голову в сторону, где должен лежать Юнги, но его там нет. Комната вокруг просторная и яркая, в ней почти ничего нет, кроме постели, на которой он сидит, стола и стула. Чонгук сглатывает вязкую слюну и дотрагивается подушечками пальцев до контрольного больничного браслета на своем запястье. Он чувствует, что собственный крик рвется наружу, однако все, что он делает, это только проводит по своему телу холодными ладонями и задыхается. — Где... Где Юнги? — его голос больно о черепную коробку, он не продолжает «и где я?». Хосок только едва заметно хмурится, буравя его взглядом и давя своим молчанием. Чонгук поджимает ноги вместе и сжимает кулаками ткань штанов на своих коленях. Он начинает быстро моргать, продолжая шумно дышать и бегая глазами по тому, за что зацепится взгляд: по своим пальцам, лицу брата и больничной палате. — Что происходит? — младший резко всхлипывает, цепляясь за волосы на своей голове и качаясь из стороны в сторону. Он сильно жмурит глаза и слышит только непонятный шум в своей голове. Чонгук не замечает, как Хосок обеспокоено поднялся на ноги и метнулся к двери, крича что-то; как в палату влетели какие-то люди и попытались к нему притронуться. В его голове только... — Боже, Хосок! Что ты сделал с ним? Только... — Все живо выйдите из палаты! Немедленно! Только... — Тэхен! С ним все нормально! Тэ, ему надо помочь! Тэхен! Только... — Чонгук? Чонгук! Я с тобой! Я люблю тебя! Чонгук! И больше ничего. Когда наступает утро, Чонгук чувствует облегчение. До тех пор, пока не замечает сидящего в углу Намджуна. Все те же белые стены и дышать теперь легче. Ким тяжело вздыхает, замечая, как Чонгук оглядывается по сторонам и задушено выдыхает, сверля взглядом потолок и кривя губы; они оба молчат, и Намджун считает, что не он должен первым начать диалог. Между ними расстояние в десять шагов по факту, но на деле в Великую Китайскую стену. Старший сидит, закинув ногу на ногу, и выглядит чертовски спокойным. Чонгук облизывает свои губы, нервно теребя свои пальцы и то открывая, то закрывая рот. Ким поправляет оправу своих очков, слегка улыбаясь своим мыслям и окидывая лежащего парня понимающим взглядом. Тяжелым, но понимающим. — Я умер? — Нет, — тон голоса умеренный, будничный, — могу уверить тебя, ты жив. Снова воцаряется тишина; Чонгук бегает взглядом по потолку и подмечает, что люминесцентные лампы сильно давят на глаза своим светом. Одна из них мигает, что действует на нервы, и сильно шумит. — Почему ты здесь, Намджун? Почему я здесь? — Потому что так надо, Чонгук. — Это не ответ. — Я и не собирался давать его тебе. — Где мой брат? Где Юнги? — С ними все в порядке, не волнуйся, — Намджун кладет свою руку на поверх закинутую ногу и внимательным взглядом изучая Чонгука, как будто мысленно делает какие-то пометки для себя, — Ты помнишь что-нибудь? — Только то, что я нахожусь в чертовом сне намного дольше, чем обычно, — голос надрывно ломается, а из горла вырываются хрипы. — Ты находился во сне намного дольше обычного, ты прав. Но это было тогда, а не сейчас. — Что это значит? — А что ты хочешь, чтобы это значило? Чонгук теряется еще сильнее, не понимая смысл их разговора. Он медленно принимает сидячее положение, боковым зрением замечая, что Намджун даже не пошевелился. Он, как и прежде, не сводит с него своих глаз. — Что я хочу? Я хочу получить долбанные ответы на свои вопросы, а не какие-то, блять, загадки. Тем более, от человека, которого я толком не знаю. — Ты меня знаешь. Даже лучше, чем думаешь. — Да что ты? — Чонгук пренебрежительно хмыкает, растирая свое лицо ладонями и поджимая губы, — Например, что я знаю о тебе? Нихрена. Только то, что ты лучший друг моего мужа. — Но Юнги не мой лучший друг. Чонгук начинает смеяться, опрокидывая голову назад и истерически хватаясь руками за свой живот. Он чувствует подступающую тошноту и комок в горле, слышит свой смех и безумно растягивает улыбку. — Он мой пациент. Чонгук прекращает смеяться, разворачиваясь к Намджуну и вопросительно выгибая бровь. Тот все также статен и непоколебим, его поза излучает уверенность и спокойствие. — Повтори. — Ты все и так прекрасно слышал. — Я не верю тебе, — Чонгук зло выплевывает эти слова, смотря в глаза напротив сидящего мужчины, и сжимает кулаки до побеления костяшек, — Ты все врешь! Это, мать вашу, какая-то жестокая скрытая камера? — Чонгук, — Намджун устало трет переносицу, вздыхая и поднимаясь с места, на котором он сидел. — Не подходи ко мне! Даже не смей. Ким мягкой подступью подходит к нему, складывая свои руки в карманы штанов; его белый халат слегка помят, на нем висит именной бейджик, на котором написано что-то еще, но Чонгук не может разглядеть что. Намджун возвышается над ним, смотря вглубь антрацитовых глаз напротив и повторяет, — Чонгук. Я бы никогда не стал лгать тебе. — С чего бы это? — Потому что и ты мой пациент тоже.