***
Отец рад, что я выбрал науку, он чаще хвалит меня и даже переживает, что у меня часто болит голова. Когда я рассказал ему о голосах, психолог сменился психиатром, но меня это нисколько не пугало. Многие гении были не совсем психически здоровы, всегда нужны жертвы ради прогресса и я был готов жертвовать своим здоровьем. Я покажу своим никчёмным одноклассникам, имена и лица которых я даже не помню… чего стою я и мои идеи. И тогда девочка, которая плевала мне в лицо внезапно влюбится в меня, но я даже не помню её имени и не вспомню, потому что этому мусору не место в моей памяти.***
Нортон появился так внезапно, и стал моим лучшим другом навсегда. Нам было по 16, когда мы встретились, на какой-то вечеринке. Среди этой кучи детей богачей, он выглядел одиноко и потеряно. Он вертел в руках бокал с соком, делая вид, что это вино. Юноша сразу мне понравился и я решил что заговорю первый. — Ты не пьёшь потому что не умеешь? — Умею, но я не хочу пить с ними, — на последнем слове он скривился. — Боишься что заразишься пустотой и слабоумием? Он широко улыбается мне и тащит к столу с алкоголем. Мы выпиваем немного, но крепкий алкоголь для меня дикость, для моего нового знакомого тоже… но я вижу, что он становится активнее, мы уходим с вечеринки, нелепо накинув друг на друга курточки. Нортон оказывается разговорчивым, мы много спорим и много смеемся. Я наконец-то чувствую что такое общение с другим человеком. И мы гуляем всю ночь, не чувствуя холода или усталости. — Я записался к Эзопу на завтра. — Ты правда собрался сделать пирсинг?! — Да, я давно хотел этого. Эй, Лука? — А? — Ты же хотел себе татуировку. Кажется время пришло? — Отец убьёт меня. — Мы сделаем в незаметных местах, — брюнет дёргает меня за рукав курточки и хитро улыбается. После алкоголя я чувствую себя лучше, теперь я понимаю алкоголиков… Просыпаюсь на кровати, в комнате… Нортона? Мы оба уснули в курточках, а он даже в шапке. Я легонько толкаю его, чтобы разбудить. — Я сейчас умру от нехватки воды прямо у тебя на кровати, если ты не проснешься. — У меня под кроватью есть пару бутылок с водой, — лениво отвечает Нортон, — тебе придется жить, потому что нам сегодня в салон. Я счастливо улыбаюсь ему и лезу за бутылками с водой. В салоне Эзопа играет тяжёлая, но приятная музыка, некоторые песни нам знакомы и мы подпеваем вместе с Нортоном. Эзоп всё время молчит, но по его взгляду видно, что ему тоже весело. Я разглядываю его татуировки, пока он делает прокол моему знакомому. — Ты сам себе делал тату? Эзоп отвечает только тогда, когда заканчивает возиться с Кэмпбеллом. — Не все, но большинство. — Вау, — я и мой друг отвечаем синхронно. — Лука, я хочу набить схему, иллюстрирующую три составляющие закона Ома, — Нортон звучал на полном серьёзе. — Я тебя вчера сильно ударил когда мы спорили, да? — Почему бы и нет, она будет напоминать мне о тебе. — Мы знакомы один день, — мне становится смешно, брюнет начинает смеяться вместе со мной. Эзоп снимает маску и садится рядом с нами, кладя небольшой скетч и ручку. — Я не знаю как выглядят ваши законы Ома и схемы, — тихо говорит он, я перестаю смеяться, чтобы услышать эти слова. — А Ом был симпатичным? — Он был немцем, — Эзоп толкает Нортона в плечо, — сочувствую с новым другом, Лука. — Тогда я хочу набить розу ветров, — я на секунду задумался и громко засмеялся. — Что там, Лу, — Кэмпбелл ловит мою руку и слегка трясет дожидаясь ответа. — На розе будет только значок севера, знаешь почему? — Удивишь? — Норт — север, — я тыкаю его в нос и мы продолжаем смеяться. Я перестал разговаривать сам с собой, потому что рядом всегда был Нортон, так же часто мы встречались и с Эзопом. Я больше не чувствовал себя пленником своих мыслей. Спустя год нашей дружбы я рассказал Кэмпбеллу о том, что я хожу к психиатру и слышу голоса, с которыми я согласовываю свои идеи. — Это здорово, — он хлопает меня по плечу, — но я ревную, знаешь, мне тоже хочется чтобы ты со мной говорил о своих планах и идеях. — Что я слышу? Мистер разбиватель-сердец-альфа-самец ревнует? Нортон бросает в меня пустую пластиковую бутылку и показывает язык. Я не заметил, как прошло несколько лет, и вот мы готовимся к поступлению в лучший университет этой страны. Нортон на геологический факультет, я на физико-математический. Днём мы проходили кучу пробных тестов, показывая своим отцам, что мы лучшие сыновья. Мне даже удалось стать немного ближе к своему отцу… по крайней мере мне так казалось. А по ночам мы отрывались в меру своей юности. Нам было по 19, мы впервые попробовали запретные вещества. Тогда я понял, что курение только усиливает мои голоса, идеи начинают сыпаться рекой… и я перестал уставать морально, потому что вечером меня ждал мой лучший друг и пара граммов. Приятная музыка из небольших колонок, Нортон в красной футболке со Скорпионс, который внимательно читал очередную книгу. Я запомнил навсегда его вредную привычку: он мог открыть и начать читать книгу тогда, когда захочет. Даже во время разговора или приема пищи. Это была скорее странность, но он сам назвал это вредной привычкой. Я делал чертежи очередного генератора, когда заиграла одна из наших любимых песен: — Они выходят в ночь, все змеи вокруг тебя! Грязные крысы на их пути, они контролируют тебя, заставляют тебя трепетать, — начинает петь Нортон. — Распущенные плохие ребята! Если ты не играешь в их игры, — не могу не поддержать его я. — Распущенные плохие ребята! Тебе лучше убраться с их пути. Мы смотрим друг на друга, нам хватает пару секунд чтобы понять и сорваться с места и побежать к моей машине. — Но мы же обдолбаны. — Не волнуйся, это будет не бэд трип. flashback end В палату входит медсестра чтобы проверить уснул ли я. Меня это удивляет, потому что я ожидал, что с ночным дозором за мной уже покончено. Как только она уходит, я сажусь, обнимая свои колени и начинаю тихо рыдать. Моя рука ложится на рёбра с правой стороны, провожу пальцами по небольшому шраму, который я сам себе сделал, в попытке свести ту самую татуировку. Мои губы дрожат, потому что я не хочу звать его…мне страшно, что он снова придёт, и я не выйду отсюда. Но чёрт, я так скучаю по нему… иногда кажется, что эти галлюцинации были не так плохи. — Я ненавижу себя, Норт, — хочу сильно ударить себя в живот, но мои руки слишком трясутся, — мне стоит покончить с собой, чтобы искупить вину перед тобой? Я спрашиваю тишину, потому что снова думаю об этом. Когда силы плакать заканчиваются, я ложусь обратно и смотрю в потолок, представляя, что на нём проектируются мои мысли, словно кадры фильма. Вот мы поступаем в университет, вот мы заканчиваем первый курс. У нас новые знакомые, но мы все так же проводим время вместе. Вот мы ночуем у подножия горы, на которую мы собирались в поход осенью. Мы сидим у костра, я вижу что ты чем-то обеспокоен. Моя рука опускается тебе на плечо. — Ты хочешь рассказать мне что-то. — Хочу, — он звучит неуверенно, что странно замечать в нем, — я знаю, что ты примешь меня таким, но мне все равно страшно, ха-ха. — Если ты о ориентации, то я это давно уже понял. — Да блять, Лукас — он нервно выдыхает сигаретный дым и даёт мне лёгкий щелбан. — Это было заметно, ты так смотришь на Майка, думаю он тоже это понял. Я замечаю лёгкий румянец на щеках брюнета и счастливо улыбаюсь ему. Каждый раз я радовался, когда он открывал мне свои секреты, или он выслушивал мои. Мы дружим уже 4 года, мне всё ещё приятно осознавать, что существует человек, который может понять меня, а я его. — Тогда время для моих секретов? Нортон усаживается поудобнее и внимательно смотрит на меня, показывая что он готов. — Мне…нравится Трейси, та самая, из моего потока. — И ты ничего не делаешь? — А что мне с этим делать? — Мы приглашаем её на вечеринку, немедленно! Мои глаза снова наполняются слезами и закрываю лицо холодными руками. Мне нужно немного поспать, чтобы на утро выглядеть здоровым. Выпить немного таблеток, чтобы мои движения были не такими резкими и неуклюжими. Я должен стараться запоминать и внимательно слушать, чтобы не вызвать подозрения… Надежда внутри меня говорит мне о том, что отец все же простил меня. — Я твоё самое огромное разочарование, но я верю, что ты примешь меня обратно, — я произношу эту фразу в слух, а надежде что у меня хватит сил сказать это завтра отцу. Силы заканчиваются и быстро проваливаюсь в беспокойный сон… — Я рад, что нам удалось помочь вам, Лука, — мой терапевт подписывает документы и отдаёт их рядом стоящему отцу, — берегите себя и приходите на обследования, как только почувствуете что-то неладное. — Да, спасибо, — я пытаюсь натянуть свою самую очаровательную улыбку. — Я вам так благодарен, — мой отец жмёт руку терапевту. Я наконец-то покидаю это место, не могу поверить. Стараюсь идти спокойно, но мне хочется выбить дверь ногой и бежать, бежать со всех сил. Я оглянулся в последний, я надеюсь что в последний, раз на больницу. Прощайте ненавистные белые стены, горькие таблетки и потерянное время. Это место не излечило меня, а лишь лишило самого дорогого. Моих идей, амбиций, воспоминаний. — Лука, ты не хочешь уходить? Рука отца тяжело опустилась мне на плечо, я вздрогнул после его слов. — Нет! Я просто… задумался, прости. — Это было лучшее решение, — он открыл мне дверцы машины и сам сел за руль, — ты же не злишься? Конечно я не злюсь, что ты за два года ты не позвонил мне, не пришёл навестить меня. Ты только звонил к моему врачу и жаловался о том, что тебе тяжело и ты не можешь говорить со мной. Ты разрешил применять самые ужасные, но быстродействующие методы. Ты заплатил огромные деньги, чтобы моя палата была вдали от всех, потому что боялся, что я подружусь «с этими психами». Ты до последнего не понимал, что я один из этих психов… Для тебя спрятать меня сюда единственный выход чтобы уберечь свою репутацию, снять с меня обвинения в убийстве. Но я не злюсь, потому что все мои эмоции были убиты там, таблетками и временем. Мне остаётся только красиво улыбнуться тебе, делая вид что я всё ещё примерный сын. — Я понимаю это, все в порядке. — Я рад, что ты вернулся. Вернулся ли я?