Младший брат

Приговор Одина был суров – лишение магии и вечное заточение в подземельях Асгарда. На протяжении всего судебного процесса Локи стоял, склонив голову, и тихо улыбался, а когда решение было вынесено, он лишь едва заметно кивнул, словно соглашаясь с какими-то своими мыслями. Исполнение воли Всеотца решили не откладывать в долгий ящик – запястья трикстера тут же сковали широкими кандалами, а в спину уперлось древко копья, заставляя подсудимого сделать несколько шагов в сторону высокого трона. Один поднялся и с горечью посмотрел на своего приемного сына, но тот даже не удосужился повернуть голову в его сторону. Взгляд Локи в данный момент был прикован к лицу Фригг, которая сидела, потупив взор, и время от времени прикладывала платочек к покрасневшим от слез глазам. «Ну что же ты, мама, - думал мятежный принц, не сводя глаз с печального лица Верховной Богини. – Неужели так и не взглянешь на своего сына, который, не смотря на отсутствие кровного родства, всегда любил тебя всем сердцем? Неужели не поддержишь его тогда, когда все остальные отвернулись от него? Или я так разочаровал тебя, что ты не можешь даже поднять глаза и просто посмотреть в мою сторону? Мама…». От печальных мыслей его отвлек зычный голос Одина, произносящий последние слова подсудимому. Его напыщенную речь Локи благополучно пропустил мимо ушей. Он не нуждался в высокопарных фразах, ему был нужен один только взгляд… Взгляд единственного живого существа, которое он любил в своей жизни. Любил, несмотря ни на что… «Мама, неужели так и не поднимешь на меня свой взор? Неужели я стал тебе так противен? Ну же! Посмотри на меня! Посмотри на своего непутевого сына, который так нуждается сейчас в теплом свете твоих глаз! Даруй мне эту последнюю милость! Мама!.. Ну же!..» Но Фригг сидела, не шевелясь, по-прежнему глядя в пол и терзая тонкими нервными пальцами кружевной платок. Плечи Локи поникли – лишившись единственной поддержки, на которую он мог рассчитывать, маг окончательно потерял интерес к тому, что происходило вокруг. А зря. Закончив свою речь, Один медленно приблизился к осужденному. Только теперь Локи заметил, как постарел Всеотец за последние несколько дней – морщины стали глубже, взгляд единственного глаза потускнел, а губы, пытаясь помешать горьким словам вырваться наружу, были плотно сжаты в тонкую линию. Но трикстеру было все равно – он хотел, чтобы все побыстрее закончилось, хотел услышать, как закроется за ним дверь тюремной камеры, навсегда отрезая его от внешнего мира, хотел навсегда остаться в гордом одиночестве в сырой темнице, лишь бы не видеть этих злобных и одновременно испуганных взглядов толпящихся вокруг асов. - Мне очень жаль, сын, - с болью в голосе произнес Один дрогнувшим голосом. Локи перевел на него равнодушный взгляд, словно только что заметив его. – Ты не оставил мне выбора. Всеотец простер руку над головой осужденного, и вся присутствующая на суде толпа в ужасе отхлынула назад, подобно волне – Один вершил правосудие над собственным сыном, навсегда лишая его магии за совершенные преступления. А сам Локи отстраненно обратил внимание только на то, как дрожали при этом пальцы Всеотца, говоря о том, каких трудов стоило Верховному Богу принятие подобного решения. Несколько ритуальных, произнесенных шепотом слов, и по телу Локи пробежал легкий холодок, заставив кожу покрыться мурашками. А в следующее мгновение его оставили все силы разом, колени подогнулись, и он, подобно тряпичной кукле, упал на пол, больно ударившись при этом головой. И только тогда, увидев, как ее сын со стоном упал, и услышав его последующий болезненный вздох, только тогда Верховная Богиня подняла глаза, словно очнувшись от глубокого сна, и обвела растерянным взглядом тронный зал, в котором происходил судебный процесс. Вскрикнув, она вскочила на ноги, сбежала вниз по ступеням, ведущим от царского трона, и, оттолкнув Одина в сторону, упала на колени рядом с лежащим Локи. - Сынок, - заливаясь слезами, она гладила его по спутанным волосам, целовала его бледные впалые щеки, чуть касалась дрожащими пальцами его закрытых век. – Мальчик мой! Локи! Прости! Прости, что не смогла защитить! Прости меня! Один силой оттащил ее от распластанного тела, лежащего на полу в неестественной позе. Фригг кричала, вырывалась из железных объятий Всеотца, стремясь освободиться, чтобы вновь обнять сына, но стража, оттеснив ее, подняла Локи на ноги и повела его прочь из зала. Толпа асов расступилась перед осужденным, который шел, гордо подняв голову и чуть улыбаясь уголками губ. На самом деле Локи стоило невероятных усилий пронести себя вот так, сквозь толпу, чтобы никто из окружающих не увидел испарину, выступившую у него на лбу, чтобы никто не заметил, как дрожат у него руки… и чтобы не споткнуться и снова не упасть… Долго шли вниз по винтовой лестнице, спускаясь в подземелья дворца. Оставшись без магии, Локи чувствовал себя абсолютно голым, незащищенным и слабым, но всеми силами старался этого не показывать. Однако тело, оставшись без привычной поддержки, начало мерзнуть, и очень скоро бывший маг уже вовсю стучал зубами от холода и сырости. Но вот, наконец, его завели в самую отдаленную камеру, представляющую собой довольно просторную, светлую комнату, обставленную всем необходимым. Дверь захлопнулась, послышался лязг задвинувшегося засова, и Локи остался один. Как же давно он об этом мечтал! Как давно хотел избавиться от этих осуждающих взглядов! Как боролся с желанием расхохотаться в лицо этой пестрой толпе и швырнуть в нее какие-нибудь гордые слова, чтобы все присутствующие навсегда запомнили сына Лафея, пусть побежденного, но так до конца и не сломленного… Локи осмотрелся. Медленно он прошелся по своему новому пристанищу, в котором ему предстояло провести остаток жизни. "Что ж, неплохо",- думал он, меряя комнату шагами и заглядывая во все углы. Могло бы быть и гораздо хуже. Окон, правда, не было, и дверь с маленьким зарешеченным окошечком запиралась только снаружи, но это не страшно. Ему приходилось бывать в местах и похуже. Локи опустился на узкую кровать, установленную здесь же, в камере, бездумно провел ладонью по покрывалу. Теплое… Значит, мерзнуть ему не придется… И перина мягкая… Бывший маг горько усмехнулся – надо же, какая забота об особе королевской крови! Позаботились о том, чтобы узник провел вечность в относительном комфорте. Как мило! Даже шкаф с книгами поставили! За дверью послышались легкие шаги, и в маленьком дверном окошечке появилось заплаканное лицо Фригг. Локи тут же вскочил на ноги и бросился к двери. - Мама! – воскликнул он, просовывая, насколько это было возможно, руку между прутьями решетки и дотрагиваясь пальцами до щеки Верховной Богини. – Мама, ты все-таки пришла! Фригг закивала головой, целуя его холодные ладони. - Сынок, - не сдерживая слез, заговорила она, - боюсь, что в следующий раз мы не скоро увидимся. Один разрешил мне в последний раз повидаться с тобой! Больше меня сюда не пустят, - Фригг тяжело вздохнула. – Никому не разрешено теперь спускаться сюда, только страже, что будет приносить тебе еду! Но я обязательно постараюсь уговорить отца смягчить наказание! - Не надо, мама! – твердо сказал Локи, - ты же знаешь, что он не пойдет на уступки. Ни о чем его не проси, не смей! - Но как же ты… здесь… совсем один?.. - Не переживай, - улыбнувшись, постарался успокоить ее трикстер, - все хорошо! Ты иди, не мучай себя. И… прости меня, если сможешь… Фригг, плача, тоже просунула руки сквозь решетку, отчаянно цепляясь за одежду сына, и попыталась дотянуться до его лица и волос. Локи поймал ее дрожащие пальцы и коснулся их своими губами. - Прости меня, - снова прошептал он и резко отпрянул от двери, желая поскорее прекратить эту пытку. – Теперь уходи! – грубо бросил он. Некоторое время из-за двери до него доносились тихие сдавленные всхлипы матери, потом он услышал шепот: «Я люблю тебя, сынок!» и торопливые удаляющиеся шаги. - Я тоже люблю тебя, мама, - пробормотал Локи, закрывая глаза. Он устало повалился на кровать и, улегшись на спину, принялся разглядывать потолок. Значит, Один запретил навещать узника… Ну и ладно! Не очень-то и хотелось! Он и раньше не особенно нуждался в обществе друзей и знакомых, а теперь ему и подавно никого не хотелось видеть. Бывший маг закрыл глаза. В голове было абсолютно пусто. Ничего не хотелось – ни есть, ни пить, ни спать… Ни-че-го! Хорошо бы остаток вечности провести вот так, лежа на кровати и уставившись в потолок, не имея никаких желаний и потребностей. Спустя час его посетили дружки Тора, однако Локи даже не обратил на них никакого внимания. Троица «великих» воинов! Странно, что эта девка, Сиф, не притащилась с ними, чтобы бросить в лицо заключенному пару-тройку презрительных, сочащихся ядом слов и проявить тем самым солидарность с остальными. Поупражнявшись в остроумии и злословии, но так и не дождавшись ответной реакции узника, вся эта честная компания удалилась, оставив Локи в полном одиночестве. Однако трикстер знал, что будет еще один визитер. И тот обязательно должен был прийти, ведь последнее слово всегда должно остаться за великими и могущественными… Вздохнув, Локи поднялся, подошел к огромному шкафу с книгами и со скучающим видом принялся изучать его содержимое. "Н-да, - тоскливо думал он, ведя пальцем по книжным корешкам, - интересная подборка…" И все такое безобидное, умиротворяющее… Прелестно! Правда, можно сдохнуть от скуки или сойти с ума от безделья, а, может, именно на это и рассчитывал Великий Один, лишив приемного сына хоть какой-либо деятельности. В этот момент на лестнице послышались тяжелые шаги. Локи едва заметно улыбнулся, вытащил наугад какую-то толстую книгу и с весьма заинтересованным видом принялся ее листать. Шаги за дверью стихли, наступила тишина, нарушаемая лишь шелестом страниц. - Ну, здравствуй, брат, - насмешливо произнес Локи, не оборачиваясь и не отрываясь от своего увлекательного занятия. – Пришел проверить, хорошо ли я тут устроился? Как видишь, неплохо! – он повернул голову в сторону двери, где за решеткой маячило суровое лицо Громовержца, и снова улыбнулся, открыто, широко… – Или тебе еще что-то нужно? Мое раскаяние или признания в содеянных преступлениях? Да, кстати, твои друзья-подхалимы уже были здесь и засвидетельствовали мне свое почтение. Правда, в несколько грубоватой форме, ну да ничего, им это простительно. Локи замолчал, ожидая, что Тор или начнет оправдываться перед ним, что, мол, не было другого выбора, или станет читать нравоучения, пытаясь достучаться до разума трикстера, или же, подобно своим недалеким дружкам, просто выльет на голову несчастного узника ушат помоев. Однако Бог Грома молчал, не отрывая от бывшего мага тяжелого взгляда. И невозможно было понять, что за страсти кипят сейчас в его душе, сожалеет ли он о такой развязке событий, жалеет ли сводного брата или же наоборот, считает, что тот получил по заслугам. Локи улыбался, видя мрачное лицо Тора, его нахмуренные брови, плотно сжатые губы, он надеялся вывести Одинсона из себя, вынудить его наговорить гадостей, выплеснуть наружу всю накопившуюся ненависть к мятежному принцу. Но тот молчал. Постояв еще немного, Тор, так и не произнеся ни единого слова, развернулся и ушел. Молча. Не попрощавшись. И ни разу не оглянувшись на запертую дверь. Локи замер в недоумении, затем в сердцах запустил книгой в стену. Жаль, что не удалось затеять словесную дуэль! А ведь он мог заставить Громовержца страдать оттого, что тот оказался причастен к поимке трикстера! Он мог сделать так, что Тор мучился бы до конца своих дней, испытывая угрызения совести из-за того, что ничем не помог сводному брату, попавшему в переплет! Локи подошел к двери и, взявшись за прутья решетки, выглянул в маленькое окошечко. Темно. И тихо. И так теперь будет всегда. Целую вечность. Он сполз на пол и остался сидеть, прислонившись плечом к стене. Ну вот, последний посетитель ушел, теперь можно и расслабиться. Локи закрыл глаза и попытался избавиться от невеселых мыслей, настойчиво лезущих в голову. Он обхватил себя руками, чтобы унять возникшую вдруг необъяснимую дрожь, и низко опустил голову. Так, сидя, скорчившись на полу в просторной светлой комнате, некогда могущественный маг встретил первый день своего заточения в тюрьме. В тюрьме, из которой он никогда уже не выйдет.