Familia

Два месяца спустя Рим, Италия. 1933 год Лучи солнца, пробивающиеся из-за туч, безжалостно подчеркивали бледную кожу и тёмные круги под глазами. Николай провёл ладонью по лицу и хмыкнул. После того, что с ним случилось, было бы странно выглядеть как-то иначе. Но теперь-то он отдохнёт! — Выспался, яхонтовый мой? — негромкий голос Гуро отвлёк его от размышлений. — Вполне, — с робкой улыбкой ответил Николай, повернувшись и встретившись взглядом с чёрными глазами Якова. Тот подошёл чуть ближе и с довольной улыбкой кивнул: — Прекрасная погода. — Действительно, — тихо отозвался Николай. Вот уже почти неделю они жили в снятых у домовладельца Джованни Мазуччо комнатах по адресу Via di San Isidoro, 16. О том, что произошло в Петербурге, они почти не говорили. Сначала Николай активно возражал, говоря, что почти ничего не помнит, но немного погодя попросил дать ему время. Эраст, естественно, не настаивал, а Яков решил подождать, пока писателя прорвёт. Собственно, в том, что это произойдёт, Гуро был уверен. Слишком много они пережили, чтобы просто забыть. Сам Яков тоже сначала не сильно рвался поделиться своими переживаниями. Дорогу до Италии он помнил смутно — во время ритуала избавления Николая от Тёмной сущности что-то произошло, видимо, Гуро получил своеобразный «откат» и несколько дней лежал практически без сил. Все сложности взял на себя Фандорин, он-то и вывез их обоих из Петербурга в ту ночь. Эраст не рассказывал, чего ему это стоило, когда вытащив буквально на себе брата, пребывавшего в полуобморочном состоянии, и Николая, переживавшего настоящий шок, он даже не заехал домой. Слугам он потом отправил письмо, чтобы те собрали вещи и ждали адреса. Делать это было опасно, Эраст боялся, что их смогу выследить. Поэтому багаж до сих пор еще не прибыл. Здесь, в Риме Фандорин был уверен, что их так просто не достанут. И Эраст, и Яков, оба, как оказалось, прекрасно владели итальянским, казалось, что талантам братьев нет числа. И когда сконфуженный Николай попросил помочь ему выучить язык, Гуро взял на себя эту обязанность. Теперь они занимались по два часа каждый день, гуляя по Риму и иногда останавливаясь, чтобы выпить кофе. Эраст при приезде стал часто куда-то пропадать, он объяснял это новым делом, которое совершенно неожиданно заинтересовало его. Николай не спрашивал, а Яков догадывался об истиной причине постоянно отсутствия брата и как-то вечером тихо шепнул ему: — Спасибо, драгоценный мой. Эраст улыбнулся. — П-постарайся теперь не испортить, Яш. Гуро, смеясь, притянул его в объятия: — Уж постараюсь. Фандорин не просто так предупредил брата, он понимал, что даже после спасения и стольких испытаний отношения не восстановятся так быстро и просто. Яков тоже это понимал. Поэтому и начал издалека, стараясь ненавязчиво приучать Николая к своему присутствию в его жизни. Только теперь он хотел доказать, что отныне станет опорой и защитой, а не источником неприятностей. — Как ты себя чувствуешь теперь, голубчик? — негромко спросил Яков. Николай пожал плечами. — Я ничего не чувствую. Но это ничего не доказывает. То, что приступов не было, не значит, что их не будет. — Я думаю, мы сделали всё правильно, — мягко заметил Гуро, — теперь Тьма не вернётся, Николенька. Отныне ты свободен и принадлежишь только себе. — Но смогу ли я еще вернуться в Петербург? — немного погодя спросил Николай, — ведь Бенкендорф… — Он больше тебе ничего не сделает, — Гуро осторожно положил ладони ему на плечи, разворачивая к себе лицом, — в крайнем случае, вернемся, когда его не станет. Я более, чем уверен, что он никому не рассказывал о том, что собирался сделать. Слишком велик соблазн обладания такой власти. Николай вздохнул. — Надеюсь, что так. Они помолчали. Яков смотрел в прозрачные глаза и думал, почему же ему потребовалось пройти через всё это, чтобы понять, насколько ему дорог Николай? — Прости меня, голубчик, — тихо сказал Гуро. Николай улыбнулся краем губ. — Яков Петрович… Я слышал ваши слова там, в подвале. Сделать ничего не мог, но слышал. Я простил вас уже давно. Вы и Эраст Петрович спасли мне жизнь. Я так многим вам обязан. — Нет, — Яков покачал головой и привлёк его к себе, — не обязан, яхонтовый мой. И знаешь, почему? Потому что мы теперь твоя семья. А в семье никто никому ничего не должен. Родные помогают не из долга. А потому, что любят. Вот и всё. — Семья… — прошептал Николай, — спасибо. Гуро провёл ладонью по его волосам, затем обхватил ладонями лицо Николая и поцеловал в лоб. — Теперь всё у нас будет хорошо, — твёрдо сказал он. Николай не ответил. Он смотрел в глаза следователя и словно решался на что-то. Спустя мгновение он потянулся и осторожно коснулся губами губ Якова, приглашая на поцелуй.