Familia

Из дома они вышли около одиннадцати часов вечера. Кучер не довёз их до здания, чтобы не вызвать подозрений, и оставшийся путь они шли, стараясь не привлекать к себе внимания. Народу в это время было немного. Стараясь особо не звенеть отмычками, Яков вскрыл замок и бесшумно скользнул внутрь. За ним тенью следовал Эраст. В коридоре было темно и тихо. Пригодились заранее припасённые свечи. Зажгли одну, прикрывая её ладонью, и осторожно двинулись к лестнице, стараясь как можно скорее проходить проёмы окна, откуда бил лунный свет. Всю дорогу до комнаты Николая братья не перемолвились и словом. Они слишком хорошо знали друг друга и понимали знаки. Как и предупреждал Эраст, главной проблемой оставался Тёмный. Нет, за эти несколько недель он привык к Якову и знал Эраста, который приходил реже, но симпатией к ним явно не проникся. Дверь поддалась усилиям и осторожно отворилась. Яков первый переступил через порог, поднял свечу повыше и тихо позвал: — Николай Васильевич! Это мы. Тёмный, как и раньше, гостеприимством не отличался и навстречу гостям не вышел. Фандорин зашел следом за братом, осмотрелся по сторонам и тихо произнёс: — Мы хотим п-помочь. Вы же нас знаете, голубчик. Неожиданный озноб охватил Якова, он резко поднял свечу повыше: — Эраст, мне кажется, что его здесь нет. — Думаешь, его увели? — Бенкендорф явно догадывался… Не успел Гуро договорить, как дверь резко захлопнулась, а от быстрого движения воздуха свеча в его руках потухла. — Замечательно, — спустя несколько мгновений промолвил Эраст, — мы в ловушке. Гуро осторожно повёл рукой, наткнулся на плечо брата и слегка сжал его пальцами. А в тишине комнаты внезапно раздался знакомый голос: — Теряешь хватку, Яшенька. Да еще и брата с собой привёл, думал, я не догадаюсь, кто тебе помогает? — Александр Христофорович, — скрипнув зубами, Яков обернулся, пытаясь определить, оттуда исходит голос дорогого начальника, — какая неожиданная встреча. — Не такая уж и неожиданная, голубчик мой, — усмешка из темноты звучала совсем уж жутко, — разумеется, я знал, что ты предпримешь нечто подобное. Не бросишь в беде. Но в итоге попал в беду ты сам, да еще и Эраста Петровича за собой утянул. Ты же понимаешь, что живыми из этой комнаты вы не выйдете. Некоторое время Яков не отвечал, чувствуя, как предательски забилось в груди сердце. Действительно, эта ошибка обойдется ему слишком дорого. И Николая не спасёт, и сам сгинет, заодно и Эраста с собой утянет. Какой непростительный просчёт. — Что ж… Сегодня ночью я доведу до конца то, к чему стремился так долго. Но сначала Тёмному нужно… как это назвать? Подкрепиться? Ну или размяться. Думаю, вы не откажете своему бывшему другу в таком удовольствии, не правда ли? — негромкий смешок Бенкендорфа прозвучал во мраке совсем уж жутко, — жаль, что всё так закончилось, Яша. Я так тебе доверял. Ну, потери в нашем деле неизбежны. Не волнуйся, я не стану марать вашу репутацию. Устроим дело так, что вы оба погибли с честью, а не совершили предательство. Я от души желаю вам быстрой смерти, хотя… я бы на это не рассчитывал. Голос Бенкендорфа становился всё тише, а потом и вовсе умолк. Зато в наступившей тишине было отчётливо слышно чьё-то хриплое дыхание. По позвоночнику пробежала дрожь, и Яков поморщился. Почему же так страшно? Это же Николай, тот самый Николай, что просил взять его с собой в Диканьку… Юноша с прозрачными мечтательными глазами… В комнате стало вдруг труднее дышать. Эраст и Яков не видели, что происходило вокруг них, но зато они ощущали присутствие чего-то опасного. И это что-то желало одного — убивать. — К-какие мысли, Яша? — осторожно поинтересовался Фандорин. Яков ответил не сразу. Он пытался определить, где именно находился Тёмный. Его не было в комнате, когда они только вошли, это Яков знал точно. Значит, Бенкендорф впустил его, едва ловушка захлопнулась. Вопрос — где еще в этой комнате могла быть дверь? — Если бы ты чуть п-поторопился, — отвлёк его от размышлений Эраст, начиная говорить с трудом, поскольку воздуха становилось всё меньше. Комнату словно заволокло дымом, однако гарью не пахло. Видимо, так работала сила Тёмного. — У меня нет никаких идей! — резче, чем хотелось бы, откликнулся Гуро. — Т-тогда позволь тебе напомнить… У тебя в кармане есть очень п-полезный артефакт… — Если ты помнишь, Эраст, чтобы его применить, нужен сам Николай. А где он именно, я понять не могу! Яков почти почувствовал, как выразительно закатил глаза Фандорин. — Николай Васильевич, голубчик… — негромко позвал Эраст, — неужели вы нас так быстро забыть успели? Ответом им была тишина. Однако Фандорин сдаваться явно не собирался. От слабости ноги уже едва держали их обоих. Яков потянул брата к стене, и они прижались к ней спинами, стараясь не упасть. — Если вы п-позабыли, то я смею вам напомнить… Мы ваши друзья, Николай Васильевич…. А человек, что приказал вам убить нас, охотился за вами… Гуро мысленно поблагодарил Бога за то, что у него есть такой брат. Сам Яков, как не старался, не мог собраться с мыслями, чтобы просто поговорить. — Вы помните наше первую встречу, Николай Васильевич? Голос брата звучал уже пугающе слабо. В комнате по-прежнему было темно, но Яков был уверен, что и при свете его глаза сейчас вряд бы мог различить хоть что-нибудь. Зрение застила пелена. — У Александра Сергеевича… П-помните? Эраст покачнулся, Яков с трудом удержал его рядом с собой, притянул к себе слабеющего брата, обняв за плечи. — Яша… я долго… не п-продержусь… Это Гуро понимал и сам. Но он, хоть убей, по-прежнему силился припомнить что-то хорошее, светло, а в голову лезли только собственные страшные слова, сказанные еще в особняке Данишевских: «С вашим дорогим писателем может случиться что-то плохое. Он может сгореть. Или утонуть. Это уж как мне больше захочется.» «Предатель! Предатель!» — билось в голове отчаянно и зло. Гуро резко вскинул голову. Да, он предал Николая. Он лгал ему, обманывал, манипулировал, пытался склонить на свою сторону. Его возмущало это чистое, искреннее сердце столь юного и неопытного существа, посмевшего отвергнуть его предложение. Но разве в этом виноват Эраст? Разве он должен расплачиваться за его ошибки? До появления Николая Эраст был единственным самым дорогим и близким человеком в его жизни! Эраст — его семья! Семья… А Николай? Кто он теперь для него самого? Яков зажмурился на миг, осторожно опустил Фандорина пол и сделал шаг вперед к чему-то неведомому и опасному: — Николай… Николенька… Послушай меня… Это я виноват в том, что с тобой случилось… Я тебя предал… Оставил одного… Прости меня… Если хочешь убить, убей. Но прошу тебя, не трогай Эраста. Он ничего тебе не сделал… Он всегда поддерживал тебя. И меня тоже. Он — моя семья, Николай. Как и ты. Умоляю тебя… Мысли ускользали, Яков чувствовал, как подкашиваются ноги. А потом его вдруг крепко схватили и рывком подняли. Руки существа были ледяные, словно у мертвеца. Гуро не видел Тёмного, но чувствовал его дыхание на своей коже. — Ты… пойдешь с нами, Николенька? — с трудом выдохнул Яков, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание. И тогда уже никто не спасёт ни Николая, ни Эраста, ни его самого. Он почувствовал, как сзади пошевелился Фандорин… Как кто-то или что-то вкладывает в его ладонь маленький тёплый камешек… И как этот камешек касается ледяной руки… Кто-то отчаянно закричал совсем рядом, Яков уже не различал ничего. Он понял, что падает на пол, его уже никто не держал, слышал тяжелое дыхание совсем рядом, но уже не мог пошевелиться, не мог помочь. Рядом раздался сильный удар — это слетела с петель дверь. Не сразу, но Яков понял, что кто-то тащит его по коридору, а затем усаживает в экипаж. Чьи-то прохладные пальцы стискивают его запястье. Словно в полусне Гуро слышал хруст снега под шагами лошади, чувствовал, как кто-то рядом аккуратно поддерживает его голову. Он не мог произнести ни слова, в голове стоял туман, а сознание всё еще предательски удерживалось за реальность последними силами. Уж лучше бы он всё-таки был без чувств. Спустя некоторое время кто-то также помог ему вылезти из саней и подняться по лестнице. Яков чувствовал, что его кладут на что-то мягкое, а совсем рядом раздаются голоса, но слов он не различал. И наконец-то наступило забытье.