Дневник путешествующего Рыцаря (оказавшегося на службе у Демона-дворецкого в поместье маленького Графа с самыми красивыми ногами)

      У меня ушло немало листов бумаги, прежде чем я сумел прописать это предложение без помарок и клякс. Мне и сейчас приходится тщательно выводить каждую букву, чтобы не загубить предыдущие труды. Перьевые ручки явно создавались не для меня. Или же я создавался не для них…       Моя несчастная рука уже отваливается (преимущественно из-за тщательного письма, да), а все пальцы перепачканы чернилами, которые не желают отмываться. Демон заставляет меня надевать белые перчатки, как бы для сохранения «эстетики внешнего вида». Как по мне, то это весьма сомнительная «эстетика»: белые перчатки перестают быть белыми крайне быстро. Но у богачей свои причуды…       Пребывание в этом месте странным образом воздействует на память, поэтому я решил записать все, что помню, чтобы не потерять последние частички себя.       Пожалуй, в первую очередь стоит рассказать, как я попал на службу сюда, в поместье Фантомхайв. А, для этого, я вынужден поведать и о том, как вдруг очнулся в лесу несколько месяцев назад…              Тот день я помню смутно: как я уже сказал, я вдруг очнулся посреди леса, совсем один, и события предыдущих минут стремительно проносились передо мной, как туманные обрывки сна. Мудрым решением было бы сосредоточиться, ухватиться за их ускользающий кончик и начать осторожно разматывать клубок, следуя по ниточке. Но я не смог. Я запаниковал. Бросился бежать, крича от страха, ища людей и хоть какие-нибудь признаки жизни.       И я бежал. Бежал, пока от меня не осталось одно имя. Пока не рухнул наземь, обессилев, чувствуя горечь во рту и не менее противное ощущение потерянной мысли. И потерянной жизни.       Не знаю, как я не сошел с ума. Но мне удалось собрать волю в кулак и просто пойти дальше — в лесу нельзя было оставаться в любом случае.       Вскоре я вышел на дорогу и к сумеркам добрел до поселка. Припоминаю, что местные провожали меня долгим, опасливым взглядом. Видать, выглядел я тогда паршиво… Меня занесло в лавку столяра, где я выяснил, что нахожусь в деревушке на окраине Лондона. Эта информация принесла мне странное, но приятное чувство верного выбора, и на душе стало спокойнее. По счастью (для меня), сын Томаса, того лавочника, недавно повредил ногу и был прикован к постели, поэтому мы со стариком пришли к взаимовыгодному соглашению. Я начал помогать ему в лавке, а также регулярно ходил в лес за материалом для его ремесленной деятельности. Таким образом, я получил крышу над головой и пропитание, а старик — пару рабочих рук (и ног) за весьма скромную плату.       Когда вопрос моего выживания был успешно разрешен, я начал концентрироваться на более эфемерных вещах, таких как мое внезапное появление здесь и завеса неизвестности перед ним. Конечно же, я думал об этом постоянно, но мой утомленный мозг упорно не выдавал мне никакой новой информации: дел оказалось по горло, физический труд изнурял меня настолько, что в первые дни я отключался сразу, как моя голова опускалась на промятый матрас. Я помнил только три вещи: что я — это я, что нахожусь я неподалеку от Лондона, что, безусловно, правильно, и что здесь я не просто так, а с какой-то конкретной целью, о которой, увы, я забыл.       Но, стоило мне привыкнуть к нелегкому образу новой жизни, как чудо все-таки произошло. Одной ночью в моем сознании всплыла картинка: две жирно выведенные на бумаге буквы — «С.С», притом подчеркнутые. Они точно были заглавием какого-то документа, и ниже была расписана их расшифровка, но текст был слишком мелким и размытым, а отыскать во сне лупу и приглядеться внимательнее у меня не было возможности.       Днями напролет я пытался разгадать эту загадку. Две незамысловатые буквы могли обозначать что угодно, от безобидной «сушеной сливы» или небылицы, вроде «сладкая соль» или «съешь собаку», до куда более важного послания, вроде «сохрани секрет» или «случайная смерть»… Разумеется, я составил список всех предметов и абстрактных слов на букву «С», после чего осмотрел все стога сена, познакомился с каждой собакой в деревне, пытался искать в лесу сов, присматривался к сапогам людей вокруг меня, и так далее по списку, но так и не нашел ничего, что могло быть ответом. Я знал, что почувствовал бы верное попадание, как в свой первый день почувствовал, что должен быть именно здесь, а не где-то еще.              Около недели назад я возвращался из соседнего поселка, куда меня отправил за товаром Томас. Его сын Берт уже пришел в норму, и круг моей деятельности заметно сузился, поэтому старик решился давать мне новые поручения, дабы сэкономить собственное время и силы. Поэтому я брел по дороге, ведя под уздцы ослика с маленькой тележкой, в которой вез ящики с добром для Томаса. Грабить старика у меня не было и в мыслях, и отец с сыном об этом знали — все равно мне было некуда пойти, а моя память могла сыграть со мной очередную злую шутку, если бы я вдруг решил сбежать и начать новую жизнь с угнанным осликом.       Я снова и снова прокручивал в голове бесконечный список слов на букву «С», пытаясь понять, где мог просчитаться, что уже напоминало поднадоевшую игру. Услышав приближающийся топот, я прижался к краю дороги. Через минуту мимо меня пронесся экипаж, запряженный парой лошадей. Я видел кареты и раньше, но тут мое сердце стукнуло так сильно, что я испугался. В груди появилось странное, тянущее предчувствие, и, повинуясь ему, я ускорился. Но экипаж уже скрылся из вида.       Вскоре я переключил мысли обратно на свои думы, вслух рассуждая вместе с ослом, чего такого особенного в этих «С» и почему их именно две, как вдруг издалека, из-за поворота, донеслось испуганное конское ржание, громкая, почти истерическая ругань… и выстрел. Я подпрыгнул, точно помню, что подпрыгнул. Ощущение тревоги в груди вернулось, и, сам не зная, почему, я практически побежал на шум, волоча спотыкающегося ослика за собой. Гул голосов и возни приближался, прогремел очередной выстрел, болью отдавшийся в моем сердце, и я наконец-то нагнал остановленную посреди дороги карету.       Четверо крепких мужчин, судя по одежде, простые работяги, толпились вокруг экипажа. Я вспомнил, как буквально вчера Томас курил на улице и, кивком указав на дверь таверны, удивился, мол, какого черта какие-то чужаки, притом явно портовые рабочие, забыли в нашей деревне, так далеко от своего порта?       Сложив частички нехитрой головоломки, я понял, что их появление в окрестностях было неспроста — они пришли в наши края, чтобы подготовить засаду. И это у них получилось. В той карете, судя по ее виду, ехали богачи, и эта мысль, признаюсь, воодушевила и меня: ведь богачи вполне могут нехило отблагодарить меня, если я им помогу. Конечно, стоило подумать, как я в одиночку справлюсь с четырьмя возможно вооруженными мужиками… но я почему-то не подумал. Что-то толкало меня вперед. Что-то еще более необъяснимое, чем жажда наживы.              Подойдя ближе, я стал свидетелем полной картины жуткого нападения. Двое рабочих вытащили на дорогу маленькую фигурку в синем — ребенка, в руке которого, однако, был крепко зажат револьвер, который один из мужиков пытался отобрать. Взрослых, способных помочь мальчику, я не увидел: единственным человеком из его окружения был кучер, лежащий на земле мертвым. Скинувший его с козел мужчина сам взобрался на место кучера и сдерживал беспокойных коней. Прогремел очередной выстрел в воздух, и возившийся с мальчиком бандит вдруг выкрутил своему пленнику руку, все-таки отняв револьвер.       Меня ослепила вспышка нечеловеческой ярости. Из поля зрения исчезло все: и оружие в руках нападавших, вчетверо превосходящих меня числом, и озадаченный ослик, и моя никчемная жизнь. Я схватил с тележки свой топор и понесся вперед.       Мое появление оказалось для всех троих неожиданностью: двое мужиков и мальчик изумленно обернулись.       — А ты что еще за хрен с горы?.. — огрызнулся держащий мальчика верзила. Ему я с размаху вмазал топором по здоровенной башке. Кажется, изначально я собирался бить обухом, но что-то пошло не так, и острие топора глубоко ушло в черепушку первого убитого мной человека.       Не успев осознать содеянного, с бешено стучащим в висках сердцем, я, оставшись без оружия, обернулся ко второму мужику. Краем глаза я видел, как тот судорожно перезаряжал свою двустволку, но теперь ее двойное дуло уже смотрело на меня. По счастью, бандит находился слишком близко ко мне, так что я схватился за ствол ружья и, направив его в землю, саданул мужику коленом между ног. Все звуки вокруг слились в единый гул, картинка размазалась, и, замерев, я почувствовал, как сильно у меня дрожат ноги. Я поднял голову, и у меня сама собой всплыла усталая, обреченная ухмылка: а вот и конец. Напротив меня стоял третий нападавший — тот, что следил за лошадьми, но уже спрыгнул на землю и целился в меня из пистолета.       — Сгинь, отродье, — сипло произнес он, как вдруг валявшийся рядом со мной человек с подбитыми яйцами истошно завопил. Его поднятый трясущийся палец указывал вперед, за спину товарища. Я проследил за его взглядом, и у меня по спине побежали капли холодного пота: мертвый кучер медленно поднимался на ноги.       С его одежды стекала кровь, а глаза горели алым пламенем. Секунда — и его руки в некогда белых перчатках сомкнулись на шее несчастного, целившегося в меня человека и одним легким движением перекрутили ее, как тонкую веточку. Труп рухнул на землю тяжелым мешком. Оставшийся в живых бандит с двустволкой завопил еще сильнее, поднял свое оружие и выстрелил. Кучер поймал обе пули длинными пальцами и с непринужденным видом отправил их в обратный полет, поразив стрелявшего насмерть. Я, застыв от шока, молча созерцал эти ловкие трюки, как вдруг мертвец посмотрел на меня…       Тьма исходила от его тела и разрасталась, видоизменяя его на глазах, превращая полы его черного фрака во вьющиеся вокруг него угольно-черные вороньи перья, а его высокую худую фигуру — в нечто необъяснимое, что простой человеческий рассудок не способен воспринять, но настолько пропитанное сырым запахом смерти, что мое сердце едва не разорвалось от ужаса. Это существо не было человеком, но и не было ожившим мертвецом. Оно было чем-то совершенно иным…       — Демон! — озвучил мои мысли вдруг выскочивший из кареты последний, четвертый бандит, про которого все уже и позабыли. Совсем молодой парень, перепуганный до смерти, наблюдавший за происходящим безумием из укрытия, вылупился на меня, потом на кучера и со всех ног пустился прочь, продолжая выкрикивать: «Демон! Демон!».       — Себастьян, не дай ему уйти, — прозвучал ровный, но настойчивый голос позади меня.       — Да, милорд, — кучер снова принял человеческий, достаточно приличный вид, видимо, всосав тьму обратно в себя, и пулей метнулся в погоню.       Я тупо смотрел ему вслед, понемногу приходя в себя, вспомнил о мальчике и хотел обернуться, но вдруг краем глаза заметил солнечный блик в стороне от дороги. Полсекунды оказалось достаточно, чтобы разглядеть человека, затаившегося в кустах — пятого, оставшегося на страже, чей поблескивающий на солнце пистолет был направлен явно не на меня.       — Назад! — закричал я, развернулся и в один неимоверный прыжок налетел на мальчика, повалив его на землю. И услышал свист в считанных сантиметрах над своей головой. Пуля с треском вонзилась в деревянную дверь экипажа. Но радоваться было рано — в любой момент мог последовать новый выстрел. Я обернулся на кусты, пытаясь выловить из взволнованно носящихся в голове мыслей хоть одну здравую идею, способную спасти жизнь мне и моему подопечному, как вдруг мои худшие опасения сбылись. Прогремел выстрел… однако, прогремел он совсем не там, где я рассчитывал его услышать, а прямо подо мной, так что у меня заложило ухо. Высунувшийся из кустов для повторной атаки мужик рухнул обратно в свои кусты с дырой во лбу, и я засмеялся: значит, мальчик все-таки добрался до своего револьвера и оказался крайне метким стрелком.       — А мы с тобой неплохо справились… — улыбаясь, начал было я и повернул голову к лежащему подо мной мальчику, но слова застряли у меня в горле.       На меня смотрели два огромных глаза. Один — синий, настолько синий и бездонный, что я моментально провалился в пучины его вод и понял, что обречен утонуть и остаться там навеки. Но второй глаз заставил меня вынырнуть и застыть, обомлев в очередной раз за день: правый глаз мальчика сиял фиолетовым свечением, а вместо зрачка в нем горела пятиконечная звезда. Она выглядела неестественно и абсолютно жутко, но в то же время заворожила меня и пленила не меньше, чем бездонный синий глаз. Вернулось посасывающее волнение в груди, и я не мог отделаться от чувства, что уже видел все это раньше, как повторяющийся сон, как дежавю…       …но вдруг мне в грудь уперлось что-то твердое и неприятно холодное. Это, безусловно, был револьвер. У меня вырвалась горькая усмешка.       — Серьезно?..       — Слезь с меня, — строго приказал мальчик, и от его голоса, сладкого, как спелое яблоко, по моему телу прокатилась приятная слабость. Я, затаив дыхание, вглядывался в его лицо, которое, несмотря на пугающий глаз и грозно сдвинутые тонкие брови, оказалось необычайно миловидным. Его маленький ротик был столь прелестно приоткрыт в возмущении, что я забыл и о бандитах, и о полудохлом кучере-демоне, и о приставленном ко мне оружии.       Удерживая вес тела на локтях, я заключил его хорошенькое личико в свои руки, и, как я и думал, вместилось оно идеально. Раздался щелчок взведенного курка, и дуло впилось в мою грудь еще сильнее.       — Да ладно тебе, — тихо, ласково проговорил я, примирительно улыбаясь, не в силах осознать, что прикасаюсь к такой неописуемо-утонченной красоте. — Неужели я не заслужил даже небольшой награды…       "…за мои геройства?..", — однако эта часть так и осталась невысказанной, потому что перед глазами у меня потемнело так стремительно, что я решил, что помер с концами.              Мне снился странный длинный сон, который пронесся передо мной в считанные мгновения. Сначала он был интересным и даже приятным. Я видел две пары необычных, смутно знакомых мне глаз, и они принесли мне чувство покоя, который я не мог вернуть уже давно. Но потом сон стремительно становился все мрачнее и гнетущее, и я метался посреди хаоса с нескончаемым ощущением отчаяния. Потом — лес, другой лес, незнакомый. «Я должен это сделать». «Я должен… С… С…»…       И вдруг я все понял. Всего на секунду, но все частички головоломки сложились в единую картину. И в этот самый момент сон исторг меня, буквально вышвырнул прочь. Я продолжил крепко жмуриться, не давая себе проснуться, надеясь запрыгнуть обратно и черпануть еще немного правды, но было уже поздно. Видение испарилось. Снова. Как делало уже сотни раз, оставляя меня ни с чем, с одним горьким привкусом досады на языке и с всклокоченными мыслями.       Я вздохнул и хотел перевернуться на другой бок, чтобы сменить неудобную позу и попытаться поспать дальше, но тут что-то подсказало мне, что я вовсе не у себя дома. И не простое «что-то», а достаточно веское: узкая, непригодная для сна лежанка со спинкой, слипшиеся от запекшейся крови волосы на затылке и туго связанные за спиной руки. Почуяв неладное, я заставил себя пробудиться и с трудом приоткрыл глаза. Голова гудела и кружилась, а картинка плыла, словно накануне я надрался в хлам. Однако, я все-таки припомнил последнюю, весьма пикантную сценку, после которой неожиданно отрубился, и мои губы сами собой растянулись в улыбке.       — Говорил же, надо было придушить его, пока не очнулся, — прозвучал знакомый сладкий голос совсем близко. Я прищурился, фокусируя взгляд, и разглядел перед собой в полумраке две мерцающие белые коленки.       — Я бы с удовольствием сделал это для вас, милорд, но советую все-таки повременить. Дадим ему шанс объясниться, — второй голос звучал прямо из источника света, и я было сощурился еще сильнее, чтоб приглядеться, но передумал — голова и без того раскалывалась. Я понял, что лежу на сидении в карете моих новых знакомых, но вот при каких обстоятельствах — это совершенно другой вопрос.       — Ну-ну, — пренебрежительно отозвался мальчик. Мой взгляд вернулся к его коленкам — наиболее приятной из доступных мне картин в этой обстановке. — Ты говорил о награде? — теперь он явно обращался ко мне. — Вот она — ты все еще жив, — ноги сидящего напротив меня маленького дворянина были закинуты одна на другую, верхняя величаво покачивалась. Я двинулся выше, по его стройным бедрам, по дразняще-коротким странным штанам, кончающимся повыше колен, по сложенным на коленях узким рукам в темных перчатках, по синему плащу…       — Кто ты? — снова заговорил со мной мальчик, медленно и требовательно, как раз тогда, когда мой взгляд остановился на его лице. Правый глаз был спрятан под повязкой и сверху прикрыт густой черной челкой. — Откуда ты взялся? И зачем вмешался?       — Милорд, не думаю, что этот добрый человек в состоянии говорить… — заметил черный кучер. Он стоял на улице, в лучах солнца, у открытой двери экипажа и держал за шкирку изрядно потрепанного рабочего-налетчика, того самого, который попытался сбежать.       — В смысле… — прокрутив в голове заданные вопросы, я ощутил укол обиды и, вопреки своему первоначальному намерению молчать, пока окончательно не приду в себя, все-таки заговорил. — В смысле «вмешался»? Вообще-то я вас спас.       — Спас? — мальчик чуть склонился вперед, но в его тоне я слышал презрительную усмешку. – Тебя самого пришлось спасать. Если бы не Себастьян, ты бы уже давно был мертв, — его глаз недобро сверкнул. — Не от их руки, так от моей.       — Ради твоих красивых ног и умереть не жалко, — подумал я, но, как выяснилось позднее, подумал вслух. Атмосфера стала еще более напряженной, но мной уже завладела другая мысль. Имя кучера. «Себастьян». «Демон». «Себастьян — демон». Нелепая фраза казалась наполненной до одури логичным смыслом.       Эти люди были в моих видениях — я это знал, я вспомнил их. Этот кучер — демон, и это я тоже знал. Его имя… на букву «С». Одна из двух «С»… А имя мальчика…       — Сиэль, — прошептал я.       Стало слишком тихо. Спокойно-надменное лицо мальчика вдруг сделалось негодующим, и я понял, что попал в точку. Перед глазами снова всплыли две буквы «С», и голова закружилась с новой силой, прокручивая все те же картинки: лес, огонь, синие глаза, красные глаза, тьма, холод, страх… и отчаяние, крепкое отчаяние, напоминающее мои связанные руки. «С.С». Вот оно.       — Ты — Сиэль. А ты, — я повернул голову в сторону кучера, хоть и не мог разглядеть его из-за размытого зрения. — Ты — Себастьян. Его демон. Я это знаю. Знаю вас обоих. Я это точно помню…       Знаю, мне стоило придержать язык за зубами, но я с трудом соображал от восторга только что открывшейся мне истины. Сиэль же счел мои откровения подозрительными и, возможно, даже опасными, потому что вмиг оказался надо мной, и хорошо знакомое дуло револьвера уткнулось мне в лоб.       — Прекращай юлить и отвечай на вопросы. Кто ты? Кто тебя послал? Назови хоть одну причину, по которой я не должен тебя убивать.       Мне не верилось, что он выстрелит. Ведь я наконец-то нашел то, что искал, и близость к истине дарила ощущение неуязвимости. Откуда иначе я знал его имя?       Я не мог сдерживать радость, поэтому улыбался как умалишенный. Склонил голову, потому что рука мальчика заслоняла мне обзор, и посмотрел в его красивое, разгоряченное лицо: губы возбужденно приоткрыты, глаз воинственно сверкает, а все его маленькое тельце так и дышит огнем жизни, таким сильным, что в моем теле тоже запылал ответный огонь… но только немного иного происхождения.       — Какой же ты красивый, — восхищенно прошептал я, не спуская с лица глупой улыбки. Вот — для чего я здесь. Вот — почему я так безрассудно бросился ему на помощь. Вот — что означает головоломка из моих бесконечных снов. Я знал себя слишком хорошо и поэтому не сомневался, что вполне мог поставить себе за цель отыскать это живое произведение искусства в целом лесу на окраине Лондона. И теперь я его нашел. Самого красивого мальчика из всех, что мне доводилось видеть.       Больше всего на свете я жалел, что у меня связаны руки. Я уже чувствовал, как мои ладони могли лечь на его стройные бока, пройтись по ним, спуститься ниже. Как мои пальцы могли забраться под слои его одежд и прикоснуться к девственно-белой нежной коже. Как мои губы могли прижаться к его губам, мягким, сладким…       Однако, судя по его недовольному виду, мое поведение совершенно не помогало мне приблизиться к этой волнующей цели, а только распаляло негодующий гнев мальчика, поэтому я попытался подчинить себе свой пьяный рассудок.       — Ну не сердись. Я все тебе расскажу. Честное слово. Но, может, ты уберешь эту штуку, мы сядем поудобнее и поближе… — палец в черной перчатке элегантным движением взвел курок. — Ладно, хорошо, пусть так. Никто меня не посылал. Или думаешь, я с ними заодно? Вон у этого задохлика спроси, — я кивнул на пойманного демоном бандита, и тот аж подпрыгнул, когда мальчик и его слуга обернулись к нему.       — Я… я его не знаю, — перепуганно залепетал налетчик. — Вообще не знаю. Я не с ним!       — Да кто бы тебя позвал! — фыркнул я, но снова заглянул в лицо Сиэля. — Вот видишь, мы с ними даже не знакомы. Я просто шел мимо, вдруг увидел, что на вас напали, и решил…       — И решил помочь. Этакий рыцарь в сияющих доспехах, — мои ответы все равно не устраивали Сиэля, но я сходил с ума от одного звука его мягкого голоса.       — Да. Да, так и есть, — я чувствовал исходящее от него тепло — мальчик стоял надо мной, опершись на мое сидение коленкой. — Я могу быть твоим личным рыцарем. У меня даже меч есть, и весьма крепкий…       Но мальчик будто меня и не слышал.       — И я должен поверить в этот бред? «Шел мимо», «решил вмешаться», без оружия, без мотивов… Не заговоришь со мной — так запоешь с Себастьяном, но уже совсем по-другому.       — Нет-нет, я с тобой говорить хочу, — тихо, интимно заверил его я, но не успел больше ничего добавить, потому что последовал новый вопрос:       — На кого ты работаешь?       Я устало усмехнулся: голова раскалывалась, мысли из нее вытекали, рядом со мной сидел мальчик моей мечты, которого я искал несколько месяцев, и допрашивал меня из-за того, что я пытался спасти его. У жизни явно есть чувство юмора…       — Я работаю на столяра. Старик Томас, у него лавка, в деревушке тут неподалеку, можете у него спросить. На рассвете я ходил за покупками для него и как раз возвращался, там на дороге должен быть мой ослик, можете спросить и у него…       Лицо Сиэля оставалось непробиваемым. Тут до меня дошло: мальчик занервничал, когда я назвал его по имени. Если бы я только промолчал… Терять было нечего, поэтому я решил опередить встречный вопрос и сразу выложить всю правду.       — Хочешь честно? У меня амнезия. Помню лишь последние несколько месяцев, с тех пор, как оказался в этих краях. Я не помню, кто я, не помню, как сюда попал. Не помню ничего. Но я вспомнил тебя. Вспомнил, как тебя зовут, когда ты назвал демона по имени. Должно быть, мы когда-то пересекались… Ты этого не помнишь?       Сиэль молчал, ровно, хмуро глядя на меня через револьвер, который, как мне казалось, уже плотно отпечатался на моем лбу.       — Что ж, ладно… Но это правда. Я не какой-то там наемник. Не бойся меня, я для тебя не угроза.       — Я и не боюсь, — будто в подтверждение своих слов, мальчик начал медленно спускать курок револьвера, возвращая его в нейтральное положение, и мое сердце застыло. — Бояться следует тебе.       Честно говоря, я и в самом деле не то чтобы испугался, но едва не наложил в штаны — одно неловкое движение, и револьвер бы выстрелил. Но, по счастью, палец Сиэля не соскочил, и курок благополучно вернулся на свое место. Я облегченно выдохнул и признался:       — Я не хочу бояться. Я просто хотел помочь. И хочу помогать тебе и впредь. Я хочу… служить тебе, — слова соскочили с моего языка сами собой, и я даже примолк, смакуя их. «Служить». «С.С.». «Служить Сиэлю»? Это звучало не просто логично, а правильно, абсолютно правильно, так же правильно, как мое нахождение здесь и сейчас. — Да. Возьми меня к себе. На службу. Я ведь, получается, и так слишком много знаю, верно? Я видел правду, которую вы скрываете, так что твой ручной демон наверняка убьет меня, когда выведает всю необходимую информацию. Но мы можем быть полезны друг другу. Я умею держать язык за зубами и умею быть верным. Дай мне шанс. Я чувствую, что давно искал тебя. И теперь нашел, и хочу остаться рядом с тобой. И помогать тебе. Я, конечно, не демон, но, поверь мне, от меня может быть толк.       Сиэль вдруг убрал револьвер и выпрямился.       — Себастьян сказал, что нам могут пригодиться твои способности. Поэтому он убедил меня не убивать тебя. Ты знаешь, что он имеет в виду?       Мне бы и хотелось согласиться, но я понятия не имел, о чем речь.       — Может, следует узнать это у самого Себастьяна? — осторожно предположил я и покосился на демона, опасаясь, что тот снова начнет дымиться, как тогда, во время перестрелки.       — Его особые умения скрыты от меня, милорд. Возможно, и от него самого, из-за амнезии, — учтиво ответил кучер. Пленник уже покорно обмяк на земле у его ног, явно устав от нашего затянувшегося разговора. — Как я уже сказал, я чувствую в этом человеке силу, которая впоследствии может сыграть на нас.       — А не на нас — так против нас?.. — взгляд Сиэля стал задумчивым, и у меня аж приоткрылся рот: таким красивым и одухотворенным сделалось его нежное личико. Головокружение вновь усилилось вместе с нарастающим пульсом, разносящим по моему телу новую порцию дикого возбуждения.       — Нет, ну кое-какие способности у меня все-таки есть, — сказал я раньше, чем успел обдумать. И демон, и мальчик, и даже пленный бандит выжидающе повернулись ко мне. — Я весьма хорош в одном деле и могу даже это продемонстрировать. Желательно, без лишних наблюдателей… но, если ты настаиваешь, меня это не смутит. Только развяжи мне руки — я так куда ловчее управлюсь. На тебе так много одежды…       Взгляд мальчика был направлен сквозь меня, ротик озадаченно приоткрылся, и вдруг его щеки загорелись.       — Да как ты… — проговорил он, начиная закипать, и я услышал сдавленный смешок демона. Но я уже не мог остановиться: горячность мальчика только распаляла меня — я видел его смущение, и это заводило меня еще сильнее.       — Но, если тебе больше по душе связывание, это тоже хорошо. Я могу многое сделать даже одним ртом. И языком. Боже, да я что угодно для тебя сделаю…       — Заткнись! — выпалил Сиэль, но тут же попытался взять себя в руки и продолжил уже более сдержанно. — Сделай это своим поганым ртом: заткнись.       Несмотря на показную невозмутимость, его щеки все еще заливал румянец. Я заулыбался пуще прежнего, окончательно теряя голову от желания, и попытался приподняться.       — Да ладно, малыш, зачем же так скучно? Ты такой красивый, как я могу молчать? Но ты, конечно, можешь меня заставить. И я даже знаю, как…       — О, да, я тоже знаю, — ответил Сиэль и вырубил меня ручкой револьвера.              На самом деле, я со стыдом вспоминаю тот день… Но мое неадекватное состояние приписали к посттравматическому шоку от сильного удара по башке (точнее, от первого удара по затылку, которым вырубил меня демон) и пережитых потрясений в целом.       В конечном счете, меня взяли в поместье. Как выяснилось, это изначально было в планах юного графа — ведь демон унюхал во мне что-то неведомое, из-за чего и убедил своего господина сохранить мне жизнь. Схваченного бандита ждала менее радостная судьба. После расправы над ним Себастьян сопроводил меня до деревни, где я завершил свою службу у Томаса. Демон побеседовал с моим прежним работодателем и, убедившись в правдивости моих слов, немного смягчился. По прибытии в поместье, однако, он все равно устроил мне допрос с пристрастием, в начале которого почему-то отпинал меня, видимо, для профилактики. Я снова изложил ему свою историю в мельчайших деталях. В конце Себастьян сообщил, что понял, что я за человек, после чего заботливо обработал мои раны, причем так тщательно, что они удивительно быстро зажили. Конечно, предыдущее собеседование на работу прошло куда легче… и без мордобоя…       Наконец, настало мое время задавать вопросы. Себастьян поведал мне, что они с хозяином были осведомлены о готовящемся на них нападении, поэтому вся эта длительная сцена с убийством кучера и захватом графа в заложники проводилась ради выуживания новой информации из бандитов — эти двое практикуют такое довольно часто. Но на этот раз все пошло не по их сценарию — из ниоткуда взялся я. Естественно, Сиэль решил, что я мог оказаться хитрым ходом его противника, и его опасения усилились, когда я торжественно заявил, что знаю их обоих. Не уверен, насколько его убедили мои слова, но то, что меня взяли на работу — безусловно добрый знак.       И, конечно, хорошо бы мне поскорее узнать секрет этой своей «сверхсилы». Ведь, как я понимаю, здесь я только благодаря ей, чем бы она ни оказалась. И, если вдруг выяснится, что демон ошибся… Но я предпочитаю верить ему на слово.       Моя память, на самом деле, значительно укрепилась. В поместье многое кажется мне уже хорошо знакомым, так же как и детали биографии графа, о которых я узнаю, не становятся для меня внезапностью, будто эти знания уже лежали в моей голове, но я просто не пользовался ими долгое время. Это странно, но здесь я чувствую себя уютно и будто бы на своем месте. Мне выделили комнатку на чердаке — я сам ее выбрал, ибо это лучше, чем жить вместе с остальной прислугой, и дело не только в свободном месте. Если честно, они немного пугают меня. Но при этом и сами смотрят на меня с настороженностью, хотя я стараюсь вести себя тихо и не вызывающе. В общем, мне прекрасно спится и сидится тут, на чердаке.       Зато с Себастьяном, на удивление, мы нашли общий язык. Наше общение сводится к тому, что он говорит мне, что делать, а я исполняю все в лучшем виде, и этого нам обоим вполне хватает. Работу он доверяет мне разную, в основном — физическую, не требующую специальных навыков. Чаще всего мне приходится исправлять косяки нынешнего персонала — почему-то я уверен, что никто из этих сумасшедших людей (разве что, кроме эконома) раньше никогда не пробовал себя в их текущих профессиях. Готов поспорить, они поступили на службу так же, как и я — за какой-то чудесный «талант». Как я уже сказал, отношения с ними у нас натянутые, так что в души друг другу мы не лезем, но я и не жалуюсь. Себастьян пару раз со вздохом признавался, что во мне дисциплины оказалось куда больше, чем в них всех вместе взятых, поэтому своей помощью я знатно экономлю ему время, которое для дворецкого — на вес золота. Не сомневаюсь, что у всесильного демона и без меня хватало энергии разбираться со всем и сразу, но все-таки даже в Себастьяне есть что-то человеческое. Например — усталость от (дураков) неумех… Не буду скрывать, я немного злорадствую… Но ведь заслуженно. Я умею работать качественно. К тому же, у меня есть цель, которой я могу добиться только через усердный труд.       Мой маленький граф. Прекрасный, изящный, с его красивыми ножками, мысли о которых не покидают меня ни днем, когда я имею удовольствие видеть их воочию, ни ночью, когда я утопаю в горячих фантазиях перед сном… Но Сиэль меня совсем не любит, почему-то. На самом деле, мы практически не пересекаемся — в огромном особняке это совершенно нетрудно, учитывая то, что все мои обязанности не связаны с хозяином напрямую. Наверно, все дело в недоверии… или в моем слишком вольном поведении в самом начале нашего знакомства. Кто ж знал, что я мог оскорбить его даже одним обращением не по титулу, не говоря уже обо всем остальном?.. Надеюсь, со временем это замнется. «Служить Сиэлю» — это, конечно, хорошо. Но ведь «С.С» может также означать и куда более интересные вещи. Например, «Соблазнить Сиэля»… Я вижу, как он на меня смотрит. Вернее, вижу, что он пытается на меня не смотреть. Но у такого тщательного игнорирования должна быть более веская причина, чем обида за прошлое непристойное поведение. Поэтому я буду рядом. Буду усердно трудиться. И выжидать. Я должен хорошо себя показать, чтобы меня начали допускать до прислуживания графу за столом, например. Если даже криворукой горничной доверяют носить ему тарелки… которые она в большинстве случаев разбивает, и мне приходится убирать осколки… Думаю, у меня есть шанс.       Мои пальцы уже болят, да и свеча догорает, и спать хочется, если честно. Завтра меня ждет очередной долгий день, и я должен проявить себя.       Пока я записывал эту историю, я припомнил много мелких деталей, о которых иначе бы и не вспомнил. Это как рассказывать свой сон другому — память возвращается по цепочке. Поэтому я принял решение продолжать вести записи, может даже в достаточно откровенной форме, чтобы поддерживать память в тонусе и уже точно ничего не забыть. Может быть, мне удастся вспомнить и то, что было до моего появления в лесу на окраине Лондона… Немного жутко жить и не знать, кто ты и откуда… но я стараюсь блокировать гнетущие мысли — так и свихнуться недолго. Я почти привык к перу, и это меня радует. Но что-то мне подсказывает, что раньше у меня было более удобное средство для изложения мыслей… Но ничего, я научусь писать красиво и не пачкать при этом руки. Чтобы прикасаться этими руками к графу. И делать этими руками такое, что, я думаю, мальчику и не снилось. Но снилось мне, и часто. Теперь все мое существование связано только с ним. Возможно, я даже потерял память ради него. Потому что знал, что узнаю его… даже после смерти?.. Но не мог же я умереть и переродиться сразу во взрослом состоянии? Я ненамного старше графа, максимум — лет на десять, но вряд ли, скорее на пять или семь… Трудно определить, учитывая то, как взросло держит себя Сиэль, и каким глупым ребенком становлюсь я, когда вижу его…       Нет, я все еще не созрел рассуждать об этом. Лучше не буду мешать полуночным мыслям овладевать моим разумом, и, раз уж мы так откровенны, я, пожалуй, удалюсь и хоть немного облегчу себе жизнь, мечтая о моем прекрасном мальчике и о его стройных ножках…