Часть 2
20 апреля 2020 г. в 00:53
Никогда бы не подумал, что из внезапного шоколадного взрыва на кухне можно извлечь столько выгоды…
Во-первых, мне, скажем так, удалось спасти кусок шоколадного торта (который, к слову, и взорвался). Для этого мне пришлось пойти на риск. Я прикинул, что бы сделал в подобном случае Себастьян — ведь я часто наблюдаю за демоном, пытаясь перенять его великолепные умения. Поэтому, пока слуги носились в панике, я собрал уцелевшие частички бисквита и перемешал их с уже готовым кремом, добавив немного орешков. Затем выложил смесь на тарелку аккуратной горкой, смазал сверху остатками крема и завершающим штрихом полил сие творение шоколадной глазурью. Я все время не мог отделаться от мысли, что для полноты картины не хватает только ананасов…
Во-вторых, прибежавший на звук взрыва Себастьян, к удивлению, высоко оценил мою находчивость. Он предположил, что нашему господину будет интересно отведать нечто новое и оригинальное, поэтому печь новый торт не было необходимости. И, доведя созданный мною десерт до истинной красоты, подровняв его и украсив сверху орехами, демон отдал новые распоряжения, согласно которым уборкой последствий взрыва предстояло заняться непосредственно его виновникам, что не могло меня не радовать. Мне же (это в-третьих), в качестве награды за сообразительность и в целях обучения, выпала иная честь — преподнести мой новый «торт» к концу завтрака графа.
Конечно, я пулей метнулся приводить себя в порядок — благо, у меня еще оставалось немного времени. Мне, как так называемому «лакею», полагалось выглядеть подобающе — то есть облачаться в строгий костюм. Я, честно говоря, совершенно невзлюбил свою форму, поэтому предпочитаю ходить только в брюках и в рубашке с закатанными рукавами, что, на самом деле, куда удобнее и практичнее. Повару и садовнику, однако, их должности позволяют носить более простую одежду, похожую на ту, к которой я уже привык в деревне… но только на вид поприличнее, разумеется.
В общем, мне пришлось нестись к себе на чердак, менять испачканную рубашку на чистую, надевать сверху жилет, сюртук, перчатки… Правда, у меня не получилось завязать галстук, но я понадеялся, что мне это простят. К тому же, меня никогда раньше не допускали до прислуживания за столом, и у меня знатно дрожали руки. В конечном итоге, я спустился вниз, на кухню, подготовил сервировочный столик (тележку для перевозки блюд, на которой я и сам не прочь прокатиться по длинным коридорам поместья) и в назначенное время отправился в путь.
Мой маленький граф отреагировал на меня… никак. Может, и по счастью. Себастьян, подливавший хозяину чай, обратился ко мне с порога.
— Как продвигается уборка?
В его учтивом тоне слышалось столько надежды, что мне стало искренне жаль его разочаровывать.
— Ну, Финни притащил в кухню садовый шланг, — немного запнувшись, начал я, косясь на уткнувшегося в газету господина. — Я сказал, что это не самая лучшая идея, но… надеюсь, все обойдется без потопа…
Лицо Себастьяна приобрело сероватый оттенок, и я отчетливо увидел всплывшие на нем немые (дьявольски нехорошие) ругательства. Он сдержанно подал чашку своему господину и поклонился:
— Простите меня, ваша милость, я вернусь через минуту. Наслаждайтесь десертом.
Сиэль только коротко кивнул, не отрываясь от чтения, и мы с ним остались одни.
Выйдя из секундного ступора, я подкатил столик поближе и, собравшись, осторожно поставил тарелку с тортом перед маленьким графом. Его правый глаз прятался под белой домашней повязкой, а левый сосредоточенно бегал по газетным строкам. Я не находился в такой близости к моему прекрасному мальчику аж с первого дня нашего знакомства, когда он допрашивал меня в карете. Мне доводилось видеть его только издалека, или же когда он проходил мимо, спеша по своим делам. Но теперь мы оказались наедине, и я не мог не воспользоваться шансом привлечь его внимание.
— Как ваши дела, милорд?.. — спросил я первое, что пришло на ум. Ответом послужило красноречивое молчание. — В смысле… вот ваш торт. Я немного поэкспериментировал с его видом… Надеюсь, вам понравился. «Привычное в новой форме», как сказал Себастьян…
Я заулыбался, но Сиэль только взял десертную вилочку и, не глядя, отломил от торта кусочек. Я выжидающе замер, заложив руки за спину. Но ничто не нарушало давящую тишину. Моя нога начинала нервно подрагивать, и я усилием воли заставлял себя стоять ровно.
Обоснованных причин торчать рядом с графом у меня больше не оставалось, но я решил попытаться разговорить хозяина. Поэтому отошел подальше и, чтобы заняться хоть чем-то полезным (хотя бы с виду), начал убирать со стола использованные тарелки.
— Вижу, настроение у вас такое же, как и обычно, — добавил я, немного выждав. — Я, наверно, некрасиво себя повел тогда. У меня не было возможности извиниться, вы же не допускали меня к себе… В общем, не держите зла. Я же не знал, что вы… ну… — Сиэль опустил вилку на тарелку и перевернул страницу газеты. — Да… Но я постараюсь как-нибудь загладить свою вину. Понимаю, мое поведение было недостойным… Я исправлюсь. Честно, — я медленно складывал тарелку на тарелку, на самом деле, не имея и понятия, можно ли, по этикету, убирать со стола при хозяине. Графа, в любом случае, это не волновало, но от его молчания мне становилось все более неловко. — Ну… может, вы… эм… Не хотите прогуляться со мной, после завтрака? Не знаю, как у вас принято приглашать на свидания…
Умолкнув, я посмотрел на свое отражение в наполированном подносе. Это прозвучало странно даже для меня. Но я не имел лишнего времени, чтобы обдумывать приходящие из глубин моей памяти мысли, поэтому продолжал:
— Хотя, я бы счел за честь хотя бы просто видеть вас почаще. Вот, даже у моих коллег есть такая возможность, — я кивнул на дверь и хмыкнул. — Не знаю, кто сказал им, что торт приготовится быстрее, если его подорвать… Там теперь вся кухня в шоколаде. Наверно, мне стоило оказаться в эпицентре взрыва. Тогда бы я, возможно, больше пришелся вам по вкусу. Учитывая ваши пристрастия…
Сзади послышались мягкие шаги, и я запнулся.
— Себастьян, напомни, зачем нам понадобился этот шут? — вдруг заговорил Сиэль так неожиданно, что я вздрогнул.
— Чтобы воспитать и продать, как эксклюзивную игрушку. Как вы сами и говорили, милорд, — вежливо ответил Себастьян. Такие разговоры действительно имели место быть, но шутка графа всегда была адресована кому-либо из слуг, но только не мне.
— Не думаю, что мы много выручим за его болтливость, — юный господин отложил газету, но так и не удостоил меня взглядом.
— Знаете, в Сицилии считалось обычным делом вырывать языки слишком болтливым рабам, — деликатно заметил дворецкий и исчерпывающе, но без агрессии глянул на меня, видимо, проверяя реакцию.
— Ты их надоумил? — поинтересовался мальчик с таким участием, словно ему очень хотелось пообщаться, и до этого он вовсе не игнорировал все мои попытки завязать разговор.
— Нет, милорд, боюсь, я не настолько стар. Но я знаю того, кто надоумил рабов начать восстание. Говорят, славное было побоище. И не менее зрелищное…
Сиэль довольно хмыкнул и вернулся к торту. Демон же с учтивой улыбкой обратился ко мне.
— Спасибо, что развлек господина. Можешь возвращаться к своим обязанностям.
Он всегда говорит со слугами вежливо. По крайней мере, в присутствии других людей. Граф же вовсе не был мне благодарен, ни за созданный специально для его милости кусочек торта, ни за мое увлекательное общество. Поэтому, мне действительно пришлось вернуться к работе и помогать моим непутевым сослуживцам отскребать шоколад со стен кухни…
Как я и говорил, мне редко удается видеть господина, а общаться с ним — тем более. Интересные моменты, стоящие того, чтобы быть записанными, происходят не так часто, раз в несколько дней, а на рассуждения о вечном у меня нет лишнего времени — я сажусь за свои заметки лишь ближе к ночи, как сейчас, после выполнения всей работы.
Иногда я всерьез подумываю о том, чтобы напрямую узнать у дворецкого причину, по которой меня не подпускают к хозяину. Но, в то же время, я опасаюсь — не очень хочется лишний раз акцентировать всеобщее внимание на моей привязанности к мальчику. Хотя, как мне кажется, это и так очевидно…
Пару дней назад я помогал горничной выбивать ковры. Обычно этим занимался садовник, но после его усердия на коврах часто оставались огромные дыры… Как бы то ни было, закончив с пыльной работой, я решил немного подышать свежим воздухом. И, прогуливаясь вдоль особняка, обнаружил на солнечной стороне проросший прямо у стены пучок ромашек. Сама эта идея показалась мне невероятно романтичной. Я сорвал самую крупную, полностью распустившуюся ромашку и пошел дальше, внимательно осматривая стену, проверяя, нет ли там больше диких цветов.
Выйдя из-за угла дома, я увидел перед главным входом ожидающий экипаж. Очевидно, наш дорогой граф собирался ехать по делам. Это был превосходный шанс. Я быстрым шагом добрался до крыльца, от которого вели вниз две лестницы, образуя незамкнутый овал, и присел на ступенях левой, приготовившись ждать. Погода стояла приятная, и редкое в этих местах солнце уже грело — близилось лето. Мои мысли убегали вперед, в теплые, ясные деньки, когда совершенно не хочется ничего делать — эти ощущения я хорошо помнил. Когда хочется только бездельничать, дышать прогретым воздухом, лежать в душистой травке… вместе с моим маленьким графом, обнимая его и…
Я услышал хлопок входной двери и поднялся.
— Добрый день, ваша милость, — с приветственной улыбкой поздоровался я. Мой господин вышел на крыльцо в сопровождении дворецкого. На мальчике был черный плащ, украшенный спереди пышным синим бантом, шляпа-цилиндр, кажущаяся слишком большой для его милой, маленькой головки, а в руке граф держал трость. Заметив меня краем глаза, Сиэль отвернулся и начал спускаться по правой лестнице, чтобы не пересечься со мной. Вот уж не думал, что он зайдет настолько далеко в своем игнорировании…
— А я как раз хотел побеседовать с вами, если вы не против… — добавил я, наблюдая за его изящной, тщательно избегающей меня фигуркой. Однако, последовавшее молчание уже порядком мне надоело. И, несмотря на идущего позади графа Себастьяна, я встал перед лестницей, заградив собой путь.
— Почему вы так меня ненавидите? — открытым текстом спросил я, не в силах больше выносить эту безмолвную пытку.
— Ты переоцениваешь свою значимость в моей жизни, — сходу отозвался Сиэль и остановился в нескольких ступенях от земли, оказавшись на одном со мной уровне — обычно же мальчик даже на небольшом каблучке едва достает мне до плеча. Его серьезный синий глаз твердо посмотрел мне в лицо, и, клянусь вам, у меня закололи щеки, как у смущенного мальчишки. Я заулыбался — настроение выяснять отношения вмиг испарилось, и протянул графу сорванную ромашку.
— Это вам. Это не простой цветок. Он пробился сквозь камень. Окреп и вырос, несмотря ни на что, специально, чтобы порадовать вас.
— И какая участь его постигла? — граф отодвинул мою руку тростью и, как ни в чем не бывало, прошел мимо меня. «Сорван и отвергнут», — пронеслось у меня в голове. Да, первые несколько недель меня забавляло пренебрежение со стороны повелителя моего сердца, но теперь я был близок к отчаянию. Я обернулся ему вслед.
— Вы даже не даете мне объясниться.
— Мне не о чем говорить с такими, как ты, — бросил Сиэль. Себастьян только хмыкнул, покорно следуя за хозяином. Кажется, демона забавляет сложившаяся ситуация: либо то, что нервничаю я, либо то, что я периодически заставляю нервничать его господина, если, конечно, усиленное игнорирование можно считать «нервничанием».
— Значит, вы меня совсем не знаете. И не даете мне шанс изменить ваше мнение обо мне, — решив, что Себастьян вряд ли станет препятствовать, я неуверенно пошел за графом. — Ладно, не надо со мной говорить. Просто посмотрите на меня. Я ведь открытая книга, только посмотрите — и все обо мне узнаете. Я же готов на все, чтобы заслужить ваше расположение, неужели этого не заметно? Одно ваше слово — и я выложу вам все без утайки. А вы все время только отворачиваетесь…
Тут Сиэль остановился. Оглянулся через левое плечо, заставив меня замереть, и сухо заметил:
— Раскрывать карты не всегда умно.
— Для игрока вашей величины — да, — начал я, осторожно подбирая слова, что было крайне нелегко под строгим взглядом господина. — Однако, мне терять нечего…
— Ты глупый, — вдруг заявил Сиэль и даже развернулся ко мне, нахмурившись. — Был бы поумнее — держал свою «книгу» закрытой, для своего же блага.
— Мне нечего скрывать от вас, — я медленно, почти крадучись, пошел к нему навстречу. — Вы — мой хозяин…
— Вот именно, — мальчик приподнял подбородок, продолжая смотреть мне в лицо, когда я приблизился. — А ты — всего лишь пешка. Поэтому делай свою работу и не тявкай.
— Как же мне это делать, если вы меня не трогаете?.. — вырвалось у меня. От близости к моему очаровательному мальчику, который еще утром казался мне недосягаемым, а теперь стоял тут, прямо передо мной во всем своем великолепии, мой рассудок снова заволокло густым, сладким туманом. И, пользуясь секундной растерянностью графа, вероятно, вызванной моей неописуемой наглостью, я взял его левую ручку, одетую в тонкую коричневую перчатку, вложил в нее несчастную ромашку и аккуратно закрыл его пальцы, накрыв их своей ладонью. — Если я — ваша фигура, а вы мною совсем не пользуетесь?..
Я заискивающе заглянул мальчику в лицо, где-то в подсознании догадываясь, что моя выходка не сулит мне ничего хорошего.
Сиэль, не переставая хмуриться, смотрел вниз, на наши руки, видимо, не в силах осознать содеянное мной нахальство. Затем медленно, гнетуще поднял глаза (вернее, глаз). Его прекрасный ротик снова был чуть приоткрыт, будто в невысказанном вопросе. О, я уже видел этот взгляд. Я волную его, точно волную… ну, либо раздражаю, и притом — очень сильно… Мне, конечно, хотелось верить в первое. Но я почувствовал, как сильно сжался его кулачок в моих руках, поэтому быстро отступил на шаг назад, дабы не дать праведному гневу мальчика (или, чего хуже — его демона) обрушиться на меня.
— Погадайте на ромашке, милорд, — проговорил я, медленно пятясь, не в силах скрыть улыбку, восхищаясь своей маленькой победой и все еще чувствуя в своих руках его аккуратную ручку. — Уверен, ответ вас порадует.
Предварительно я сосчитал лепестки цветка, и их было тринадцать — как раз для положительного ответа, пусть и звучало это число немного суеверно. Но какая еще ромашка могла расти у поместья Фантомхайв?..
Дурманящая пелена начинала спадать, и ко мне нещадно приходило осознание совершенных мной действий. Сердце быстро заколотилось, и волнение холодило грудь. Я с нетерпением ожидал ответа, которым могло оказаться что угодно, вплоть до моего стремительного полета через двор пинком под зад, прочь из поместья.
— Какой же ты дурак, — вдруг с чувством объявил Сиэль, после чего расправил плечи, поднял подбородок и вновь принял невозмутимый вид, соответствующий его обычной статности. Но левую руку не разжал.
— Мне не нужно быть умным, чтобы исполнять отведенную мне роль. Которая заключается в угождении вам, — и, решив на этом окончить свое провокационное выступление, я вежливо поклонился, копируя манеру Себастьяна (который, кстати, в это время с туманной улыбкой наблюдал за своим господином, что бы это ни означало). — Не смею больше вас задерживать. Хорошей вам поездки, милорд.
Потом, когда экипаж уехал, я обследовал ведущую к выезду дорожку и ее окрестности, но так и не нашел моей смятой и выброшенной ромашки. Неужели граф оставил ее себе? Или же скормил ее своему демону… если такое, конечно, возможно…
Однако, наша беседа мало чем помогла мне, потому что после нее граф так и не решил меня «трогать», ни в одном из доступных смыслов. Мои дела по-прежнему никак не касались хозяина, но я продолжал усердно трудиться, зная, что однажды мои усилия окупятся, как уже вышло с шоколадным тортом.
Понимаю, возможно, в чем-то Сиэль и прав. Насчет моей глупости и «слишком открытой книги»…
Если бы я держал свой рот на замке, еще тогда, в самом начале, то, вероятно, у графа не было бы причин относиться ко мне с такой настороженностью. Наверно, мне не следовало выдавать своих намерений относительно мальчика, или хотя бы делать это не так очевидно и… распущенно, что ли. Но проблема в том, что я совершенно не могу себя сдерживать! Рядом с ним я теряюсь и уплываю куда-то в небытие, где у меня нет доступа к здравому смыслу.
Признаюсь, помимо этого… я не совсем понимаю, как нужно вести себя с человеком, к которому испытываю некие чувства… За месяцы моей «новой жизни», как я это называю, у меня не было ни одного любовного интереса… если вы понимаете, о чем я. Не знаю, были ли у меня подобные отношения в «прошлой жизни», о которой я ничего не помню… Но я допускаю, что моя бурная неконтролируемая реакция — это результат длительного… скажем так… воздержания…
Все из-за моих снов. Я смутно припоминаю, что наговорил каких-то непристойностей графу в карете, во время допроса. Но происхождение этих мыслей для меня так и осталось загадкой — до той судьбоносной встречи я вообще не думал о подобных вещах… Здесь же, в поместье, я начал видеть совсем другие сны. И благодаря им узнал слишком много способов приятно проводить время вдвоем. И эти мысли не дают мне покоя… А каждую ночь мне открываются все новые и новые соблазнительные подробности. Ох, эти сладкие сны… в которых я не выпускаю моего красивого мальчика из кровати, покрывая поцелуями каждый сантиметр его тела…
Кстати, немного отвлекусь, пока эта тема не захлестнула меня с головой… Я не в первый раз отмечаю, что, когда я мимолетно думаю об измерениях, в моей голове сами собой всплывают эти «сантиметры». И, если честно, я ума не приложу, что это такое и сколько в них дюймов, или же наоборот. Дюймам меня обучил старик Томас, когда я пытался освоить его столярное ремесло. Надо спросить про сантиметры у Себастьяна, он умный (мужик) демон, должен знать…
На этот раз обошлось без шоколадного взрыва.
Себастьян сервировал стол к обеду новым, недавно подаренным графу фарфором и хотел, чтобы хотя бы первый день своего использования фарфоровый набор прожил без потерь. Следовательно, единственным кандидатом, способным аккуратно поднести горячее, оказался именно я.
Одевшись подобающе и предварительно изрядно понервничав, я доставил требуемые блюда в столовую. Себастьян, как обычно прислуживающий графу, жестом приказал мне остаться и подождать. Я послушно замер поодаль от стола, убрав руки за спину, и осторожно посмотрел на хозяина. Теперь мальчик не прятал взгляд в газете. Он попросту смотрел сквозь меня.
Когда наш господин заканчивал расправляться с ароматным лососем в каком-то соусе, о составе которого я могу лишь гадать, демон подлил в его чашку чай и сообщил:
— Ваша милость, я приготовлю вам десерт — теплую яблочную шарлотку с шариком ванильного мороженого, — затем выпрямился и обратился ко мне. — Поухаживай за господином, пока меня не будет. И следи за чаем.
Признаться, у меня свело живот от такой ответственности. Несомненно, подобный изыск кулинарии с балансом температур — теплая шарлотка и холодное мороженое — требовал дьявольских умений. А мне можно было доверить менее хлопотное занятие, такое как подливание чая. Теперь-то я понял истинный смысл тех лекций о чайной церемонии, которые периодически читал мне демон, как мне казалось, между делом, просто так. Нет, он ничего не делает «просто так». У меня уже закрадывались подозрения, что дворецкий специально натаскивает меня в разноплановых специальностях. Чтобы я, например, мог периодически подменять его. Кто знает, что Себастьян делает на самом деле, пока бегает на кухню для «приготовления сложного десерта»?.. Демонам тоже порой нужно отдохнуть, перекурить… или навестить тайную пассию в конюшне.
Да-да, я уже не раз замечал, как дворецкий с загадочным видом захаживает в конюшню, предварительно тщательно оглядываясь. Сидит там с разной временной продолжительностью, в зависимости от своей загруженности, а потом выходит с выражением легкого таинственного счастья на лице и бежит переодеваться. Мне было безумно интересно, какая потаенная страсть может обитать там, на конюшне. Но, сколько я туда ни заглядывал, меня встречала лишь черная кошка, выглядящая очень сытой и ухоженной. Все это явно было неспроста. Насколько я осведомлен, у нашего господина антипатия к кошкам, подкрепляемая сильной аллергией, поэтому загадка с последующей сменой одежды тоже разрешилась слишком скучно: Себастьян всего лишь заметал следы — кошачью шерсть, например. Не знаю, чем они с кошкой там занимаются… но главное, что они оба довольны. Я его не осуждаю. Может, в своем истинном обличии он — кот?.. В любом случае, я не собираюсь выдавать Себастьяна — у всех свои пристрастия, по-своему странные. Возможно, он знает о моей посвященности в его пушистую тайну, поэтому и делает мне поблажки с моим «странным пристрастием»…
Как бы то ни было, после ухода Себастьяна нависла тишина, прерываемая только позвякиванием столовых приборов графа. Я же начинал чувствовать себя громоздкой статуей, так некстати забытой посреди столовой. Я приоткрыл рот, чтобы заговорить, но что-то подсказывало мне, что ничем хорошим это не обернется.
На самом деле, у меня давно зародился план, провокационный и наверняка глупый, но способный сдвинуть наши отношения с мертвой точки и заставить мальчика обратить на меня внимание. Более привлекательного варианта у меня все равно не было…
Я следил за тем, как господин попивает чай, однако, вопреки поставленной Себастьяном задаче, не торопился его подливать. Дождавшись, когда Сиэль взялся за чашку в очередной раз, я начал складывать использованные ножи и вилки на поднос, держа его на весу. Затем, удивительно органичным движением я уронил этот самый поднос на стол. Честно говоря, кажется, это вышло у меня все-таки по-настоящему — я перенервничал, и поднос выскользнул из моих рук сам собой… В любом случае, от внезапного грохота — звонкого удара серебряных приборов об серебряный поднос — граф вздрогнул, и чай массивной каплей выплеснулся ему на ноги. Как я и рассчитывал…
— Господин! — я моментально подскочил к застывшему с чашкой в руке мальчику и опустился возле него на колени. И понял, что последующие пункты действий в моем гениальном плане почему-то отсутствуют… Поэтому сделал первое, что пришло мне в голову — обхватил мокрое бедро господина рукой.
Тут у меня заискрилось перед глазами, и по телу прокатилась волна тяжелой, ноющей боли, идущей от самого центра лица, словно от него осталось одно мокрое место. Я сразу прижал руку к носу и почувствовал, что моя перчатка действительно становится мокрой и липкой. От крови.
— Граф, за что?.. — выдохнул я и, как только мое зрение прояснилось, взглянул на мальчика. Он, поморщившись, потирал ушибленный об мое лицо локоть, и его вид тут же сменил русло моих мыслей. — Вам больно? Вы не обожглись?
— Нет, мне не больно! — Сиэль вдруг круто развернулся и чрезвычайно красиво пнул меня своей прекрасной ножкой в плечо, так что я плюхнулся на задницу. Мальчик же пылал яростью. — И, нет, я не обжегся! И это тоже твоя ошибка! Чай давно остыл и практически кончился, а ты, бестолочь, вместо того, чтобы подлить еще, умудрился вылить его на меня! Просто непостижимо! Чего ты там разлегся, идиота кусок?!
Несмотря на боль и дурацкое чувство унижения, у меня вырвался умиленный, почти радостный смех. Я и не ожидал стать причиной таких эмоций — ведь обычно господин старается вести себя крайне сдержанно, демонстрируя этим свое «абсолютное равнодушие» ко мне.
— Какой же вы страстный, милорд, — с игривой улыбкой заметил я и пересел на колени, зажимая раненый нос.
— Заткнись, — как я и ожидал, гнев графа сразу поутих, и мальчик, словно смутившись, опустил взгляд на свои ноги. — Я весь мокрый. Мне нужно переодеться.
Сиэль сидел поперек стула, целиком развернувшись ко мне, поэтому я поднялся на коленях и тоже оглядел его ноги. По правому бедру растеклись капли чая, но, по счастью, ни на штанину бриджей, ни на гольфы их не попало.
— Да подождите, тут немного, сейчас вытрем все, — рассеянно проговорил я, в ускоренном темпе пытаясь придумать, как осуществить задуманное. — Не нужно так драматизировать…
— Я тебе сейчас подраматизирую, — прорычал маленький граф и с недовольством посмотрел на мою поднимающуюся руку. — Да что ты делаешь?
— Я просто хочу вытереть с вас чай, ваша милость.
— Для этого есть салфетка.
— Но у меня нет салфетки! — я озадаченно заглянул ему в лицо, и Сиэль, встретившись со мной взглядом, отвернулся, фыркнув:
— На столе есть, — и устало вздохнул. — Какой же ты бестолковый… Отстань от меня, уйди… Где Себастьян?..
— Нет же, милорд, прошу, простите меня. Я все исправлю, — моя рука сама собой потянулась к графу, желая подтвердить мои слова каким-нибудь мягким жестом, но Сиэль принял оборонительную позицию, снова замахнувшись на меня локтем. Я моментально поднял обе руки в знак примирения.
— Сдаюсь, сдаюсь. Не деритесь.
Я улыбнулся, готовясь к тому, что, по классике жанра, у меня из носа вот-вот вытечет струйка крови, окончательно отбив потаенный интерес графа ко мне (если, конечно, таковой и имелся). Но, к изумлению и к счастью, кровь уже не шла. Взгляд Сиэля, отображающий полное отвращение, остановился на моих перчатках.
— Даже не думай прикасаться ко мне такими руками.
Я обратил внимание на свои некогда белые перчатки: левая была пропитана кровью, а на правой красовались желтоватые капли чая.
— И твое лицо… — мальчик склонился в сторону и облокотился на стол, подперев кулачком голову, разглядывая мое лицо с откровенным неодобрением. — Немыслимо… Какая ты свинья…
— Граф, — его пристальное внимание, пусть и не совсем такое, какого мне хотелось бы, смущало меня, и я заулыбался. — А вы такой строгий.
— Я привык к порядку. А ты вносишь в мою жизнь один хаос.
— Да уж, не то, что остальные ваши слуги, — я стянул грязные перчатки. — Между прочим, я здесь только тем и занимаюсь, что исправляю чужие ошибки. Теперь я сам совершил ошибку — так позвольте мне загладить вину. Я исправлюсь, обещаю. Просто… я так взволновался, что совершенно потерял над собой контроль, и это немудрено, вы так сурово смотрите, — и, подумав, я вытер более непригодными для ношения перчатками свой наверняка испачканный в крови нос. — Так лучше, ваша милость?
Сиэль с молчаливой безысходностью смотрел на меня.
— И как я вас всех терплю?..
— Вы — великодушный человек, милорд… Простите, но, к сожалению, у меня в кармане нет нескончаемого запаса новых перчаток. Может, так вас устроит, что скажете?
Я продемонстрировал графу свои руки и покрутил ими, показывая и ладони, и их тыльные стороны. Здесь я стараюсь поддерживать пальцы в чистоте и аккуратности, как раз для подобных случаев. Сиэль оглядел мои руки ничего не выражающим взглядом.
— Снова молчите? Полагаю, это значит «да», — я поднялся и обвел взглядом стол. И правда, возле тарелки графа лежала аккуратно сложенная тряпичная салфетка. Полагаю, впредь мне следует носить в костюме чистый носовой платок, лишним не будет…
Подумав, я смочил салфетку водой из графина и снова присел перед моим маленьким господином. И, не раздумывая, чтобы не усиливать и без того сковывающее меня волнение, осторожно промокнул влажной салфеткой его бедро, смывая капли чая. Ножка графа чуть дернулась от прикосновения прохладной ткани, но никакого сопротивления не последовало. Это придало мне уверенности, и я медленно, еле надавливая повел салфетку от коленки мальчика и до самой штанины бриджей. Мне было не поверить, что я наконец-то могу притронуться к этим красивейшим ножкам, пусть даже и не напрямую. Я перешел на внутреннюю сторону стройного бедра. Мальчик поерзал и едва слышно вздохнул, и я затаил дыхание от близости его гладкой кожи, от ощущения ее тепла через ткань. Наконец, насухо вытерев бедро с боковых сторон, где капли чая в некоторых местах стекли прямо до стула, я приостановился, прикидывая, стоит ли попытать счастье и как бы случайно притронуться к нему голыми пальцами. Но все-таки решил не рисковать. Пока что.
— Милорд… — тихо проговорил я, пытаясь подобрать слова. — Я бы хотел вытереть и… с другой стороны… как бы сказать… снизу. Вы не могли бы… как-то… встать, ну или ногу приподнять…
Мое лицо кольнуло, потому что коленка графа вдруг поднялась, открыв мне нижнюю поверхность бедра. Я сглотнул — от столь аппетитного зрелища у меня увеличилось слюноотделение. Мои глаза невольно убегали в достаточно широкую штанину, позволявшую видеть обычно скрытые, глубинные частички прекрасной ножки. Я предположил, что господину не очень удобно сидеть так, удерживая ногу на весу. Поэтому вопрошающе глянул на него.
— Вы позволите?.. — и с предельной осторожностью подхватил его под худенькую лодыжку. Я заметил, что мальчик притих, медленно, но глубоко дыша, чуть приоткрыв губки. С оставшимися несколькими каплями чая я управился моментально, но мне вовсе не хотелось останавливаться. Тогда я начал аккуратно, нежно поглаживать бедро графа пальцами через салфетку, надеясь, что он ничего не заподозрит.
— Кому ты пишешь? — вдруг спросил Сиэль, и его голос ошпарил меня кипятком: я ожидал услышать недовольство, возмущение или что угодно, но никак не подобный вопрос, поэтому только изумленно переспросил в весьма неподобающей форме:
— Чего?..
— У тебя на пальце мозоль. И пятна чернил на руках. Ты что-то пишешь, притом часто. Кому ты пишешь? — каблучок домашней туфли графа вдруг опустился мне на плечо. Видать, ему все-таки захотелось почувствовать ногой опору… Я облизнул губы, не прекращая поглаживающих движений, и ответил:
— Я, милорд, никому не пишу. Просто записываю все, что помню. Укрепляю свою память таким образом. А вы, как я вижу, уже заподозрили меня в чем-то?
— Настороженность не помешает, когда приводишь в дом чужака.
Я обнаружил, что ножка графа уже едва ли не перекинута через мое плечо, поэтому отпустил его лодыжку и подвинулся чуть ближе, чтобы ему было удобнее сидеть. Мое лицо начинало гореть, словно я приближался к пылающему костру… которым в данном случае являлась… застежка на бриджах мальчика, скажем так.
— Вы все еще не доверяете мне? — мои пальцы подобрались к ямочке под графской коленкой, и Сиэль втянул воздух, шевельнувшись. Он все так же облокачивался на стол, чуть откинувшись назад, и его грудка поднималась и опадала куда заметнее, чем обычно. — Почему? Даже после того, что я сделал? Может, стоит напомнить, что я убил человека ради вас? Правда, нечаянно, но все же…
На это Сиэль испустил смешок:
— И почему я не удивлен?
— Я рад, что это повеселило вас, милорд. Но, мне, если честно, было не до смеха, когда ко мне пришло осознание того, что я сделал… Я не мог нормально спать несколько ночей, постоянно видел его, с топором в голове, хотя я даже не успел разглядеть его лица…
— Думаешь, я не знаю этих снов? — граф вдруг убрал с меня ногу и выпрямился, прервав нашу негласную приятную игру. — Ты убил одного человека и теперь считаешь, что можешь мне плакаться?
— Извольте, милорд, я и не собирался вам плакаться. Не сомневаюсь, что вы прошли через сущий ад и видели вещи куда хуже, чем довелось повидать мне… Я лишь никак не могу понять, почему вы так агрессивны ко мне. Ваши слуги не менее бестолковы, чем я, однако их выходки вы прощаете. Вы точно так же подобрали их с улицы…
— Они благодарны мне за шанс на новую жизнь, который я им предоставил. Поэтому готовы жить и умирать за меня, — заявил Сиэль с прежней ноткой надменности в голосе. — У тебя же мотивы иные. Если, конечно, ты не ведешь двойную игру.
— Что? Какая игра? Какие мотивы, милорд? — не помня себя, я схватил его за руку, почувствовав в ладони прохладу и твердость надетого на палец мальчика перстня. — Мне ничего не нужно. Только вы.
— Об этом я и говорю, — Сиэль недовольно вытянул свою ручку из моей хватки. — Всем чего-то нужно, иначе и не бывает. Я знаю, чего ты хочешь. Ради этого ты убил, чем теперь так кичишься. Ради этого ты здесь.
— Да, милорд, вы все верно говорите. Но тем непонятнее ваше недоверие ко мне, — я опустил голову, аккуратно складывая более не нужную салфетку. — Если, как вы уже утверждали, вы все знаете: чего я хочу, для чего я здесь, что я за человек и каковы мои мотивы… Значит, вы должны знать и то, что я не причиню вам вреда, не сделаю ничего без вашего желания и согласия. Что я всего лишь хочу вас осчастливить. И для этого я готов сделать все, что вы захотите. Вы ведь знаете, что можете попросить у меня чего угодно. Однако, почему-то не желаете пользоваться возможностями вашей шахматной фигуры… Возникает вопрос: это вы так строги ко мне, или же к самому себе?.. Боитесь, что я сорвусь, или же что сорветесь вы сами?..
К моему лицу прикоснулись теплые длинные пальцы, погнав по спине восторженные мурашки, и приподняли мою голову за подбородок. Затаив дыхание, я поднял глаза на моего красивого маленького графа… и мою щеку ошпарила звонкая пощечина.
— Не забывайся, — Сиэль вдруг поднялся на ноги. — Столько помпезных речей, а поменять мокрый стул даже не догадался. Бестолочь… Себастьян?
— Да, милорд? — позади раздались приближающиеся шаги, и я поспешил встать и посторониться. Демон прошел мимо, удивленно глянув на меня, и торжественно подал на стол шарлотку, лежащий на которой шарик мороженого еще не начал плавиться. И, даже не владея ситуацией, а лишь осмотревшись, несколькими ловкими движениями поменял стул графа с соседним. Сиэль довольно уселся, не глядя отмахнулся от меня крайне презрительным жестом, как бы говоря уходить, и обратился к дворецкому:
— Себастьян, дрессируй его дальше. Пока что это отвратительно. И если только на меня снова прольется хоть капля, я вылью весь чайник вам обоим на головы, это ясно?
— Да, милорд, — с горечью в голосе поклонился демон. — Прошу меня простить, это моя вина. Я позабочусь о том, чтобы подобное не повторилось. Можете на меня рассчитывать.
Он покосился на меня, и его зрачки сузились, наподобие кошачьих, а обычно карие глаза начали краснеть, что, естественно, не сулило мне ничего хорошего.
Конечно, мне было очень стыдно перед Себастьяном. Ведь из-за моих, скажем так, прихотей влетело и ему. Для оправдания я использовал все ту же версию — я просто перенервничал и не совладал с моими без сомнения кривыми руками. За все это я получил по голове томиком по этикету…
В общем, разочаровал я Себастьяна. Не оправдал его завышенных ожиданий и до прислуживания не дорос… Поэтому несколько дней прошли в привычной монотонной работе и скучании по графу. Вплоть до этой ночи…
Я завершил дневные обязанности и шел на заслуженный отдых в свою комнату. Проходя по коридору, я заметил странную вещь — свет из-под двери спальни господина, отправившегося спать пару часов назад. Я, конечно же, решил выяснить, в чем дело. И не без опаски взялся за дверную ручку.
Свечи по обеим сторонам пустой кровати горели. Сам же маленький граф сидел на подоконнике и вглядывался в темное окно. Он повернул голову на звук открывшейся двери. Выражение его личика было таким удивленным и по-детски доверчивым, что у меня перехватило дыхание. Однако, увидев меня, Сиэль сразу нахмурился и отвернулся.
— Уходи.
— Милорд, я ведь только пришел, — с осторожной улыбкой заметил я, но мальчику это не показалось забавным.
— А теперь — уходи.
Что-то же во мне совершенно не хотело, чтобы я уходил. И этому способствовала, например, просторная расстеленная кровать, а также голые ножки маленького графа, виднеющиеся из-под его ночной рубашки…
— Вы в порядке? — деликатно поинтересовался я. — Вы сегодня с утра как-то невеселы, а теперь не спите в такой поздний час…
— Тебе-то что? Это не твоя забота. Иди делом займись.
— Я сделал все сегодняшние дела, милорд.
— Значит, делай завтрашние. Если тебе больше заняться нечем, и ты бродишь тут посреди ночи.
— Но и вы бродите посреди ночи, — я все-таки вошел в комнату, на свой страх и риск, и закрыл за собой дверь. — Я, конечно же, уйду, но только когда буду знать, что вы спокойно спите в своей постели.
— Не помню, когда я в последний раз «спокойно спал»… — пробубнил Сиэль, и у меня отлегло от сердца. Мне не показалось: сегодня мальчик и в самом деле нуждался в обществе. И, возможно, именно в моем. Я неторопливо направился к нему, боясь вспугнуть резким движением.
— Бессонница? Или кошмары?
Сиэль пожал хрупкими плечиками и исчерпывающе ответил:
— Иногда.
— А сегодня? — я пересек полкомнаты и уверенно приближался к маленькой фигурке в белой ночнушке.
— Сегодня день выдался слишком скучным. Вот и не уснуть.
Я подошел к окну и остановился у другой стороны подоконника. Сиэль повернул ко мне голову, и на меня посмотрели оба его глаза: грустно-синий и пугающе-фиолетовый.
— Почему ты не слушаешься?
— Милорд?
— Я отдаю приказы, а ты не слушаешься. Почему?
Несмотря на слова о бессоннице, мальчик выглядел сонным и уставшим, и его вопрос звучал на удивление искренне.
— Ну, наверно, потому, что я не демон.
— Да. Ты не демон. Ты дурак, — его взгляд вернулся к окну. — И сам не понимаешь, во что ввязался. Иногда я завидую дуракам…
Я открыл рот, размышляя над ответом, посмотрел в окно, на темное небо и быстро бегущие по нему серые облака. И обнаружил, что граф наблюдает за мной через отражение в стекле. Я улыбнулся ему, хотя его слова и озадачили меня.
— Вам не уснуть, потому что вы думаете? — спросил я. — Вы не валитесь с ног от усталости, вот мысли и атакуют, да? — мальчик уже смотрел вдаль, на черные призрачные деревья. Я едва заметно подвинулся к нему на полшага. — Вам нужно расслабиться. И дать вашей голове отдохнуть.
— Нельзя. Это чревато… — и он умолк, словно попросту передумал произносить окончание фразы вслух.
— Думаете, стоит вам расслабиться, и вас сразу же съедят? — попытался пошутить я, но Сиэль только грустно хмыкнул.
— В большой игре так и происходит…
Я закусил губу, мысленно чертыхнувшись. С его хрупкой комплекцией очень легко забыть, что передо мной — вовсе не ребенок, а, возможно, куда более зрелый человек, чем я сам…
— Не бойтесь, я вас защищу, — предпринял еще одну попытку пофлиртовать я, но и на этот раз безуспешно.
— Себя для начала защити. Обо мне позаботится Себастьян.
Тогда у меня появилась идея.
— Ну, кое о чем он все-таки не позаботился… — с напускным пренебрежением заявил я, и Сиэль обернулся.
— Это о чем?
— О вашем психическом состоянии, например. Которому очень может помочь один действенный способ… — я опустил руку на подоконник и начал подбираться к графу, перешагивая пальцами. — Отключить голову, расслабить тело… Мм?..
Сиэль напряженно смотрел на мою приближающуюся руку.
— Демоны таким не занимаются, — наконец выдал он, когда она остановилась возле его стройного бедра, обтянутого ночнушкой.
— Конечно. Демоны холодны. Но я — не демон, — и, следуя за рукой, я сократил между нами дистанцию, так что прохладная ножка мальчика прикоснулась к моему бедру.
— Нет, не надо мне этого. Отойди, — Сиэль лягнул меня этой же ножкой, наверняка запылав, чего я, к сожалению, не мог разглядеть при тусклом освещении. Я засмеялся, но все-таки уступил и отодвинулся.
— Вы хоть знаете, о чем речь? Хотя, возможно, для вас это еще рановато…
— Я тебе не ребенок! — с самой детской интонацией заявил Сиэль, сдвинув бровки. И добавил, но куда менее твердо:
— Знаю я все…
— Не сомневаюсь. Но, в таком случае, вы, наверно, знаете и то, что заниматься этим можно и самостоятельно. Раз уж вы так пламенно не желаете моей компании… — протянул я, следя за реакцией мальчика через отражение в окне, как уже делал он.
Теперь, однако, уверенности в нем стало еще меньше. Маленький граф вопросительно взглянул на меня.
— Одному?.. — мальчик всерьез задумался, словно отгадывал ребусы. — Ты… имеешь в виду алкоголь? Или наркотики?..
— Нет, что вы! Я таким не промышляю, — я облокотился на подоконник, с интересом наблюдая за его потерянностью, которую теперь мне хочется описать как «сбой системы», что бы эта фраза ни значила. Но Сиэль отвернулся от окна, сев ровно, склонился к коленям, устало провел руками по лицу и вдруг вздохнул, так тяжело, совсем по-взрослому, что охота непринужденно играть с ним у меня немного отбилась.
— Говоришь про расслабление, а от твоих шарад только голова гудит…
Мне, конечно, было очень любопытно выяснить, насколько мальчик осведомлен в этой щекотливой «недетской» теме. Я разузнал, что зимой юному графу исполнится семнадцать, значит, некие представления он уж точно иметь должен. К тому же, он сам не раз говорил, что «знает о моих намерениях». Что же заставило его отмалчиваться и уходить от ответа теперь: искреннее незнание или же подобие приличия, стеснения?
Пока Сиэль утомленно потирал глаза, я вдруг заметил, что его ножки покрылись мурашками. Я выпрямился.
— Господин, вы так совсем замерзнете, — я поразился серьезности в своем голосе. — Пойдемте, вам нужно лечь. Я вас укрою.
— Нет, — маленький граф закачал головой, совсем как ребенок. — Не хочу.
— Не нужно спать. Хотя бы просто лягте. Полежите, согреетесь, отдохнете, — мне хотелось добавить, что я мог бы составить ему компанию, сделать массаж или помочь расслабиться более оригинальными способами, но на этот раз что-то меня сдержало.
— Ладно, — неожиданно уступил Сиэль, сполз с подоконника, поправил рубашечку и пошел к кровати. Я откинул тяжелое одеяло и, когда мальчик улегся, укрыл его по плечи. Граф смотрел куда-то в сторону, задумчиво приоткрыв рот, и все-таки проронил:
— Мне так часто доводилось стоять у двери… когда мне казалось, что именно за ней находится то, чего я так ищу. Но каждый раз, когда я открывал ее, за ней не оказывалось ничего…
Я молча смотрел на его нежное, осунувшееся личико. Что-то было не так. Не так, как прежде. Мне неожиданно и самому стало совсем невесело. Я опустился на край кровати в ногах моего господина, не думая, позволительно ли это.
— Знаете… я вас понимаю. Очень хорошо понимаю. И мне тоже часто бывает не уснуть. Когда я случайно задумываюсь: а кто я такой? Мне все время кажется, что ответ совсем близко, но, сколько я ни пытаюсь думать, это не дает никакого результата. Я ничего не помню. Откуда я пришел, где я родился, сколько мне лет… кто мои родители, и есть ли они у меня. Ищет ли меня кто-то… Кто-то ведь наверно беспокоится. А может я всегда и был один, сам по себе, как и сейчас. Я стараюсь обо всем этом не думать, но иногда мысли сами нападают. И от этого становится так…
— Пусто, — тихо произнес Сиэль. Я поднял голову. Мальчик внимательно смотрел на меня в ответ. — Я знаю. Хотя, я бы, наверно, и сам предпочел ничего не помнить… просто забыть… — он задумался, но отрицательно закачал головой. — Нет… Как ты спишь?..
— Стараюсь утомлять себя работой, чтобы упасть без сил и сразу уснуть.
Сиэль хмыкнул, и на его личике появился намек на усталую улыбку — ему, судя по всему, это хорошо знакомо. А потом он вдруг спросил:
— Значит, ты так ничего и не вспомнил? Совсем ничего?
— Нет, милорд… Кроме вас. Вы — единственное, что у меня есть. Потому что только вас я и помню… Вас, демона, это место… Вы уверены, что мы с вами раньше не встречались?
Мальчик качнул головой.
— Нет. Я бы тебя запомнил… — он кинул на меня проверяющий взгляд. — Я, Себастьян, дом… Что еще ты помнишь?
— То, что я должен был здесь оказаться. Будто… я дал сам себе какую-то миссию, перед тем, как потерял память. Я не знаю, — про «С. С», однако, я предпочел умолчать. — Иногда, конечно, мелькают какие-то обрывки воспоминаний, всякие странные сны… Но это, как вы говорите, — дверь, за которой в итоге не оказывается ничего.
— Угу… — выдохнул Сиэль, но вдруг посмотрел на дверь в свою комнату и застыл, явно прислушиваясь. И добавил, совсем тихо, будто самому себе:
— Но иногда, когда я стою перед дверью, мне кажется, что я не хочу ее открывать… и не хочу ничего находить…
Повисла тишина. В ней застыла горечь его слов, так что мне сделалось не по себе.
Значит, именно это противоречие и волновало мальчика. Я не совсем понимал, о чем шла речь, но знал, что для него это важно. Однако, ответить на его признание мне было нечего — банальные утешения тут в любом случае не помогут.
— Милорд, почему вы не поделились этим с Себастьяном? Уверен, он бы сумел успокоить вас куда лучше. Он не дурак, в отличие от меня, и осведомлен обо всех ваших делах…
Но на это Сиэль только невесело усмехнулся.
— Некоторых вещей лучше не знать. Оставайся дураком. Для твоей же безопасности…
Мальчик отвернулся, перекатился набок и зарылся лицом в подушку. Я смотрел на него, маленький клубочек, свернувшийся на такой огромной кровати. И мне почему-то совсем не хотелось пытаться использовать эту кровать по назначению, чтобы таким образом развеять его одиночество. Нет. Мои мысли уплыли в другую сторону.
Я думал о его словах. Посмотрел на свечи — два подсвечника на столиках по сторонам от кровати. Я размышлял, стоит ли потушить их перед тем, как я уйду, или же вынести подсвечник с собой, как порой делает Себастьян… Себастьян… Себастьян выносит один подсвечник, я видел это неоднократно. Обычно он укладывает графа спать с одним набором горящих свечей — большего и не нужно, тусклое освещение дает сонную атмосферу… Но теперь же горели оба…
Меня осенило.
— Вы зажгли свет, — негромко заметил я, опасаясь, что маленький граф мог уже заснуть. Но его синий глаз открылся и покосился на меня. — Вы могли призвать своего демона, поговорить с ним. Он наверняка знает, как вас успокоить и уложить спать. Но вы предпочли сидеть в одиночестве… и при свете. Вы боитесь темноты? Или зажгли столько свечей, чтобы их свечение было заметно из-под двери?..
Мальчик молчал, и я подобрался к нему поближе. Мое сердце колотилось от близости к волнующей разгадке.
— Мимо вашей комнаты точно должен был пройти только я, — и это была правда — в конце коридора, по которому я шел, находилась лестница на мой чердак, остальные же слуги спали в другом крыле особняка. — Себастьяна вам было бы достаточно просто позвать. И, полагаю, трех свечей для ваших полуночных посиделок вам бы хватило — мне хватает даже одной. Но вы зажгли все шесть. Потому что знали, что я зайду к вам, если увижу свет. Но почему вы этого хотели?
Сиэль повернул ко мне голову, и в его глазах блеснула неизвестная мне искорка.
— Значит, ты только притворяешься дураком?
— Нет, серьезно? — я не на шутку взволновался. И, боясь, что могу понять графа совсем неправильно и из-за этого не сумею совладать со своим желанием, я взялся за одеяло и подтянул его до шеи мальчика, пряча его от самого же себя. — Почему, милорд? То вы меня терпеть не можете, а теперь сами захотели со мной поговорить? Почему? Потому что демоны холодны?..
— Может, я просто решил использовать возможности моих фигур?.. — маленький граф непринужденно отвернулся. Нет, он не должен был этого говорить… Это высказывание встрепенуло в моем распаленном теле прежнее возбуждение, навевая самые пошлые мысли — ведь я говорил Сиэлю подобную фразу совсем в ином контексте… Не в силах больше сдерживаться, я потянул к мальчику руку, но тут он прикрыл глаза и сладко зевнул.
— Я ответил. Теперь ты отвечай…
— На что?.. — моя рука рассеянно опустилась на покрытое одеялом маленькое плечо, и я начал судорожно перебирать в уме заданные вопросы. — Дурак ли я?.. Вероятнее всего, все-таки дурак….
— Без сомнений дурак, это я и без тебя знаю, — выдохнул Сиэль, поерзал, устраиваясь поудобнее, но на мою руку даже не посмотрел. — Что за способ, о котором ты говорил?
— Способ… — я вспомнил, что говорил ему у подоконника. Но мое вновь возникшее всего минуту назад воодушевление уже сошло на «нет». Теперь я снова видел рядом с собой одинокого ребенка, которому просто хотелось, чтобы его выслушали и уговорили лечь в постель. Которому захотелось обыкновенного человеческого внимания. Человеческого… — Да так, милорд… — я осторожно погладил его по плечу сквозь толстое одеяло. — Ничего особенного… В другой раз расскажу, ладно? Тем более, вы уже спите…
— Я… не сплю… — пробормотал Сиэль, не открывая глаз, и затих. А я сидел рядом, продолжая гладить его плечо. Рассматривал его красивое личико, ставшее умиротворенным и расслабленным, почти довольным… Я хотел подумать «счастливым», но вдруг понял, что еще ни разу не видел, чтобы он был счастлив.
А теперь он спал рядом со мной. Хотя знал, что я вполне мог просто залезть к нему под одеяло и взять все то, что я уже давно себе присвоил… Нет, наверно, он так не думал. Ведь он под защитой демона, который, как мне казалось, ему ближе, чем кто-либо… Что бы там между ними ни было, демон не даст его в обиду.
Я смотрел на его черные волосы, гадая, какие они на ощупь. Но не хотел его тревожить, чтобы это проверить. Что-то теперь было иначе. Я слушал, как он тихонько дышит. Посмотрел на столик у другой стороны кровати. Свеча, книга. Домашняя белая повязка на глаз, два кольца. Я так мало о нем знаю. О его боли. О его лишениях. Наверно, поэтому он и рассказал о своих переживаниях именно мне. Потому что я все равно ничего не пойму. Ведь я — всего лишь неосведомленный дурак, которому почему-то есть до него дело… Но я не обижался на него. А просто сидел рядом, пока была такая возможность, и поглаживал его через одеяло. Я так и не спросил у него, что он сделал с моим цветком… хотя, я бы вряд ли получил ответ…
Только сейчас я чувствую, как сильно устал. Уже далеко за полночь, но мне хочется закончить эту заметку, пока память свежа.
Если бы у меня не начали слипаться глаза, я бы просидел у графа всю ночь. Но вряд ли он обрадуется, если утром обнаружит меня случайно уснувшим в его кровати… Хватило и того, что мне пришлось объясняться перед подловившим меня в коридоре Себастьяном, что я в такой час позабыл в хозяйских покоях. Я, на всякий случай, умолчал о деталях нашего с Сиэлем разговора, ограничив демона лишь информацией о том, что графу не спалось, вот я и развлекал его, пока совсем ему не наскучил. Этого оказалось достаточно.
Сам же я, несмотря на давящую усталость, окончательно пробудился. Меня что-то беспокоит, как беспокоят ноющей болью встревоженные раны. Наверно, все дело в этих темах — мы копнули слишком глубоко. Двери, за которыми скрывается нечто… Нечто, что ищу я и очень хочу отыскать. И то, что ищет Сиэль, но в глубине души не хочет находить… Я хочу отыскать свою память. Она и сейчас доставляет мне дискомфорт, как заноза, которую не вытащить…
Да, слишком много метафор с ранениями. Но почему-то мне и в самом деле больно. И эта боль усиливается, когда я вспоминаю уютно свернувшегося в постели мальчика, который, совсем как настоящий ребенок, пытается привлечь к себе внимание своими капризами. И думаю я не о его стройных лодыжках, видневшихся из-под ночнушки, пока он сидел на окне, закинув ногу на ногу. А о его холодных, замерзших пальчиках, к которым я случайно прикоснулся. А есть ли еще кому-то на этом свете до них дело?..
Наверно, только если демону. Не знаю, на чем основана его служба графу, меня не вводили в курс, а самому спрашивать страшновато… но я вижу, что он привязан к мальчику, причем достаточно искренне. Конечно, он позаботится о своем хозяине. И куда лучше, чем я…
Нет, я слишком устал. В голову лезут одни неприятные мысли, и их не перебить мечтами о Сиэле. Теперь и мне самому бы хотелось зажечь свет и ждать, чтобы кто-нибудь зашел ко мне, поговорил со мной и побыл рядом… Но я могу поделиться переживаниями только с клочком бумаги. Завтра в поместье намечается званый обед, не слишком масштабный — связанный с компанией хозяина. Если так и не засну — найду Себастьяна и предложу помощь в завершении приготовлений. Демон обычно не спит по ночам. Наверно, он повидал столько всего за свою долгую жизнь, что тоже попросту не может уснуть…