***
Чонгук смотрит в потолок, он осознает действие по частям, понимает, что таращится в потолок уже секунд тридцать и задается вопросом, с какого момента он не спит. Комната напоминает ему поход с мамой в океанариум: он любит проводить аналогии сквозь ассоциации. Тут главную роль сыграли синева и окно, у которого стоит его кровать. Трещина в стене пропускает стуженный октябрьский воздух, который покрывает тело ледяной тканью. Чонгук пропадает в пространстве, и спустя секунду, он не вспомнит, о чем думал – он не думал, его сознание падает в объятия абсолютного ничего. Он смотрит на экран блокировки – 7:36, среда, уведомления на его телефоне говорят о том, что у него нет людей, которые бы пожелали ему доброго утра, Чон кладет его обратно на тумбочку, обращая внимание на окно. Эта безмятежная гладь, заставляет его чувствовать себя неисправным, будто сейчас в этом глухом городе он единственный, кто проснулся и нарушает покой. Он слышит привычный сигнал оповещения, бросая взгляд на загоревшийся белым светом экран. Приложение, чтобы бросить курить говорит ему полностью расслабиться, если он сейчас чувствует потребность. Чонгук расслабляется, но не чувствует потребность, он хрустит шеей и пальцами ног, прежде, чем начать собираться на работу. Когда он едет в трамвае, наступает время рассвета, но солнце так и не проявляется сквозь закупоренное серой пеленой небо. Он прислоняется головой к стеклу, наблюдая за тем, как запотевает окно. Он проезжает свое любимое место – мост, смотрит вниз на беспечную реку; беспечно слиться с рекой. Вот, о чем он задумывается на секунду. Уйти спокойно, но сегодня среда, и он помоет окна. Их организация занимает всю площадь двенадцатого этажа в огромном бизнес центре, расположенном по левому побережью. Чонгук поднимается вверх на лифте, с которого открывается вид на город; с такого ракурса люди чувствуют себя гигантами по сравнению с этим крошечным миром, но Чонгук скорее маленький человек с развитым боковым зрением. Его работа заключается в том, чтобы отвечать на звонки и тупые вопросы, потому что это сраный колл центр. Мама Чонгука в принципе не понимает, что он забыл в колл центре со своим образованием художника, но сама же обрезала ему время. Еще в пятнадцать лет они заключили договор о том, что как только Чонгук закончит обучение, не будет получать ни гроша; Чон тогда почувствовал что-то, подобное похвале. Он убедился, что мать не считает его тратой времени и ресурсов, раз она думает, что Чонгук способен на самостоятельную жизнь. Чонгук не опаздывает и не задерживается, выполняет ровно столько работы сколько должен и успешно с нею справляется. Он не спорит с начальством и не отвлекается на болтовню, он в принципе не говорит без нужды. Иногда, на выходных, случается так, что он может провести двое суток не издав и звука, и тогда мышцы его горла атрофируются, и появляется комок, через который довольно сложно дышать. Сегодня последняя среда октября – значит будут подводить итоги и выбирать одного и того же человека как работника месяца. У Чонгука шесть блокнотов, три металлические ручки, три рамки, две пачки текстовыделителей, абонемент в спортзал (за итоги года), и семь кружек. Кружки он ненавидит больше всего, живя в одиночестве и имея семь, сука, кружек, заставляет его отвлечься от отвлечения и задуматься о том, насколько он одинок. В его доме к примеру один стул, только один, и обычно он перетаскивает себя вместе со стулом из своей комнаты на кухню, если собирается есть. Чонгук рефлекторно выдавливает улыбку, получая кристаллически прозрачную кружку и хлопок по плечу от шефа. Он бормочет благодарности, смотря на кружку в готовности заполнить ее слезами. Чонгук поднимается к себе в квартиру по лестнице, потому что лифта у них нет, восемь лестничных пролетов – и он открывает дверь без проблем. Буквально дверь уже открыта. На самом деле, такое случается редко, потому что его действия – это отточенная схема, но даже у такого робота, как он, бывают сбои в системе. Он ставит свой приз на полку достижений, и выпускает нервный смешок. В его жизни есть несколько вещей, о которых он действительно заботится: статистика, уборка и спички. Чонгук обычно находит смысл в вещах, к которым его придают, например: сбор купонов в супермаркете, чтобы в итоге купить полотенце с семидесяти процентной скидкой; или покупкой телевизора в кредит, тогда ты оккупируешь себя чувством загруженности в силу прибавляющейся ответственности в своей жизни. В остальном он чувствует, такую отдаленность, как если бы он был в милях от этого предмета. Его квартира кажется пустышкой, его спичечные домики кажутся пустышками, но суть в том, что они и есть пустышки – они ненастоящие; а вот его дом – это загадка, в которой он живет. Это его бермудский треугольник, и он незамедлительно крушится в этом месте. Разлагается каждый день, чтобы начать этот процесс с начала. Чон заглядывает в своей ежедневник, где аккуратным почерком прописаны вещи, которые он должен сделать за день – это привычка еще с университета; жить в иллюзии контроля. Он смотрит туда каждый раз, хоть и знает все наизусть, все до последней точки. Несколько лет назад он буквально ненавидел все эти списки, которые сковывали его свободу одним штрихом на бумаге, но когда в твоей голове нет и намека на свежую мысль, легче следовать прописанным инструкциям, легче не задумываться вообще. Чонгук пробегается глазами по списку; каждые вторник и воскресенье он делает генеральную уборку, каждые два дня он готовит еду и три раза в неделю он ходит в спортзал, каждый вечер четверга он идет в бар с живой музыкой, чтобы обмолвится парой фраз с парнем у стойки, в пятницу он идет за продуктами. Сегодня – среда, он смотрит на экран блокировки, чтобы убедиться в этом. Сегодня он моет окна, он любит это дело, потому что после того, как он отдраит каждый миллиметр стекла – можно подумать, что окон вообще нет. Он полирует окна, его мышцы запоминают повторяющиеся движения, и с каждым разом он справляется с задачей быстрее. Он полирует окна, отвлекаясь только на уведомления, которые гласят, что ему нужно полностью расслабиться, если он чувствует потребность. Пустота заполняет его, переливаясь через границы горьким осадком в горле и рвотным рефлексом. Она не мешает, она пытается ужиться вместе с ним. В Чонгуке 178 сантиметров чистого безразличия и 62 килограмма диеты на высоком содержании белка. У него чешутся глаза, когда он не находит ничего интересного по кабельному телевидению, и он идет на кухню, потому что больше не может находиться на одном месте. На подоконнике и свободных полках стоят его дома, он построил семь спичечных домов. Он поправляет их так, чтобы те образовали одну ровную линию. 453 спички, 138 минут работы, он толкает домик назад и ставит его на то же место, представляя, что каждая спичка – это пунктик в его жизни, он представляет, как может сделать все что угодно, что может одним ударом сокрушить все, что он построил. Чонгук может разобрать этот дом и собрать его заново, так же как он может разобрать себя по частям, не найдя внутри и намека на живую плоть. Дело в том, что он точно такой же пустой, как и его спичечные дома. Чонгук ходит по своей маленькой квартирке, он видит только чистые поверхности и острые углы. Он ударяется бедром об угол этажерки для обуви пятый раз за день, лишь слегка потирая рукой ушибленную часть тела. Больно, но боль никогда не была тем, что может заставить Чонгука прочувствовать себя. Он делает семь широких шагов по узкому коридору, чтобы дойти от входной двери до ванны. Когда Чонгук заканчивает дело раньше положенного, его тело решается на тур по квартире, примеряя разные обстановки, но никогда не ощущая комфорта. На ходу он думает о том, чтобы кто-нибудь уже наступил на его сраный домик. Не то чтобы Чонгук когда-то крепко спал, но в час ночи его мобильник никогда не гудел дольше короткого оповещения со скаченных программ. Он тянет руку к прикроватной тумбочке, пытаясь сфокусировать взгляд; черные пятна расплываются по стенкам, когда он открывает глаза, перекрывая комнатную темноту. Ощущение сухости режет после того, как он промаргивается; у Чона есть капли, но от них его глаза слипаются, поэтому надавив пальцами на закрытые веки, он машинально смахивает зеленую кнопку направо. — Да? — Чонгук говорит тихо, будто боится разбудить свою квартиру. — Это Чон Чонгук? — Осипший голос парня пролезает в сознание Чона сквозь динамик, ковыряясь в его подсознательной памятной книжке. Но Чонгук не помнит имен. Он думает четыре секунды, убеждая себя в том, что Чон Чонгук – его имя. — Да, — он жмурит левую сторону лица, пытаясь разглядеть номер. — Привет, — парень дышит ртом, выпуская короткие выдохи после каждого слова, — ты не менял номер. — Кто это? — Я нашел его тут, в выпускном журнале, — его голос слоится, становясь то громче, то тише. — Кто это? — Чонгук выдыхает, он ненавидит отковыривать запекшуюся кровь от ран. — Не притворяйся, что не помнишь, — Чон сталкивался с телефонными розыгрышами, когда жил в доме матери, и это тот случай, когда для того, чтобы избавиться от проблемы – нужно ее игнорировать. Чонгук впервые замолкает во время телефонного разговора. Он продолжает ловить вдохи, исчезающие на линии. — Меня не было... сколько? — он слышит шарканье по полу и гудящий холодильник. Чонгук думает, что порой в его голове происходят обновления, и некоторые данные просто теряются. Когда он отвечает на вопросы, он чувствует, что стоит над пропастью, потому что неосознанно стирает свои воспоминания, будто есть эта секунда, есть только сейчас, и прошлого вообще никогда не существовало. Чонгук разрезает себя в промежутки временных петель, одна секунда – один Чонгук. Он расщепляется, и находясь тут, в этом сейчас, он хочет ступить в пропасть. Чон глотает мысли. В таких ситуациях его учили говорить: «Вам удобно подождать минуту, я уточню вопрос?» — Три года? Чон думает, скапливать свои слезы в бутыльки от капель – эффективнее. Он бы ответил: «Кажется, я не до конца понял Ваш запрос, давайте уточним.» — Тут написано, цитирую: «Уверен, что не буду скучать, потому что мы – навсегда вместе», — парень тихонько смеется. — Ладно, признаю, глупо опираться на записки влюбленного подростка, но… Может, скажешь что-нибудь? «Такие услуги мы не предоставляем, но можем предложить следующее…» — Гуки? Ты тут? «Прошу прощения за неудобства, с которыми вы столкнулись…» — Нет, — единственное, о чем думает Чонгук – это о том, как бы огорчился клиент услышав такой ответ. — Я вернулся в город. — Чем могу помочь? — Мы можем встретиться? — Его слова нежным потоком забивают уши Чона, потроша воспоминания. — Пожалуйста? Сегодня – четверг, значит вечером он идет в бар. — «Регнер», я там с семи, — Чонгук кладет трубку, возвращаясь в остывшую постель. Он впервые не находит аналогию для описания своей комнаты в данный момент. Стены и потолок залиты градиентом с проблесками синего цвета. Чонгук засыпает, обрывая пустую цепочку мыслей. Он просыпается на десять минут раньше будильника, у него чешется голова и зудят глаза, вероятно, ему нужно к окулисту, но базовая страховка, предоставленная его компанией, такое не покрывает. Душ на какое-то время увлажняет его кожу, и Чонгук тащит стул со спальни на кухню, чтобы выпить свой кофе. Он не пил кофе до тех пор, пока не бросил курить. Вкус – отвратительный, впрочем, как и у сигарет. Чонгук взбалтывает порошок в кипятке до тех пор, пока на поверхности не образуется пенка. Он оставляет кофе остывать, чтобы потом выпить его за семь глотков. Пять шагов от кухни до его шкафа. Когда Чонгук смотрит на свой гардероб, думает, что в черно-белом кино его бы точно оценили. Он поочередно выполняет прописанные действия из раздела утренней рутины и находит себя уже на рабочем месте. Одиннадцать рабочих часов – Чонгук натирает мозоль на языке. Солнце проливается на тротуар золотистой пленкой, огораживая вырисованный на земле силуэт Чонгука. Он идет, не отрывая взгляда от своих полированных ботинок, каждый шаг отдает пульсацией в виске и затылке. Мигрень – это то, что не сможет засосать даже черная дыра в его голове. Чон проходит три с половиной квартала, чтобы дойти до бара, закрывает глаза на ходу, но продолжает идти ровно по линии. Он знает, что остается только перейти дорогу, повернуть направо – и он у входа. — Чонгук? — ветер доносит ему этот голос с запозданием, он оборачивается, приподнимая веки. — Мне показалось, ты не узнал. Парень с копной черных вьющихся волос смотрит на него своими почти янтарными планетами из под густого ряда ресниц. Они похожи на треугольники, Чон думает, что его ресницы слипаются так же, когда он прокапывает глаза гребаным раствором. У него длинные ноги и острые щиколотки, Чонгук знает, хоть и не видит их под тканью брюк подолы которых, чуть ли не собирают пыль с земли. Чонгук знает, что у него пять ультрамариновых пломб, из-за которых раньше говорили, что он жрет пасту. Чонгук знает так много, это ощущение похоже на момент, когда ты перечитываешь любимую книгу детства. Когда ты понимаешь, что знаешь тысячу деталей, но ты никогда их не помнил. Чон останавливает взгляд на родинке, и его аналогичная родинка на кончике носа начинает жечься. Ким Тэхен. Наверное, Чонгук должен чувствовать что-то наподобие боли в сердце и назолы, волной охватывающей его с головой. Но Чон чувствует, что его ноги все еще такие же окоченевшие от часов нахождения в одном положении. — Зайдем? — Тэхен кивает головой на вход, засовывая свои руки в карманы настолько глубоко, насколько позволяют ему швы кожаной куртки. Бар встречает их терпким запахом алкоголя и пыли с поверхности музыкальных инструментов в углу. В семь часов людей еще не так много, Чон кивает бармену, намереваясь пройти дальше, но Тэхен не упустит момента расковырять болячки каждому знакомому. — Здравствуй, Тэхен, — бармен протирает стакан белым полотенцем, не отрывая глаз от дела. — Привет, Джуни, — он облокачивается локтями на барную стойку, чуть ли не залезая на нее всем телом, — как поживаешь? — Неплохо, — Намджун смотрит на Чонгука, проверяя на наличие эмоций в выражении лица, но, увы, Чон лишь стоит, отвернув голову в сторону зала. — Тебя ждут, — у Тэхена дергается уголок губ, он резко отталкивается от краев стола, догоняя Чонгука. Когда Чонгук смотрит на лицо Тэхена, он ненароком думает о его пропорциях. Четыре горизонтальные линии, расстояние от первой до третьей которых равны расстоянию между двумя вертикальными. Две и четверть головы в его плечах. Одна ладонь, которая длиннее лица на несколько сантиметров, Чонгук не смотрит на его ладони – они в карманах, но знает наверняка. В Тэхене 179 сантиметров отчаяния и двадцать пять лет рывков в настоящую жизнь. Тэхен красивый, по-взрослому красивый. Чон помнит его красоту в максималистичных строчках, спрятанных за сигаретным дымом, в разноцветных прядках в волосах и яркой одежде, которая способна затмить его внутреннюю тусклость. Он помнит округленное лицо и большие глаза, выделяющиеся в силу возраста; сейчас Чонгук видит острые углы и комплексный образ. Чонгук играет желваками, напрягая губы, разглядывая лицо. Он перечитывает абзац снова и снова, до тех пор, пока не поймет значение написанного. Он шлифует глаза напротив, но никогда не смог бы понять их выражение. Тэхен супит густые, выгнутые брови, не ощущая давление в напористом взгляде. — Как дела у Мамы? — Тэхен спрашивает, наклоняя голову, но не отрывая глаза. — В порядке, — Чонгук знает, что у Кима к ней искренняя детская любовь, он проводил много времени в их старом доме когда-то. Чона крутит на вертеле, и нутро покрывается слоями ожогов от упоминания его дома. — А ребята… — Тэхен. Чонгук только ждет оповещения о том, что он должен расслабиться. Он трет виски пальцами руки, перекрывающей лоб. Чонгука пронизывают тысяча иголок – кожа зудит, и голова Чона непривычно переполняется всплывшей информацией. Боль под коркой мозга отдает в правое ухо; он открывает новый симптом мигрени в лице Тэхена. Намджун приносит виски и сидр для Кима. — За счет заведения. — Спасибо, — Чонгук кивает, опрокидывая рокс. — Расскажи что-нибудь? — Тэхен засасывает уголок нижней губы, таращась на Чонгука блестящими глазами. — Не хочу, — но скорее не может, — расскажи ты, как в Сеуле? — Мне обломали крылья. — Больно? — Он наклоняется вперед. — Чертовски больно, но знаешь, я из тех, кого берут на слабо. У Чонгука стреляет ухо, и трескаются губы, когда он продолжает мусолить мякоть внутренней стороны щеки в зубах. Он знает. Если дело доходит до соперничества, Тэхен – не сильный конкурент, он, блядь, худший из врагов. Он выспренний в действиях и резок в словах. Если его сломают, он добьет себя сам, чтобы построить заново, с нуля. Тэхен деструктивный, но пылкая целеустремленность – то, что привлекает людей. — Когда ты возвращаешься? — Чон рассматривает дно рокса с подтаявшими кубиками льда и остатками напитка. — Ты совсем не скучал? — Тэхен хочет увидеть в Чонгуке, возможно, отблески тоски, но Чон напрягает челюсть, поглядывая на наручные часы. — Мне пора, — у Чонгука – строгий график, и он встает стряхивая невидимую пыль с офисных брюк. — Удачи, Тэхен, — он смотрит исподлобья, и его слова пестрят искренностью. Тэхен думает, что никогда не был неудачником, но почувствовал проигрыш после разговора с Чоном. Чонгук возвращается домой на привычном трамвае, проезжая ту же дорогу, что и всегда, но чувствует себя по-другому, небезопасно. Вещи, не входящие в его планы, всегда подбивают уверенность в правильности его действий. Одна испорченная деталь, и Чонгук верит в неисправность ситуации. Он закупается по дороге домой, тратит больше положенного, указывая на синий кэмел, стоящий в ряду пачек за кассиром; он выставляет два пальца вперед. Чонгук тратит больше – значит, он получает больше купонов, значит, он может обменять их на махровое полотенце сегодня. Значит, Чонгук вычеркивает пункт из пятницы, а он не блядский путешественник во времени, но чувствует себя именно так. Губы саднят, потому что он пальцами сдирает подсохшие на них корочки, он сдирает прозрачную упаковку, закуривая у входа. И приложение, чтобы бросить курить, говорит ему полностью расслабиться, если сейчас он чувствует потребность. Чонгук наблюдательный, и наблюдатель – единственное, что можно сказать исходя из его страничек в социальных сетях. Он думает, что индустрия развлечения – чистое расточительство свежих мозгов, но тратит энергию на впитывание бесполезной информации. Раньше он мог избавляться от стресса посредством выражения своих эмоций в творчестве, но функция сублимации в нем отключилась еще несколько лет назад. Чонгук листает новости, не зацикливая внимания ни на единой фотографии, он просто двигает пальцем вверх-вниз на уровне организованности жестов, которые находятся в его постоянном потреблении. Но качество его организованности стремительно падает, когда он забивает на некоторые вещи, продолжая сидеть на своей кровати и тушить сигареты в недоеденном йогурте. Его постиранная одежда остается сгнивать в машинке, он оставляет свет включенным везде кроме своей комнаты, надеясь, что тень напомнит ему о том, что он здесь. Ему приходит сообщение от Чимина. Пак Чимин – новое знакомое лицо. Они проводили все школьное время вместе когда-то, но теперь у Чимина дела, а у Чонгука колл центр. «Пак Чимин» стоит сразу после «Мамы» в списке его контактов, и Чимин пишет ему, Чонгук думает, чтобы удостовериться в добротности своих дружеских, да и вообще человеческих свойств. И Чонгук, вроде как, не против. Чон не отвечает на сообщение, принимая звонок. — Я писал тебе, ты видел? — Его голос до боли слащавый, настолько приторный, что Чонгук заваривает горький кофе в качестве антидота. — Нет. — Вы уже виделись, да? — Спокойствие Чимина всегда было тем, что Чонгук восславлял, но редко понимал. — Тэхен говорит, виделись, говорит, ты не рад ему. — А ты рад? — Чон просто не понимает, какого черта, его сегодня не оставят в покое. — Всю жизнь будешь ему подстилкой служить? — Чонгук... ты ведь не знаешь... — Я сейчас занят, — он спотыкается об пакет с продуктами, лежащий в коридоре, кажется, он разбил яйца. — Пока, Чимин. Противный запах горелой пластмассы забивает его ноздри, и Чонгук выбрасывает изуродованную упаковку от йогурта в мусорку, подыскивая новую пепельницу среди своих «трофеев». Он берет кружку со своим лицом, деформированным по контуру круга. Уродское зрелище, если честно; он на ходу стряхивает туда пепел и возвращается к мониторингу своей ленты, который высушит не только его глаза, но и мозг.***
Сегодня пятница, но Чонгук сомневается, потому что его холодильник уже заполнен продуктами. Но он думает, что все еще может продолжать день не сбиваясь со своего ритма. Пятница – короткий день, и он идет на продленную тренировку после работы. Он потеет и знает, что завтра тело будет пробирать тягучая напряженность в мышцах. Такого рода ощущения ему нравятся – он чувствует свое тело, чувствует, что оно принадлежит ему. Он знает, что трахнет парня, который улыбался ему все то время, пока он был в тренажерном зале. И Чонгук находит его в дальнем углу раздевалки. Тот говорит, что его зовут Хосок, и он – новый инструктор, пока Чонгук безмолвно толкаясь в стройное тело, разглядывает родинки у него на спине. «Чон Хосок» стоит сразу после «Пак Чимина» в списке его контактов. Выходные всегда обременяют его своей пустотой. Дни, когда он не работает, оставаясь в своем долбанном царстве располагающей тишины. И Чонгук никогда с ней не спорит. Он не пьет кофе в субботнее утро, распаковывая вторую пачку. Балкон в квартире Чона – полтора метровое замкнутое пространство, смахивающее на террариум. Он ненавидит это место больше всего, но ему правда стоит подышать свежим воздухом. В октябре холодно, он в пижамных штанах наблюдает за тем, как пальцы на ногах начинают краснеть. Пепел на кончике сигареты рассыпается от легкого дуновения ветра, оседая на его одежде. Чонгук возвращается на кухню, держа в руках стул. По плану Чон должен готовить, он делает это хорошо: он всегда готовил в старом доме, потому что питаясь бы стряпней Мамы, он бы давно слег. У Чонгука появляется настроение приготовить что-то острое, настолько острое, что бы могло заставить его плакать, не испортив аппетит. У него маленькая кухня с электрической конфоркой, чайником и несколькими элементами посуды. Он включает конфорку на максимум, кладя сверху ладонь, ожидая момента, когда она станет горячей. Чонгук чувствует вибрацию, из кармана распространяющуюся по телу; свободной рукой он отвечает на звонок. — Да, Мам? — Завтракаешь? — Чон смотрит на часовую стрелку, которая сравнивается с одиннадцатью. — Да. — Хорошо, — она молчит, и Чонгук уверен, вырисовывает цветочные узоры пальцем по ближайшей поверхности, — ты пробовал диету, которую я советовала? — Да, — он морщит нос от боли, но интересуется, как пахнет стейк из человеческого мяса. — Там белки… — Что-то случилось? — Чонгук отбирает руку, когда его слезные железы все таки решают заработать, он шмыгает, поднося ладонь к раковине. — Ты плачешь? — У его матери строгий голос, она всегда делала его только сильнее так, что появлялись стальные нотки, когда замечала сына плачущим. На деле, она этого боялась, и защитной реакцией выступала агрессия. — Нет, — Чонгук знает, что она бы вспахала ему голову, перевернув все вверх дном; упрямая, настойчивая, никогда не принимающая ответы, которые ей не нравились. — Вижу, ты не настроен говорить. Береги себя, Чонгук. — И ты. Чонгук думает, что они никогда не притворялись идеальной семьей, никогда не тратили время на светские беседы, не скрывали обиды и не молчали о вещах, которые их не устраивали. Чонгук мог повысить на нее голос, только если она делала это первой, но обычно конфликт решался быстро, учитывая холодную рассудительность матери. А Чонгук был весь в нее. Он держит руку под ледяной водой несколько секунд, после обвязывая ее бинтом, и это не сильно мешает приготовить низкокалорийный кимчитиге по рецепту высланному Мамой. Он любит воскресенье – это день уборки, что действительно его занимает, даже принося мягкие намеки наслаждения. Чон развешивает сырую одежду по прохладным батареям его квартиры. Он драит полы, вытирает пыль со всех поверхностей, включая двери, и Чонгук понимает, что начиная углубляться в тщательность и доброкачественность уборки, он не может остановиться, позволяя небольшой вспышке мании, завладеть его головой. Осознание того, что остаются места, до которых умелые ручки Чонгука никогда не достают, вызывает желание вынести квартиру к чертям. Но он успокаивает себя, потому что в прошлый раз, пытаясь отодрать батарею от стены, ему пришлось отдать зарплату на шпаклевку, да и одежда, висящая на батареях, создает хоть какой-то барьер. Чон, находясь в своей комнате, все еще чувствует себя рыбой в аквариуме. Он, скрестив ноги, сидит на полу и закуривает, думая, что, наверное, в аквариуме бы не получилось поджечь сигарету. В понедельник у Чонгука план возвратиться к четкому выполнению плана, он должен привести свою жизнь в порядок, должен снова почувствовать, что он контролирует ситуацию. Сегодня понедельник, Чонгук, возможно, знает об этом, но убеждается, проверяя надпись на экране блокировки. Чон сравнивает свою непоколебимую веру в правдивость информации, которую предоставляет смартфон с фатализмом, но, на деле, – это просто идеально систематизированный гаджет, и Чонгук пытается не завидовать. В понедельник Чонгук выпьет теплый кофе, прислонится к окну в трамвае, наблюдая за рекой; он отработает себе на жизнь, подставляя не закрывающийся рот. Понедельник – первый день недели, для многих присущ становиться отступом к новому началу: сегодня Чонгук записывает имя Хосока сразу, после пункта с тренировкой. В офисе Чонгук полностью выпадает из реальности, включая режим автопилота. Он чувствует только давление усталости, покрывающее каждый миллиметр его тела. В один миг в голове появляется мысль о том, как неплохо было бы сбежать, но ни одна исправная электроника бегать не умеет. У него затекает нога, и, кажется, он ее совсем не чувствует, но эти ощущения и есть то, на чем он сосредоточен. Вероятно, у него регулярная парестезия мозга. — Доброе утро! Меня зовут Чон Чонгук, компания «Инфинити Индастриз». Как я могу вам помочь? — Чонгука учили улыбаться во время разговора, – это то, что можно услышать. Чонгук повышает тон голоса до уровня ажитации, давя улыбку. Понедельник – точка старта для повтора многих шаблонных процессов; из пристройки со стеклянными стенами выходит глава отдела, который поверхностно прослеживает за исполнением обязательств своих сотрудников. Чонгук мечтает никогда не работать в его кабинете. — Доброе утро, у меня возникла проблема, — густой голос заполняет ухо, Чонгук разрисовывает бумагу полем цветочков – привычка, которую он перенял у Мамы. — Слушаю вас. — Но то, что я с четвертого раза попал к тебе на линию – уже хорошо. Чонгук, выслушай, — Чон улыбается шире, когда шеф подходит ближе. — Секундочку, я попробую сделать все, что в моих силах! — Я вернулся к тебе. Я скучал так сильно, Гуки. — Спасибо, за ожидание, с какой конкретно проблемой вы столкнулись при пользовании нашей электропродукцией? — Я потерялся там, в Сеуле, там ни единого места, которое я бы назвал домом, ни единых рук. Я согнулся, Чонгук, уже не помню, как выглядит моя осанка, — Чон чувствует резкий приступ изжоги – да, суп все-таки получился острым. — Попробуйте обновить программу и наставить системные настройки вручную, у вас есть при себе руководство пользователя? — Чонгук, прими меня обратно, — клиент еле слышно всхлипывает и, видимо, трет нос ребром указательного пальца, издавая замятые звуки. — Дай мне шанс? Чонгук плачет, ловя взволнованный взгляд начальника, он выставляет «ОК» жестом, указывая на бутылечек с офтальмологическим препаратом искусственной слезы. — Они говорят, ты изменился, говорят, ты – неживой. Как по мне, ты подкачался, — Чон слышит улыбку. — Ты простишь меня? — Есть еще что-то, с чем бы я мог вам помочь? — Чонгук смотрит на чернильные цветочки, расплывающиеся на волнистой от влаги бумаге. — Вечером в парке? — Спасибо за звонок, желаю хорошего дня! Чонгук срывается с места, направляясь в уборную, у него покрасневший нос и мокрое лицо. Его планы на хороший день с крахом проваливаются после внезапной флуктуации. Ким Тэхен – гигантская флуктуация в его размеренной жизни. Как правило, понедельник для многих присущ становиться отступом к новому началу. Чонгук видит его сидящим под солнцем, он светится теплым золотом, его волосы приобретают цвет топленной карамели, в радужках появляются ярко-желтые треугольники. Тэхен сидит на лавочке, качая скрещенные в щиколотках ноги. Чон стоит в метрах десяти, но видит, он уверен, слабый трепет его ресниц, плавные изгибы его профиля. Наверное, Тэхен прогретый, теплый и мягкий, по крайней мере, таким его помнит Чонгук. Ким умеет вызывать эмоции, он самая плаксивая мелодия, чистая провокация для недра сентиментов Чонгука. Тэхен, лелеянный миром мальчик, просит Чонгука любить, как он смеет ему отказать? — Ты пришел, — Чон смотрит, выжидающе, но ничего не говорит. Чонгук вспоминает, что в приятную погоду, после школы, они часто проводили время в парке, картинки теплым ветром заволакивают его в омут былых дней. Мозг Чона – тонкая организация с развитыми защитными рефлексами, которые успешно блокировали Чонгука от неприятных ощущений, замещая их отсутствием каких-либо эмоций. Но Тэхен без лишних стараний разломал барьер, внедряя себя в его мысли. Они идут по знакомой дороге, проложенной ветром, сгоняющим листья цвета осени в длинный ряд. Воздух еще неохлажденный вечерней стужей, прокрадывается под одежду навевая воспоминания о лете. Тэхен рассказывает о Сеуле, говорит, Сеул разбивает сердца. Он разбил тэхеново главное преимущество – безграничную надежду на лучшую жизнь. Тэхен думает, что в своем городе он все еще будет мастером, но стать мастером там, где каждый отказ прожигает уверенность в своих способностях – тест на выдержку, на стойкость своих убеждений. Тэхена подожгли заживо и забрали голос, но гореть он будет ярче любого небесного тела. Сеул ломает людей, как соломинки. Тэхен не был хрупким, но они подбили каждую косточку, вдребезги раскололи грудную клетку. Сеул умеет принижать, и Тэхен стал меньше под натиском небоскребов и высокомерия людей. И Чонгук думает, что Тэхен покорит мир, в один день – точно. — Прости, — Тэхен сидит со склоненной головой, Чонгук отрывает кожицу со своей нижней губы. — Я думал, будет легче, стань я призраком. — Подними голову, — приказывает Чон. — И не опускай. Тэхен безмолвно повинуется, слезы прочищают его глаза, Чонгук стоит, смотря на него сверху вниз, серьезный и гордый, но гордость – ничего, потому что его меркантильность сосредотачивается в Тэхене. Тэхен готов разбить себя заодно с Чоном, чтобы заработать купон в счастливую жизнь. Чонгук говорит, что он не боится Тэхена, он готов подраться с ним за то, чтобы Тэхен выбрал его. — Чонгук, — он поворачивается на зов Кима, который шел позади, получая желудем по лбу. Он морщит нос, потирая рукой ушиб, и Тэхен начинает убегать. Осень была порой желудиных боев в их связанном детстве. Однажды Чон выбил Тэхену зуб, и тот плакал, убежденный в том, что перестал быть красивым; Чонгук лишь попросил не нести чушь. Чон собирает горстку плодов, нагоняя Тэхена, и он, честно, рад, что в парке нет людей. Ким прячется за скамейкой, обстреливая Чонгука, но у того броня в виде твердых мышц, он подходит к «крепости» старшего и ловит его за талию, когда тот пытается оббежать Чона. Чонгук ощущает этот трехлетний обрыв, когда дотрагивается до него, когда чувствует в руках уже сильное тело, когда слышит низкий, томный голос. Но убеждается, Тэхен все такой же мягкий. Из уст Чонгука вырывается смешок, когда он вспоминает о планах, он может перечеркнуть все одним «Тэхен». У Кима длинные руки, которыми он влазит в жизнь Чона настолько глубоко, насколько может. Чонгук иногда глохнет на одно ухо: оно продолжает стрелять, но у Тэхена большие уши и слезы на двоих. Фактурный, истотный, тонкий, эфемерный, прекрасный, – Чонгук напишет словарь с синонимами к слову «Тэхен», – ранящий, острый, режущий, неподатливый, громкий, резкий. Чонгук просыпается раньше, хоть стрелка уже пробила полдень. Комнату прогревают дневные лучи солнца, но жалюзи Чонгука синие, что подвергает конфликту его ассоциации. Тэхен лежит на животе, по пояс укрытый одним одеялом на двоих, а его голова расположена на единственной подушке в доме Чонгука. Чон приподнимает голову, подставляя под нее руку, а пальцами второй очерчивает ровную, плавную впадину на спине. Он думает о том, насколько у Тэхена красивая осанка, насколько его кожа теплая. Пока Тэхен спит, он делит его кожу на палитру самых нежных цветов. Он опускает ладонь на поясницу – ожог саднит, и Чон думает, что Тэхен, как самый теплопроводный металл. Он гладит ребра, которые отделяют Чона от сердца. Чонгук целует в плечо, когда Тэхен приоткрывает один глаз, и приближается к нему так, чтобы их родинки соприкоснулись. Чонгук думает, ему нужен второй стул.