No one will remember

Утро — солнечное, какое-то до неприличия светлое, яркое, натянуто-оптимистическое. Хотя, может, дело просто в том, что ну очень яркий свет беспрепятственно проходил сквозь незашторенные окна, а разбудил Стрелецкого звонок Дэна, стремящегося с утра пораньше (ну правда, неужели это не могло подождать пару часиков?) сообщить, что Таня не из Харькова, а из Орла, и денег не просит. Мужчина звучал ну очень уж бодро для столь раннего утра, и сиял, как новая копейка. Девушка, вышедшая из душа, такая милая и домашняя в этом халатике, удобно устроилась в его объятьях, когда тот положил трубку, посоветовав «Нострадамусу» менять работу. В шутку, разумеется. Денис целовал её, смеясь, уговаривал еще немного поваляться, такой счастливый в своей любви, и предлагал набрать Таню вечером. — А набрать не получится. — Почему это? — У меня телефон сдох, а на новый денег пока нет. Эти слова словно сметают улыбку с лица Дэна в одно мгновение. Получается, Артём все же не ошибся. И даже ведь предугадал в точности, на что денег попросит! Не растерял, получается, квалификацию за годы в тюрьме. Интересно, он там мозги заключенным или начальству вправлял? На психолога, ночевавшего прямо в офисе на раскладушке, укрывшись курткой — надо хотя бы одеялом обзавестись — и не раздеваясь, уже косо поглядывали соседи по офису. Стены-то стеклянные, все видно. Придется задуматься о том, чтобы повесить хотя бы жалюзи какие-то и не смущать людей. Но это потом. Сейчас он сидит, ковыряется с проводами — настраивает компьютер. Мог бы и без него обойтись, но раз уж Денис притащил, то чего добру без дела пропадать? Внезапно в офис заявился тот самый кудрявый мальчишка, из которого должен был вырасти потенциальный маньяк. Матюша провел всю ночь на подоконнике в каком-то дрянном подъезде. Понимал, что долго так по улицам укрываться не получится — в конце концов кто-то да заметит, что мальчишка без дома и документов шляется. Заберут его под белы ручки, а как узнают, что он — девиант, так сошлют на разборку, вот и все дела. Короткий разговор. А тут, может, на работу хоть возьмут. — Здрасте… На лице психолога прорисовалось удивление. Уж кого-кого, а Матюшу он тут увидеть не ожидал. Да и цели его визита малопонятны. Андроид нашел его в Интернете в момент по фотке, так и притащился, как оказалось. — Я тут подумал, я маньяком не очень хочу… я новую жизнь начинаю. Интересно, что мама о его новой жизни думает. Неужто из дома сбежал, и правда духу хватило? Мотя говорит, что ушел, даже записки не оставив. Побоялся прямого разговора-таки. Артём знавал достаточно таких беглецов в поисках новой жизни — поскитается день-другой, деньги закончатся, да и вернется к мамочке под крылышко, а она будет с радостью продолжать растить из сына тряпку. Смешной такой, непропорционально высокий — словно вытянулся в одночасье — жаль его даже становится, что мать с прибабахом досталась. Стрелецкий продолжает возиться с проводами — даже взгляд на парнишу не поднимает. Говорит, что не будет у него никакой новой жизни такими темпами — сначала со старой бы попрощаться. А Матвей удивленно вздымает брови вверх — как попрощаться? Да ему идти туда опасно — матушка спецслужбы вызовет, разберут его, и дело с концом. Даже рожки да ножки от него не останутся. Андроид уже хотел уйти, поняв, что ловить здесь нечего, но ему отчего-то даже стало жаль Артёма, у которого на лице было написано — ему легче на этих проводах удавиться, чем разобраться, что, куда и как вставлять. Вон совсем все запуталось. — Давайте я вам помогу, — не дожидаясь ответа, принимается за дело. Ловко, быстро. Как говорится, железячка железячку чует. Просто Матвей более сложный. Ну, еще, может, с чувствами. Хватает минут трех на то, с чем Стрелецкий еще день бы проковырялся. Помочь нетрудно, даже если он тут и не нужен совсем. Сообщив, что все готово к включению, девиант удаляется из офиса, а психолог удивленно смотрит ему вслед. На первый взгляд парень нерешительный, но когда дело доходит до того, в чем он разбирается — быстрый, стремительный, как молния. Вот бы он в психологии своей матери так разбирался, как в компьютерах. Пока мужчина размышлял о бренности компьютерного бытия, и первый за долгое время клиент, Иван, объявился. По лицу читается — неловкий, забитый человек. Ей-богу, как будто Матюша повзрослел лет на десять за минуту и вернулся. Протягивает руку для пожатия, но Артём её игнорирует, прерывая вопросом, принес ли тот деньги. Прячет купюру в карман и начинает проверять, верны ли его догадки насчет молодого человека — то предложит чай или кофе, а потом сообщит, что выбранного нет, то по офису погоняет. Догадки подтверждаются, и тогда психолог наконец спрашивает, в чем же дело, забравшись с ногами в свое кресло. Ваня молча расстегивает рубашку и убирает бинт со следами крови. Картина ужасающая — весь живот испещрен мелкими ранками, как будто от степлерных скоб. Это такой способ самоповреждения, выходит. На вид отвратительный, не очень распостраненный, но все же имеющий место быть. В горле на мгновение встает противный ком. Хочется понять, что сподвигает людей делать с собой такое. — И часто ты так? — Вообще довольно часто. Последние четыре года. Он застегивает рубашку. Внимание же Стрелецкого, кажется, больше направлено на футбольный матч, который смотрели соседи по офису, чем на проблему клиента. — Как сам думаешь, почему? — Не знаю. Я пытаюсь сопротивляться — не получается. Возникает вполне закономерный вопрос — кто из Вани эти самые скобы вытаскивает (не сам же он) и почему его все еще не сдали в дурку с такими закидонами. Любой нормальный врач так сделал бы. Но выясняется, у парниши жена — доктор, помогает ему. Иван говорит о ней с такой теплой улыбкой, что сомнений не остается — влюблен. И не посчастливилось же ему — ну просто как в мыльном сериале. Красивая, говорит, очень. Догадки подтверждаются. На прямой вопрос «в лоб», конечно, следуют возмущения. Фразы о том, что не нравится ему, передумал. Но сеанс уже оплачен. Уходит, возмущенный. Стрелецкий нагоняет его на самом выходе. — Вань, ну чего ты такой резкий? Да помогу я тебе. — Как? — Ну, как психологи помогают. Захочешь покоцать себя — приходи, поплачься отпустит. Плакаться он, конечно, не хочет — вон какое возмущение в голосе зазвучало. Вот тут как раз время для провокации и пришло. Артём всю правду выговаривает вслух. Что Ваня — слабак и ничего, кроме плакаться, не может. Что он сам не знает, чего хочет и бороться за себя не умеет. — Без обид, на зону попадешь — тебя даже петухи трахать будут. Эта фраза выводит клиента из себя окончательно. На лице — неприкрытая злость. Он порывается ударить Стрелецкого, но тот уклоняется и отталкивает мужчину от себя, пнув кулаком прямо в живот. Туда, где раны от степлера. Иван шипит от боли и отходит от греха подальше. Вот те нате — надеялся, что его будут слушать и носовые платочки подавать, наверное, а вместо этого хоть правду о себе услышал. Кричит, что засудит, что у него брат юрист, что Артём сам на зону поедет. Да только сейчас у каждого второго родственник с юридическим образованием — расплодилось их, как хомячков, юристов этих — а толку с этого? — Да мне не впервой. Надо будет, поеду. Смешно смотреть на все эти крики. Поорет и вернется. Всегда возвращаются, когда чуть подуспокоятся и головой подумают. Матвей просто ходит по улицам без какой-то цели, направленности — метается, не зная, куда деться. И черт бы побрал его вшитую программу — девиация произошла, но неловкость и зажатость ниекуда не пропали. Он ведь так мечтал о свободе, о том, что не будет зависеть от этой женщины, которая всячески морально давила и компостировала ему мозг, или что там у андроидов вместо него. А теперь что? Он свободен — куда хочешь иди, что хочешь делай. А чего он хочет-то? Хорошо бы понять для начала. Жильё стабильное. Подработка хотя бы минимальная, чтобы на тириум и биокомпоненты хватало. Может, самому чему-то научиться, тому, что не зашито в программе? Вот, скажем, играть на гитаре. Или рисовать. Или стихи писать. Можно было бы купить соответствующую плату, конечно, но тогда нужно еще, чтобы кто-то вставил её в нужное место. А кто захочет с девиантом работать? Если застанут, то срок хороший выпишут, а самого его разберут. Никто рисковать не захочет. Вот и получается, что можно только самому научиться. А каково это, интересно? Люди ведь всегда сами учатся, и ничего. Времени, правда, много на это уходят. Зато интереснее, наверное, чем получать все навыки на щелчок. Далеко Матвей от бизнес-центра не уходит — не знает, куда идти и где он будет нужен. Он слышал, конечно, про тайные убежища девиантов, но туда… страшновато. Может, конечно, андроид просто наслушался страшилок про то, что в этих местах одни других разбирают на тириум и биокомпоненты, а еще на них периодически устраивают нападки и всех, кого удается поймать, расстреливают. Но все равно… лучше уж он как-то сам справится. Хорошо бы еще знать, как. Завидев Стрелецкого, сразу чувствует — он в дурном настроении. Вон какой хмурый. Да и системы улавливают исходящее от него раздражение. Вряд ли с человеком в таком состоянии есть вообще смысл разговаривать. Но как там говорят, слабоумие и отвага? Попытаться стоит. Нагоняет мужчину, окликнув его. — А-а-а, мой патлатый друг, — в голосе звучит одновременно насмешка и ирония. Говорит, что жить ему сейчас особо негде, да и с деньгами напряжно. Предлагает свои услуги помощника или секретаря, в компьютерах же он нормально разбирается. Трудно назвать достижением разбираться в том, чем ты являешься, но Матвей даже не уверен насчет того, знает ли Артём про его «железную проблемку». Матюшу вообще часто принимали за человека — диод не виден за кудрями, а по всем остальным параметрам он ни от чем на вид от людей и не отличается. Хотя если не заметил, то даже лучше: девианта к себе на работу возьмет разве что самоубийца. И то харакири сделать быстрее. — Мне никто не нужен. Пока. Психолог прибавляет шагу и уходит, даже не оборачиваясь, а Матюша остается наедине с головой, в которой непонятно что происходит, отсутствием понимания того, что делать дальше и нереализованными надеждами. Вечером устраивается на лавочке рядом с бизнес-центром, положив голову на рюкзак. Во сне он не нуждается, но ни одного открытого подъезда в этот раз не нашлось. Да и небо сегодня чистое, безоблачное — хочется на звезды посмотреть. Такие яркие, красивые, но далекие и недоступные. А может, оно и к лучшему, что недоступные? Приблизишься к ним — они тебя и сожгут к черту. А так любоваться можно. От этих мыслей девианта отвлек Стрелецкий, явно намерившийся согнать «патлатого друга» с лавочки. — Мне идти некуда. Сидит смешной, в этой глупой серой кофте, растрепанный, как воробей, и сам не понимает, на что вообще надеялся, когда сбегал. Что он девиантом кому-то нужен будет? А был ли он по-настоящему нужен до девиации? Так что же изменилось? — Ты мне на жалость не дави. — Я не собирался, просто вы же… — Что я? — резко перебивает Артём. Датчики, улавливающие раздражение, буквально зашкаливают. Хорошо еще, что беззвучно работают и действие их видно только самому андроиду. — Ну, вы меня как бы это… подтолкнули. Окончание фразы — «к девиации» — остается только в голове. Нет, правда, лучше промолчать, а то вызовет сейчас психолог спецслужбы и езжай, Матюшенька, на разборку, а я тебе белым платочком помашу. Нет уж, только этого счастья ему и не хватало. — Хочешь взрослой жизни? — спрашивает Стрелецкий и тут же продолжает говорить, не дождавшись ответа, — Вот она, взрослая жизнь. Никто тебе ничего не должен. Все, свинти отсуда и не мозоль глаза. Датчики, и до того зашкаливающие, сейчас и вовсе грозят сломаться. Матвей забирает свой рюкзак и уходит во тьму, однако, чувствуя — от человека, находящегося где-то рядом, исходят сильнейшие волны негативных эмоций: боль, разочарование, обида. Близко к суицидальному состоянию. И это не психолог, а кто-то другой, незнакомый. В таких ситуациях на контакт лучше сразу не выходить, чтобы не нарваться. И Мотя ждет. Тем временем прогнавший мальчишку Артём обустраивается в офисе. Спокойствие прерывает телефонный звонок. Время уже позднее, вряд ли это насчет записи. Но нет, это, оказывается, Иван приехал с чем-то якобы срочным. Кричит, что ему плохо. Очень плохо. Порезать себя хочет. В глазах плещется отчаяние и безысходность. Да он сам себя боится. Боится и того, что причиняет сам себе физический вред — душевшую боль глушит. — Пойдем. Они выходят из бизнес-центра под лепет Вани про то, что он не сможет сдержаться и порежет себя. Пришло время пустить в действие ту самую провокацию. — Хочешь, порежь. А что такого? Ты же всегда так делаешь. Закрепленная реакция на стресс. Сталкиваешься с проблемой, коцаешь себя, смещаешь фокус на физическую боль и чудесно свой стресс побеждаешь. Вон аптека через дорогу, пластырь себе сразу купи. Порежешь — заклеишь. Завтра ко мне. Всё. Стрелецкий отворачивается, не внимая крику «Да я серьезно себя порезать хочу! До смерти!». Оборачивается, когда Иван разбивает валяющуюся под ногами бутылку о край дома, тем самым делая своеобразную «розочку». Подходит к нему, все такой же холодный и спокойный. — Ваня, были бы у тебя яйца, ты бы давно себя зарезал. Брось бутылку, иди домой, возьми степлер. Но Ваня, доведенный до ручки, ударяет этой самой «розочкой» себя по ляжке. Хлещет кровь. Разумеется, он перепуган, дрожит, шепчет «помогите!», но Артём продолжает стоять в стороне. — Зачем? Так это ж решение. Три минуты, и все. Никаких страданий. Матвей все это время наблюдал развитие событий. Понимал — если не вмешаться, то через три минуты для Ивана и правда все закончится. Экстремальная терапия — хорошо, пока пациент не рискует откинуться. Тем более — если задета бедренная артерия, а оно, похоже, так и есть. У андроида, к счастью, в программе зашита первая медицинская помощь, но до этого он не стыкался ни с чем серьезнее ссадин. К счастью, артериальное кровотечение ему тоже на всякий случай записали. Он возникает из ниоткуда, вытащив ремень из брюк и советуя зажать рану. Перетягивает, создавая импровизированный жгут и бормоча что-то несвязное, пытаясь успокоить мужчину. А Стрелецкий в этот момент слышит от Вани фразу, которой и ожидал. — Мне очень нужно жить. В больнице Матюша беспрестанно наматывает круги по коридору — нервничает. Психолог же наоборот — сидит, накинув капюшон на голову и оперевшись на стенку. Ждут, пока раненому наложат что-то более основательное, чем брючный ремень. Наконец он выходит, хромая, со словами, что все в норме. Внезапно объявляются девушка и парень. По всей видимости, брат Вани и его жена. — Ты как? Её голос звучит взволнованно. Видно — она правда переживает. Тем временем брат пациента начинает угрожать судом. Ну вот, та же самая песня — неинтересно даже. Если бы каждый раз, когда про это заходил разговор, люди и правда подавали в суд, то суммарно у Стрелецкого срока хватило бы по крайней мере на три пожизненных. — Ни в какой суд мы не подаем, — внезапно четко произносит Ваня. Будто и не было того заикающегося, нерешительного парня, — я все понял. — Что ты понял? — в голосе буквально дрожит истерический смех, — Что ты понял? — Я трус. Всегда им был. Давно надо было сказать Диане, что ты эту железяку уже много лет трахаешь! Она — менеджер в ресторане, где вы свадьбу играли. Итак, брат Вани изменяет жене, Диане, с андроидом. Матвей понемногу начинает понимать, что тут происходит. Так это такие последствия у того, что некоторым из них дали частичную волю и прекратили постоянную слежку за их действиями? Хотели, чтобы с временем андроиды стали полноценными членами общества. Хотя… сейчас-то какая разница? Можно подумать, было бы лучше, изменяй он жене с живой женщиной. Что так, что эдак — сразу видно, она в шоке. Разбита. Поломана. Стрелецкий же тем временем лишь ухмыляется, наблюдая семейные разборки. А на Ваню нахлывают воспоминания. Свадьба. Диана смеется, счастливая. Бросает букет. Подмигивает Ване, на что он отвечает лишь сдержанной улыбкой — ему больно, но виду он не подает. Наверное, так всегда себя чувствуешь, когда любимый человек выбирает другого. А в каком-то подсобном помещении брат трахается с андроидом-менеджером и машет ему рукой, мол, свинтись, не мешайся. И он молчит — только сжимает в ладони бокал так сильно, что он разлетается на осколки, а потом — систематически штопает себя степлером. Не говорит Диане все эти годы. Потому, что трус. Жалкий трус, вот и разговор с концом. — Сказать нужно было, а я молчал. Потому и мучался. Поэтому и резал себя, наказывал. И знал, что если порежу себя, то ты всегда придешь. И ты приходила. А для меня это — главное, понимаешь? Диан, я тебя люблю. И хочу, чтобы ты со мной была. Но только по-настоящему, не по пьяни и не чтобы ему отомстить. Не стоит он того. Брат Вани усмехается и бьет прямо в лицо кулаком, попутно произнеся что-то в духе «Ах ты сученыш!». Диана в ужасе закрывает рот ладонью — слишком много на нее свалилось за этот вечер. Определенно слишком много. Артём пытается разнять мужчин, но в итоге прилетает и ему. А Матвей просто в шоке — не знает, что делать и куда деваться во всей этой суматохе. Выбегают врачи, начинают успокаивать разбушевавшихся… Уже на улице можно созерцать странную картину — Стрелецкий, зажимающий разбитый нос (второй раз за два дня — не слишком ли много?), Ваня, прикладывающий что-то железное и холодное к разбитому глазу и Мотя, рвущий кофту на повязки «тяжелораненым». — Странный у вас метод, но работает. Никогда не думал, что смогу Диане все сказать. Вы во мне перевернули что-то. Я понял, что устал бояться. Иван благодарит психолога, прощается и уходит. Без старых страхов, зато с новыми надеждами. И, что самое главное — искренними, настоящими, яркими чувствами к Диане, которой он теперь по-настоящему готов добиваться. Артём смотрит на Матвея с некой долей жалости — а ведь парниша и правда полезным оказался, не будь он рядом, неизвестно, как все закончилось бы. А у андроида в глазах плещется смутная надежда. Неужели к себе возьмет и не нужно будет по подъездам скитаться? — Значит так, живешь в приёмной. Зарплата маленькая — на еду, трусы, носки. На книжки еще, если экономить будешь. И не вздумай храпеть — выгоню сразу. Все понятно? — Понял, да. — И подумай, на чем спать будешь. Не догадался таки, если про еду говорит. А если психолог-то не догадался, то и другие не должны. И все же когда-то все должно было перестать идти под откос. А как иначе? Они встают с бордюра и идут в офис. И в этот раз вместе. Бросив вещи в приёмной, которая вроде как стала теперь его домом, он идет в ближайший санузел, прихватив какую-то железячку. Шипит, ругается — совсем тихо, правда — пытается отковырять диод, чтобы уж точно не спалиться. С трудом, но наконец ему это удается. На пол падает голубой кружочек — последнее, что соединяло его с прежней жизнью. Теперь все будет по-новому.