Масло на сковороде зашипело, когда Эвен вылил смесь для панкейков на горячую поверхность, одной рукой держась за ручку, другой проводя по своим слегка спутанным волосам и прикрывая рот от зевка.
Это была долгая и бессонная ночь для них обоих.
Он взял лопаточку, которой переворачивал блин, и на секунду закрыл глаза в попытке облегчить головную боль. Однако мысли о мальчике, который все еще спал в его комнате, продолжали тревожить, как бы он ни старался отвлечься на приготовление завтрака и прочие мелочи.
Исак всю ночь спал рядом с ним, свернувшись калачиком и уткнувшись носом в подушку, то и дело тихонько хныча в самом начале, пока его дыхание не стало глубже, а тело, наконец, не расслабилось, заставив Эвена облегченно выдохнуть. Он даже не осознавал, что задерживал дыхание, наблюдая за хмурой складкой между бровями на лице красивого первокурсника.
Это был его собственный выбор – бодрствовать большую часть ночи, он просто не мог расслабиться настолько, чтобы провалиться в блаженный сон. Именно поэтому он лежал без сна, пока в голове лихорадочно крутились мысли о том, что произошло.
Что ж, он мог только предполагать, что произошло. Он понял, что что-то не так, стоило голосу Исака дрогнуть, глазам увлажниться слезами, а нижней губе задрожать, когда он говорил по телефону.
Он ничего не мог сделать, чтобы остановить это, он мог только наблюдать, как ситуация становится все хуже и хуже, и как Исак и так еле держащийся на ногах, в конце концов просто сломался.
Эвен пытался успокоить его, заставить сосредоточиться на чем угодно, чтобы вытеснить из его головы все эти деструктивные мысли, которые Исак никогда не должен был думать о себе. Но ничего не помогало, и все, что Эвен мог сделать, это обнять его и позволить ему утомить себя, пока они оба не легли, а вскоре после этого Исак заснул.
И вот Эвен лежал под теплым одеялом, кончики пальцев невесомо танцевали по мягкому, залитому слезами лицу мальчика рядом с ним, большой палец вытирал остатки слез с его длинных влажных ресниц. И именно в тот момент Эвен не выдержал, не в силах остановиться он наклонился и прижался губами к каждому веку Исака, секундой позже прислоняясь лбом. Их носы соприкоснулись, и Эвен застыл в таком положении, пытаясь оставаться спокойным и обдумывая, что бы он мог сделать, чтобы помочь.
Вздохнув, Эвен вытащил приготовленный панкейк и положил его на тарелку, стоявшую рядом с плитой. Затем снова вылил смесь на сковороду и засунул руку под футболку, почесывая живот прямо над низко сидящими спортивными штанами.
Сладкий запах, витавший в воздухе, отвлек его лишь на секунду, прежде чем его мысли сновка вернулись к Исаку; он взглянул в сторону двери-молчаливый, все еще спящий. Эвен надеялся, что первокурсник еще немного поспит; после ночи, наполненной беспокойством и слезами.
Он знал, что Исак просыпался, потому что в какой-то момент ночью – всего через час после того, как Эвен больше не мог противиться сну, и его глаза закрылись, тепло и спокойствие, которое он чувствовал все это время, бодрствуя и прижимая тело первокурсника к себе, полностью исчезли.
И вдруг он услышал это.
Сдавленное рыдание, тихие всхлипы, исходящие от дрожащего тела рядом с ним.
Эвен не осмеливался заговорить, его язык отяжелел от слов, которые никак не могли утешить Исака, только не в такой момент; поэтому он просто обнял его, притягивая ближе и не обращая внимания на влагу, которая, как он чувствовал, впитывалась в его кожу. Прижавшись губами к виску Исака, он провел рукой по его позвоночнику, закрыв глаза и пытаясь уговорить его снова заснуть.
Каким-то образом это сработало. Всхлипы затихли, а затем последовало глубокое дыхание, что означало одно – Исак уснул. Так и закончилась эта ночь.
Эвен чуть потянулся, переворачивая панкейк, его спина до сих пор побаливала от неудобной позы, в которой он лежал. Но это не имело значения; все, о чем он мог думать, как, черт возьми, исправить то, что случилось.
Он не мог смириться с этим. Мысль о том, что Исак испытывает такую боль, заставляла сердце сжиматься, а ярость клокотала в нем.
Исак. Мальчик, который редко проявлял какие-либо эмоции, прошлой ночью разразился душераздирающими рыданиями.
Эвен не мог этого вынести. Ему нужно было что-то сделать, что угодно, лишь бы помочь.
Дверь за его спиной скрипнула, босые ноги зашагали по полу, и Эвен повернулся, увидев виновника всех своих мыслей.
Его ноги были обнажены, футболка, которую он, должно быть, взял из шкафа, доходила до середины бедра, и он схватил ее за подол, дрожащими пальцами проводя по ней и нервно ерзая, полностью избегая внимательного взгляда Эвена, направленного на него. Впрочем, это ничего не меняло, Эвен даже со своего места видел, как опухли его глаза после слез.
– Доброе утро, – Эвен старался сохранить спокойствие в голосе, поворачиваясь обратно к сковороде, кладя панкейк на кучу ранее приготовленных, прежде чем выключить плиту.
– Доб... – Исак кашлянул, пытаясь избавиться от сухости в горле, – Доброе утро.
Секунды тикали, неловкость просачивалась сквозь тишину, и Эвен услышал, как он шаркает.
– Не хочешь позавтракать? Я тут панкейки пеку.
– Нет, я ... мне, наверное, лучше просто уйти.
Эти слова заставили Эвена остановиться. Он повернулся, мгновенно напрягаясь всем телом, и пристально посмотрел на Исака.
Он не мог позволить ему уйти.
Он просто не мог.
Не тогда, когда был хоть какой-то шанс, что он сможет хоть чем-то помочь.
– Просто сядь, Исак, тебе не нужно сбегать от меня.
Зеленые глаза олененка встретились с его голубыми. Исак провел кончиком языка по сухим губам, прежде чем кивнуть. Быстрое движение его головы почти осталось незамеченным, когда он, спотыкаясь, подошел к стулу, сел и сжал руки на коленках. .
Эвен прикусил губу, чтобы не вздохнуть, повернулся к стойке и вместо этого достал стакан из одного из шкафов, чтобы наполнить его холодной водой. Спустя несколько секунд он подошел к тому месту, где сидел Исак.
Исак взял протянутый стакан, пробормотав застенчивое «спасибо», выпивая почти до дна. Он поставил стакан на стол перед ним, не заметив, как Эвен сел рядом, достаточно близко, чтобы обеспечить комфорт, если это необходимо, но достаточно далеко, чтобы не вторгаться в личное пространство Исака.
Ему нужно было быть осторожным.
– Исак, – начал Эвен. – Я знаю, что ты, возможно, не захочешь говорить со мной об этом, и я, вероятно, последний человек, с которым ты захочешь вести какой-либо разговор, – горечь просочилась в его тон, заставляя неловко кашлянуть, чтобы скрыть разочарование в голосе. – Но тебе нужно с кем-то поговорить, и я не могу позволить тебе уйти отсюда, если ты все еще расстроен, мне нужно убедиться, что с тобой все в порядке.
– Почему?
Вопрос почти остался неуслышанным, и Эвен вздрогнул, как только понял, что именно сказал Исак.
– В смысле почему?
Исак пошевелился, дискомфорт ощущался в каждом дюйме его тела.
– Да ладно тебе, Эвен, – горько усмехнулся он, наконец подняв на него глаза и встретившись с его взглядом. – Мы оба знаем, что я тебе на самом деле не нравлюсь и ты не тратишь ни секунды своей жизни, раздумывая о таких людях, как я. Это просто секс, поэтому ты не обязан заботиться обо мне или притворяться, что хочешь выслушать, только потому, что я плакал.
Желудок Эвена неприятно сжался на этих словах. Это была неправда.
Может, Эвен и не обязан заботиться, и вообще не обязан делать ни одной вещи, которые он делал со вчерашнего вечера, и если бы он когда-нибудь почувствовал необходимость сделать это, он бы сразу сказал Исаку, чтобы тот отвалил, а сам легко нашел кого-нибудь другого, чтобы потрахаться.
Проблема в том, что он не чувствовал такой необходимости. И ему не было все равно, как бы он ни пытался отрицать это в прошлом.
– Исак, если бы мне было все равно, я бы не беспокоился о тебе, а просто сказал бы убраться из моей квартиры, как только понял бы, что ничего не произойдет, – он поднял руку, даже не думая об этом действии, и заправил локон за ухо первокурсника. – Поговори со мной.
Исак на мгновение поднял на него глаза, прежде чем опустить взгляд к своим коленям, сжимая руками футболку и обреченно вздыхая.
– Ты помнишь, что я должен был провести Рождество со своим отцом? – в одних этих словах звучала обида, которую Эвен не слышал ни разу от Вальтерсена с тех пор, как они встретились.
Он промычал в подтверждение, вспоминая тот день, когда Исак рассказал ему об этом – снег на волосах, торчащих из-под шапки, улыбка на его лице, покрасневшие от холода щеки и нос...
– Но, – прервал его мысли Исак, заставляя снова сосредоточиться на разговоре. – Как оказалось, не бывать этому.
Ах.
Эвен понял, что именно это происходило прошлой ночью, но на самом деле услышать надрывный тон, которым говорил Исак, значило вернуть весь гнев, который он старательно подавлял, заставляя его оставаться скрытым в глубоких щелях его разума.
Исак вздохнул, откинулся назад и скрестил ноги.
– Я ему не очень нравлюсь.
Челюсть Эвена сжалась от решимости и уверенности, прозвучавшей в голосе Вальтерсена. Как будто он знал это как факт, неоспоримый в его сознании.
– Я уверен, что это не...
– Нет, – Исак покачал головой. – Это правда, я просто знаю, что это так.
Дрожащие пальцы потянули за свободную полоску ткани, свисающую с футболки, дергая и скручивая. Эвен нахмурился.
– Я... я не думаю, что когда-либо действительно нравился, – начал Исак после нескольких секунд напряженного молчания. – Н-он ушел некоторое время назад, я просто однажды вернулся домой, и моя мама плакала на диване, мебель и вещи были разбросаны по всей гостиной, и мне пришлось успокаивать ее и обнимать, потому что она причиняла себе боль, и даже не осознавала, ее ногти впивались в кожу и... – он закашлялся, глаза наполнились слезами, а кожа порозовела. – Она не в порядке, понимаешь? У нее шизофрения. Дезорганизованная шизофрения.
Эвен прикусил губу, сдерживаясь, чтобы что-нибудь не ляпнуть. Он не мог, он должен был игнорировать то, как его сердце, казалось, сжалось от выражения боли, которое прозвучало в словах Исака, в его простом признании состояния его матери.
– Я ... я на самом деле был тем, кто заботился о ней и следил, чтобы она не причинила себе вреда или что-то в этом роде, – Исак на мгновение повернул голову в сторону, поднял руку и потер глаза, пытаясь остановить слезы. – Я действительно не знаю, почему он ушел, его даже не было рядом с ней все это время. Он всегда работал, поздно возвращался домой, обычно пьяный, и он никогда ничего с нами не делал, просто запирался в своей комнате в доме, пока наконец не появилась возможность свалить ... и тогда он свалил.
Исак больше не мог этого скрывать; Эвен наблюдал, как слезы, наконец, потекли по его розовым щекам, стекали по его лицу и капали на колени. Эвен с приглушенным проклятием двинулся вперед, поспешно обнимая его и молясь, чтобы это хоть как-то ему помогло.
Эвен удерживал его, не обращая внимания на то, как промокла его футболка, его разум был сосредоточен только на безобразных рыданиях, которые Исак, казалось, не мог остановить или контролировать, все это время мысли Эвена мчались, сердце колотилось в груди, когда он пытался остановить себя от мыслей о простой боли в голосе Исака, когда он говорил о болезни своей матери.
Однако, пару минут спустя, он почувствовал, как Исак отстраняется. Эвен чуть отошел, видя как мальчик вытирает щеки тыльной стороной дрожащих рук.
– Он не вернулся после этого, только посылал мне деньги на еду и учебу, но не горел желанием видеть меня или ее, – Исак шмыгнул носом, взглянув на третьекурсника на долю секунды, прежде чем снова отвернуться, как будто зрительный контакт был слишком сложным для него в эту самую секунду, чтобы суметь справиться с этим. – И я даже рад, что он этого не сделал, не думаю, что мама смогла бы выдержать, увидев его. Снова и снова наблюдать, как он уходит, стоит ему захотеть вернуться к своей идеальной новой жизни... Но, – Исак замялся, слегка сморщив нос и делая прерывистый вдох. – Ей все равно стало хуже. Я не знал, что нужно делать, по крайней мере, когда мой отец был рядом, он мог заботиться о ней хотя бы ночью, и я мог в это время спать, но когда он ушел... Я больше не мог этого выносить, а она все время цитировала Библию, и... – Исак выдохнул, опустив плечи. – Мне уже было трудно смириться с тем, что мне на самом деле не нравятся девушки, и слушать, как она снова и снова повторяет эту фразу было тяжело.
Он поднял руку, провел ею по своим спутанным волосам, вздохнул, и Эвен ничего не мог сделать, кроме как смотреть прямо перед собой. Итак, мама Исака больна. И судя по тому, как Исак говорит о ней, по страданию в его словах, он довольно долго боролся с ее душевным состоянием.
От осознания этого стало тяжелеть в груди, он даже не осознавал, как сильно хотел поделиться своим диагнозом с Исаком до этого самого момента, и внезапно понял, что не сможет этого сделать. Никогда, если хочет продолжать видеться с ним.
– Я никогда не хотел оставлять ее, не хотел быть таким, как он, но я просто ... Я просто не мог больше этого выносить, – Исак поднял на него глаза, полные слез и отчаяния. – Я так устал, и каждый раз, когда я смотрел на нее и видел, какой она становится, я не мог этого вынести, рядом не было никого, кто мог бы помочь, а я просто хотел, чтобы моя мама вернулась.
– Эй, эй, – Эвен напрягся, как только увидел, что слезы снова потекли по щекам Исака. Он поднял руки, обхватил лицо ладонями и мягко вытер остатки следов большими пальцами. – Ты не сделал ничего плохого. Тебя никогда не следовало оставлять с ней наедине, ты никогда не должен был заботиться о ней, это не твоя работа, малыш.
– Но...
– Нет, послушай меня, – Эвен двинулся вперед, пока их колени не сошлись вместе. – Она не твоя ответственность. Я знаю, ты чувствуешь, что это так, но это не так. Ты сделал то, что должен был сделать, чтобы позаботиться о себе, детка. Ты хорошо поработал, хорошо? Выбрался из плохой ситуации, и в этом нет ничего постыдного.
Зеленые глаза сфокусировались на нем, дымка, покрывавшая их, медленно исчезла, когда Исак кивнул легким и быстрым движением головы.
Исак внезапно отпрянул, как будто его ошпарило прикосновение ладоней Эвена к его щекам.
– В любом случае, я... – он кашлянул, глядя в сторону, когда румянец распространился по его щекам. – Я убежал и в конце концов съехался с Эскилем. Но с тех пор, как это случилось, отношения с отцом только ухудшились, он разговаривает со мной только для того, чтобы послать мне денег или накричать за то, что я ушел от мамы, как будто он не сделал то же самое, – Исак вздохнул и покачал головой. – На самом деле он вообще не разговаривает со мной в последнее время, но в прошлом месяце спросил, не хочу ли я провести с ним каникулы, и я обычно... Не стал бы этого делать, в глубине души я знал, что он подведет, Юнас не раз предупреждал меня об этом, – он посмотрел на Эвена глазами, полными слез. – Но я так сильно хотел доверять ему, хотел, чтобы он заботился обо мне, и ... я просто хотел, чтобы он хоть раз побыл моим отцом, – всхлипнув, он провел рукой по лицу, и пальцы Эвена дернулись в желании коснуться, утешить. – Но теперь-то стало очевидно, из этого ничего не выйдет. У него новая семья, он не думал, что они будут в квартире, когда я приеду, но они вернулись рано, дети заняли комнату, так что мне негде остановиться.
Исак пожал плечами, явно пытаясь сделать вид, что все в порядке и слезы не текут по его щекам, но Эвен кожей ощущал напряжение, которое висело в воздухе грозовой тучей.
– Да пошел он.
Исак закатил глаза, фыркнул при этих словах и покачал головой.
– Это не так просто.
– Нет, это так. Он засранец. Он не заслуживает того, чтобы ты находился в его жизни, ни ты, ни твоя мама. Так что, нахуй его. Позволь ему тратить на тебя свои деньги, позволь ему жить своей жизнью, и в итоге ты сможешь двигаться дальше, сможешь быть счастливым, и я уверен, что это разозлит его больше всего на свете – видеть, как ты преуспеваешь без него.
Впервые за, казалось, целую вечность Эвен наблюдал, как застенчивая и робкая улыбка появилась на губах Исака, на одной из его щек появилась ямочка, а глаза заблестели, но только уже не от слез.
И вдруг его глаза закрылись, лицо придвинулось ближе, пока их губы не соприкоснулись; мягкое и едва заметное касание, но все же оно заставило Эвена задрожать. Исак вздохнул в поцелуй и приобнял его за талию, уткнувшись лицом в изгиб длинной шеи.
– Спасибо.
– Д-да, – Эвен кашлянул, чтобы прочистить горло, игнорируя то, как щеки запылали от того, как дыхание Исака коснулось его шеи. – Без проблем, красавчик.
Через некоторое время, как только у Исака заурчало в животе, они оторвались друг от друга. Эвен немедленно бросился на кухню и продолжил готовить завтрак. Он хотел, чтобы Исак чувствовал себя лучше, наслаждался едой и не задумывался о всех тех вещах, которые заставляли его плакать.
И он не мог отрицать, что мягкая улыбка на губах Исака, возникшая после пробы панкейка, заставила сердце Эвена лихорадочно сжаться.
– Я... – закашлялся Исак, отодвигая тарелку. – Кажется, мне пора.
– Нет, – слова вылетели прежде, чем он успел их обдумать. – Останься со мной.
* * *
Дыхание сбилось, губы слегка приоткрылись и наткнулись на
что-то . Глаза оставались послушно закрытыми; в конце концов, не часто его будило ощущение мягких и ловких пальцев, скользящих по его рту, прикосновение нежное и успокаивающее, о котором он не мог не мечтать.
Сквозь свой затуманенный и усталый мозг он искал воспоминания о том, как он оказался в таком затруднительном положении, где, черт возьми, он вообще находился, и не успело пройти и секунды, как внезапно и быстро его тело напряглось от осознания.
Исак.
Мальчик остался. Он остался с ним, когда Эвен попросил его об этом. Он просто улыбнулся и кивнул, а потом они включили фильм, сели на диван подальше друг от друга, и сидели так какое-то время, пока Эвен не заметил, что Исак продолжает ерзать на сиденье, пытаясь устроиться поудобнее, потирая рукой обнаженные ноги, явно от холода.
Эвен давно привык к холоду в квартире, умудряясь греться собственным теплом, но было ясно, что Исаку такое было не по силам. Поэтому Эвен поменял положение, пока не оказался наполовину лежащим, раздвинув ноги и стягивая мягкое одеяло со спинки дивана.
– Иди сюда.
Удивительно, но Исак будто только ждал, когда его позовут. Его тело двинулось само по себе, голова удобно уместилась на груди Эвена, а тело уютно завернулось в предложенное одеяло, и удовлетворенный вздох покинул его приоткрытые губы.
Эвен крепче обхватил Исака, чувствуя, как у первокурсника перехватило дыхание от этого ощущения, и вот он уже собирается отодвинуться, но Эвен не позволяет, быстро возвращая в прежнее положение.
– Все в порядке, – тихо сказал он, прежде чем поцеловать костяшки пальцев Исака.
Лицо мальчика покраснело, а взгляд смягчился.
Исак прикусил губу, убрал руку и, подложив ее под подбородок, снова лег.
– Мне нужно домой.
Эвен хмыкнул, глядя в потолок и барабаня кончиками пальцев по спине Исака.
– Ты не обязан, понимаешь? Ты можешь остаться здесь.
– Прошло уже несколько часов, Эскиль забеспокоится и позвонит в полицию, ты же знаешь, какой он.
Исак вздохнул, но это был скорее смиренный, чем раздраженный вздох – любовь, которую он испытывал к человеку, с которым жил, была так очевидна каждый раз, когда он упоминал о нем.
Хочешь, я отвезу тебя?
Исак покачал головой, приподнимаясь на локтях, пока его лицо не оказалось всего в нескольких дюймах от лица Эвена.
– Нет, все в порядке.
Эвен, хотя и хотел настоять, сказать ему, что отвезет его, куда ему заблагорассудится, в глубине души знал, что все это бесполезно. Исаку нужно было побыть одному. Ему нужно вернуться домой и не быть подавленным присутствием Эвена.
Слегка кивнув, Эвен наклонился, чмокнул Исака в мягкие губы и почти ухмыльнулся, увидев румянец, покрывающий его бледные щеки. Он хотел было как-то прокомментировать это, но вовремя сдержался, позволяя мальчику подняться с дивана.
Внезапно Эвену стало холодно.
* * *
– Спасибо.
Эвен посмотрел на Исака сверху вниз, внимательно наблюдая за каждой чертой утонченного лица, пытаясь разгадать его истинные эмоции, его истинные мысли. Но не увидел ничего, кроме искренней благодарности и странной мягкости в изумрудных глазах.
– Не волнуйся об этом, красавчик, просто убедись, что доберешься домой в целости и сохранности.
Исак кивнул и повернул голову, оглядев пустой коридор квартиры.
Эвен не хотел, чтобы он уходил. Ещё нет. Не так скоро после того, как чуть не развалился на части, но он знал, что не имеет права останавливать его, просить остаться только для того, чтобы Эвен мог убедиться, что с ним все в порядке, просто чтобы почувствовать себя лучше, притворяясь, что он может помешать кому-то сломаться.
Он чувствовал, как на его лице появляется хмурое выражение, медленное смирение с тем, что он не в состоянии позаботиться об Исаке, даже когда он наконец-то более менее успокоился.
Но его беспорядочные мысли сразу же вылетели из головы, стоило паре мягких губ прижаться к его щеке, а маленьким рукам накрыть грудь. Исак встал на цыпочки, волосы упали ему на глаза и он откинул их легким движением, чтобы посмотреть на Эвена и позволить ему увидеть румянец, разливающийся по его щекам.
Такой чертовски красивый.
– Напиши мне, когда вернешься домой.
Исак закатил глаза при этих словах, жест, наконец, сигнализирующий о возвращении привычной личности Вальтерсена, и Эвен не смог удержаться от ухмылки.
– Как скажешь, – Исак фыркнул, но Эвен уже знал, что тот выполнит просьбу.
– Увидимся, – и с этими словами Исак повернулся к двери и вышел из квартиры.
* * *
Его не было. Прошло уже несколько дней с тех пор, как он видел его в последний раз, а его все еще не было.
Эвен сидел в кафетерии с Адрианом и Крисом, едва слыша болтовню студентов вокруг себя, осторожным взглядом обводя взглядом толпу в тщетной попытке найти знакомую копну блестящих кудрей, но ее нигде не было видно.
Осознание этого заставляло что-то уродливое колыхаться в нем.
Беспокоиться.
Блядь.
Он почувствовал тупую боль в ребрах, когда Крис толкнул его локтем, заставляя обратить на себя внимание.
– Что, черт возьми, с тобой происходит, чувак? – он услышал, как Адриан спросил, набив рот едой, пока жевал свой бутерброд.
Лицо Эвена скорчилось от гримасы.
Господи Иисусе, мать твою, Господи, какого хрена я здесь делаю с этим парнем?
Он покачал головой, чтобы избавиться от этой мысли.
– Я чертовски устал.
Это была не совсем ложь. Он был измотан, в конце концов, у него было несколько бессонных ночей.
После того, как Исак написал ему, сообщив, что он дома в безопасности, он больше ничего не слышал о мальчике. Тишина убивала его, заставляя слишком много думать и беспокоиться. Он ненавидел это.
Он возненавидел это еще больше, когда вспомнил, что Исак ничего ему не должен; ни внимания, ни времени, ни объяснений. Однако даже несмотря на это Эвен все еще продолжал надеяться, что тот хотя бы расскажет ему, как у него дела, все ли с ним в порядке после того, что случилось.
Но нет, Исак предпочел молчать.
– Автобусное собрание завтра? – спросил Адриан, и Крис кивнул, не отрываясь от своего телефона.
– Да, нам все еще нужно разобраться со всем этми дерьмом для новогодней вечеринки.
– С чем тут разбираться? Мы идем к Уильяму, напиваемся до чертиков, трахаемся, вот и все.
Эвен закатил глаза от слов Адриана. Конечно, тот наивно полагал, что это так просто – принять большое количество людей и удовлетворить их потребности. В конце концов, собирались не у него дома, и не ему брать на себя ответственность, не говоря уже о планировании вечеринок.
– Не все так просто, братан. Мы не можем делать все как попало, – пробормотал Крис, откидываясь на спинку сиденья и вздыхая.
– О черт, а этот распутный маленький твинк будет там?
Эвену пришлось сдержаться, чтобы не застонать – он знал, кого имел в виду Адриан, когда говорил так. Исак был единственным человеком, о котором он говорил с тех пор, как они заключили это бессмысленное пари. У третьекурсника будто развилась какая-то странная фиксация на блондине, ему будто просто нужно было трахнуть его и выбросить наконец из головы, словно Адриан хотел иметь возможность сказать, что заставил мальчика раздвинуть ноги, похвастаться, что добрался до желанного тела первым. Эвен прикусил губу, чтобы на его лице не появилась ухмылка. Если бы он только знал.
– Почему тебя это волнует? – Эвен выгнул бровь. Не похоже, что у тебя с ним был большой прогресс, оставь его уже в покое.
– Это неправда, он даже больше не говорит мне отвалить, когда я здороваюсь с ним в коридорах.
– О, вау, это действительно невероятно, поделись опытом, как ты добился этого, – произнес Крис невозмутимым голосом, и Эвен фыркнул от этих слов.
– Заткнись, не веди себя так, будто собираешься затащить его в постель.
– Я не такой, – сказал Крис, брови Эвена в неверии взлетели к волосам. – И мне вообще все равно, я отменяю пари.
– Какого хрена? –Адриан сплюнул, нахмурив брови и скрестив руки на груди. – Почему, черт возьми?
Крис просто пожал плечами, пока Эвен молча наблюдал за ними обоими. В нем поднималось какое-то небольшое чувство гордости.
– Он милый ребенок, не заслуживает того, чтобы с ним так играли, если я захочу с ним переспать, я сделаю это, потому что хочу, а не ради денег и какого-то пари.
– О, так теперь тебя волнуют его чувства? – Адриан фыркнул, покачав головой. – Не веди себя так, будто это дерьмо имеет для тебя значение. Ты перетрахал почти всех в этой школе и в количестве можешь сравняться разве что с этим ублюдком вот здесь, – он указал на Эвена большим пальцем.
И внезапно все, что захотелось сделать, это ударить его по самодовольному гребаному лицу и заставить пожалеть о словах, сказанных в адрес Шистада. Эвен видел, как тот напрягся всем телом и низко опустил голову. Как бы он ни старался, Крис не мог скрыть тот факт, что не являлся полным и абсолютным мудаком, как считало большинство людей в школе. Нет, он и близко не был таким человеком, каким все его считали, и Эвен знал, что иногда слова, которые люди говорили о нем, каким-то образом умудрялись до него добраться, убедить его в том, что он неисправим.
– Не будь придурком, Адриан, – грубо бросил Эвен, непроизвольно сжимая кулаки в карманах куртки.
Но Адриан просто отмахнулся от него, со вздохом закатив глаза.
– Как бы то ни было, это, блядь, не имеет значения, я все равно собираюсь трахнуть этого твинка.
Крис вздохнул, на мгновение взглянув на Эвена, прежде чем снова посмотреть на Адриана.
– В чем смысл? Просто уже двигайся дальше.
– Никогда.
И Эвен знал, что он говорит правду. Он не отпустит, пока не получит то, что хочет, и все, что Эвену оставалось – это наблюдать.
* * *
Он едва успел.
Трамвай остановился перед ним, и длинные ноги понесли его к открытым дверям.
Пенетраторы пытались задержать его после окончания уроков, Уильям настаивал на обсуждении дерьма, которое в тот момент не нужно было обсуждать, и с каждым произнесенным им словом настроение Эвена становилось все хуже и хуже.
Он ненавидел опаздывать на сеансы терапии, и если бы Уильям отпустил их хотя бы на минуту позже, Эвен послал бы его далеко и надолго, и эти слова наверняка стоили бы ему очень хрупких дружеских отношений, которые он с усердием строил с тех пор, как перевелся в школу.
Покачав головой, он поднял взгляд на пустые места, и вот тогда его глаза остановились на нем.
Исак свернулся на заднем сиденье. Бледно-голубая толстовка с капюшоном, практически полностью поглощала его, капюшон был свободно натянут на его кудри, только кончики волос выглядывают наружу, а щеки порозовели так же, как в тот день на улице, когда шел снег, в день, когда Исак практически вибрировал от волнения, рассказывая Эвену, с кем он проведет Рождество.
Блядь.
Эвен даже издалека мог сказать, что мысли Вальтерсена были далеко за пределами грязного вагона трамваля, взгляд был расфокусирован, глаза остекленели, а зубы впились в нижнюю губу.
Сердце Эвена сжалось.
Не успел он опомниться, как уже двигался, направляясь к сиденью и практически впиваясь взглядом в лицо Исака, умоляя его поднять глаза.
Просто, блядь, посмотри на меня, пожалуйста.
Когда он практически упал рядом с Исаком, мальчик едва обратил на него внимание, просто повернул голову и посмотрел на него долю секунды, прежде чем его взгляд вернулся к окну. Абсолютно незаинтересованный.
Хоть Эвен и надеялся увидеть его, поговорить с ним и спросить, все ли в порядке, в этот самый момент он не смог сделать ничего, кроме как вздохнуть.
Он знал, как чувствовал себя мальчик – одинокий, брошенный, преданный, – и не понимал, что сказать, как поступить и как все исправить, чтобы помочь. Все, что он мог сделать, это сидеть рядом и просто дышать.
Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
Исак не принял бы никаких добрых слов, он не хотел, чтобы его жалел тот, кто должен оставаться безразличным.
Эвен сунул руку в карман куртки, быстро вытащил телефон и наушники, подключил их и попытался найти музыку, которая не казалась бы слишком неподходящей для мрачного настроения, окружавшего их.
Исак все еще не смотрел на него.
Наконец, Эвен вставил один из наушников, сжимая другой, и на удивление твердой рукой наклонился ближе, подталкивая Исака в плечо, пока блондин не повернул к нему голову. Эвен не обратил внимания на то, как сжалось его сердце при виде таких безжизненных, таких тусклых глаз первокурсника.
Он просто протянул ему другой наушник, отвлекаясь на свой телефон и решив больше не смотреть в поблекшие изумруды. Исак несколько секунд гипнотизировал наушник, но потом, наконец, взял его и вставил в ухо.
Нажимая на кнопку воспроизведения, Эвен откинулся на спинку сиденья, пытаясь расслабиться. Меньше всего он хотел, чтобы Исак чувствовал себя рядом с ним нервным, испуганным или пристыженным.
Поэтому он сделал единственное, о чем мог думать, единственное, что хотел сделать с тех пор, как увидел, как Исак теребит свою толстовку. Медленным движением он протянул руку и осторожно сжал его ладонь. Исак старательно продолжал смотреть в окно, сквозь размытые очертания зданий и деревьев, но внезапно перевел взгляд на него, когда Эвен переплел их пальцы.
Он не возмутился, не оттолкнул и ничего не сказал. Лишь тихо вздохнул. Уставший, грустный. И вдруг двинулся к нему, прислонив голову к плечу Эвена, уткнувшись щекой в ткань его куртки.
Эвен крепче сжал холодные пальцы.
