***
В вагон, где уже сидели мальчик с платиново-белыми волосами и тёмноволосая кудрявая девочка, вошёл ещё один новичок. Эйлин моментально узнала среднего из детей дяди Гарри и тёти Джинни. — Привет, Альбус Северус. Ты уже читал наши новые учебники? Мы с мамой неделю пересматривали их, ты знаешь, это так интересно! В отличие от подруги детства, Альбус Северус не проявлял такой степени восторга предстоящей учёбе. И тому были как минимум две причины: его старший брат, периодически подтрунивавший над ним, и тревожность, которая была характерна для него всегда. В чём-то он даже завидовал Эйлин: у неё не было старших братьев или сестёр, и её не одолевали вечные сомнения, сможет ли она быть столь же успешной, как и они. — Давайте, я вас познакомлю. Это Скорпиус Малфой, а это Альбус Северус Поттер, — девочка представила мальчиков друг другу, видя их затруднения. Жизнь Эйлин была довольно странной. У неё была мама, учившаяся на факультете Гриффиндор. С мамой девочка уже к школе успела освоить самые элементарные заклинания. С мамой же она ездила в гости к дяде Гарри и тёте Джинни. У них было весело: трое детей Поттеров всегда находили десятки интересных дел, начиная от изучения старинного дома, доставшегося дяде Гарри от крёстного, и заканчивая попытками поймать боггарта, поселившегося в шкафу на втором этаже. С мамой же они сходили в магазин и купили для Эйлин огромного пепельно-серого кота, в чьих венах текла не только кровь обычных кошек, но и низзлов. Мама потратила неделю, чтобы найти именно такого, уверяя, что животных умнее, чем эти, не найти. Но у неё был и папа, окончивший Слизерин и много лет бывший деканом этого факультета. Папа, глядя на её кота, тихо ругался себе под нос, сметая кошачью шерсть со стола в своей лаборатории. Но зато с папой можно было часами сидеть в той самой лаборатории, глядя, как он варит зелья. Ничего более завораживающего она и представить себе не могла. А ещё с папой Эйлин ходила к Малфоям, у которых был самый замечательный сад, который она только видела. Мальчики посмотрели друг на друга, сдержанно кивнули и оба разом повернулись в сторону окна, ища взглядом своих родных. Раздался гудок, и поезд тронулся с места.***
Наверное, следовало бы признать, что вся его жизнь — это череда потрясений, и вопрос только в том, какие из них перевешивали: радостные или не очень. Северусу всегда казалось, что он не особенно любил детей: они раздражали своим шумом, они лезли туда, куда не следовало бы, и с ними нельзя было обсудить то, что в данный момент его интересовало. Был ли он рад, когда Гермиона сообщила о своей беременности? Скорее это его насторожило; было совершенно непонятно, как это может отразиться на её здоровье, на их только-только наладившихся на тот момент отношениях и на его образе жизни. Маленький свёрток, который вручили ему в родовом отделении больницы Святого Мунго, заставил его если не пересмотреть свои взгляды на детей, то, по крайней мере, подкорректировать их. Его дочь спала у него на руках, а когда открыла ещё пока светлые, как у всех детей глаза с младенческой поволокой, на мгновение посмотрела на него и сосредоточенно нахмурилась. Окончательно ситуация изменилась, когда малышка, к тому времени всё больше и больше походившая на мать, впервые назвала его «папой». Любить детей больше, чем раньше, Северус не начал, зато одна конкретная девочка получила эксклюзивное право входить в отцовскую лабораторию в любое время дня. И, надо сказать, он не прогадал: унаследовав внешность от матери, таланты в области зельеварения ей явно достались от папы. — Как? Объясните и мне: как её могли зачислить на Гриффиндор? — ворчал Снейп, читая её письмо. В этом был весь Северус, он сам ставил цели для других людей и почему-то очень удивлялся, когда они этих целей не достигали. — Чем плох Гриффиндор? — чуть улыбаясь, спрашивала Гермиона, прекрасно зная ответ. — Всем хорош, вот только выходят оттуда слишком восторженные идеалисты, неприспособленные к жизни. Молодая женщина подошла к нему, заметно прихрамывая, и обняла его за плечи. Она прекрасно знала, как тяжело ему давалась привязанность к другим людям, но какой крепкой в итоге она всегда оказывалась. — И я? — Гермиона положила голову ему на плечо. — Ты в особенности, — вздохнул Снейп. Подсознательно он этого ждал. Его дочь куда больше походила на мать, чем на него. Она так же обожала криволапого уродца, условно именуемого котом, который терпеть не мог Северуса и норовил лечь поспать прямо на столе в его лаборатории. Она точно так же, как мать, имела привычку совать нос туда, куда вовсе не нужно. И точно так же, как мать, считала, что без её участия остальные точно не справятся. Иногда он смотрел на Гермиону и удивлялся. Казалось, словно в этой женщине сочеталось всё самое важное, что ещё осталось в его жизни. Это даже практически примиряло его с Рональдом Уизли, ведь решись он тогда помочь подруге, и всё сложилось бы совсем иначе. А в его жизни не появилось бы любопытного вездесущего чуда, вопрошавшего «папа, а что будет, если мы добавим сюда наперстянку? Ну совсем чуть-чуть» или «папа, мне скучно, пойдём погуляем?» Нет, Уизли абсолютно точно не был достоин этой женщины. — Знаешь, я даже рада, что всё так получилось. Без тебя моя жизнь не была бы такой… — Такой скучной? — уточнил Северус. — Такой полной и счастливой, даже если мы иногда и ругаемся, — поправила его Гермиона и поцеловала в висок. Все они стали взрослее и мудрее, хотя для многих та война не прошла бесследно, оставив шрамы как на теле, так и в душе. Но она их многому научила, они узнали друг друга с новой и подчас совершенно неожиданной стороны. Гермиона задумчиво провела рукой по тем самым волосам профессора Снейпа, о которых ещё в школе разве что легенды не ходили. Тёмные пряди давно подёрнула ранняя седина. Лишний раз показывая, как скоротечно и неудержимо время. Но что такое время, когда они есть друг у друга?